ВОЕННАЯ БЫЛЬ

В 1919 году, будучи воспитанником пос­леднего курса Кубанского войскового техни­ческого училища, я ни о чем другом, как о своем учении, не думал. Но в связи с соз­давшимся на фронте Белой армии серьезным положением была вдруг объявлена мобили­зация и учащейся молодежи. Был мобили­зован и я в возрасте 181/2 лет и попал в учебный ученический батальон при Кубан­ском генерала М. В. Алексеева военном учи­лище в гор. Екатеринодаре.

В начале весны 1920 года Екатеринодар был оставлен белыми и мы, перебравшись че­рез реку Кубань по железнодорожному мос­ту, ушли через аул Тахтамукай в горы, на­правляясь на город Майкоп. Непролазная грязь весенней распутицы делала этот поход особенно изнурительным. Узнав в пути, что Майкоп уже занят большевиками, мы повер­нули на станицу Хадыженскую и далее — на Туапсе, с небольшими остановками для ликвидации гнезд «красно-зеленых», напа­давших на поезда и занимавшихся грабежа­ми. После Туапсе мы шли походным поряд­ком по шоссе вдоль Черноморского побере­жья и в канун святой Пасхи прибыли в се­ление Лазаревку. Отдохнув там несколько дней, мы заняли позицию, перейдя реку Псезуапсе. В течение трех дней мы отбивали атаки красных, на четвертый же день наш ученический батальон оказался отрезанным от наших главных сил. Не желая сдаваться красным, мы вместе с Кубанским училищем после четырехдневного, почти беспрерывного похода по горам, без пищи и зачастую без воды, нагруженные амуницией, тяжелыми пу­леметами и патронами, перебрались через бы­струю и полноводную реку Шаха и на пя­тый день наших скитаний присоединились к своим войскам. Тяжелый горный переход со­вершенно надорвал мои силы, я сильно рас­тер себе ноги и не мог идти в строю бата­льона, почему меня и еще несколько чело­век отправили в госпиталь города Сочи, где зачислили в команду выздоравливающих. В числе моих больных соседей был мой одно­классник по техническому училищу Николай Б., с которым мы и делили невзгоды нашего дальнейшего путешествия.

Тем временем Кубанское военное учили­ще погрузилось в Адлере на пароход «Беш­тау», который шел в Крым, в Феодосию.

В госпитале мы оставались недолго, так как узнали, что большевики уже совсем близ­ко от Сочи. Покинув госпиталь, мы с Нико­лаем по шпалам строящейся железной доро­ги направились в Адлер. Но идти дальше нам не пришлось: никаких кораблей больше не было. Грузинская граница была закрыта, а путь в горы был непроходим ввиду сви­репствовавших в это время бурь и снежных заносов на перевалах. Поэтому Кубанская ар­мия сдавалась в плен красным, и, как все другие, мы были вынуждены сдать наши вин­товки и под конвоем, уже в качестве воен­нопленных, отправились обратно по той же самой дороге, по которой отступали до сих пор.

В Сочи нам выдали по одной сушеной се­ледке и по куску получерствого хлеба. На­ши недолеченные ноги не позволяли нам сле­довать за колонной пленных, и мы с Нико­лаем начали понемногу отставать. Один из конвойных пробовал нас подгонять, но когда мы показали ему наши растертые до крови ноги, он, оказавшись сердобольным малым, посоветовал нам переждать в кустах прохо­да всей колонны пленных, добраться до близ­лежащей станции железной дороги и оттуда поездом доехать до Туапсе. Так мы и сделали.

На вокзале в Туапсе мы обратили внима­ние на погрузку пленных черкесов «Дикой» дивизии в поезд, который должен был следо­вать в Армавир. Случайно встретивший нас офицер этой дивизии, знавший мою семью, узнал меня и, желая помочь нам, зачислил нас обоих в нестроевую команду своего эше­лона и объяснил нам, что все нижние чины направляются в Армавир для допроса, а офи­церы должны явиться для особой регистра­ции в Екатеринодар. На прощанье он посове­товал нам совершенно забыть о том, что мы были в военном училище, и ни в коем слу­чае не проговориться об этом на допросе.

