Однажды вскоре после Рождества в помещениях нашей второй роты, Михайловского-Воронежского Кадетского Корпуса, в необычный час, затрубила труба горниста. Не успели мы спросить друг у друга, что это значит, как из коридора донеслась в классы команда дежурного офицера: “строиться в ротной зале.”
Едва рота построилась, из боковых дверей вышел, в полном составе, корпусной оркестр, ставший на правом фланге. Группой вошли определенные офицеры и также стали на свои места. После офицерской команды “смирно”, из дежурной комнаты, важно ступая, появился наш ротный командир полковник Анохин. Казак-донец по происхождению, он являл собою маленького пузатого человека с пушистыми усами и глазами навыкат. Офицер об был добрый, кадет любил и был большой любитель торжественности, при всяком удобном случае.
Поздоровавшись, “Пуп” (как его почтительно называли между собой кадеты) обратился к роте с речью. Красноречием он не отличался, поэтому его обращения к нам больше состояли из коротких отрывистых фраз, в которые Анохин вкладывал всем известные истины. Так и теперь, он открыл нам, что проступки должны быть наказаны, после чего вызвал из строя какого-то малюка третьего класса, приговоренного педагогическим советом к суровому наказанию – снятию погон. Наказание это практиковалось в корпусе только в младших классах и полагалось лишь за проступки предосудительные и пакостные.
Сообщив о приговоре плачущему “преступнику”, “Пуп” величественно указал на него перстом. Из-за строя роты немедленно вынырнул солдат-каптенармус
и огромными портняжьими ножницами срезал у взвывшего кадетика погоны вместе с пуговицами. Затем, обесчещенный таким образом младенец, был отправлен на левый фланг роты, где и должен был находиться впредь, до отбытия им срока наказания.
После этой неприятной экзекуции, всегда тяжело действующей на кадет, Анохин сделал многозначительную паузу, отступил два шага назад и, выпятив колесом грудь, решительным тоном скомандовал: “кадет Греков… два шага вперед, марш… “Из строя вышел и замер перед начальством маленький белоголовый кадедик.
“А теперь, господа,” не спадая со своего торжественного тона продолжал ротный, “вместо вашего товарища, наказанного тяжким для всякого военного наказанием… д-да, именно тяжким… вы видите перед собою кадета… совершившего благородный… героический поступок, с опасностью для собственной жизни. Сегодня я получил от Черкасского Окружного Атамана Войска Донского письмо… он извещает меня, что… кадет Греков на Рождестве, будучи в отпуску, спас в станице С-ой провалившегося под лед мальчика… В воздаяние его подвига… кадет Греков Всемилостивейше награжден Государем Императором медалью за спасение и погибающих”… Закончив речь, полковник вынул из кармана медаль и приколов ее на грудь Грекова, обнял его и поцеловал.
” А теперь… Ура, в честь вашего товарища, героя…” рота радостно и оглушительно заорала, оркестр заиграл туш, офицеры взяли под козырек, а бедный маленький Греков, с медалью на груди, пунцовый от смущения, не знал куда ему деваться.
Не успели нам скомандовать “разойдись”, как сотни рук подняли Грекова, а кстати и полковника Анохина, и по старому обычаю стали их качать до одури, под оглушительное, звенящее тонкими голосами “ура”. Услышав эти радостные вопли из других рот к нам прибежали любопытные и узнав в чем дело, помчались домой с новостью. За ужином, в столовой, куда вечером собрались все четыре роты корпуса, при входе второй роты, из-за столов загремело в честь Грекова новое оглушительное, под низкими сводами обеденного зала “ура” всем корпусом. Этому стихийному и благородному порыву радости за своего товарища, несмотря на то что ее выражение выходило из всех рамок корпусного порядка, не мешал ни улыбающийся дежурный ротный командир, ни один из четырех офицеров.
Награждение медалью Грекова имело тем же летом неожиданное и забавное продолжение. Лагери нашего корпуса находились верстах в пяти от Воронежа, в лесу, на берегу реки. Там, в деревянных бараках жило ежегодно около двух десятков кадет, не имевших почему либо возможности провести летние каникулы дома.
