9 ноября 1903 года последовал Высочайший приказ о назначении меня начальником штаба 45-й пехотной дивизии, стоявшей в Риге. Мне еще раньше предлагалась та же должность в глухой провинции, но в это время вводилось новое мобилизационное расписание, и генерал Харкевич находил мой уход несвоевременным и нежелательным. Кроме того, он советовал мне не брать предлагаемой вакансии, а подождать некоторое время, имея в виду, что в скором времени должна открыться вакансия в таком прекрасном городе, как Рига, вследствие предстоящего назначения тамошнего начальника штаба полковника Иозефовича командиром полка. Находя, что это назначение должно меня более устраивать, он предложил мне, что доложит начальнику штаба округа о желательности задержать меня в штабе округа до открытия вакансии в Риге. Понятно, я принял охотно его совет.
7 января 1904 года я выехал вечерним поездом со всей семьей в Ригу, провожаемый своими сослуживцами, которые поднесли мне на память прекрасный письменный прибор действительно художественной работы из матовой зеленоватой бронзы на мраморных основаниях красноватого цвета. Как раз незадолго до этого времени сослуживцы чествовали уходившего прощальным обедом, но затем решили, что ему будет приятнее получить на память какую-нибудь вещь.
На следующий день утром мы прибыли в Ригу. На вокзале нас встретил старший адъютант штаба капитан Я. Я. Толоконников с экипажем и проводил на нанятую для нас квартиру. Она была на очень хорошем месте, на Елизаветинской улице. Не понравилась нам только столовая: она была полутемной, так как имела только одно окно, выходившее во двор, против какой-то стены. В Риге, как и в Вильне, существовали два срока для перемены квартир, весна и осень; я сразу заявил хозяину дома, что в ней больше шести месяцев не останусь. Этот день был посвящен распаковке мебели и прочего багажа, для чего была приглашена артель упаковщиков «экспресс», и поэтому вся операция прошла чрезвычайно гладко, и к вечеру все было на своих местах.
9 января в 10 часов утра я явился начальнику дивизии, генерал-лейтенанту Савицкому. Он был поляк, вдовец, Георгиевский кавалер. Принял он меня весьма радушно. Из его квартиры я направился в штаб и отдал приказ о вступлении в должность. Полковника Иозефовича я уже не застал. Должность начальника штаба исполнял капитан генерального штаба Ткаченко. Штаб дивизии находился на симпатичной Николаевской улице. Рядом был цветочный магазин известного в России садового заведения К. И. Вагнера. Цветы в Риге были очень дешевы, даже в зимнее время, и, проходя впоследствии мимо этого магазина, я часто заходил туда.
Начальник дивизии приходил в штаб очень редко и доклады принимал у себя на квартире, не в определенные дни, а по мере надобности. Помню случай, когда вечером мне принесли из штаба какую-то важную телеграмму Главного Штаба, требовавшую срочного распоряжения. Я отправился к начальнику дивизии, а он был очень удивлен моим приходом: «Зачем вы беспокоились? Вы могли сделать необходимые распоряжения сами, а завтра утром зайти ко мне и сообщить».
Этот случай ясно показал мне, что генерал Савицкий уже в таком возрасте, что больше всего ценит спокойствие и предоставляет своему начальнику штаба полную свободу действий. Я принял это к сведению, и мы прекрасно спелись.
Весной этого года, по случаю начавшейся русско-японской войны, в полках дивизии было избрано по жребию и укомплектовано до военного состава по одной роте для отправки на Дальний Восток одного сводного батальона. Заслуживает внимания факт, что рота 180-го пехотного Виндавского полка по пути из Митавы в Ригу растеряла всех своих евреев!
28 марта 1904 года я был произведен в полковники. Генерал Савицкий поздравил меня с этим как и с «утверждением в должности». Я поблагодарил, но внес поправку: в чине подполковника я был назначен начальником штаба, а не «исполняющим должность». Генерал Савицкий пробыл у нас в течение лагерного сбора в Шереметьевском лагере (при станции Икскюль, Риго-Орловской железной дороги), а осенью 1904 года был отчислен от должности и назначен членом Александровского комитета о раненых.