Со слезами на глазах распрощавшись со своими лошадьми, черкесы ни за что не хо­тели расстаться с седлами и прочей сбруей, и потому вагоны были набиты так густо, что не только нам, но и яблоку не нашлось бы в них места. Hо мы твердо решили ехать во что бы то ни стало этим поездом, и в момент, когда поезд трогался, мы забрались на крышу вагона и так путешествовали, рас­пластавшись там из предосторожности и как бы прилипнув к крыше вагона, чтобы в ка­ком-нибудь туннеле не зацепиться головою за его свод или выступ. Копоть и дым па­ровоза превратили нас в настоящих негров, и мы с трудом узнавали друг друга.

По приезде в Армавир нас, человек десять не черкесов нестроевой команды, так же, впро­чем, как и самих черкесов, разместили в пу­стовавших казарменных конюшнях, но мы предпочли, пользуясь сухой и теплой весен­ней погодой, спать на соломе во дворе ко­нюшни. Всем нам выдали для заполнения по шесть экземпляров анкетных листов с воп­росами и местами для ответов. Все мы дер­жались вместе в ожидании допроса и помо­гали малограмотным черкесам заполнять их анкетные листы. Среди нашей небольшой группы мне особенно запомнился маленький кадетик Владикавказского корпуса, очень скромный, приветливый и словоохотливый мо­лодой человек.

Незабываемый час допроса… В большом зале, куда нас вводили по очереди, за не­большими столиками сидели допрашивающие следователи, и перед ними лежали заполнен­ные нами опросные листы. С моим прияте­лем Николаем мы остановились у двух сво­бодных соседних столиков. Но едва войдя в зал, мы увидели нашего кадетика между дву­мя вооруженными солдатами, уводившими его в маленькую дверь в глубине зала. Мы ви­дели его в последний раз, и я не знаю, ка­кова была его дальнейшая участь.

У моего приятеля было удостоверение, вы­данное ему техническим училищем, о том, что он действительно был мобилизован, и его допрос состоял лишь в том, чтобы устано­вить, что удостоверение было выдано именно ему, а не кому-нибудь другому. Поэтому до­прашивающий его следователь задал ему не­сколько вопросов о педагогическом составе это­го училища. Николай отвечал на его вопро­сы быстро, спокойно и уверенно, вследствие чего стало ясно, что никакого подлога не мо­жет быть.

Совершенно другое было у меня, никако­го удостоверения я не имел, выглядел гораз­до моложе своих лет и поэтому доказать, что я был мобилизован, а не пошел добро­вольцем, мне было труднее, тем более что меня допрашивал следователь очень грубый, с физиономией каторжника, изрытой оспой. Каждая его фраза оканчивалась отборными ругательствами.

По мере того как он знакомился с моими ответами в анкетном листе, он произносил: «Брехня!», а когда я отвечал на его вопро­сы, он кричал: «Брешешь, такой-сякой!.. Ты думаешь, я тебе поверю, что ты был моби­лизован? Посмотри на себя, у тебя еще мо­локо на губах не обсохло!». А потом, меняя тон: «Ты лучше скажи, какого ты корпу­са кадет или юнкер. Если ты сейчас при­знаешься, пойдешь в нашу военную школу, будешь нашим, красным офицером».

Выведенный из терпения моим упорством, он резко нажал на кнопку электрического звонка, и два солдата с винтовками остано­вились около меня. В этот момент соседний следователь сделал знак солдатам, чтобы они удалились и, не отпуская Николая, подозвал меня к себе. В противоположность первому следователю он спросил меня вежливым то­ном: «Вы говорили сейчас, что учились в те­хническом училище? Мы это сейчас устано­вим… Быстро и без запинки отвечайте на мои вопросы: Кто у вас был директором? Его имя и отчество? Кто преподавал техно­логию? Физику? Химию?». Я быстро отве­чал, называя фамилии инженеров и препода­вателей. У следователя были записаны по­казания Николая, и он думал быстротой сво­их вопросов сбить меня, и тогда оба мы бы­ли бы уличены во лжи.

