ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Для истории государства российского. Роковая ночь в Зимнем Дворце

27 ФЕВРАЛЯ 1917 ГОДА

Событиям в Петрограде до февраля 1917 года предшествовало одно распоряжение, которое по-моему послужило началом катастрофы.

Еще в 1916 году я был приглашен на собрание командиров гвардейских запасных частей к командовавшему этими частями генералу Чебыкину, и следовательно, как участник этого собрания, могу дать правдивое мое историческое показание.

Генерал Чебыкин объявил нам: «По соглашению военного министра с министром внутренних дел на наши запасные батальоны, находящиеся в Петрограде, возложена задача по охране Петрограда, подобно тому, как это было в 1905 году. Сейчас адъютант раздаст вам отрезки от плана Петрограда с обозначением для каждого командира запасного батальона его района. Я несколько изменил прежние районы по той причине, что в 1905 году охрану несли только гвардейские полки 1-й и 2-й дивизий, а теперь у нас прибавились еще и полки 3-й дивизии, прибывшие из Варшавы. Быть может кто-либо, из вас желает высказаться по этому поводу?»

Пожелали высказаться три командира: Преображенец — полковник Павленков, Измайловец — я, полковник Данильченко, и лейб-гвардии Московского полка полковник Михайличенко.

Полковник Павленков доложил: «В 1905 году я еще не был в Петербурге и подробностей не знаю, но полагаю, что нельзя равнять состав кадровых полков с их семьюдесятью опытными офицерами и такими же опытными нижними чинами 1905 года с тем составом, который ныне имеется в нашем распоряжении, командиров запасных батальонов. Наша главная задача — подготовка пополнения для фронта».

Следующее слово было предоставлено мне, и я сказал: «В 1905 году я участвовал в охране Петербурга и знаю, что наш Измайловский район включал около 16 квадратных верст, начиная с пригорода, где расположен Путиловский завод с его 85 тысячами рабочих. Кроме того, у нас было еще около 60 учреждений, куда мы должны были давать войска в случае требования полиции. В их число входили Экспедиция заготовления государственных бумаг на реке Фонтанке, два железнодорожных вокзала, Варшавский и Балтийский. Эти главные вокзалы требовали ежедневного наряда пяти рот, а на Путиловском заводе в течение почти трех месяцев мы давали до трех рот, а иногда до двух батальонов. Присоединяюсь к доложенному командиром Преображенцев и считаю задачу для запасных батальонов непосильной, а главное — в 1905 году у нас был резерв, на случай усиления…»

Генерал Чебыкин прервал меня и сказал: «Я собрал вас не для критики мер охраны 1905 года, а для того, чтобы передать вам приказание, основанное на постановлении министров, военного и внутренних дел. Ваше дело исполнить приказание. Адъютант, — раздайте всем командирам их районы!»

Пока адъютант раздавал нам районы, генерал Чебыкин обратился ко мне, сказав: «Я знаю тебя, Петр Васильевич, и знаю, что Путиловский район наиболее трудный, поэтому я поручаю этот район тебе, но в несколько сокращенном виде, а именно — Экспедицию заготовления государственных бумаг и оба вокзала я передал лейб-гвардии Петроградскому батальону. Надеюсь, что ты сохранишь у себя полный порядок».

На этом наше заседание и окончилось. Спорить, особенно во время войны, мы права не имели и перешли к исполнению приказа.

Через некоторое время, когда я находился в нашем офицерском собрании и завтракал там одновременно со всеми офицерами, дежурный офицер доложил, что командующий войсками округа просит меня к телефону. Я подошел к телефону и вот наш разговор:

— Командир запасного батальона лейб-гвардии Измайловского полка полковник Данильченко у телефона.

— С вами говорит командующий войсками округа. Мне стало известно, что в центре Путиловского завода находится электрическая станция, которая обслуживается немцами. Немедленно отправьте туда роту и сами, лично, узнайте детали у помощника главного директора. Заарестуйте район электрической станции и учредите там от Измайловцев постоянный караул впредь до отмены. Об исполнении телефонируйте мне».

— Будет исполнено, Ваше Превосходительство.

