Статьи из парижского журнала "Военная Быль" (1952-1974). Издавался Обще-Кадетским Объединением под редакцией А.А. Геринга
Thursday April 18th 2024

Номера журнала

ПОЛКОВАЯ УЧЕБНАЯ КОМАНДА. – В. Каменский



В каждом полку для подготовки унтер-офицерского состава существовали особые Учебные Команды. Они состояли из постоянного и переменного кадров. К «постоянному» кадру принадлежали начальник команды и его помощники (младшие офицеры), а также фельдфебель, взводные командиры — унтер-офицеры — и каптенармус. У нас в полку фельдфебель и два взводных были сверхсрочнослужащие.

Сначала на должность начальника учебной команды назначался командиром полка, по его выбору, один из старших младших офицеров. Начальнику команды предоставлялось право избирать себе помощников. Начальник команды непосредственно подчинялся штаб-офицеру «наблюдающему за командами». Во время командования полком генерала Заиончковското начальником учебной команды был поручик Кукель, участник русско-японской войны. Его потом заменил поручик Кутепов 2-ой, младший офицер роты Его Величества, прекрасный строевик. В начале 1910 года начальником команды был назначен командир 12-й роты капитан фон-Герих, обращавший главное внимание на обучение будущих унтер-офицеров стрелковому делу и на их тактическую подготовку. Зимой 1911 года капитан фон-Герих отбыл в командировку в Офицерскую стрелковую школу и его заменил снова поручик Кутепов 2-й. В сентябре 1910 года в учебной команде в качестве младших офицеров состояли: поручик Белокопытов 1-ый, я, подпоручик князь Друцкой и подпоручик Радивановский. Фельдфебелем был подпрапорщик Плежук, взводными командирами старшие унтер-офицеры Шевченко и Еременко, остальных не помню.

Начиная с 1908 года для обучения в учебной команде, обыкновенно после Высочайшего смотра молодых и постановки их в общий строй, назначалось от каждой роты по 7-8 егерей по выбору ротных командиров. Им производилось специальной комиссией, в состав которой входил начальник учебной команды, испытание, после коего выдержавшие его назначались в команду. В команду же назначались и вольноопределяющиеся полка, которые состояли в ней до конца лагерного сбора, когда им производился экзамен на чин прапорщика запаса. После выдержания этого экзамена вольноопределяющиеся увольнялись в запас прапорщиками, те же, кто этого экзамена не выдержали, уходили в запас унтер-офицерами.

Курс учебной команды не был легким и некоторых егерей, несмотря на их видимое старание, приходилось отчислять обратно в роты. Впрочем, таких было немного. Должен сказать, что многие, поступая в команду и с трудом читая, кончали ее, разбираясь в картах (конечно — географических), прекрасно составляя, правда, несложные, письменные донесения, к которым прилагали вполне понятные кроки. При мне в курс команды, кроме требуемых от унтер-офицеров знаний на зубок известных параграфов уставов (дисциплинарного, внутренней службы, полевого и пр.), входили: элементарная география России, ее история, в сокращенном виде, история полка, из которой они должны были знать главные бои полка. Не ограничиваясь этим, их знакомили с наиболее важными в жизни нашего Отечества событиями и войнами, подвигами наших полководцев (Императора Петра Великого, князя Суворова, Багратиона, Кутузова, адмиралов Нахимова и Корнилова, а также Великих Князей Александра Невского, Дмитрия Донского и других). В 1912 году праздновался 100-летний юбилей Бородинского боя, поэтому было обращено особое внимание на усвоение ими подробностей сражений, в которых принимал участие наш полк в период войн против Наполеона, под командой доблестного, сначала — полковника, затем — генерала Бистрома, благодаря искусному руководству коего егеря покрыли себя славой и заслужили Георгиевские знамена и серебрянные трубы.

Перед увольнением в запас старослужащих по отбытии ими срока службы должно было закончить курс учебной команды, чтобы заполнить новыми унтер-офицерами и ефрейторами освобождавшиеся должности взводных унтер-офицеров, командиров отделений, начальников звеньев. Кроме того, часть егерей, выходивших из команды, предназначалась для занятий с новобранцами «молодыми солдатами», которые начинали приходить в полк в конце года.

Забыл сказать, что в лагере, во время строевых и тактических занятий, каждый из проходивших курс команды по очереди должен был выступать в роли сначала — начальника звена, затем — командира отделения и, наконец, взводного командира. Для ознакомления на практике с несением службы в качестве часового, разводящего, караульного унтер-офицера, учебная команда несколько раз назначалась в город на Главный караул по 1-му Отделению (в Зимний Дворец), а в лагере — в Красносельский караул.

По окончании курса учебной команды всем окончившим производился особой комиссией под председательством наблюдающего за командами экзамен, причем лучшие из окончивших представлялись к производству сразу в младшие унтер-офицеры, другие — в ефрейтора. После экзамена все отчислились в свои роты, за исключением нескольких, зачислявшихся по ходатайству начальника команды в кадр.

Из моих учеников в команде многие оказались отличными унтер-офицерами, как, например, подпрапорщик 9-ой генерала князя Багратиона роты Шевченко, оставивший записки о некоторых боях в войну 14-18 гг. и умерший несколько лет тому назад в эмиграции, той же роты подпрапорщик Удовицкий, кавалер 4-х степеней Георгиевской медали и Военного Ордена, старший унтер-офицер 12-ой роты Бушуев; из взвода моего брата, назначенного в учебную команду в конце 1911 года, подпрапорщик Григорьев, впоследствии — фельдфебель 13-ой роты, и, печальной памяти, 14-ой роты старший унтер-офицер Обозов, после революции под влиянием пропаганды очень быстро морально разложившийся и начавший растлевающе действовать на свою роту и тем не менее, произведенный командовавшим в то время полком полковником Грековым в подпрапорщики.