«Я задам вам еще один вопрос, от кото­рого будет зависеть ваша судьба: кто препо­давал у вас словесность?» «Жена профес­сора Федора Тимофеевича Федотова», отве­чаю я. «Вы знаете ее имя и отечество?» «Да, Екатерина Михайловна». Следователь улыб­нулся и, давая нам обоим по билетику, ска­зал: «Зайдите в канцелярию для получения удостоверения на право возвращения на роди­ну».

С каким облегчением и радостью мы вы­шли из канцелярии и как легко было на ду­ше, когда мы возвращались домой с драго­ценными удостоверениями в карманах. На этих бумажках, внизу, мелким шрифтом значи­лось: «в 48-часовый срок по прибытии яви­ться к коменданту для проверки». Но к ко­менданту я не попал, так как через несколь­ко дней заболел сыпным тифом и был поло­жен в госпиталь. Когда я пришел в созна­ние, я увидел, что нахожусь среди больных и раненых красноармейцев и, как потом вы­яснилось, среди них были мои вчерашние враги. Однажды, когда я стал уже поправ­ляться, во время прогулки они стали вспо­минать бой у реки Псезуапсе. Вот как один из них рассказывал своим товарищам об этом бое:

«Мне даже стыдно вам про это расска­зывать… Молокососы — юнкера проклятые… У Лазаревки это было… Пошли мы в атаку через реку, а речка-то, братцы, такая бы­страя, такая быстрая, горная, прямо с ног вода сбивает, а тут эти самые юнкаря… Ни одного патрона у них даром не пропадало, что ни выстрел, то и поплыл один из на­ших, потом другой, — а море-то совсем близ­ко. Прямо беда да и только… Пришлось от­ступить. Пошли во вторую атаку, — то же самое… Ну, а в третьей атаке и меня сада­нуло в плечо, да, спасибо, был корешок око­ло меня, он меня и вытянул на берег, а то, часом, кормил бы я собой рыбешку в море Черном…»

По мере того как он рассказывал, входя в азарт, он, озираясь вокруг, восклицал: «Эх, кабы хоть один из этих паршивцев по­пался мне на глаза, я бы ему, с… с…, ноги бы повыдергивал!».

Хорошо, что я в это время сидел рядом с ним, а не напротив, и он не мог следить за выражением моего лица… Иначе могло бы произойти что-нибудь для меня неприятное. Слава Богу, все обошлось благополучно, и я со­шел за «товарища».

В госпитале навестил меня мой друг Ни­колай. Он пришел попрощаться со мной со­общив мне, что получил предложение посту­пить на службу техником по лесоустройству. Это наше свидание было последним, Нико­лай исчез бесследно, и много лет спустя я узнал, что его родные разыскивали его без­результатно даже заграницей.

Выздоровев, хотя еще и слабоватым на ногах, я вернулся домой. На следующий день ко мне зашел, как бы случайно, наш сосед, с которым мы еще малышами вместе играли. Сын сапожника и сам сапожник, он пред­стал передо мною в форме советского офи­цера, занимавшего должность начальника пулеметной бригады. Он сразу же сказал мне, что знает не только мою биографию, но и, как он выразился, «всю мою подноготную». Он приходил ко мне еще несколько раз и в одно из посещений поведал мне, что в очень скором времени (через 15 дней) будет объяв­лена мобилизация моего возраста и совето­вал мне поступить в армию добровольцем, не ожидая мобилизации. Это будет якобы гораз­до лучше для меня и выгоднее, чем быть призванным по мобилизации. Мне стоит лишь дать ему согласие, и он сейчас же сделает все необходимое и возьмет меня к себе. «Ты станешь моим личным секретарем и будешь как у Христа за пазухой».

По моей просьбе он дал мне недельный срок на размышление. То обстоятельство, что он знал всю мою «подноготную», и его заман­чивые слова вселили в меня сомнения и не­доверие к нему. В это же время от других, более верных соседей и знакомых я много наслышался о терроре, которым уже в то время зарекомендовала себя советская власть, и о том, что большая часть населения была недовольна новым строем.

Однажды зашел я в техникум, как уже успели переименовать наше училище, и встре­тил там одного моего старого приятеля, мо­лодого казака из наших техников, которому я мог вполне довериться. Он сообщил мне, что служит вестовым у коменданта города Май­копа, и добавил, что сам комендант — офи­цер «старого покроя» готовит восстание про­тив советской власти. Подпольный центр за­говора был в самой комендатуре, а повстанцы собирались в окрестных лесах. В городе уже давно ходили слухи, что в лесах опе­рируют «шайки белобандитов», как их там на­зывали.