Я подозвал к себе начальника учебной команды и приказал ему немедленно выделить роту в 48 рядов при трех офицерах. Выдать нижним чинам по 30 боевых патронов и роте быстро следовать на Путиловский завод, где я ее встречу.

Мой автомобиль постоянно находился там же, где был и я, и минут через двадцать я был на заводе и получил планы и необходимые сведения.

Путь от Измайловских казарм до Путиловского завода около пяти верст, и рота прибыла туда быстро.

Операция была выполнена и, учредив там караул, я телефонировал командующему войсками округа о выполнении приказания.

Через несколько дней после эпизода с электрической станцией мне было приказано «дать по вызову» на Путиловский завод две роты, каковой наряд несся Измайловцами до самых последних дней. Порядок там не нарушался до вечера 27 февраля, когда было приказано генералом Хабаловым о снятии этого наряда и о возвращении рот в казармы.

При несении службы «по вызову» у нас предусматривалось три положения: первое — когда войска вызваны из казарм и прибывают по назначению; второе — когда полицейские власти и местная администрация не могут справиться с водворением порядка, то войска выходят к месту скопления толпы и «содействуют полиции и гражданским властям» как резерв; наконец, третье положение — когда полиция сама справиться не может, то власть переходит к войскам и ротный или полуротный командир распоряжается самостоятельно, а полиция уже «содействует».

Ошибка высшего командования при сравнении гарнизона Петрограда в 1917 году с 1905 годом видна из нижеследующего:

В мирное время каждая из 16 рот в полку имела во главе опытного ротного командира, капитана, и у него было по два опытных младших офицера, при 14 окончивших учебную команду начальниках из нижних чинов на роту. Винтовка была у каждого нижнего чина. Четыре таких роты объединялись полковником, командиром батальона, а всем полком из четырех батальонов командовал командир полка, — генерал.

Во время войны, в 1916 году, в запасных батальонах было не 16 рот, а только четыре, и состав в ротах был не 100 человек мирного времени, а по 1.500 человек, в огромном большинстве еще не вполне обученных, и одна винтовка приходилась на шесть нижних чинов. Опытного кадра унтер-офицеров в ротах было очень мало, да и сами командиры рот из 1.500 нижних чинов, конечно, не могли знать находящихся в их ведении нижних чинов. Все ротные командиры в запасных батальонах были из числа тех, кто получил увечья на фронте, а после излечения в госпиталях несли службу временно, меняясь через четыре месяца и отбывая опять на фронт, в свой действующий полк. Эти огромные роты по 1.500 человек подразделялись каждая на «литерные» роты, формируя для фронта за семь недель, по вызову телеграммами «маршевые роты» по 250 человек, поручаемые молодым прапорщикам.

Кадр запасного батальона считался в 7 офицеров кадровых и 8 тысяч нижних чинов, а офицерские обязанности несли, кроме эвакуированных с фронта, прапорщики, окончившие ускоренные курсы при военных училищах.

При 50 % убитых и раненых офицеров действующий полк требовал для фронта поименно самых драгоценных кадровых офицеров, оставляя в запасном батальоне еще не вполне излечившихся и то на короткое время.

Подготовка нижних чинов к должности унтер-офицеров длилась в мирное время почти два года, давая в год на полк около 100 человек, а в запасном батальоне время 2 лет заменялось семью неделями, при числе 800 вместо ста. Телеграммами с фронта требовалось иногда в один день 8 маршевых рот, в которые входило окончивших учебную команду 160 человек.

При мне было отправлено на фронт, в свой полк, 34 роты, каждая в 250 человек. Кроме отбывших, ожидали своей очереди вызова еще роты от № 35-го по 45-й и готовились с № 46-го по 54-й роты.

Надо было еще готовить «специальные команды»: пулеметчиков, минометчиков, бомбометчиков, разведчиков, как конных, так и пеших, телефонистов.

Запасные батальоны несли службу караульную, как свою, внутреннюю, так и в городских караулах. Кроме того, комендант города требовал наряды войск для регулирования трамвайного движения.

И в это время надо было запасным батальонам давать «по вызову» наряды для охраны столицы.

