(Октябрь 1914 г — Январь 1915 г.)
Июль 1914 года, когда началась 1-я Мировая война, застал меня юнкером младшего класса Чугуевского военного училища. Юнкера старшего курса, произведенные в подпоручики 12 июля, только что покинули училище, отбыв в свои части. Кто из нас, современников, не помнит патриотического подъема, охватившего в те дни всю Россию? Этот подъем живо ощущался и юнкерами: ведь нам предстояло в скором времени самим отправиться на фронт для исполнения своего долга перед Родиной. Сразу же было приступлено к усиленным занятиям, и мы с нетерпением ждали дня нашего производства в офицеры. Вскоре стало известно, что этим днем будет 1-ое октября.
Время за усиленными занятиями проходило быстро. В половине сентября была произведена разборка вакансий. Нужно заметить, что для нас был установлен иной порядок разборки вакансий, чем он был нормально в мирное время: вакансии разбирались не по полкам и с зачислением в списки выбранного полка (части), а по военным округам и с производством в подпоручики «по армейской пехоте». Затем в штабе округа каждый получал назначение в один из запасных батальонов. Вакансии были в Омский, Киевский, Московский и Казанский военные округа. Первыми шли, как ни странно, вакансии в Омский военный округ (их было 5), затем в Киевский (их было 15). Я взял вакансию в Киевский военный округ, предполагая, что оттуда смогу легче попасть в запасный батальон, пополняющий 9-ю пехотную дивизию, где в 35 пехотном Брянском полку служил мой брат. Предположения мои оказались, однако, совершенно неправильными, так как запасные батальоны обыкновенно не посылали пополнения в свои коренные части, из которых при мобилизации были выделены для них кадры, а маршевые роты и офицеры отправлялись туда, где в них ощущалась необходимость.
Наконец наступил день производства — 1 октября. Длинный был этот день, — телеграмма о производстве пришла в Чугуев только к вечеру, после вечерней поверки и молитвы.
Высочайшим приказом от 1 октября 1914 г. 111 юнкеров нашего училища были произведены в подпоручики армейской пехоты со старшинством с 12 июля 1914 г. Так окончилось мое 13-месячное пребывание (учебный 1913-14 год в 1-м специальном классе и остальные месяцы — в ускоренном курсе 2-го специального класса) в Чугуевском военном училище. Окончились месяцы интенсивной подготовки к офицерскому званию. Из юнкеров, до известной степени безответственных, мы стали офицерами, которых на первых же шагах ожидала огромная ответственность — быть не только руководителями и учителями, но и достойным примером для солдат. И вот теперь, спустя послстолетия после незабываемого для каждого офицера момента производства, вспоминая это событие, я задаю себе вопрос, насколько каждый из нас, надевая погоны подпоручика, серьезно подумал о том, что ему предстоит, может быть, через несколько дней, при первом столкновении с жизнью? Трудно ответить на этот вопрос ясно и отчетливо. Сейчас мне кажется, что тогда самый факт производства, переход из одного состояния в другое, ощущение радости достигнутой цели затмили мысли о предстоящей жизни, тем более, что для всех нас она, наша будущая жизнь, была как бы в тумане, трудно нам было ее себе представить. Одно было для нас и тогда ясно: мы вступаем в новый период жизни самостоятельной, со всеми ее буднями и праздниками, со днями радостными и печальными. И все это случилось с нами не в мирное время, когда молодой офицер входил в исполнение своей новой роли постепенно, а во время военное, когда многое было совершенно иным.
Итак, 1 октября 1914 года было поворотным и незабываемым пунктом в моей жизни, когда каждый должен был при исполнении своих новых обязанностей полагаться прежде всего на самого себя. И эта новая жизнь, особенно ее первые шаги, жизнь молодого подпоручика, ставшего офицером в военное время, сильно отличалась от первых шагов подпоручика мирного времени, как я их себе представляю. Эти первые дни после производства, дни пребывания в запасном батальоне, где я впервые должен был выступить в роли учителя и руководителя солдат и впервые столкнуться со сложностями службы, оставили большое впечатление и твердо остались в моей памяти. Вот об этих первых шагах в роли офицера или, точнее, о первых моих 110 днях, то есть от производства до первого боевого крещения, 18 января 1915 года, в Карпатах, я и хочу рассказать в дальнейшем.