Мой приятель, узнав, что я не прочь при­соединиться к повстанцам, указал мне доро­гу и дал «пароль». Два дня спустя я с тре­мя моими приятелями, взяв с собой неболь­шие котомки и сельскохозяйственные инст­рументы, с раннего утра шли как бы на по­левые работы по дороге на станицу Кужорскую. Не доходя до станицы, мы свернули вправо, по дороге в Махошевский лес, где нашли указанный мне дом лесника. Нас встре­тила весьма почтенная старушка, и в раз­говоре с ней я как бы случайно произнес за­ученный «пароль», после чего она сразу по­вела нас в чистую горницу и накормила нас борщом с белым хлебом.

Едва мы окончили обед, как вошел ста­рик лесник, который повел нас в чащу ле­са и оставил на небольшой полянке, наказав не шуметь, никуда не уходить и ждать его возвращения. К вечеру он вернулся, и ко­гда мы появились во дворе его дома, там уже было полтора десятка таких же, как мы, молодых людей. Два проводника повели нас в чащу этого девственного леса с вековыми дубами. Лишь к утру пришли мы к месту на­значения.

В день нашего прибытия отряд наш со­стоял всего лишь из сотни казаков, но с каждым днем появлялись все новые и но­вые группы пеших и конных казаков. Ру­ководил отрядом первое время грузин, есаул Уркмелидзе. Узнав, что мы, четверо, — тех­ники, он решил создать саперную команду и зачислил нас в ее основание.

Первым нашим заданием была постройка шалашей для вновь прибывающих людей. За отсутствием топоров колья и перекладины заготовлялись при помощи палашей и шашек, а за неимением гвоздей мы брали молодые дубовые лозы, скручивали их и получали жгу­ты, которыми связывали перекладины. Крышу делали из веток, покрывая их травою так, чтобы вода не проникала внутрь шалаша. Продовольствие мы доставали на прилегающих к лесу огородах, куда казачки приносили из станиц все что могли.

Вскоре к нам прибыл полковник Крыжановский с маленьким отрядом пеших и кон­ных казаков. Как старший в чине, он при­нял командование отрядом. Вслед за ним при­был капитан Вирченко с небольшим отря­дом верных ему людей. Он до последнего мо­мента играл двойную роль, будучи комендан­том города Майкопа и организатором восста­ния.

По мере прибытия новых сил отряд при­нимал стройную военную организацию и вско­ре перешел к наступательным действиям, что­бы добыть вооружение, патроны и продоволь­ствие, в которых с увеличением численности отряда ощущался недостаток. Стоянка наша охранялась заставами, секретами и дозорами со всех сторон.

Несмотря на прибывающие к ним подкреп­ления, большевики не смели углубляться в лес, и если им было нужно сообщаться с лесными станицами, то они передвигались по дорогам с большими предосторожностями, си­льно вооруженные и с пулеметами на тачан­ках. Поэтому мы, в период организации, жи­ли в сравнительной безопасности.

Однажды рано утром наши заставы до­несли, что красная батарея становится на по­зицию на опушке леса, и в то время как мы рассыпались по лесу, батарея открыла огонь по району нашего расположения. Снаряды рва­лись с треском, ломая деревья, а один сна­ряд попал в родник, служивший нам колод­цем. Обстрел не причинил нам вреда, но с этих пор мы изменили нашу тактику: мы не оставались долго на одном и том же месте, а, постоянно передвигались, совершали набе­ги на окрестные станицы, беспрестанно тре­вожа красные части, выбивая их из станиц и захватывая оружие и запасы продовольст­вия. Станица Кужорская переходила из рук в руки по крайней мене три раза, станица Ярославская тоже была занята два раза, и каждый раз к нам присоединялись все новые пешие и конные люди, а в станице Махошевской к нам прибыл донской артиллерист есаул Мыльников с небольшим отрядом. Немного позже он стал организатором нашей артилле­рии.