Почитаю долгом упомянуть об эвакуированных с фронта за ранением нижних чинах. В гвардейских полках они после госпитального лечения направлялись в запасные батальоны своих полков для формирования из них маршевых рот по 250 человек. Часть из них, правда, нашими батальонными медицинскими комиссиями увольнялась домой, но большая часть и шла на формирование маршевых рот. При требовании на фронт пополнений в первую очередь шли роты, сформированные из эвакуированных. Обращаю внимание на то, что в госпиталях и лазаретах нижние чины теряли дисциплину, и нередко наблюдалось, что эти эвакуированные возвращались в запасные батальоны уже распропагандированными, а иногда даже агитаторами. Командиры обратили на это внимание начальства, и генерал Чебыкин приказал эвакуированных назначать в четвертую роту. События 1917 года показали, что везде неповиновение и отказ выходить «по вызову» начались именно в четвертых ротах батальонов.

Утром 26 февраля командующий войсками округа генерал Хабалов телефонировал мне: «Я вызвал из города Стрельна артиллерию. Она должна следовать походным порядком по шоссе через Сергиево и Лигово и будет проходить через Измайловский район, мимо Путиловского завода. Прикажите двум сотням казаков, которых я отправил к Путиловскому заводу, встретить артиллерию на шоссе и конвоировать ее до расположения в ваших казармах при манеже лейб-гвардии 2-й артиллерийской бригады».

Исполняя это приказание, я, сам правя автомобилем, прибыл на Путиловский завод и там предупредил старшего из командиров моих рот. Но ротный командир заявил мне, что казаки хотя и прибыли, но ненадежны, и с их стороны идет пропаганда, а поэтому они изолированы. Когда 6 часов поверстного срока для артиллерии прошли и она не прибыла, я телефонировал в штаб округа, сообщив о казаках. Генерал Хабалов ответил, что артиллеристы из Стрельно отказались следовать походным порядком и орудия их грузятся на платформы воинского поезда. Казаков он заменяет драгунами 9-го запасного кавалерийского полка и они явятся в мое распоряжение. Мне же надлежит встретить артиллерию на товарной станции Балтийской железной дороги, а кавалерия должна конвоировать артиллерию до Измайловских казарм. Действительно, дивизион 9-го запасного кавалерийского полка под начальством подполковника Ржевского явился ко мне и по моему приказанию доставил артиллерию в наши казармы.

27 февраля в Петрограде начались в некоторых частях неповиновения, даже бунты, но у меня, в Измайловском районе, был полный порядок, часть офицеров, посменно, находилась в своих казармах. Лично я несколько раз объезжал Измайловский район и нигде нарушения порядка не было.

Еще 20 февраля я был приглашен Государем Императором в Царскосельский дворец, и аудиенция эта продолжалась 25 минут. Все это было мной опубликовано в журнале «Однокашник» за март 1929 года в Нью-Йорке.

21 февраля Главный Штаб телеграммой известил меня о повышении по службе, с назначением меня командиром 7-го пехотного Ревельского полка, находившегося тогда на Румынском фронте, и тогда же я начал сдавать батальон полковнику Уманец. Новый командир уже вступил в командование батальоном, а я с 25 февраля носил форму Ревельского полка, но прежнее начальство обращалось не к новому командиру, а ко мне. Мой отъезд на фронт задержался, и я охотно помогал.

27 февраля я объезжал район с полицмейстером генералом Григорьевым и начальником кавалерии подполковником Ржевским, а новый командир Измайловцев находился все время в канцелярии батальона и распоряжался там, войдя в курс командования. Мы не имели полной информации о том, что делалось в других районах города, а слухи были разноречивы.

Около 6 или 7 часов вечера 27 февраля мне было сообщено моим начальником полковником Павленковым, что он заболел и его замещает лейб-гвардии Московского полка полковник Михайличенко. Было сообщено, что неповиновение начальству обнаружено почти во всех частях и что единственная воинская часть осталась в руках начальства, — это Измайловцы, а поэтому мне приказывалось сформировать отряд из рот, не занятых охраной на заводах и в учреждениях особой важности и, придав отряду кавалерию подполковника Ржевского и артиллерию, находящихся в Измайловских казармах, привести этот отряд в Градоначальство, где находился командующий войсками округа. Тогда я переспросил: «Кому вести отряд, полковнику Уманец, как командиру, или мне?» Ответ был, — именно мне, полковнику Данильченко. Я предупредил, что надо накормить людей ужином, а кавалерии и артиллерии еще и накормить лошадей, на что уйдет около часа, прежде чем я смогу выступить из казарм.