2 и 3 октября проводились необходимые перед отъездом из училища к месту назначения формальности: выдавались документы, прогонные деньги и проч. (походное обмундирование, шашки, револьверы и бинокли были выданы перед производством). Прощание с офицерами и преподавателями было простым. Более трогательным было прощание с молодыми юнкерами. После производства нам не полагалось отпуска, как это бывало в мирное время, и мы были обязаны в поверстный срок явиться в штаб выбранного военного округа. Как взявший вакансию в Киевский военный округ, я должен был ехать в Киев. Поверстный срок из Чугуева в Киев был сравнительно короткий (смотря, конечно, как это считать) — всего 4 дня, а хотелось все же повидаться с родными, жившими в Симферополе, так как не было уверенности, что перед отъездом на фронт удастся с ними увидеться. Я решил рискнуть и проехать домой хотя бы на 24 часа и двое суток езды из Симферополя в Киев. Вечером 3 октября, вместе с другими офицерами, я выехал из Чугуева в Харьков, а оттуда скорым поездом в Симферополь.
Таким образом, 3-е октября было моим последним днем в здании училища и никогда больше мне не пришлось побывать в Чугуеве, этом хотя и захолустном, но прекрасном городке.
Пробыв дома, как я и предполагал, только 24 часа и попрощавшись с родными, вечером 5 октября я скорым поездом отправился в Киев, куда и прибыл вечером 7 октября. Утром 8-го я явился в штаб округа, где мне, конечно, пришлось выслушать замечание, что прибыл я на один день позже положенного поверстного срока. Выбирать себе запасный батальон не пришлось. Пробовал было я получить назначение в запасный батальон, выделенный 9-ой пехотной дивизией, нам мне хотелось, но это не удалось, и я был назначен в 9-й пехотный запасный батальон, расквартированный в г. Ровно. Возражать я не мог и, как впоследствии оказалось, ни неисполнение моего желания, ни назначение в другой батальон не имели никакого значения, так как назначение в запасный батальон, выделенный определенной дивизией, еще не значило, что впоследствии попадешь на фронт в эту именно дивизию: пополнения посылались в расположение штаба фронта, а оттуда по частям, где в них была необходимость.
Уже не задерживаясь в Киеве и тотчас же по прибытии в Ровно, утром 10 октября я явился командиру запасного батальона, полковнику Попову, и был назначен младшим офицером в 5-ю роту, командиром которой был подпоручик Александрович, кадровый офицер 18-го пехотного Вологодского полка. Батальон был расквартирован в казармах за городом; там же поселился и я, в одной комнате с командиром роты.
9-й пехотный запасный батальон был сформирован при мобилизации из кадров 5-ой пехотной дивизии и состоял, в большинстве, из переходящего солдатского элемента, — из солдат всевозможных полков, уже побывавших на фронте, бывших раненых и больных. По окончательном выздоровлении из них составляли небольшие команды, которые отправлялись в распоряжение высших штабов, а оттуда на фронт, в части. Маршевых рот батальон не подготавливал и не формировал. Работы для меня было очень мало: выходили мы на занятия, строевые и тактические, за казармами, в поле, но проходило все это вяло, и затем возвращались в казармы. Впечатление было, что каждый отбывает какой-то номер и, по-видимому, без особого интереса; казалось, что все это делалось только для того, чтобы как-то занять людей.
Мой командир роты был молодой, симпатичный офицер выпуска 1912 года, и он мог бы при благоприятной обстановке внести больше жизни в повседневную работу, но трудно было проявить много собственной инициативы.