Очистив большинство станиц, расположен­ных в районе Махошевского леса, мы повер­нули в противоположную сторону, заняв ста­ницу Курджипскую, где к нам присоединил­ся довольно значительный отряд есаула Бой­ко, в состав которого входило много учащей­ся молодежи города Майкопа.

Захватив неожиданным налетом станицу Тульскую, в 11 километрах от Майкопа, вверх по течению реки Белой, полковник Крыжановский поручил есаулу Мыльникову произ­вести разведку города Майкопа. Есаул Мыль­ников отобрал желающих идти в эти раз­ведку среди молодежи. Добровольцев набра­лось человек десять, среди которых был и я, коренной житель города Майкопа. Я знал прекрасно все окрестные леса и горы и был очень полезен в этом деле. С возвышенности, на которой мы находились, я в последний раз видел мой родной отцовский дом.

Когда мы возвращались с разведки, нам нужно было переправиться вброд через реку Белую. Я с есаулом и еще одним мичманом уже перебрались на другую сторону реки, а остальная молодежь переходила через реку немного ниже, как раз в том месте, где ку­пались в это время дивчата… Картина была очень забавная: полдюжины молодых каза­ков, привязав одежду на голову, чтобы не замочить ее, держа винтовки и патронташи высоко в руках над водой, переходят через реку и попадают прямо в группу дивчат. На­чинаются расспросы: «А Петька не с вами? А где Гришка?» и так далее. Так, перебра­сываясь вопросами и ответами, все выходят из воды в чем мать родила, не замечая, что все они — голые. А мы стоим на берегу уже одетые и любуемся картиной…

Переночевав в станице Тульской, мы уш­ли в уже занятый нами лесной район, в ста­ницу Царскую, где расположился штаб отря­да полковника Крыжановского и где нас ос­тавили в распоряжении коменданта станицы поручика Мацнева. В здании станичной школы было организованы курсы пиротехники, и мы, человек десять, слушали там лекции штабс-капитана Щербака.

Мы узнали там, что отряд генерала Фостикова довольно успешно действует в гор­ных станицах Баталпашинского отдела. Че­рез неделю большая часть слушателей этих курсов ушла на фронт, а мне и еще двум-трем казакам пришлось ждать получения под­рывного материала.

Через два дня меня с Ваней Б. послали с задачей доставить на подводе большой ящик подрывного материала. Сдав ящик по назна­чению, мы возвращались из станицы Губской, где мы ночевали, в станицу Царскую, но, еще не успев подъехать к станице, мы встретили есаула Мыльникова, который сообщил нам, что у нас есть теперь две пушки и что я и Б. зачислены в артиллерийскую команду. Пуш­ки эти были брошены при отступлении белой армии и были найдены на дне реки. Теперь они приводились в порядок казаками артил­леристами. За отсутствием минерального мас­ла для компрессоров, в них наливали под­солнечное масло, которое раздобыли у запа­сливых и хорошо к нам расположенных ка­зачек.

Когда пушки были приведены в порядок, одна из них была отправлена в район ста­ницы Губской, где красные, получившие под­крепления, проявляли большую активность, а другую пушку есаул Мыльников повел в сто­рону станицы Севастопольской.

Три пары дюжих волов дотянули пушку с передком до большой поляны в глубине ле­са, где мы остановились. Есаул Мыльников вручил каждому из нас по снаряду и, расса­див нас подальше друг от друга, поручил нам отвинчивать головки снарядов и на солнце подсушивать их пороховую мякоть. Благопо­лучно закончив эту операцию, завинтив голов­ки снарядов и сложив их в передок, мы отпра­вились в дальнейший путь.

Лесная дорога привела нас к косогору, от­куда открывался вид на большую долину с рас­кинувшийся станицей. Оттуда была слышна артиллерийская стрельба: красная батарея об­стреливала позиции нашего отряда. Установив пушку здесь же, на дороге, есаул Мыльни­ков произвел пристрелку несколькими снаря­дами, выпущенными «на глаз», так как при­цельные приспособления отсутствовали, после чего, быстро подавая снаряды, мы выпустили беглым огнем восемь выстрелов. Огонь на­шей пушки был настолько действительным, что красная батарея замолчала и станица Се­вастопольская была нами взята. С горы нам было видно простым глазом, как наша кон­ница преследовала отступающих большевиков.

