По поводу книги А. Тарсаидзе «Четыре мифа»
Среди многих легенд, относящихся к историческим событиям у нас на родине или же касающихся лиц, сыгравших в этих событиях какую-то роль, автор выбрал четыре, могущие, по его мнению, объяснить, — «какие силы и обстоятельства привели Императорскую Россию к революции».
Одной из этих легенд является «миф» о том, что объявлением общей мобилизации своих вооруженных сил 18/31 июля 1914 года Россия сделала первую мировую войну неизбежной.
Особенно старались доказать эту мнимую русскую «вину» немцы, от которых не отставали и советские историки. Немцы — с целью снять с Германии ответственность за все то, что произошло и в течение четырех с лишним лет войны и за ее последствия; советские же историки — в их неизменном стремлении очернить старую Россию.
Опровергая немецкие и советские утверждения, автор проделал большую работу, разобрав по дням и по часам весь ход событий, так как они протекали в Петербурге в середине июля 1914 года, не оставляя у читателя ни малейшего сомнения в том, что подлинной зачинщицей войны была никак не Россия, а именно Германия, имевшая полную возможность отвести занесенный над Сербией австрийский меч и не сделавшая этого, потому что мирное разрешение конфликта не входило в расчеты Германии, и это — по очень простой причине: в четырехлетие с 1914 по 1917 год, по окончании так называемой «большой программы», численность русской армии по штатам мирного времени должна была возрасти на 12 тысяч офицеров и 500 тысяч солдат. К 1917 году подлежало сформированию 140 батальонов пехоты, 26 полков регулярной конницы и свыше 500 батарей, легких, мортирных и тяжелых, причем число батарей доводилось до 27 на корпус (18 легких, 6 мортирных и 3 тяжелых), а число орудий до 156 вместо 104, имевшихся в 1914 году; такое усиление артиллерийской мощи почти уравнивало огневые возможности русских дивизий с тем, чем располагали дивизии германские. Намечалось также сформирование новых частей в инженерных и технических войсках и особенно в авиации, привлекшей к себе особое внимание «программы». Для ускорения развертывания армий и улучшения возможности переброски войск вдоль западно-пограничного пространства проектировалась постройка двух новых магистралей: Рязань-Тула-Варшава и Гришино — Ковель, и устройство двойных и даже четверных колей на некоторых участках уже существующих дорог рокадного назначения. Должны были быть расширены некоторые военные заводы и арсеналы, что ставило дело боевого снабжения армии на более прочные основания.
Уже одного этого краткого перечисления мер, намеченных в России для усиления в самом недалеком будущем военной мощи страны, достаточно для того, чтобы объяснить отсутствие сговорчивости и злую волю руководителей германской политики, явно предпочитавших «предупредительную войну» с Россией в 1914 году войне через может быть три или четыре года с русской армией успевшей уже закончить выполнение «большой программы».
Мобилизация восьми австрийских корпусов, половины всей австр. армии, заставляла Россию принять соответствующие меры предосторожности; в то же самое время Германия, отрицавшая за Россией право принимать эти меры, сама энергично проводила предмобилизационные меры в гораздо более серьезном масштабе: уже 8/21 июля для воинских частей, расположенных в Эльзасе, было объявлено предмобилизационное положение (в России оно было объявлено только 13/26 июля); с 11/24 июля начались военные перевозки по железным дорогам и т. д. Если добавить к сказанному еще и явно провокационное сообщение немецкой полуофициальной газеты «Локаль Анцейгер» от 17/30 июля об объявлении общей мобилизации, опровергнутое затем германским правительством, но уже переданное русской секретной агентурой различными путями и условными телеграммами в Россию, то можно легко представить себе то состояние нервного напряжения, в котором в Петербурге должны были принять меры, способные обеспечить защиту границ страны, но без того чтобы Германия могла бы сомневаться в нашем миролюбии.
Можно поэтому понять долгие колебания Императора Николая 2-го и министра иностранных дел Сазонова, искренно стремившихся к сохранению мира и не желавших, чтобы принимаемые Россией меры предосторожности были бы истолкованы как агрессивные по отношению к Германии.
Анализируя решение Государя об объявлении частной мобилизации только четырех военных округов, Киевского, Одесского, Московского и Казанского, решение, от которого Государь не хотел отказаться в продолжение шести долгих дней, с 11/24 по 17/30 июля, можно уяснить себе, до каких границ простиралось миролюбие России, пренебрегавшее существеннейшими интересами нашей государственной обороны. Одновременно станет понятным и то, почему, раз уж Государь и министр иностранных дел не видели иного выхода как мобилизация, начальник Генерального штаба генерал Янушкевич БЫЛ ОБЯЗАН настаивать на объявлении мобилизации ОБЩЕЙ, а не «скоропостижной» частной, рисковавшей, во-первых, бесповоротно смешать все сложные расчеты по призыву запасных и проведению железнодорожных перевозок, и, во-вторых, ставившей Россию, по выражению генерала Головина, «в катастрофическое стратегическое положение».