Ровно было в то время маленьким захолустным городком, казармы находились сравнительно далеко от центра города, так что жизнь как в казарме, так и вне ее, протекала однообразно и скучно. День проходил за днем по одной и той же программе: утром — выход в поле на занятия, обед — в нашей комнате, почти по-походному, приносился денщиком командира роты, немного отдыха и опять в ротное помещение, на занятия; после занятий и пробы пиши в ротной кухне (очень часто варили замечательную пшенную кашу), — ужин опять там же, в нашей комнате, и тем день кончался. Очень редко ходили мы в кинематограф (единственное развлечение); ни я, ни мой командир роты не имели знакомых в городе. Офицерское собрание в батальоне в это время, по-видимому, еще не было организовано; не помню, чтобы я когда-либо там был. С другими офицерами батальона вообще как-то не пришлось много соприкасаться.
Совершенно неожиданно и очень скоро, однако, однообразие этой жизни, к моему счастью и удовольствию, окончилось: состоялся мой перевод в другой запасный батальон. Как известно, в октябре 1914 года был произведен досрочный призыв новобранцев, — были призваны молодые люди призыва 1915 года. Все эти новобранцы были сосредоточены для обучения в запасных батальонах внутренних округов, откуда поле 6-недельного обучения должны были быть отправлены в составе маршевых рот на фронт. Во внутренних округах, однако, оказался недостаток офицеров для обучения такой большой массы молодых солдат, тогда как в прифронтовых запасных батальонах, как, например, у нас, в Ровно, мы молодые, были, собственно говоря, лишними и нам нечего было делать. В конце октября было получено распоряжение: вновь произведенных подпоручиков направить из прифронтовых округов в округа внутренние. Киевский военный округ считался прифронтовым. Нас, молодых, в 9-ом пехотном запасном батальоне было только два: я и еще один подпоручик, окончивший Киевское военное училище. 29 октября мы оба получили предписания отправиться в распоряжение командира 4-ой пехотной запасной бригады, расквартированной в Харькове (к этому времени Харьков был уже причислен к Московскому военному округу). Так окончился мой однообразный и скучный 18-дневный «дебют» в Ровно, не принесший никому особенной пользы. Без сожаления покидали мы 9-й пехотный запасный батальон, в надежде, что на новом месте будет и больше работы и, конечно, интереснее.
Получив документы и рассчитавшись в батальоне, мы немедленно выехали в Харьков. Прибыли мы туда утром 1 ноября, но представление в штаб бригады мне пришлось отложить на один день, так как в дороге со мной случилось недоразумение, о котором следует упомянуть, потому, что оно показывает, насколько на наших железных дорогах, несмотря на войну, поддерживался порядок: в Киеве у нас была пересадка, поезд на Харьков отходил вечером, и я отправился в город навестить брата, а носильщик, тем временем, отдал все мои вещи на хранение. Вечером, прийдя на вокзал, я поручил носильщику взять мои вещи, найти мне место в вагоне и перенести туда мой багаж. Было его у меня не много: походный чемодан и небольшой саквояж, в котором, кроме прочего, находился мой послужной список. Все остальные документы были при мне. Поезд тронулся, я не обратил внимания на свои вещи и лишь в пути, желая что-то взять из саквояжа, к своему ужасу не обнаружил его на месте. Лежал там какой-то другой, как оказалось, никому из пассажиров не принадлежавший. На первой же большой станции, кажется — Ромодан, я заявил станционному жандарму о моем саквояже, отдав ему найденный в вагоне. На день позже моего приезда в Харьков мой саквояж благополучно прибыл туда же, и я нашел мой послужной список и все остальное в полной сохранности. Теперь я мог явиться в штаб бригады. Оказывается, носильщик в Киеве перепутал мой саквояж с чьим-то чужим.
Явившись в штаб бригады, мы были направлены в 29-й пехотный запасный батальон, где я был назначен младшим офицером опять таки в 5-ю роту.
