ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Следующей крупной операцией, предпри­нятой единственно с целью оказания помощи нашим западным союзникам, было наступле­ние левофланговой 5-й армии Северного фрон­та и правофланговой 2-й армии Западного фронта в марте месяце 1916 г.

В феврале 1916 года, в поисках решения германское верховное командование начинает атаку Вердена.

По просьбе генерала Жоффра, высказан­ной в его письме генералу Алексееву от 3 марта 1916 г., «произвести на противника сильное давление с целью не дать ему воз­можности увезти с русского фронта какие-либо силы», русские войска предприняли 18 марта 1916 года наступление на германском участке фронта, из района Двинска и озера Нароч, в общем направлении на Ковно.

Плохо организованное и проходившее в тяжелых условиях весенней распутицы на­ступление не получило развития и было 29 марта остановлено. Прорыв германского фрон­та не удался, но все же это кратковремен­ное наступление, стоившее русской армии боль­ших кровавых потерь почти в 80 тысяч че­ловек, заставило германское командование временно, в последней декаде марта, приоста­новить атаки на Верден, что дало францу­зам какую-то передышку.

«С 18 по 21 марта положение германской 10-й армии было критическим, — пишет Людендорф. — Русские обладали огромным чи­сленным превосходством… Всеми нами овла­дело напряженное беспокойство о дальней­шем… Но к концу марта русские атаки исто­щились. Как тогда говорили, они утонули «в болоте и в крови». Потери русских были чрезвычайны».

Генерал Фалькенгайн с своей стороны сви­детельствует:

«Атаки продолжались с исключительным упорством до начала апреля, но их можно было назвать скорее кровавыми жертвоприно­шениями, чем атаками. Колонны плохо обу­ченных людей, наступавших в густых, непо­воротливых строях и предводимых столь же необученными офицерами, терпели страшный урон».

И дальше генерал Фалькенгайн правиль­но угадывает причину этой бойни:

«Не было никакого сомнения в том, что атаки русских были предприняты только под давлением их западных союзников и для их поддержки. Никакой ответственный началь­ник, не находящийся под внешним принуж­дением, не мог бы повести столь малоценные войска против таких прочно оборудованных позиций, какими располагали немцы».

***

Еще одним примером всегдашней готов­ности оказать поддержку своим западным союзникам, находящимся в тяжелом положе­нии, было ускорение перехода в наступление русских армий Юго-Западного фронта в ию­не 1916 года.

Согласно общесоюзническому стратегиче­скому плану на 1916 год, русские армии должны были начать наступление на Восточ­ном фронте 15 июня. Но уже 15 мая авст­рийцы атаковали на итальянском фронте, в Трентино, прорвали фронт и теснили италь­янцев. При дальнейшем наступлении авст­рийцы выходили  в долину реки По и к Вене­ции, отрезая правый фланг и центр итальян­ского фронта от сообщений с внутренними областями страны.

Энергичное наступление австрийцев скоро поставило итальянскую армию в критическое положение, и ее командование начало взы­вать о русской помощи. Оценка стратегического положения итальянской армии изложена в сообщении начальника итальянской воен­ной миссии при Ставке генерала Ромеи, ко­торый писал 30 мая генералу Алексееву, что австрийцы скоро окажутся в тылу оборони­тельных линий на Изонцо и Тальяменто и отрежут большую часть итальянской армии от всей страны.

«Если бы австрийцам удалось это сде­лать, — пишет генерал Ромеи, — последствия, моральные и материальные, были бы неис­числимы… Не только армия, но и весь на­род итальянский проникнуты глубоким убеж­дением, что война может быть решена только после одновременной атаки итальянской и русской армии против Австрии».

Настойчивые просьбы самого итальянско­го короля и главнокомандующего генерала Кадорна, энергично поддержанные генералом Жоффром, заставили русское командование ускорить переход в наступление Юго-Запад­ного фронта, назначив начало его вместо 15 на 4 июня.