Преемником генерала Савицкого был назначен генерального штаба генерал-лейтенант Г. В. фон Поппен, бывший до того начальником штаба одного из корпусов Петербургского округа. Он приехал без семьи, которая осталась в Петербурге, и поселился в Римской гостинице, точно предчувствуя, что у нас долго не задержится. Он посетил штаб дивизии и стоявший в Риге 177-й пехотный Изборский полк, а затем объехал прочие полки дивизии. Я его сопровождал при этом. Везде он был очень корректен и даже приветлив, но у него не было той простоты в обращении, которая свойственна русскому человеку. Он был какой-то замкнутый, в нем было слишком много немецкого. Но служить при нем начальником штаба было не трудно.
Перед Рождеством к нему приехала его жена с двумя взрослыми дочерьми. Они сделали визиты высшим представителям военных и гражданских властей и нам и просили бывать у них почаще. Пробыв в Риге месяц, семья уехала обратно в Петербург, успев все же побывать у нас на вечере на праздниках.
Наши неудачи на Дальнем Востоке вызвали усиленное революционное движение, особенно резкое в Прибалтийском крае. В Риге было учреждено временное генерал-губернаторство во главе с генерал-лейтенантом Соллогубом, которого затем вскоре сменил известный генерал барон Меллер-Закомельский. В Курляндии, в августе 1905 года, было также учреждено таковое, которое возглавил командир 20-го армейского корпуса, генерал — от кавалерии Владимир Александрович Бекман 1). В это время я временно исполнял должность начальника шта-
1) Бекман был впоследствии Финляндским генерал-губернатором и, потом, членом Государственного Совета.
ба 20-го корпуса, и генерал Бекман взял меня с собой в Митаву, поручив мне заведывание военной частью своего управления.
Приехав в Митаву, мы направились с вокзала в Бироновский замок, где были квартиры губернатора Свербеева и вице-губернатора, гвардии полковника Коростовца, а также и губернское правление. Губернатор поместил нас в комнатах герцогини Анны Иоанновны. Генерал Бекман и я имели здесь по одной комнате лично для себя и две для канцелярий, военной и гражданской. Гражданская часть состояла из чиновника губернского правления, начальника губернского жандармского управления, генерал-майора Астафьева, и товарища прокурора Митавского окружного суда Шабловского. Начальником гарнизона здесь был командир 2-й бригады 29-й пехотной дивизии генерал-майор Иевреинов.
Обедали мы в день приезда у губернатора, и он пригласил нас обедать и ужинать ежедневно у него (семья его не жила в Митаве). Генерал Бекман предпочел бы для этого нейтральную почву, но Свербеев убедил его, что генерал-губернатору, как высшей власти в крае, неудобно ходить в обыкновенный ресторан, где бывают всякие люди.
Свербеев был в скором времени сменен Иркутским губернатором Князевым, а до прибытия Князева губернией управлял вице-губернатор полковник Измаил Владимирович Коростовец 1). Он был женат, но детей у него не было, а вместо них жили две племянницы его жены, Марии Карловны. Коростовцы были очень симпатичные и гостеприимные люди и просили нас продолжать обедать и ужинать у них.
Вследствие увеличившихся беспорядков, поджогов и грабежей баронских замков и ввиду недостатка местных войск, в Курляндию были командированы части Варшавского военного округа, главным образом кавалерия, но также и бригада 16-й пехотной дивизии генерал-майора Солонины с артиллерией. Все войска были распределены по важнейшим населенным пунктам Курляндии, каковыми были, кроме Митавы, Либава, Виндава, Газенпот, Гольдинген, Туккум, Тальсен, Гросс-Ауц.
Для поездок по железным дорогам в Курляндии, управление железных дорог предоставило генерал-губернатору салон-вагон, который прицепливался к пассажирским поездам, а когда началась железнодорожная забастовка, по распоряжению генерала Бекмана из Либавской крепости был назначен паровоз, который обслуживался воинскими чинами крепости, и вагон 3-го класса для воинского конвоя. Вследствие забастовки машинисту приходилось останавливать наш маленький поезд перед каждым мо-
1) Коростовец — впоследствии Эстляндский губернатор.
стом или стрелкой, чтобы чины конвоя убедились в целости этих предметов. В этом же поезде мы ездили иногда в Ригу для посещения наших семей (пока это было возможно) и даже брали с собой в поезд частных пассажиров по нормальным билетам, а деньги сдавали по принадлежности. Связь с Ригой поддерживалась и посредством телефона, пока он действовал.