В этом году вместе с другими оставался в лагерях кадет князь Шакро А., веселый и забавный грузин, компанейский парень и прекрасный, как все кавказцы, товарищ. Хотя он был всего на четвертом классе, но неоднократно раньше на второй гол, имел уже на лице густую темную растительность, выраставшую, по уверению кадет, через два часа после бритья. Вместе с тем, это был лихой кадет, небольшого роста, но ловкий и прекрасно сложенный, с веселым и беззаботным характером. С ним очень дружил его земляк, отчаянный абхазец Костя Лакербай, тоже большой забавник.
И вот, за неимением других развлечений, решили они разыграть в лагере сценку “спасения погибающих”. Для этого Костя должен был изобразить во время купания тонущего в глубоком месте, а Шакро “случайно” оказаться поблизости и вытащить погибающего. Все было заранее условлено и уговорено. Согласно выработанному плану, Косте надлежало удрать из лагеря перед купаньем кадет и начать купаться в одиночку, а затем, “как будто увлеченному течением”, тонуть и взывать о спасении. Шакро же предстояло, также негласно покинуть лагерь, спрятаться на обрыве, над рекой и, бросившись с него в середину течения, вытащить Костю, когда его крики привлекут к реке свидетелей.
Блестяще задуманное предприятие это, однако, сорвалось из-за Костиного ехидного поведения и, вместо того чтобы принести Шакро славу героя, сделало его объектом кадетской потехи. Вместо того, чтобы войти в реку в момент приближения кадет с дежурным воспитателем, Костя с шумом бросил в воду большой камень и отчаянно закричал о помощи. Шакро, которому из-за кустов ничего не было видно, движимый жаждой подвига, как лев ринулся головой со своего сука одетым, но зацепился за что-то и перевернувшись в воздухе, вместо спортивного “брасса”, позорно шлепнулся в воду плашмя у всех на глазах.
Когда он, грязный и мокрый как мышь, выбрался на берег, его встретил гомерический хохот товарищей. Предатель Костя успел им рассказать всю историю. Под шумное веселье кадет, бедный Шакро был прямо с берега отправлен офицером под арест за самовольную отлучку. Заключение, впрочем, он разделил со своим другом предателем. Долго потом кадетский лагерь забавлялся и шутил над этим приключением и больше всех смеялся сам добродушный Шакро.
Прошло пять лет и все участники этой дерзкой истории Греков, Шакро и Костя доказали на деле, что их детские стремления к подвигу, заложенные разумным воспитанием в родном корпусе, создали из них, мальчишек-забавников, истинных героев на поле чести. Греков в рядах Атаманцев, Шакро – драгун и Лакербай в Черкесском полку, стали доблестными офицерами. Корнетом Абхазской сотни Костя отличался исключительной храбростью, даже среди своего бесстрашного народа. Во время конной атаки полка, когда его сотня отходила на прежние позиции под ураганным огнем неприятеля, он заметил, что под одним из его сослуживцев убита лошадь. Лакербай круто повернул коня и бросился на спасение своего товарища. Видя несущегося на них одинокого всадника, австрийцы прекратили огонь и, поднявшись из окопов с изумлением наблюдали непонятный им Костин маневр. Подскакав к раненому, Лакербай поднял его на седло и помчался обратно. Это было до такой степени эффектно, что австрийцы вместо выстрелов проводили Костю громом рукоплесканий…
Судьба не простила Косте его постоянную игу со смертью Покрытый славой, уже Георгиевским кавалером, он был убит в 1916 году. Абхазцы свято чтили его память, как одного из своих народных героев: милый Костя Лакербай безо всякого сомнения, и заслужил это вполне своей беззаботной доблестью. Да будет земля ему пухом.
Анатолий МАРКОВ
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading ...| Ликвидация фирмы Беларусь тут Описание Ликвидация фирмы Беларусь тут. likv.by |
Похожие статьи:
- Н А Ш С Т Я Г
- ХРОНИКА ЖИЗНИ ОБЪЕДИНЕНИЯ.
- КАДЕТУ – А.ГЕНКИН.
- ОТ РЕДАКЦИИ (Поправки, №117)
- КАДЕТСКИЕ КОРПУСА
- Письма в Редакцию. (№111)
- Рота Его Высочества Морского Наследника Цесаревича кадетского корпуса. – Б. А. Щепинский
- Штабс-капитан В. Д. Парфенов. – Анатолий Векслер
- Рота Его Высочества Морского Е. И. В. Наследника Цесаревича Кадетского корпуса (Продолжение, №117). – Б. А. Щепинский
Loading ...