11/24 июля, на предложение генерала Янушкевича «принести ему все документы, предусматривающие объявление частичной мобилизации против Австро-Венгрии», начальник мобилизационного отдела Главного Управления Генерального штаба генерал Добророльский вполне резонно доложил, что «о частной мобилизации не может быть и речи уже по той причине, что план такой мобилизации не был даже разработан в Главном Управлении Генерального штаба».
Приказание, повторенное генералом Янушкевичем, заставило все же генерала Добророльского разрабатывать в спешном порядке план частичной мобилизации, но само собой понятно, что в 24 или в 48 часов нельзя было успешно проделать работу, требовавшую в нормальных условиях мирного времени многих недель, если не месяцев, и результат такой работы носил бы, без сомнения, характер импровизации, со всеми присущими таковой недостатками.
С другой стороны, смешав все заранее подготовленные расчеты, частная мобилизация неизбежно нарушала бы, с точки зрения мобилизационной техники, возможность успешного проведения мобилизации общей, в случае, если бы изменившаяся политическая обстановка требовала ее объявления.
С точки зрения стратегической мобилизация против Австро-Венгрии лишь четырех военных округов, Киевского, Одесского, Московского и Казанского, и оставлявшая корпуса Варшавского военного округа не мобилизованными, была бессмыслицей. Не говоря уже о более ранних соображениях, еще 1/14 марта 1914 года управление Генерал-Квартирмейстера Главного Управления Генерального штаба представило начальнику Генерального штаба записку, в которой еще раз высказывалось вполне обоснованное предположение, что сейчас же по окончании своего сосредоточения австро-венгерские армии перейдут в наступление, направляя свои главные силы на фронт Седлец — Брест, то есть как раз на территорию Варшавского военного округа. Таким образом пространство между реками Вислой и Бугом являлось для нас важнейшим в стратегическом отношении, так как здесь проходили операционные пути наступающих австро-венгерских армий.
Сейчас же после начала войны первые же боевые действия на Юго-Западном фронте показали, насколько эти предположения Главного Управления Генерального штаба были обоснованными: русская 4-я армия из 6½ дивизий, к счастью — мобилизованных, с трудом сдержала в Люблин-Холмском сражении с 3/16 августа по 2/15 сентября натиск 1-й австрийской армии именно в том самом районе, который предполагавшаяся частная мобилизация в какой-то степени «нейтрализовала» с целью уверить Германию в нашем миролюбии.
В свете этого краткого анализа становится ясным, что если обязанностью начальника русского Генерального штаба было представить Государю свои соображения о несоответствии частной мобилизации целям государственной обороны, то его ДОЛГОМ перед Отечеством было сделать ВСЕ, чтобы, даже по самым похвальным гуманитарным соображениям, Россия не была бы непродуманными решениями выдана врагу связанной по рукам и по ногам.
Чтобы закончить с «делом о русской мобилизации» в 1914 году, нужно заметить, что автор ошибается, говоря, что за блестяще прошедшую мобилизацию генерал Лукомский, бывший до генерала Добророльского начальником мобилизационного отдела Главного Управления Генерального штаба, был награжден «ГЕОРГИЕВСКИМ КРЕСТОМ» на Владимирской ленте. Генерал Лукомский был награжден ОРДЕНОМ СВ. ВЛАДИМИРА на Георгиевской ленте.
***
Переходя к следующим двум «мифам», разбираемым автором книги, к «делу Мясоедова» и «делу Сухомлинова» можно вместе с автором сказать, что оба эти дела все еще остаются, даже пол-века спустя, невыясненными и нужно полностью согласиться с ним, когда он говорит, что «восстановить правду, особенно при отсутствии архивных материалов, не легко».
В своем стремлении восстановить правду, виноват ли Мясоедов или нет, автор проделал громадную работу: список источников, к которым он обращался, насчитывает 39 названий, не считая свидетельств отдельных лиц. Цитат и выдержек так много, что читатель иногда теряется в том, кто и когда сказал то-то и то-то.
В заключение же своего исследования автор говорит, что пришел к убеждению, что «Мясоедов не был ни подкупленным шпионом, ни изменником, но сам сделал очень много, чтобы быть заподозренным».