Точно через час вся колонна моего отряда была выстроена в походной колонне на Измайловском проспекте, имея голову колонны у Измайловского моста. Измайловцы дали три роты, бывшие тогда дежурными «по вызову» на случай тревоги, и я взял из нашей учебной команды два наличных пулемета. Артиллерии я указал место в колонне между 2-й и 3-й ротами, а кавалерии в хвосте колонны. Командование батальоном из трех рот я передал полковнику Фомину.

Когда я был при отряде, полковник Павленков телефонировал в нашу канцелярию, что произошло изменение: отряду надлежит прибыть не в Градоначальство, а в Адмиралтейство, куда перешло все высшее начальство с генералом Хабаловым.

Далее мне было сообщено, что на первоначально намеченном мною пути по Вознесенскому проспекту, на углу Садовой улицы находится «засада». Я тогда приказал взять такой маршрут: Измайловский мост, затем налево, по набережной реки Фонтанки, и до первого Никольского переулка, там свернуть вправо и следовать мимо Никольского собора, затем по улице Глинки, мимо Мариинского театра, далее через Поцелуев мост, по Конногвардейской улице к Адмиралтейскому проезду. Таким образом, минуя «засаду», я быстро привел отряд к воротам Адмиралтейства. Там, у ворот, я увидел группу офицеров, среди которых находился генерал в форме лейб-гвардии Павловского полка, которого я раньше не знал и не видал. Остановив отряд, я подошел к группе офицеров и спросил, кому я должен явиться. Генерал ответил: «Мне». Увидав здесь полковника Михайличенко, я переспросил его, и он подтвердил, что генерал Занкевич является нашим начальником, замещая генерала Чебыкина. Тогда я рапортовал генералу, перечислив состав моего отряда.

Генерал Занкевич стал отдавать приказания, не объявив общей задачи: «Два орудия немедленно отправьте на Миллионную улицу, фронтом к Марсову полю, два орудия — на Певческий мост, два орудия — на Невский проспект, фронтом к Лавре, два орудия — на угол Невского проспекта и Морской улицы, на реке Неве — два орудия против биржи и два орудия — на Набережной, у Зимней Канавки».

Начальником артиллерии был у меня лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады полковник, если не ошибаюсь, Потехин, но помню только, что он был верхом и имел одну ногу ампутированной. Следуя в походной колонне при мне, он предупредил меня, что при погрузке орудий на платформы в Стрельне нижние чины ушли с вокзала и их спешно заменили новыми, из учебной команды, но он не ручается за их благонадежность. Следовательно генерал Занкевич, делая распоряжение о разброске моей артиллерии без офицеров по всем позициям, мог причинить моему отряду вред, предоставляя возможность нижним чинам «повернуть орудия» против нас же. Кроме того, я должен был по уставу дать от пехоты «пехотное прикрытие к этим орудиям. Я понимал, что мой отряд «пока» в руках начальства, генерал Занкевич этого не считал, а потому я решил войти внутрь Адмиралтейства и явиться лично генералу Хабалову.

Являясь командующему войсками округа генералу Хабалову, я перечислил состав моего отряда, дополнив мой доклад сообщением о неблагонадежности нижних чинов артиллерии, и сообщил о том, что на орудия взято только по пять снарядов. Закончил я мой доклад генералу Хабалову заявлением, что приказание генерала Занкевича надо исполнить уже после того, как мы узнаем задачу отряда.

Хабалов вполне согласился со мною, что разбрасывать артиллерию нельзя, и сказал, что задача отряда — оборона Зимнего дворца.

Мне казалось странным — оборонять Зимний дворец, не находясь внутри дворца, а делая это из отдаленного Адмиралтейства, и я просил Хабалова дать мне разрешение на перевод всего отряда внутрь дворца.