Прискакавший от начальника отряда всад­ник доложил есаулу Мыльникову, что укры­тые на возвышенности красные пулеметы об­стреливают во фланг наше расположение и мешают продвижению. Всадник указал при­близительно место расположения этих пуле­метов, и две шрапнели, выпущенные по дан­ному направлению заставили пулеметы пре­кратить их стрельбу.

Мы остались на ночлег в освобожденной станице. Поспешно отступавшие красные не успели снять свою телефонную линию, и на­ши телефонисты перехватили очень важные для нас сведения: советское командование, обеспокоенное восстанием на Кубани, полу­чившим значительное развитие, направило для ликвидации этого восстания в Баталпашинском и Майкопском отделах 9-ю и 10-ю совет­ские армии, части которых начали уже при­бывать на Кубань. Кроме того, был пере­хвачен приказ всем частям, действующим в Майкопском отделе, с точным указанием дви­жения каждой из них, для нашего окруже­ния. В то же самое время нам стало известно, что превосходство сил красных и недоста­ток вооружения побудили генерала Фостикова покинуть Лабинский и Баталпашинский отде­лы и что его отряд приближается в настоящее время к станицам Андрюковской и Псебайской Майкопского отдела.

Таким образом наше положение станови­лось более чем критическим и было необ­ходимо принять экстренные и решительные меры, для того чтобы не оказаться в мыше­ловке. Пользуясь ночной темнотой, нам уда­лось бесшумно покинуть станицу в направ­лении на монастырь (Михайловская пустынь). К рассвету мы уже были далеко от стани­цы Севастопольской, а к полудню приближались к монастырю, где гостеприимные мо­нахи нас немного подкормили чем Бог по­слал, и мы, не задерживаясь там, двинулись дальше, чтобы выйти из окружения. Горная дорога шла лесом, то поднимаясь, то спус­каясь. Недалеко от станицы Даховской мы по­пали под сильный пулеметный огонь крас­ных, посланных нам в обход. Внезапность этого обстрела произвела некоторое замеша­тельство и даже начало паники в наших ря­дах. У нашей пушки остались только мы вдво­ем, я с Ваней Б., а у следовавшей за нами вто­рой пушки — есаул Мыльников и поручик Мацнев. Все остальные артиллеристы и воз­ницы разбежались. Погоняя волов и притор­маживая пушки, где было нужно, нам уда­лось вывести пушки из-под обстрела и добра­ться до станицы Даховской.

Установив пушки у въезда в станицу, мы обстреляли нападающих красных беглым ог­нем. Хотя наш огонь имел эффект больше моральный, пулеметы все же замолкли и боль­ше нас не тревожили.

Дождавшись темноты и перейдя реку вброд, мы начали подъем на какой-то перевал. Шли мы почти всю ночь и лишь к утру остано­вились передохнуть на Сахрайском хуторе, но не надолго. Мы поднимались затем все выше и выше, на один перевал, потом на другой… Над нами вдруг появился большевистский аэроплан. Пролетая, он сбросил бомбочку, ра­зорвавшуюся с глухим треском в сотне ша­гов от дороги, не причинив нам никакого вре­да. Но это было предупреждением о том, что мы открыты красными и что нам следует, не задерживаясь, спешить к Черному Яру.

Сбросив пушки и снаряды в глубокий овраг, но сохранив быков как драгоценный живой провиант, мы продолжали подъем и на сле­дующий день, 1 сентября, соединились с от­рядом генерала Фостикова, который по той же самой причине, что и мы, уходил в горы из района станиц Псебайской и Андрюковской, где он имел последнее столкновение с красными.

Вот и Черная речка. Невольно напраши­вался вопрос, почему она носит такое наз­вание: кристально чистая вода бежит по рус­лу, как бы выложенному из чистого белого мрамора. Сама же долина реки могла смело называться «райской долиной», так чудесны пейзажи этой гористой местности с ее краси­вой растительностью. «Черный Яр», напро­тив, носит совершенно правильное название: это — мрачное ущелье, в глубине которого находится небольшое селение, или аул. От­сюда нам пришлось преодолеть крутой подъ­ем, чтобы взобраться на почти отвесные ска­лы. Дальше, по узким, едва проходимым тро­пам, поднимаясь все выше и выше, мы на­конец дошли до снежной зоны и к вечеру 3 сентября достигли и самого перевала Псеашка, покрытого вечными снегами. Точную его высоту я не знаю, но она, во всяком случае, превышает 2.000 метров.