Успех наступления армий генерала Бруси­лова, приведший к разгрому противостояв­ших им австро-венгерских сил, вынудил авст­рийцев прекратить наступление на итальян­ском фронте и спешно перебросить оттуда в Россию шесть своих дивизий. Германское командование должно было оказать своему союзнику спешную помощь, и с французско­го фронта, в период ожесточенных боев под Верденом, были взяты и переброшены на Во­сток 11 германских дивизий.

Уже 6 июня, в самый разгар операций ар­мий генерала Брусилова, генерал Ромеи со­общил генералу Алексееву, что генерал Ка­дорна «возложил на него честь повергнуть к престолу Его Императорского Величества жи­вейшую признательность итальянского вер­ховного командования за предпринятое рус­скими армиями Юго-Западного фронта на­ступление». Вместе с тем генералу Ромеи было «поручено принести такую же благо­дарность Его Высокопревосходительству гене­рал-адъютанту Алексееву».

Военно-политическое значение успешного наступления русских войск Юго-Западного фронта было огромно. Вместе с англо-фран­цузским наступлением, начатым 1 июля на Сом­ме, оно вырвало из рук германцев инициа­тиву и заставило их с конца 1916 года опять, как в конце 1914 года, перейти к стратегиче­ской обороне. А разгром австро-венгерских сил на Восточном фронте, от Полесья до ру­мынской границы, поставил Австро-Венгрию в крайне тяжелое внутренне-политическое по­ложение. Боеспособность австро-венгерских войск была подорвана окончательно, и потери их были огромны, до полутора миллионов человек.

«Наступление русского Юго-Западного фронта спасло Италию от поражения, — на­писал Лиддел Харт. — Оно заставило Герма­нию снять часть войск с Западного фронта и отказаться от плана нанести удар против готовившегося наступления союзников на Сом­ме и также от надежды продолжать обескров­ливавшие французов атаки на Верден».

«Наступление, как на Волыни, так и в Буковине, имело огромные результаты: к во­стоку от Луцка австро-венгерский фронт был прорван и не более как в два дня образовался зияющий провал в добрых 50 клм. ши­риной. Части 4-й австро-венгерской армии, ко­торые там до тех пор стояли, исчезли до жалких остатков.

7-я австро-венгерская армия в Буковине хлынула назад на всем фронте. Первое вре­мя нельзя было и предвидеть, когда и где удастся ее остановить. Все имевшиеся резер­вы сохранившихся участков, а особенно — немецкие, Южной армии и фронта Линзингена, были немедленно брошены на угрожае­мые пункты. И, однако, когда 7 июня стали известны потери австрийцев людьми и мате­риалом, нельзя уже было сомневаться в том, что без сильной немецкой поддержки в близ­ком будущем всему фронту в Галиции гро­зит полный разгром. Новое вторжение рус­ских в Венгрию или новая угроза в Силезии были для немецкого верховного командования недопустимы, — пишет о брусиловском на­ступлении генерал Фалькенгайн.

Писатель Отто Мозер написал в своем «Стратегическом обзоре войны 1914-18 гг.»: «Необходимость восстановления положения на австро-венгерском фронте потребовала пере­броски в июне и в июле всех немецких ре­зервов, которые только можно было выделить на Западном, а позднее и на Восточном фрон­те, из группы Гинденбурга и в Македонии. В общем немцы перебросили в Галицию 20 ди­визий.

Брусиловское наступление определило тот крайний момент, когда нужно было приоста­новить наступление на Верден, ставшее бес­цельным».

Но, кроме того, и надо сказать — к боль­шому сожалению, успехи русских войск Юго-Западного фронта в этом наступлении выве­ли из нейтрального положения и Румынию, чье правительство с самого начала войны ко­лебалось, не зная, на чьей стороне выступить.