Затем в Митаву приехал новый губернатор, Л. Н. Князев 1). Он было пожилой человек, опытный и разумный администратор. В это время в Митаве появилось много темных личностей, которые ездили по городу на велосипедах, вели пропаганду и устраивали беспорядки. Между тем мозги у многих государственных служащих начали действовать неисправно.
Генерал-губернатор издал обязательное постановление, которым разрешал патрулям стрелять по нападающим на население злоумышленникам. Местный прокурор Иванов явился к генералу Бекману с заявлением, что распоряжение это незаконно и потому его необходимо отменить. Конечно, он получил отказ. А через несколько дней тот же Иванов пришел с совершенно противоположным: «Помилуйте», сказал он, «надо же принять, наконец, меры против безобразий, творящихся на улицах города даже среди белого дня. Только что моя жена шла по городу, и какой-то хулиган выстрелил из револьвера в нескольких шагах от нее. Она вернулась домой перепуганная».
Затем явилась как-то к генералу Бекману депутация чиновников губернского правления с просьбой разрешить им не приходить на службу в течение некоторого времени, вследствие неспокойного положения в городе. Они, мол, не в состоянии работать, оставив дома семьи, а семьи эти, в свою очередь, все время беспокоятся о своих мужьях.
Генерал Бекман, человек очень добрый, согласился на это. Меня во время приема этой депутации не было. Когда я возвратился и узнал о согласии генерала Бекмана на забастовку чиновников, я был поражен этим, что и высказал генералу. А затем пошел к Князеву сообщить ему об этой новости. В конце концов, нам вдвоем удалось убедить Бекмана отменить данное им разрешение. Вообще, к генерал-губернатору приходило много всяких депутаций с различными ходатайствами о разных «свободах», включая и депутацию гимназисток местной женской гимназии.
В Митаве было все же гораздо спокойней, чем в Риге, где было много фабрик и заводов. Работая по целым дням в канцелярии, я любил в сумерки выходить из замка и посещать своего приятеля и товарища по академии полковника И. И. Козлова, теперь командира 180-го
1) Князев — впоследствии Иркутский генерал-губернатор.
пехотного Виндавского полка. При этом я никогда не брал с собой ни шашки, ни револьвера, что не одобрялось генералом Бекманом. Однако я ни разу не подвергся никаким неприятным встречам. Могу только заметить, что на обратном пути в темноте были неприятны продолжительные шаги за спиной.
Крупное событие произошло только в Туккуме, где гарнизон состоял из роты 180-го пехотного Виндавского полка и взвода Псковских драгун. Начальником гарнизона был подполковник 180-го полка Миллер. Драгуны занимали двухэтажный дом, стоявший во дворе. Представители города просили Миллера не выпускать солдат со двора и даже убрать наружного дневального, так как, мол, «вид его раздражает городское население». Недальновидный подполковник согласился на это.
Пользуясь отсутствием наблюдения за улицей и площадью впереди, злоумышленники заплели колючей проволокой выход со двора и в нескольких местах пересекли улицу той же проволокой. Затем, заняв ближайшие к казарме дома, открыли огонь из ружей и револьверов. Драгуны попытались прорваться со двора, но наткнулись на проволочное заграждение и, расстреливаемые с близкой дистанции, почти все погибли. Подполковник Миллер был тоже убит.
Тогда, по распоряжению генерал-губернатора, в Туккум был отправлен батальон пехоты с артиллерией под командой командира 2-й бригады 45-й пехотной дивизии генерал-майора Хорунженкова, который занял город и восстановил в нем порядок.
В Риге события протекали несколько иначе. Здесь было воспрещено стрелять по толпе, а потому наглость бунтовщиков возросла безмерно. Был случай, когда проезжавший по городу на извощике штаб-офицер был вытащен из экипажа и убит на месте. Политехнический институт бездействовал. Занятия в гимназиях шли нерегулярно. Ученицы Ломоносовской женской гимназии были однажды разогнаны ворвавшейся в здание толпой. Наши малые дочери были приведены домой классной дамой. Нападения на прохожих участились. В разных местах города была слышна стрельба. Рабочие забаррикадировывались на некоторых фабриках, и их приходилось выбивать оттуда артиллерийским огнем.