Здесь произошла встреча авангарда пол­ковника Демьяненко с партизанской сотней есаула Попереки, храбрейшего из храбрых. Он был послан генералом Фостиковым выяс­нить обстановку на Черноморском побережье в районе Адлера и Сочи, где по слухам был высажен десант из Крыма. Есаул Поперека дальше перевала не пошел, так как узнал, что никакого десанта не было, но что де­ревня Эстонка и город Романовск (он же — Красная Поляна) заняты хорошо вооруженны­ми отрядами красных с большим количест­вом пулеметов. Было принято решение не­медленно атаковать сначала деревню Эстон­ку, а затем внезапным натиском овладеть и городом Романовском. Это и было выполнено посланным вперед отрядом, состоявшим пре­имущественно из конницы.

Переночевав на снегу на перевале, мы спу­стились в Романовск, но оставаться там дол­го нам не пришлось, так как надо было дей­ствовать пока большевики еще не опомнились и не сосредоточили здесь крупных сил. Кро­ме того, в 15 клм. по дороге на Адлер нахо­дится туннель, обойти который было нельзя. Разведка наша выяснила, что на горке пе­ред туннелем окопались красные. Полусотня пластунов, посланная в обход горки, откры­ла огонь по окопам красных, и они в пани­ке бросились бежать к туннелю, где попали под сабельные удары казаков есаула Попере­ки. Часть большевиков была порублена, дру­гие же, бросавшиеся с кручи в реку Мзылиту, разбились о каменистый ее берег. Дорога на Адлер была открыта.

6 сентября Адлер был взят и оставался в наших руках три дня, до появления у кра­сных броневиков. В этот же период, в бою у местечка Хосты был убит наш храбрый есаул Поперека. 9 сентября к нам присоеди­нился отряд в 150 человек полковника Улагая, также действовавший в Майкопском от­деле. После перегруппировки наших сил и нескольких разведывательных поисков, в од­ном из которых участвовал и я, Адлер был занят нами во второй раз, а на следующий день после этого из Крыма прибыл миноно­сец с генералом Шатиловым, присланным ге­нералом Врангелем. Вскоре должны были при­быть и транспорты для перевозки нас в Крым. Тем временем к нам присоединились глав­ные силы отряда генерала Фостикова, при­шедшие через перевал Умпырь. Сам гене­рал Фостиков находился в Грузии, в Гаграх, и вернулся в Адлер в середине сентября.

Продолжать наступление на Сочи было при­знано рискованным, и командование решило, не ожидая подхода к красным подкрепле­ний, перейти грузинскую границу, на что бы­ло получено генералом Фостиковым согласие грузинского правительства. Поднявшись вверх по реке Псоу под проливным дождем, мы на следующий день спустились с гор немно­го левее Гагр и расположились биваком. В тот же день подошли обещанные транспорты и, погрузившись на «Дон», мы были до­ставлены в Феодосию.

Но в Крыму нам не пришлось оставать­ся долго. Через две недели мы покинули и этот, последний клочок русской земли и поки­нули навсегда…

К. Баев

© ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Голосовать

(2 votes, average: 5.00 out of 5)

 Loading ...

Похожие статьи:

• Родословная и биография Ермака. – И. Ф. Рубец
• Бронепоезда Донской армии. – Максим Бугураев
• Письма в Редакцию (№114)
• ИМЕНА КОТОРЫХ НЕЛЬЗЯ ЗАБЫВАТЬ.
• На Двине в 1915-1917 гг. (Окончание) – В. Е. Милоданович
• О конной артиллерии в Российской армии. – К.В. Киселевский
• Служба в Донской артиллерии (Окончание) – М.Т. Чернявский
• Ночь под Рождество. – Н. Вдовкин
• Моя служба в офицерских чинах (Окончание). – К. К. Отфиновский