ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Стоянка 4-го драгунского Новотроицко-Екатеринославского полка — Траево, ославленная в «Журавле» несколько нецензурно:

Где стоянка как ….

у Екатеринославских кирасир, действительно была мрачная:

Среди полей необозримых,

Среди болот непроходимых…

Вот в этому полку служил известный всей дивизии ротмистр Т-ко. Полный, громоздкий, лет уже много за 40, он долго командовал эска­дроном, надеясь, по его словам, что за ослиное терпение его, быть может, произведут в штаб- офицеры.

«Пойми», говорил он, «мой брат инженер жи­вет в большом городе, женат на интересной женщине, а я прозябаю в захолустье, сожитель­ствую с собственной кухаркой. И вот, когда я приезжаю к нему, побываем, конечно, мы вме­сте в театрах, прекрасных ресторанах, а через неделю-две меня тянет обратно в полк».

Как-то в этот полк прибыл вновь назначен­ный командир корпуса генерал А. Отчисленный во время русско-японской войны по неспособ­ности от командования корпусом, он, благодаря связям с политическими кругами, вновь был назначен командиром корпуса.

Командующий войсками генерал Скалон не­долго терпел его у себя в округе, так как, поми­мо неспособности, он проявлял признаки не­нормальности.

Вот картина представления ему г. г. офицеров Екатеринославского полка: «Надеюсь, что вы все здесь верноподданные и православ­ные (!)… начал он вступительное слово. Рот­мистр Т-ко выступил вперед и доложил:

— Я принадлежу к презренной Вами рим­ско-католической религии.

Генерал несколько смутился и произошел следующий диалог:

— Вы командуете эскадроном?

— Так точно.

— И долго командуете?

— 10 лет, — отвечал Т-ко.

Тут генерал задал совсем уже глупый во­прос:

— А Вам не надоело?

— Только во вкус вхожу, — не потерялся Т-ко.

Генерал оставил в покое Т-ко, но, приехав в Белосток, где находились и штаб корпуса и штаб 4-ой кавалерийской дивизии, очевидно поговорил с начальником дивизии.

В это время командовал дивизией Борис Пе­трович Ванновский, женатый на Морозовой, — из богатой купеческой семьи. Ниже будет вид­но, почему об этом, о его богатой жене, я упо­мянул.

Вскоре после отъезда из Граева командира корпуса прибыл туда начальник штаба 4-ой кавалерийской дивизии для проверки мобили­зационного плана.

Увидя ротмистра Т-ко, он передал ему пред­ложение начальника дивизии: если ротмистру трудно уже (подразумевается: из за его ком­плекции) командовать эскадроном, устроить его куда-нибудь. Т-ко просил передать началь­нику дивизии чувства его живейшей благодар­ности за внимание и, если начальник дивизии так заботится о нем, то он высказывает одно пожелание: пусть генерал Ванновский усыно­вит его. Репутация Т-ко была такова, что гене­рал  Ванновский, узнавши его ответ, расхохо­тался и произнес: «Что другое я мог ожидать от Т-ко».

В частной жизни Т-ко был самым скупым партнером в преферанс и на редкость радуш­ным хозяином. Именно для гостей, не так для себя, Т-ко приготовлял самые разнообразные настойки, одна, несложная, называлась «перла­мутровка», в бутыль с водкой опускалась пер­ламутровая пуговица.

Наконец, привязанность Т-ко к полку была вознаграждена, он произведен был в подпол­ковники с оставлением в полку.

Во время маневров в 1913 году он командо­вал дивизионным транспортом, составленным из обывательских подвод.

Однажды, по заданию маневра, дивизия должна была при движении пересечь шоссе, по которому растянулись длинной вереницей повозки транспорта, сдавшего груз. Впереди на крупном коне, в надвинутой на левый бок кира­сирской фуражке ехал Т-ко, и по бокам телег кое-где его помощники унтер-офицеры. Видя, что его транспорт загородил дорогу дивизии, Т-ко приложил свисток к губам и раздался ви­димо условный свист, его повторили унтер- офицеры, и «дядьки» (так называли белорус­ских крестьян) как один стали нахлестывать лошадей и транспорт галопом пронесся мимо нас и, съехав с шоссе, на широких аллюрах вы­строился в вагенбург.

— Подходи! — раздалась команда и «дядь­ки» стали подходить выпить чарку водки.

Т-ко был очень популярен среди них за свою барскую щедрость.

Другой «чудак» служил в Конной Артилле­рии. Он кончил курс Михайловского артилле­рийского училища одновременно с Великим Князем Сергеем Михайловичем.

Великий Князь и в Конной Артиллерии его ласково именовал «Карлуша». Было время — до русско-японской войны, когда младших офицеров службой не очень обременяли, но Карлуша, азартный игрок, относился к ней со­всем спустя рукава. Как-то Великий Князь спросил: «Что, Карлуша, начинаешь служить?» «Пытаюсь, Ваше Императорское Высочество», заикаясь, ответил он. Карлуша был заикой. Ве­ликий Князь улыбнулся. Репутация «чудака» спасала его от применения к нему карательных мер.