Войска переносили насмешки и издевательства толпы и должны были обладать сверхъестественным терпением. Однако был случай, когда команда Рижского учебного унтер-офицерского батальона, охранявшая мост через Двину, под градом оскорблений и бросаемых в нее камней, открыла огонь по собственной инициативе. Толпа, понятно, в панике разбежалась. Результатом этого случая был страх перед солдатами учебного батальона, которые были прозваны «желтой опасностью» — по цвету погон этого батальона. Связь с Петербургом прекратилась.
Не знаю, по собственной ли инициативе или по поручению генерал-губернатора Соллогуба (что вернее), начальник гарнизона Риги генерал-лейтенант фон Поппен поехал в Петербург и для обеспечения себе безопасности пути оделся в штатский костюм. По приезде он явился Великому Князю Николаю Николаевичу и при докладе упомянул, что должен был прибегнуть к переодеванию. Великий Князь усмотрел в этом недостаток воинской доблести, и фон Поппен был сейчас же уволен в отставку! В командование 45-й пехотной дивизией вступил генерал-майор Иевреинов, который был затем произведен в генерал-лейтенанты и утвержден в должности.
Я пробыл в Митаве одиннадцать месяцев, а затем просил генерала Бекмана освободить меня от этой временной должности и в начале июля 1906 года уехал в двухмесячный отпуск в Кисловодск отдохнуть и подлечиться. Моим преемником был назначен коллега — начальник штаба 29-й пехотной дивизии полковник Алексеев.
Генерал Иевреинов был высокого роста и плотного сложения, с довольно большой бородой. Его жена тоже была настолько полная, что они вдвоем не могли поместиться на одном сиденье извощичьего экипажа, и при одновременной поездке брали двух извощиков. Он был офицером генерального штаба и очень хорошо относился к своим коллегам по мундиру и любил говорить: «Мы, офицеры генерального штаба…» Служебных отношений с ним у меня до осени 1905 года не было.
Осенью 1906 года, при объезде полков дивизии, я его сопровождал. При этом меня удивил такой случай: мы были на тактических занятиях в одном из полков. По их окончании вышли в переднюю одеваться. Генералу подали пальто, но калоши никак не попадались на глаза искавшему их служителю (или даже двум). Потеряв терпение, генерал воскликнул грозным голосом: «Как, не могут даже найти калош начальника дивизии?!» Тут и хозяин собрания бросился искать их. Этот эпизод показал мне впервые, что генерал страдает манией величия!
Он вообще никогда не соглашался ни с чем и ни с кем, не только со своими подчиненными, но и с посторонними лицами, и начинал говорить словами: «Нет, это не так!», хотя бы собеседник еще и рта своего не раскрыл. Он был вообще мелочный и нудный человек и угодить ему было очень трудно. Вспоминаю зимние стрельбы всех полков в лагерных местах (выводился от каждого полка сводный батальон с батареей). После стрельбы в первом по порядку полку, подходя к походным кухням, чтобы попробовать пищу, он сделал замечание заведующему хозяйством: «Почему кухни не собраны в одном месте, а разбросаны? Это непорядок!» Бывший здесь офицер другого полка сделал вывод. Оказалось тоже нехорошо: «К кухням трудно подойти, люди толпятся у них!».
Мое первое недоразумение с ним было по следующему случаю: генерал уехал в Поневеж, к 179-му Усть-Двинскому полку. В его отсутствии штаб получил телеграмму, что именно в этот день приезжает Генерал-Инспектор пехоты, генерал Зарубаев. Я справился в путеводителе и увидел, что вызвать начальника дивизии на смотр невозможно, и, зная его беспокойный характер, решил не сообщать ему ничего. Генерал-Инспектора встретили на вокзале командир 177-го пехотного Изборского полка и я. Я доложил, что начальник дивизии на смотру в Поневеже. Потом мы проехали в 177-й полк. Смотр прошел очень хорошо.
На следующий день утром я был вызван в штаб корпуса, а потому не мог встретить возвращающегося начальника дивизии и послал на вокзал капитана генерального штаба Борисевича для первоначального доклада. Сам же я явился к генералу на квартиру с очередным докладом около 11 часов утра.