29-й пехотный запасный батальон был сформирован при мобилизации из кадров 31-й пехотной дивизии, квартировавшей в мирное время в Харькове. Батальон, который по штату должен был иметь 8 рот, имел в действительности 16 рот, и в каждой роте, с вновь прибывшими новобранцами, было по 350-400 человек. из-за недостатка кадровых офицеров каждыми двумя ротами командовал один старый кадровый офицер, и моим командиром стал капитан Молукалов, кадровый офицер 122-го пехотного Тамбовского полка, командовавший одновременно пятой и шестой ротами. В 6-й роте уже был младший офицер, подпоручик Тустановский, Павел, моего же выпуска, но Павловского военного училища, прибывший в батальон сразу же после производства. В 5-ой роте никого не было, поэтому я и был назначен туда. Служба моя в этом запасном батальоне была сравнительно коротка (всего 48 дней), но была интересной и полной во многих отношениях и оказалось, конечно, намного полезней, чем в Ровно, а потому я остановлюсь на ней несколько подробнее.
Явившись командиру роты, старому капитану (в возрасте, думаю, около 55 лет), я получил от него короткие указания о моей будущей деятельности в роте: в мое распоряжение поступает около 300 человек новобранцев, срок подготовки которых для отправки на фронт — 6 недель. Коротко и ясно! Задача предстояла мне нелегкая и нельзя было терять времени.
Первое, что нужно было сделать, это найти себе комнату поближе к казармам (они были на Змиевской улице). Вопрос этот был, однако, не так прост: хозяйки с большой неохотой решались брать на квартиру офицеров, так как не было уверенности, что они проживут на квартире долгое время. После долгих поисков мне все же удалось найти (Цетинская ул. № 25) комнату без мебели за 25 рублей в месяц. Хотя это и было накладно, пришлось согласиться (жалованье было — 95 рублей, из них — 25 рублей квартирных).
Найдя комнату, я начал знакомиться с обстановкой в роте, ведь попал я в совершенно новые условия. В течение первых дней, ознакомливаясь с программой шестинедельного обучения, я познакомился и с людьми, с которыми мне придется работать, — с начальством и подчиненными. Первое впечатление не было успокаивающим.
Командир роты, старый кадровый офицер, приходивший в роту точно и аккуратно, занимался, главным образом, административными и хозяйственными делами обеих рот, — на его руках было ведь около 800 человек; подготовка же новобранцев была им возложена исключительно на нас, молодых подпоручиков, вместе с кадром учителей молодых солдат.
Что же представлял из себя этот кадр, унтер-офицеры и ефрейтора (взводные и отделенные), которые должны были быть моими ближайшими помощниками? Или моей роте не повезло или же так было во всех других ротах, но мой кадр был подготовлен к своей роли очень слабо, хотя с начала войны прошло уже довольно много времени. Не было ни одного унтер-офицера действительной службы, все, от фельдфебеля до последнего ефрейтора, были из запаса и большей частью срока службы 1900-1904 годов, то есть служившие еще перед японской войной. Возможно, что в мирное время они и призывались на поверочные сборы, но с новыми уставами, вышедшими незадолго перед войной, они знакомы не были. С таким основным кадром мне нужно было немедленно приступить к обучению 300 новобранцев и в течение 6 недель подготовить их для отправки на фронт. И прежде чем приступить серьезно к обучению молодых, мне пришлось одновременно заняться с учителями, которые, к слову сказать, были почти все вдвое старше меня возрастом. Должен сказать, что все они быстро подтянулись, работали дружно, всегда шли мне навстречу и вскоре оказались хорошими помощниками. В 6-ой роте положение с кадрами было несколько лучше, — фельдфебелем в ней был молодой подпрапорщик сверхсрочной службы и было несколько унтер-офицеров и ефрейторов действительной службы.