Большинство из бывших в учебной команде егерей оказались и в мирное и в военное время и во время печальных событий 1917-го и последующих годов на высоте положения, и я сохраняю о них добрую память.

Н. Скорино

***

Наблюдая непрерывный, все в большей степени увеличивающийся рост уличного движения не только в Париже, но и в других, меньших, городах Европы, невольно вспоминаешь наш родной, чудный С. Петербург. Как все переменилось за истекшую половину века! Движение на главных улицах регулировали городовые, происходило оно, как правило, чинно и спокойно и даже в часы наибольшего оживления на Невском пешеходы могли без всякого риска, не торопясь, перейти на другую сторону проспекта.

С особой любовью вспоминаю я Петербург зимой, когда выпадал первый снег, и улицы покрывались белой пеленой. Город как-то затихал, лишь шум от проезжавшей по некоторым его артериям конки, а позднее — трамвая, или окрики извозчиков и, особенно, кучеров «собственных экипажей» и лихачей — «поберегись!», нарушали эту уютную тишину покрытого еще чистым снегом города и напоминали, что жизнь не остановилась.

Летом, конечно, картина была иная. Во многих местах производили ремонт улиц, покрытых торцовой мостовой, и еще издалека чувствовался отвратительный запах кипения в громадных чугунных котлах черной смолы. Улицы, мощенные булыжником, наполнялись грохотом от проезжавших по ним экипажей и различного рода повозок на колесах с железными шинами (особенно шумно было в Москве, где большинство извозчичьих дрожек были без задков и с металлическими шинами). Тем не менее уличное движение совершалось спокойно, никто, по-видимому, никуда не торопился, но никто и не опаздывал. Особенно это соблюдалось военными. Уже в кадетских корпусах, с самого младшего класса, опоздание из отпуска хотя бы на одну минуту могло повлечь за собой возможность остаться в следующую субботу без отпуска. В полку же молодому офицеру опоздать на утренние занятия считалось большим проступком.

Особенно неприятно было придти в роту после ротного командира или даже старшего по службе офицера своей роты. Это опоздание сказывалось сразу-же при входе в ротное помещение: дневальные не подавали команды «смирно!», и рота молча встречала своего сконфуженного офицера. Быстро и шопотом поздоровавшись на ходу с фельдфебелем, бежишь просить извинения начальства, которое очень редко оставляло виновного без замечания. Я помню, как-то раз я «задержался» где-то, не то на Петербургской стороне, не то на Васильевском Острове, и торопился после хорошо проведенного «вечера» на занятия в роту. На мое несчастье, мост через Неву почему-то не был еще наведен и пришлось потерять много времени, чтобы переехать на другую сторону. Обыкновенно по ночам, для прохода больших судов в Неву с моря и обратно, по очереди разводились мосты, то есть одна часть моста (разводная) поворачивалась на своей оси на 90 градусов и пропускала суда в оба направления. В этих случаях проезд к мосту загораживался особыми рогатками и, кроме того, выставлялись посты городовых. Старый Дворцовый мост в то время был еще деревянным, разводная часть его отводилась в сторону при помощи специального буксира. Эти маневры не всегда проходили успешно и я, очевидно, попал как раз тогда, когда они заняли слишком много времени. Я настолько опоздал, что даже не заехал домой, чтобы переменить сюртук на китель. Мой милейший командир роты, Иван Иванович князь Кугушев, знавший меня с самого малолетства и обращавшийся ко мне всегда на «ты», в этом случае принял совсем другой тон. Отведя меня в сторону и уже на «вы», он сказал мне несколько чрезвычайно неприятных, но вполне мною заслуженных слов, после чего я, дожив до 73 лет, уже никогда не опаздывал ни на службу, ни на работу.

Возвращаясь к воспоминаниям об уличном движении в Петербурге, скажу, что оно останавливалось на перекрестках улиц при прохождении воинской части или длинной похоронной процессии, замыкавшейся, если хоронили генерала, батальоном от очередного полка. Чтобы дать пройти войскам или процессии, иногда приходилось ждать по ¼ часа, а то и больше, но никто из публики не решался пересечь это шествие и нарушить его стройность. Правда, за этим, а также и за тем, чтобы при прохождении части со знаменем «вольные» снимали свои головные уборы, наблюдали особые «махальные», шедшие по тротуару соответствующей стороны улицы. Иногда эти махальные переходили границы своих прав и вызывали в таких случаях вмешательство командира роты. Обыкновенно в свое оправдание, относясь с большим презрением к «вольным», они говорили, что «иначе с ними и нельзя, они ничего не понимают и, если с ними говорить деликатно, то ничего не получается».

Вспоминается также, как скромно выезжала из Собственного Его Величества Дворца («Аничкова Дворца») Вдовствующая Императрица Мария Федоровна. Для того, чтобы экипаж или сани Государыни могли выехать на Невский проспект и повернуть в нужную сторону (чаще всего — налево, в сторону Зимнего Дворца), стоявшие у ворот двое околодочных надзирателей задерживали на одну-две минуты движение экипажей по проспекту. Никакой особой охраны не было, не было и сумасшедших мотоциклистов, которые теперь целой стаей окружают современных властелинов. Спокойная толпа на Невском приветствовала свою любимую Царицу, так много добра сделавшую для бедных и неимущих, Которая милыми поклонами и доброй улыбкой благодарила проходившую публику

В. Каменский

 


Голосовать
ЕдиницаДвойкаТройкаЧетверкаПятерка (2 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading ... Loading ...





Похожие статьи:

Добавить отзыв