Командующий войсками согласился со мною. Чтобы не держать пехоту на улице, я приказал ввести роты внутрь Адмиралтейства, где им пока построиться в коридоре. После этого, когда роты были введены внутрь здания, генерал Хабалов вышел к строю и, поздоровавшись с ротами, поблагодарил нижних чинов за верность Государю Императору. Затем я собрал старших начальников пехоты, артиллерии и кавалерии и в присутствии командиров рот объяснил им обстановку и задачу отряда. Конечно, я получил подтверждение об артиллерии. Потом я отдал приказ о переходе в Зимний дворец, имея на то разрешение генерала Хабалова.

Из Адмиралтейства в Зимний дворец мой отряд следовал в прежнем порядке походной колонны. Перед выходом из Адмиралтейства мне сообщили, что там имеется 7 пулеметов, доставленных Кексгольмцами, но сами пулеметчики ушли и все пулеметы они успели испортить.

Когда мой отряд стал выходить на Дворцовую площадь, то я следовал за головной ротой капитана Есимантовского 2-го, а сейчас же за мною были все чины штаба генерала Хабалова с ним самим во главе. Там были: градоначальник, полицмейстеры, генерал Занкевич и много других, всего человек около 60. Дух и спокойствие моих войск были образцовыми. Проходя мимо Александровской колонны, как памятника Императору Александру Первому, я громко подал команду для отдания чести: «Господа офицеры!» Все повернули головы к стороне памятника, нижние чины, твердо ставя ноги на землю, отбивали шаг, а мы, офицеры, все, включая генерала Хабалова и его штаб, как и я, держали правую руку у головного убора. Чувствовалось, что отряд верных Государю Императору войск идет в его дворец.

Главные ворота дворца были открыты, и я ввел отряд внутрь.

Караул на Главной гауптвахте, внутри дворца, был вызван для отдания чести командующему войсками округа.

Подойдя к платформе караульного района, я остановил мой отряд. Здесь же, около платформы, находилось много верховых, оседланных лошадей с коноводами, жандармами и конными полицейскими.

Караульный начальник, подпоручик лейб-гвардии Петроградского полка запасного батальона, подошел с рапортом к генералу Хабалову, рядом с которым был и я. Устав гарнизонной службы требовал от караульного начальника не впускать внутрь дворца вооруженную команду без особого приказания коменданта или высшего над ним начальника, поэтому я в присутствии генерала Хабалова передал караульному начальнику, что «ввожу отряд внутрь дворца по распоряжению командующего войсками округа для обороны дворца».

За 20 лет моей службы в лейб-гвардии Измайловском полку я по несколько раз в году бывал в карауле Зимнего дворца и хорошо знал расположение помещений нижнего этажа, а потому приказал пехоте временно расположиться в нижнем коридоре, около караульного помещения. Артиллерии мною было указано оставить против главных ворот два орудия «на позиции», а остальные орудия сохранить в резерве. Кавалерии — продвинуться к второму дворику, где имелись прекрасные конюшни, и быть тоже пока в резерве.

Затем мне предстояло разместить внутри дворца командующего войсками округа и его штаб в 60 человек. Из многочисленных придворных чинов дворца нашелся только один, придворный лакей, который меня встретил. Я приказал ему дать покои для высших чинов, и лакей повел нас во второй этаж и доложил, что имеется два больших покоя: один с отделкой «бордо», а другой — «голубой». Я ответил, что мне надо — где побольше телефонов и — быстро. Оказалось, что в «бордо» — 4, а в «голубом» — 3 телефона, и я занял оба покоя с 7 телефонами.

Затем я созвал высших чинов моего отряда и всех ротных командиров, приказав пехоте занять позицию во втором этаже, у окон, выходящих на Александровскую площадь. В это время мне сообщили, что прибыли войска, рота военного состава от лейб-гвардии 2-го стрелкового Царскосельского полка, под командой штабс-капитана Нарбут, который по собственной инициативе, видя в Царском Селе переход гарнизона на сторону революционеров, поездом доставил в Зимний дворец верных Государю Императору стрелков. Я вышел к этой роте, поблагодарил их за верную службу Государю и включил эту роту в мою оборону. Потом я пошел к главным воротам проверить расположение двух орудий на позиции, а затем вошел в самые ворота, чтобы предупредить часового на посту «у ворот», чтобы он звонком и телефоном докладывал о вновь прибывающих, но до моего разрешения никого не впускал бы.