В 5-ой роте, кроме указанного кадра учителей из запасных, была еще группа вольноопределяющихся, часть из них — действительной службы, часть — из запаса. Группа эта состояла из 12 унтер-офицеров, прошедших курс учебной команды и готовившихся к сдаче офицерского экзамена для производства в прапорщики. Эти вольноопределяющиеся, в возрасте от 22 до 28 лет, были, как мне кажется, благодаря добродушию и, до известной степени, близорукости командира роты, страшно распущены: ночевали они дома, а не в казарме, службу в роте не несли, на занятия не выходили, словом — только числились в роте. Все это было с разрешения командира роты и под предлогом подготовки к офицерскому экзамену. Но в них я видел хороших помощников для себя и считал, что их нужно привлечь к работе. Много усилий пришлось мне, молодому, потратить на то, чтобы убедить ротного командира и самих вольноопределяющихся в необходимости и их участия в строевых занятиях, в привлечении их к несению службы в роте и, вообще, к поднятию среди них дисциплины. К одному вольноопределяющемуся, самому строптивому и, между прочим, самому старшему, пришлось применить не только убеждение, но и дисциплинарное наказание, — несколько нарядов не в очередь. Это для вольноопределяющихся было совершенно ново. Ротному командиру наложенное мною взыскание тоже не понравились и мне пришлось иметь с ним «разговор». Постепенно все уладилось, и они стали действительно незаменимыми моими помощниками.
Была в роте еще одна группа, с которой тоже пришлось бороться, а именно — запасные солдаты 4-й категории (унтер-офицеры — бывшие писаря и нестроевые мирного времени). Все они считали себя привилегированным сословием и на строевые занятия просто не выходили. Командир роты не настаивал и, очевидно, признавал их «права». И они были привлечены мною к общей работе.
Числился в роте как прикомандированный еще один кадровый поручик, прибывший с фронта как больной, но он был лишь много-разговаривающей фигурой и помощи от него не было никакой. Выходил он иногда и на строевые занятия, но больше — для вида.
Вот с такой обстановкой пришлось мне столкнуться на первых шагах моей службы и потребовалось много усилий и терпения, чтобы преодолеть все препятствия и исполнить возложенную на меня задачу. Необходимо принять во внимание при этом, что я был соответственно, самым младшим по возрасту (мне было 19 лет) и не имел никакого предварительного опыта. В этой обстановке меня очень подкрепляли и помогали мне сами молодые новобранцы. Все они были из городов и деревень Черниговской губернии, все молодые, — почти моего возраста. Были они, за малыми исключениями, хорошими молодыми людьми и работать с ними было легко и приятно.
К половине ноября, несмотря на все препятствия, мне удалось все наладить, и командир роты, видя известный успех и мою настойчивость, отступил и с некоторым неудовольствием предоставил мне свободу действий в деле подготовки молодых. Встречался я с командиром роты лишь в ротной канцелярии, и в мою работу он больше не вмешивался. Вольноопределяющиеся, 4-ая категория и все остальные, кто был в моем распоряжении, были мною привлечены к обучению молодых и, дружно работая, к половине декабря, то есть в установленный срок, мои молодые люди были уже солдатами, с успехом прошли проверку, сделанную командиром батальона, и приняли присягу. За это короткое время, кроме строевых занятий на плацу около казармы и занятий словесностью (уставы и пр.) в казарме, мы выходили несколько раз в поле для тактических занятий и на стрельбище для боевой стрельбы.
В. В. Альмендингер
(Окончание следует)
(2 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading ...Похожие статьи:
- Бунт роты 5-го саперного батальона в Киеве в ноябре 1906 года. – К. Сазонов
- 13-й пехотный Белозерский Генерал-фельдмаршала кн. Волконского полк в гражданскую войну. – И. Горяйнов
- ИСТОРИЧЕСКИЙ АРХИВ ВЫСОЧАЙШАЯ ГРАМОТА
- ПИСЬМА В РЕДАКЦИЮ (№109)
- 24-й пехотный Симбирский генерала Неверовского полк. – В. Е. Павлов
- Чугуевское Военное Училище (Окончание). – В. Альмендингер
- Лейб-гвардии Гренадерский полк в войну 1914-1917 гг. Бой у деревни Крупе. – С. П. Андоленко.
- Письма в Редакцию (№114)
- «Гебен» был на русских минах 16 октября 1914 года. – А. Н. Пестов
Loading ...