Конечно, выступление Румынии на сторо­не держав Согласия закрывало для Германии пользование продовольственными и сырьевыми ресурсами Румынии. Оно ослабляло цен­тральные державы, вынуждая их растянуть свой фронт и отвлекать войска из Франции, Бельгии, Македонии, Италии и т. д. Оно могло дать союзникам возможность развивать воен­ные действия на чрезвычайно опасных для центральных держав операционных направ­лениях на Софию, на Константинополь, на Будапешт, и облегчало положение салоникского фронта. При успешных военных дей­ствиях оно могло бы перерезать Германии путь в Азию и изолировать центральные дер­жавы экономически, осуществляя их блокаду в полной мере.

Но все это могло быть достигнуто, как бы­ло тогда совершенно ясно русскому верхов­ному командованию, руками не румын, а рус­ских.

Для держав Согласия выступление Румы­нии против центральных держав было вы­годно. Но в то же время, если для Англии, Франции и Италии оно не имело никаких ми­нусов, для России минусы такого выступле­ния, с военной точки зрения, значительно пе­ревешивали плюсы.

В случае выступления Румынии на сторо­не центральных держав все военные выгоды оказались бы на стороне германской коали­ции, но дело в том, что пойти на это Румы­ния не могла, так как военное положение дер­жав Союза было неустойчивым, а экономиче­ское — крайне тяжелым. Впрочем, на вы­ступление румын против держав Согласия никто в центральных государствах и не рас­считывал, и они стремились лишь к поддер­жанию ею нейтралитета, сохранявшегося ею с начала войны.

Генерал Фалькенгайн говорит в своих вос­поминаниях:

«Не было надежды каким-либо путем при­влечь Румынию на сторону срединных держав. Поэтому пришлось бы ее, как Сербию, брать силою оружия, а для Германии не было смыс­ла без особой к тому нужды создавать себе еще одного врага… Силы и средства, необ­ходимые для трудной наступательной опера­ции через Южные Карпаты и Трансильван­ские Альпы, нужны были в другом месте».

Таким образом ясно, что до августа 1916 года никаких реальных угроз по адресу Ру­мынии со стороны центральных держав не существовало, и она совершенно свободно могла по-прежнему сохранять нейтралитет, продавая продовольствие и сырье и держа­вам Согласия и Германии и Австро-Венгрии, как Румыния это и делала с самого начала вой­ны.

Для военных интересов России сохране­ние нейтралитета Румынией, никем не угро­жаемое, было выгоднее, чем ее выступление на стороне держав Согласия, по многим при­чинам: нейтралитет Румынии обеспечивал ле­вый фланг русского фронта. В случае же ее выступления на стороне держав Согласия, принимая во внимание совершенно неудовлет­ворительное состояние румынских вооружен­ных сил, протяжение русского фронта, уже достигавшее 1.300 клм., удлинялось еще по крайней мере на 450 клм.

Следовательно пришлось бы, оказывая под­держку Румынии, не обладавшей средствами для действительного сопротивления централь­ным державам, ослаблять русские силы на важнейших и опаснейших для нас операцион­ных направлениях: петроградском, москов­ском и киевском, направляя эти силы на вто­ростепенный, обособленный и удаленный те­атр военных действий.

Кроме того, необходимо было предоста­вить свой русский, и так уже недостаточный транспорт для перевозки снабжения для Ру­мынии из Франции и Англии через Архан­гельск и Владивосток на огромное расстоя­ние, — свыше 2.000 и 10.000 клм., и делать это в явный ущерб снабжению русских войск.

Как оказалось впоследствии, все тяжкие последствия выступления Румынии оказались для России еще более пагубными, чем это предполагалось.

Доводы о невыгодах выступления Румы­нии не держались русским верховным коман­дованием в секрете, а неоднократно доводи­лись до сведения союзных главнокомандую­щих. Генерал Алексеев много раз писал об этом и русскому министру иностранных дел Сазонову и русским военным представителям заграницей, рекомендуя им действовать в смысле сохранения Румынией нейтралитета, потому что оказание помощи Румынии ляжет исключительно на наши плечи, так как за­падные наши союзники были всегда очень ос­торожны в отношении разбрасывания своей живой силы.