С риском добавить к «перегруженности» книги ссылками на источники позволю себе привести еще одно свидетельство, для многих — очень компетентное, ускользнувшее от внимания автора. В книге генерала Деникина «Путь русского офицера» (Изд. имени Чехова, Нью-Йорк, 1953, ст. 381) имеются следующие строчки:
«В 1915 году Мясоедов бы уличен в шпионаже в пользу Германии, судим военным судом и казнен. Ввиду каких-то процессуальных неправильностей и спешного проведения этого дела возникла легенда, будто казнен невинный… Недоброжелатели верховного командования (Великий Князь Николай Николаевич) пустили слух, что все дело было создано и проведено искусственно, для того чтобы оправдать тогдашние крупные неудачи на нашем фронте. Во время второй революции и после (нее) на эту тему в печати часто появлялись полемические статьи и «дело Мясоедова» в глазах некоторых стало одним из тех загадочных криминальных случаев, которые остаются в истории таинственными и неразгаданными.
У меня лично сомнений в виновности Мясоедова нет, ибо мне стали известны обстоятельства, проливающие свет на это темное дело. Мне их сообщил генерал Крымов, человек очень близкий Гучкову и ведший с ним работу. В начале войны к Гучкову явился японский военный атташе и, взяв с него слово, что разговор не будет предан гласности, сообщил, что… полковник Мясоедов… состоял на шпионской службе против России у японцев…» и т. д.
Гучков начал очень энергичную кампанию против Мясоедова, но связанный словом, не мог назвать источник своих сведений…»
***
Столь же обильно снабженное ссылками на различные источники, их больше 30, исследование о «деле Сухомлинова» настолько подробно (210 страниц), что, хотя и связанное до известной степени с «делом Мясоедова», заслуживает отдельного отзыва. Но уже и сейчас можно сказать, что мнение автора о том, будто бы «военный министр (Сухомлинов) много сделал для исправления дефектов, на которые указал опыт японской войны» и что «он был создателем военной авиации в России, расширил военно-автомобильное дело, создал более правильную организацию военных сообщений, поставил на должную высоту мобилизационную часть, провел в Государственной Думе новый Устав о воинской повинности, улучшил ремонтирование кавалерии, санитарный и ветеринарный отделы армии, реорганизовал военное хозяйство, повысил военное образование армии путем введения кадров сверхсрочнослужащих нижних чинов и ряда целесообразных изменений в военно-учебных заведениях и, наконец, …произвел перевооружение артиллерии», щедро относимые на кредит генерала Сухомлинова, требуют особого рассмотрения, к чему мы может быть еще и вернемся.
К. Перепеловский
***
ВЛАДИМИР ВЕРЕЩАГИН — Из далекого прошлого (воспоминания) Париж 1969 г.
Конечно, трудно отнести эту книгу к области чисто военной печати, но сама личность автора, сына ординарца Скобелева, все окружение его как в детстве, так и в зрелом возрасте, много военных воспоминаний и эпизодов, разбросанных по страницам книги позволяют нам дать о ней отзыв на страницах «ВОЕННОЙ БЫЛИ».
Как уже было сказано, отец автора служил в военной службе и был в Ахал-Текинской экспедиции ординарцем М. Д. Скобелева. Брат отца, наш знаменитый художник Василий Васильевич Верещагин погиб на «Петропавловске» вместе с адмиралом Макаровым. К лучшим страницам книги относится живо и художественно сделанный портрет художника.
Прекрасные картины петербургской жизни в счастливой и здоровой семье, картинки учения в гимназии Гуревича и Пажеском корпусе сменяются ярко выписанными фигурами видных военных деятелей эпохи: героя Фашоды полковника Маршана, генералов Куропаткина, Михаила Ивановича Драгомирова, Церпицкого, забавнейшее путешествие с которым во Францию описано с чувством большого и тонкого юмора.
Вовремя японской войны отец автора был послан военным министром в Болгарию для ознакомления с положением в стране и настроениями официальных сфер. Молодой паж Верещагин совершил это путешествие с отцом и попутно сделал большое количество фотографических снимков. По возвращении в Петербург, А. В. Верещагин без ведома сына отобрал лучшие из них, сделал красивый альбом и поднес его Государю. Ответом Царя был подарок молодому пажу — золотые часы с государственным орлом и золотой цепочкой. По существовавшим правилам он мог их носить, выпуская цепочку поверх мундира, что наполняло его молодую душу гордостью и «приятно щекотало самолюбие».
Значительная часть книги отведена встречам автора с литературно-артистическим миром — Шаляпин, Аделина Патти, Лина Кавальери — все нашли себе место в его интересных воспоминаниях.
Поистине богата, интересна и разнообразна была жизнь автора и нужно быть ему благодарным за то, что он сумел так талантливо и ярко отразить навеки потонувшие времена из нашего общего «далекого прошлого».
А. Г.
(Не оценивали)
Loading ...Похожие статьи:
Loading ...