Генерал встретил меня в передней и недовольным тоном сказал: «Никак не ожидал от вас, что вы не сообщите мне о таком важном случае, как приезд Генерал-Инспектора пехоты! А, впрочем, поговорим об этом после, а теперь пойдем завтракать в столовую». «Нет, Ваше Превосходительство!» ответил я, «разрешите мне раньше ответить на ваш упрек. Вы, очевидно, думаете, что я поступил легкомысленно, а между тем я действовал обдуманно. Расписание поездов мне показало, что вернуться в Ригу вы не успеете. Какой же был смысл телеграфировать вам о приезде Инспектора? Чтобы вы досадовали, что уехали так неудачно? А зная ваш характер, я думал, что вы будете только зря беспокоиться, так как помочь делу вы бы не могли. Вот я и решил ничего не сообщать вам, а послал на вокзал капитана Борисевича».
Этот случай имел важное значение для установления наших служебный отношений. Генерал Иевреинов превращал своих подчиненных в исполнителей, лишая их всякой инициативы. А тут мы с ним размежевались, и никаких трений до конца нашей совместной службы уже не было. Осенью 1907 года он был перемещен на должность начальника 14-й пехотной дивизии, штаб которой находился в Кишиневе. Он сам ходатайствовал об этом, так как имение его жены было вблизи Кишинева.
К изложенному о генерале Иевреинове нужно добавить, что по своим служебным качествам он был выдающимся начальником дивизии, и дивизия была под его начальством подготовлена очень хорошо. Но вследствие своего характера он не только не пользовался симпатией своих подчиненных, но все вздохнули с облегчением, когда он ушел, и говорили: «Наконец — то мы избавились от «и с точкой!» Но какова была ирония судьбы, когда преемником Иевреинова был назначен генерал Иелита фон Вольский (бывший командир, кажется, Лейб-гвардии Измайловского полка), тоже «и с точкой!»
Иелита фон Вольский, как раньше фон Поппен, приехал без семьи и жил в гостинице. Он был прямая противоположность генералу Иевреинову: совершенно балтийский барон, но человек приятный в обращении. Он не имел никакого опыта в штабной службе и потому был в большой зависимости от своего начальника штаба. Он приблизил к себе поручика 177-го пехотного Изборского полка фон Марница и говорил мне: «Это очень воспитанный молодой человек, вполне нашего круга».
Я состоял кандидатом на полк и на военное училище. Осенью 1907 года начальник Виленского пехотного юнкерского училища полковник Войшин-Мурдас-Жилинский был назначен директором Нижегородского кадетского корпуса, и на его место Командующий войсками Виленского военного округа генерал Кршивицкий представил меня. В училище были так уверены в моем назначении, что заведующий хозяйством училища спрашивал меня о ремонте квартиры начальника училища. Но Военный министр не согласился с этим, сославшись на желание иметь во главе училища офицера с боевым опытом. Главный Штаб поэтому запросил генерала Кршивицкого, не имеет ли он препятствий к назначению полковника Матковского, участника русско-японской войны.
Генерал Кршивицкий ответил Главному Штабу, что «настаивает на моем назначении, так как я всю службу провожу в Виленском округе, что я читал лекции в Виленском училище, что он лично знает меня и что я старше полковника Матковского». Но и на эту телеграмму согласия не последовало, только вместо Матковского был предложен полковник Хамин, старший меня в чине (он уже командовал полком) и с боевым опытом (был ранен на войне). Кршивицкому пришлось согласиться.
Хоть я и любил педагогическую деятельность и был всегда в прекрасном настроении в те дни, когда у меня была лекция в училище, но огорчен этой неудачей я не был, так как был более склонен к строевой службе.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading ...Похожие статьи:
- На Двине в 1915-1917 гг. (Окончание) – В. Е. Милоданович
- Воспоминания о моей службе на младших должностях офицера Генерального штаба (Окончание). – Шляхтин
- Воспоминания о моей службе на младших должностях офицера Генерального штаба. – Э.Э. Шляхтин
- На Двине в 1915-1917 гг. (№120). – Е. А. Милоданович
- Из записной книжки Начальника штаба 14-го армейского корпуса 1914 год. – Е. А. Милоданович
- Письма в Редакцию (№110)
- Последнее отступление (Окончание) – В.Е. Милоданович
- Вооруженные силы Рижского залива перед боем на Кассарском плесе. – В.Б.
- Таинственное исчезновение. – В. Е. Милоданович
Loading ...