Но выступление Румынии должно было отвлечь, и действительно отвлекло, на новый театр некоторые силы австро-германцев, и по­этому французы и англичане были очень на­стойчивы и создали, в конце концов, в Петро­граде и Бухаресте такую обстановку, что рус­ское верховное командование было вынуж­дено, в ущерб русским интересам, пойти на уступки и готовиться к оказанию Румынии помощи, без которой она не могла обойтись.

27 августа 1916 года Румыния объявила вой­ну сначала Австрии, потом — Турции и Гер­мании. Для наступления против Румынии (а фактически — против России на новом фрон­те) Германии пришлось снимать  войска с дру­гих фронтов, ослабив и западные свои армии, ведшие в это время напряженные бои. Опять — борьба на русском и румынском фронтах отвлекала большие германские силы, облег­чая положение англо-французских армий.

Группа войск генерала Макензена (9 пехот­ных и 2 кавалерийских дивизии) в конце сен­тября 1916 года начала наступление с юга, из Болгарии, в Добруджу и, одновременно с за­пада, из Австро-Венгрии, перешла в наступ­ление группа генерала Фалькенгайна из 9-й германской и 1-й австро-венгерский армий силою в 26 пехотных и 7 кавалерийских диви­зий.

Что же выиграли в военном отношении Ан­глия и Франция от выступления Румынии?

Одним из наиболее важных последствий этого выступления было прекращение атаки Вердена.

«…Мы собирали, — говорит Людендорф, — дивизии, предназначенные действовать про­тив Румынии, и добились от Его Величества (Кайзера. КП.) важного приказа — приоста­новить атаку Вердена».

То же самое говорит и Гинденбург:

«Мы не могли думать о решительном на­ступлении у Вердена и на Сомме вследствие недостатка сил… и я был вынужден предста­вить на утверждение Его Величества приказ о прекращении нашего наступления на Вер­ден».

Это обстоятельство, естественно, повлияло на успехи французов под Верденом в октябре и в декабре 1916 года и также на то, что в 1917 году, как и в 1915 году, после первой Мар­ны, во Франции немцы придерживались пас­сивного образа действий, чем дали Англии и Франции возможность и время накапли­вать средства для борьбы, а Соединенным Штатам, вступившим в войну 6 апреля 1917 года, позволили развернуть свою мощь и прий­ти на помощь своим союзникам.

Таким образом, окончанием тяжкой для нее драмы под Верденом Франция обязана выступлению Румынии, которое легло тяжким бременем на Россию.

Вскоре после своего выступления Румы­ния понесла в боях своей армии с австро-гер­манскими войсками тяжкие поражения и по­теряла значительную часть своей территории. 26 ноября 1916 г. генерал Жоффр телеграфи­ровал в Россию, что румынские неудачи тре­вожат общественное мнение, парламент и правительство Франции и просил генерала Гурко, замещавшего больного генерала Алек­сеева на посту начальника штаба Верховно­го Главнокомандующего, поддержать румын у Бухареста. В тот же день начальник фран­цузской военной миссии в Румынии генерал Вертело телеграфировал в русскую Ставку генералу Жанену:

«Просите, чтобы безотлагательно в распоряжение (!) румынской армии были предо­ставлены 40 пехотных и 8 кавалерийских диви­зий и, кроме того, армейский корпус, состав­ляющий резерв армии генерала Лечицкого. Настаивайте! Необходимы срочность решения и быстрота выполнения!».

28 ноября, прося поддержать румын, к Го­сударю обратился и президент Франции Пуан­каре.

Эти и другие настойчивые просьбы заста­вили русское верховное командование беспре­рывно, насколько это допускала незначитель­ная пропускная способность немногочислен­ных железных дорог, в ущерб интересам Рос­сии уменьшая шансы русских успехов на важнейших, жизненных и опаснейших для России направлениях, перебрасывать русские дивизии в Румынию.