Еще до моего выхода к воротам генерал Хабалов назначил меня комендантом обороны, о чем я сообщил караульному начальнику.

Выйдя из ворот, я увидел на Дворцовой площади два подъехавших автомобиля. Из первого вышел Великий Князь Михаил Александрович. Я встретил Великого Князя, доложил ему о моей задаче и проводил его внутрь. Великий Князь сообщил мне, что он хотел выехать за город, в Гатчину, но революционеры его не выпустили. Потом мне предстояло обойти наружные посты караула и там несколько постов перевести внутрь, так как, по заявлению караульного начальника, на двух наружных постах часовые были ранены.

Закончив поверку обороны, я приказал телефонировать в Измайловские казармы о доставке в Зимний дворец нашей патронной двуколки и походных кухонь. Одновременно я приказал, по другим телефонам, сообщить всем особам Императорской Фамилии и министрам, что я приглашаю их в Зимний дворец под мою охрану. Сам я пробовал соединиться дворцовым проводом с Царским Селом для предложения Государыне Императрице защиты, но этот провод мне не соединили, так как революционеры им уже завладели.

Генерал Занкевич, являясь начальником штаба генерала Хабалова, торопил меня написать «диспозицию обороны» и только после окончания обхода мною всех позиций я смог продиктовать диспозицию Измайловцу поручику Толстому. После объяснения обстановки и задачи отряда, я перешел на перечисление моих главных сил: пехота — полковник Фомин, командир батальона. Состав: три роты лейб-гвардии Измайловского полка и одна рота лейб-гвардии 2-го Царскосельского стрелкового полка и 2 пулемета лейб-гвардии Измайловского полка. Задача — оборона на позициях, мною указанных. Артиллерия: 2 орудия на позиции против главных ворот. Кавалерия — в резерве. Но генерал Занкевич советовал мне разместить эскадроны у ворот «Проезда», высылая эскадроны галопом наружу для рассеяния толпы, убеждая меня, что это будет «очень эффектно». Тогда я переспросил генерала: «А что же дальше?» На это он ответил: «Пусть рассеиваются, вернее — распыляются». Я сказал, что толпы нет.

Затем я диктовал в диспозиции: резерв: сюда я поместил всю мою кавалерию и от артиллерии те орудия, которые не были на позиции. В это время мне было сообщено по телефону, что ротный командир лейб-гвардии Егерского полка просит разрешения прибыть ко мне с его ротой в Зимний дворец. Я ответил, что буду ожидать его, зачисляю роту в «резерв» и числю «в ожидании». Полковник Павленков сообщил мне, что ему телефонировал лейб-гвардии Преображенского полка полковник Кутепов, который с батальоном Преображенцев следует ко мне, пробиваясь на углу Литейного проспекта и Кирочной улицы. Тогда я приказал поручику Толстому показать в моем резерве еще и батальон лейб-гвардии Преображенского полка под начальством полковника Кутепова, но пока числить его не прибывшим.

В это же время мне сообщили, что только что телефонировал из Государственной думы Родзянко, приглашая меня в думу. Я приказал ответить, что я туда не поеду, и чтобы он сам явился ко мне.

С наружного поста «у ворот» мне телефонировали, что прибыл военный министр генерал-лейтенант Беляев, и я пошел его встретить. Генерал Беляев, еще будучи полковником Генерального штаба, «для ценза» командовал 4 месяца в Измайловском полк батальоном, а потом бывал в полку и знал меня лично, как секретаря «Измайловского досуга». Министра я встретил в воротах и , провожая его внутрь дворца, услышал от него: «Вы, Петр Васильевич, были у Государя Императора, и Его Величество повелел исполнить ваше ходатайство о спасении от разрушения полкового собора Измайловцев».

После того как генерал Беляев встретился во дворце с генералом Хабаловым, оба они отправились наверх, в помещение, где находился Великий Князь Михаил Александрович. Когда же генерал Хабалов вернулся от Великого Князя, я просил его разрешения вызвать к нам юнкеров Константиновского артиллерийского училища для замены артиллеристов из Стрельно и батальон от 1-го военного Павловского училища, но Хабалов отказал, ссылаясь на запрещение Государя Императора вызывать военные училища.