Пропадая всегда по игорным клубам, он, на­конец, добрался до Монте-Карло. «Когда я вы­игрывал, я ужинал в курзале в обществе ши­карных женщин, пил только шампанское, — было очень хорошо», повествовал Карлуша; «Когда же я проигрывал, то питался с итальян­скими рабочими, ел луковый суп — это тоже очень хорошо». Оптимизм его не довел до до­бра. Карлуша получил деньги от администра­ции рулетки на проезд до границы, таким об­разом попал на «черную доску» в Монте-Кар­ло. Путешествие он кончил с облегченным багажем, если не совсем без багажа. Переехав границу, он уже чувствовал полную пустоту в кармане, но вспомнил, что выход из тяжелого положения есть: вблизи границы, по деревням, разбросаны были тогда эскадроны 47-го дра­гунского Татарского полка, туда и двинулся Карлуша пешком. Штаб ротмистр Д. этого пол­ка, уже в бытность его и меня в кавалерийской школе, мне рассказывал: «Было 6-7 час. утра. Стук в дверь, и вошел какой-то господин в охот­ничьей куртке, кепке и с суковатой палкой в руках. «Есть ли у тебя пиво?» — не поздоро­вавшись, задал он вопрос.

Тут я узнал Карлушу, офицера конной ба­тареи, состоящей при нашей дивизии. — Откуда? — спросил я. — Из Монте-Карло. — Тогда я понял, в чем дело и его странный наряд».

В лагерном сборе артиллерии под Варшавой (Рембертово) организовано было Скаковое Об­щество Конной Артиллерии Варшавского воен­ного округа. Характер состязаний был подобен таковым же в скаковых обществах кавалерий­ских дивизий. Приглашались г. г. офицеры ар­тиллерии сбора с семьями. Гремели трубачи 13-го уланского Владимирского полка. Бойко торговал буфет.

Начались скачки, а Карлуши нет, третий день играет в макао в Варшавском клубе. Карлуша уже командовал конной батареей, но от его отсутствия служба большого урона не по­несла, его старший офицер капитан Неелов с честью замещал его. Но вот все обратили вни­мание, что из просеки, ведущей к ст. Милосно, показывается свадебная карета, упряжка бе­лая, внутренность кареты белая, кучер и лакей в белом, вместо фонарей букеты цветов.

Карета останавливается около ипподрома, лакей почтительно открывает дверцы кареты и из нее торжественно выходит Карлуша, за ним лакей несет увесистую коробку конфет. «Вы­играл», мелькнуло у всех. Лакей поставил ко­робку. «Уважение дамам» — произнес Карлу­ша.

То, каким образом Карлуша все же дослу­жился до командования конной батареей, не­повторимо.

Капитаном его командировали в Артилле­рийскую Школу, но близость Петербурга от­влекала его от занятий в школе. С выходом школы на полигон Карлуша никак не попадал на учебные стрельбы.

Командир конной батареи школы, он же ру­ководитель партии конно-артиллеристов, H. Н. Жданко, обладал покладистым и доброжела­тельным характером.

— Карлуша, — сказал как-то он, — ты не бываешь на стрельбищах, я не могу дать тебе аттестацию.

— Я болен, не могу ездить верхом, — за­щищался он.

— Хорошо, я пришлю за тобой экипаж.

Выходит Карлуша в полной боевой аммуниции, у подъезда стоит кабриолет, запряженный одной лошадью.

— На одиночке я не езжу, — запротестовал Карлуша и, не говоря более ни слова, уехал в Петербург.

Конечно, для других такое поведение обер­нулось бы концом карьеры, но для Карлуши придумали исключение: отчисленный «по бо­лезни» от школы, он на следующий год вновь был командирован в школу и, видимо, образу­мился.

Оригинальная встреча у меня с ним произо­шла на Невском рано утром. Карлуша шел по­нурый.

— Ты?

— Не можешь дать мне взаймы 20 копеек?

Я удивился.

— Почему 20 копеек?

— Теперь я стал умней, не беру всех денег в клуб, а на трамвай мне не достает 20 копеек.

На этом мы расстались, чтобы вновь встре­титься на следующий год в Рембертове, в его бараке, над которым он надстроил колеблю­щийся от дуновения ветра балкон. Там стоял граммофон, оглашавший лес звуками забори­стых шансонеток, на столе красовалась гро­мадная бутылка рябиновки, рекламная, какую можно было увидеть на окнах винных магази­нов. Ее окружали маленькие (пробные) буты­лочки разнообразных ликеров. Карлуша мало пил. Приверженность к азарту атрофировала другие страсти. Но… будучи холостым, к ногам одной дамы он поверг свои рыцарские доспехи. Для него она казалась богиней, сошедшей с Олимпа.

Уже в эмиграции мне пришлось прочесть, (причем в этих воспоминаниях Карлуша фигу­рирует под своей фамилией), фамилию дамы. Многие, и я в том числе, знали такой рассказ: «Эта дама с мужем приехали погостить к Карлуше. Он занимал маленький домик с садом. Дама, подходя к окну, заметила: «Какой кра­сивый должен быть ваш сад под снегом, зи­мой».

Карлуша вызвал подрядчика-еврея, чтобы он скупил в городе крупную соль, и на другое утро дама могла любоваться зимным пейзажем.

А. Левицкий

Голосовать

(Не оценивали)

 Loading ...

Похожие статьи:

• Памяти старшего Друга (А.А.Левицкий)
• ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ (№107)
• Из воспоминаний командира Конной батареи. – А. Левицкий
• По поводу статьи «4-й гусарский Мариупольский полк» в №103 «Военной Были». – А. Левицкий
• Школа-приют Заамурского Округа Пограничной Стражи. – Сергей Латышев
• Письма в Редакцию. (№111)
• № 105 Июль 1970 г.
• СТO ЛЕТ НАЗАД. – Р. СПОРЭ
• № 127 Март 1974 года