В телеграмме от 30 ноября генералу Жане­ну генерал Жоффр уже признал широкое и щедрое содействие, оказываемое румынам рус­скими армиями.

К 24 января 1917 года, согласно докладу ге­нерала Гурко Верховному Главнокомандующе­му, на румынском фронте протяжением в 450 клм., от горы Ботошу до дер. Кислица, у Измаила, находились три русские армии, 4-я, 6-я и 9-я, в составе 36 пехотных и 11 кавале­рийских дивизий, и одна лишь румынская, 2-я армия, занимавшая фронт в 30 клм. Всего бойцов насчитывалось 467 тысяч русских и 47 тысяч румын.

Таковы были следствия настояний Фран­ции и Англии о выступлении Румынии, кото­рого так опасалось русское верховное коман­дование. Действия русских войск на этом те­атре войны не дали нам ничего, кроме огром­ных потерь и оперативных невыгод на других участках фронта. Но зато они облегчили по­ложение союзников и спасли Верден. И это была еще одна, и едва ли не самая крупная жертва, принесенная Россией во имя верности своим союзническим обязательствам..

***

Об июльском (июньском — по старому сти­лю) наступлении 1917 года армий Юго-Запад­ного фронта Людендорф написал так:

«1 июля 1917 года началось наступление русских, сначала — только в Галиции… Бла­годаря большому количеству перебежчиков предстоящее наступление русских не являлось тайной для Главнокомандующего Востоком и он принял все меры для отражения наступ­ления. Но для контрудара были необходимы подкрепления с Запада, и шесть дивизий бы­ли взяты с Западного фронта и переброшены на Восток…

Бои на Западном фронте были для нас тяжелыми, как никогда, и сопровождались такими огромными потерями, каких еще ни разу не испытывала германская армия… Не­смотря на это верховное командование не мог­ло усилить Западный фронт войсками с Восто­ка. Надо было разбить Россию и Румынию, чтобы затем, в 1918 году, завершить войну на Западе. На Востоке мы должны были про­должать «обмолачивать» Россию и наносить ей все новые удары, чтобы развалить этот ко­лосс…

В ноябре 1917 года на Восточном фронте у нас было приблизительно 80 германских диви­зий».

Из этого свидетельства Людендорфа видно, что даже после революции русский фронт продолжал отвлекать на себя больше, чем одну треть всех германских дивизий, не счи­тая дивизий австрийских, болгарских и ту­рецких. И если с начала войны, с августа 1914 года, число германских дивизий на За­падном фронте с 97 возросло к 1918 году до 156 (по немецким источникам, цитируемым в уже упоминавшейся статье С. А. о войне 1914-18 гг.), то не следует забывать и того, что уже к кон­цу 1916 года число английских дивизий на За­падном фронте с четырех в августе 1914 г., тринадцати — в марте 1915 года, тридцати шес­ти — в конце 1915 года, тоже возросло к кон­цу 1916 года до пятидесяти шести (по данным меморандума французского Генерального шта­ба, составленного для конференции верхов­ного командования союзных армий в Шантильи 15 ноября 1916 г. Цитировано у Строкова «Военная история» том 3, стр. 519).

***

Этот очень общий обзор того, что было сде­лано русской армией в первую мировую вой­ну для оказания прямой и непосредственной помощи своим союзникам по их настойчивым просьбам, сначала — в августе 1914 года, кос­венно — в мае 1915 года, и затем — опять пря­мо и непосредственно — в марте, июне и нояб­ре-декабре 1916 года, и это, конечно, помимо всех других боевых операций, предпринятых по оперативным соображениям общего поряд­ка, мы могли бы закончить вовлечением Рос­сии союзниками в румынскую «авантюру», как выразился генерал Алексеев. Но русский фронт продолжал еще существовать, пусть — по инерции, и после февральской и даже в какой-то степени и после октябрьский ре­волюции, и таковы были страх и уважение, которые он внушал немцам, что германское верховное командование все еще держало здесь значительные силы. Даже повержен­ная в прах двумя революциями Россия про­должала отвлекать на себя достаточно крупные силы противника.