Пока все шло благополучно, но генерал Хабалов передал мне странное приказание: «увести из Зимнего дворца все мои войска и опять вернуться в Адмиралтейство». Я был настолько ошеломлен этим приказом генерала Хабалова, считая это преступным, что переспросил: «Как — в Адмиралтейство?!» Командующий войсками округа добавил: «Да. Великий Князь Михаил Александрович не хочет допустить кровопролития здесь, во дворце». Тогда я задал вопрос Хабалову: «Как же нам продолжать оборону дворца, не находясь в нем?» Генерал, вероятно, понял меня и сконфуженно пояснил, что распоряжение Великого Князя — для него повеление. Я был вполне спокоен и заявил, что это — капитуляция перед революционерами, добавив, что мы, Измайловцы, пришли сюда для защиты Государя Императора, и вы же назначили меня комендантом обороны для собирания верных Государю войск.

Хабалов замолк и ушел.

Потом, вероятно посоветовавшись с генералами Беляевым и Занкевичем, он вернулся и задал мне вопрос:

«Можете ли вы взять Петропавловскую крепость?»

Это вопрос удивил меня еще больше: зачем нам в такой момент, с крошечными силами пехоты, имеющей только по 15 патронов на винтовку, и без артиллерии, штурмовать Петропавловскую крепость, бросив ту «цитадель», куда должны стекаться верные Государю Императору войска? Я спросил Хабалова: «Какие у вас сведения о положение в Петропавловской крепости?» Командующий войсками округа ответил мне: «В крепости свыше 10 тысяч восставших и арсенал разграблен».

На это я доложил, что от боевой задачи я не отказываюсь и поведу войска по льду реки Невы, но имея на винтовку по 15 патронов и без помощи артиллерии, крепости мы не возьмем, придется всем умереть, не принеся никакой пользы родине. А главное мы лишимся «цитадели», куда я ожидаю прибытия войск».

Генерал настаивал, и я решил воспользоваться законным правом созыва «Военного совета». Хабалов согласился.

На Военный совет я пригласил трех генералов: военного министра генерала Беляева, генерала Хабалова, как командующего войсками округа, и генерала Занкевича, как начальника штаба генерала Хабалова. Конечно, и я, как комендант обороны Зимнего дворца, тоже вошел в состав Военного совета.

На заседании Военного совета я доказал непосильность задачи штурмовать Петропавловскую крепость, и штурм Военным советом был отменен.

После этого генералы Беляев и Хабалов спять пошли к Великому Князю с докладом.

Вернувшийся от Великого Князя генерал Хабалов подтвердил требование перевести войска обратно в Адмиралтейство, и я должен был подчиниться этому распоряжению, приказав полковнику Фомину вести войска.

Еще до отдачи этого приказа я спросил генерала Хабалова: «Как объявить офицерам и нижним чинам наш уход из Зимнего дворца?» На это он ответил: «Скажите им, что там больше выходов». Я возразил: «Мы пришли сюда готовые умереть, а не искать большого количества выходов».

Исполняя повеление Великого Князя, войска начали уходить, и вид у всех, у офицеров и у нижних чинов, ранее бывший бодрым, сменился на грустный…

Я сел на диван, чувствуя полное переутомление. На минуту я забылся, а потом мне пришла в голову преступная мысль: остановить мои роты, вызвать генералов Беляева, Хабалова и Занкевича и арестовать их, а самому встать во главе войск… Но тогда пришлось бы арестовать и Великого Князя Михаила Александровича, родного брата Государя Императора… Этого выполнить я не смел, ибо во дворце он являлся представителем Императорской власти.

Я обратился к генералу Хабалову с последним вопросом:

«Ваш приказ об оставлении дворца исполняется. Следовательно, моя должность коменданта обороны закончилась. Разрешите мне сдать командование отрядом лейб-гвардии Измайловского полка полковнику Фомину, а самому пойти в лазарет для медицинской помощи».

«Да, идите», — ответил генерал Хабалов, и я передал отряд полковнику Фомину.

Как я узнал потом, в Адмиралтействе никакой обороны не проявлялось, а по приказанию военного министра на следующее утро было отдано распоряжение, — оставить оружие в Адмиралтействе и одиночным порядком расходиться по своим казармам.

Полковник Данильченко