Об этом периоде войны Людендорф написал впоследствии, уже после окончания военных действий:

«В тот момент русская армия не являлась боевым фактором, но русский фронт мог еже­минутно возродиться…».

***

Интересно, чтобы закончить, привести вы­держку из труда советского автора, касаю­щуюся переброски германских дивизий с Вос­точного фронта на Западный, начиная с ок­тября 1917 года. Оговоримся сразу же: с ав­тором этим мы, конечно, не солидаризируем­ся. Предательство, каким был сепаратный Брест-Литовский мир, заключенный больше­виками, был и остается предательством и из­меной данному слову, как бы ни расценивать перебрасываемые германские дивизии.

«Выход России из рядов воюющих стран, — пишет советский автор, — освободил, конеч­но, некоторое количество неприятельских войск, до тех пор находившихся на нашем фронте, и дал немцам возможность перебро­сить их во Францию. Однако значение этих перебросок несомненно преувеличивается на­шими бывшими союзниками.

Во-первых, во время переговоров в Брес­те мы настаивали на включении в мирный договор статьи, воспрещавшей нашему про­тивнику использование для военных действий на Западе тех войск, которые к началу пере­говоров находились на русском фронте». (И не наша вина, явно хочет сказать автор, если германцы не исполнили этого пункта согла­шения. КП.).

«Но прибытие этих войск из России, — продолжает автор свою весьма курьезную аргу­ментацию, — едва ли могло в значительной сте­пени увеличить боевую мощь Германии на Западе, потому что в большинстве случаев эти войска уже потеряли не малую долю сво­ей боеспособности и были близки к разложе­нию. Продолжительное бездействие на рус­ском фронте, братание с разложившимися русскими войсками и вредное влияние воен­ной оккупации Украины, все это должно было крайне неблагоприятно отразиться на дисци­плине и настроении немецкой солдатской мас­сы, среди которой в то время велась уже ши­рокая пропаганда в пользу мира, и потому нет ничего невероятного в предположении, что именно войсковые части, привезенные из Рос­сии, и внесли первые семена разложения в гер­манские армии на Западе.

Это приводит нас к выводу, что, если пе­реброска германских войск с Востока на Западный фронт и дала некоторое численное увеличение армий противника, действующих против союзников, то значение этого матери­ального приращения неприятельских сил ос­лаблялось невысокими боевыми качествами уже разлагавшихся подкреплений.

Если же принять во внимание, что окон­чательное торжество союзников над Герма­нией было достигнуто отнюдь не их военным превосходством, не их искусством в страте­гических или тактических действиях, и во­обще — не победами их оружия, а обязано разложению германских вооруженных сил, вызванному политическими и экономически­ми условиями жизни страны, то нельзя не прийти к заключению, что переброска герман­ских войск с Востока на Запад принесла боль­ше пользы союзникам, чем Германии.

Та именно русская революция, из-за ко­торой союзники хотят возложить на Россию ответственность за ослабление коалиции, вы­несенная за пределы России и прокатившая­ся волной по Германии, и дала союзникам возможность так быстро и легко добиться ре­шительного поражения своего противника» (?!). («Кто должник?», сборник документиро­ванных статей по вопросу об отношениях меж­ду Россией, Францией и другими державами Антанты. Статья В. Новицкого, бывшего ко­мандира 2-го Сибирского корпуса, затем ко­мандующего 12-й армией, в 1917 г. — Главно­командующего Северным фронтом и потом — помощника начальника штаба Верховного Главнокомандующего. Авиоиздательство, Мо­сква, 1926 г.).

К. Перепеловский

© ВОЕННАЯ БЫЛЬ