Статьи из парижского журнала "Военная Быль" (1952-1974). Издавался Обще-Кадетским Объединением под редакцией А.А. Геринга
Monday October 14th 2024

Номера журнала

Из флотских воспоминаний (№115). – Н. Р. Гутан



БАЛ ПО ТРЕВОГЕ

Гагринская климати­ческая станция, или по­просту Гагры, в доброе старое время являлись одним из красивейших и уютнейших пунктов нашего, почти всюду сплошь красивого Кав­казского побережья Черного моря, несмотря на несколько давящее ощущение от слиш­ком близко подходящих здесь высоких гор. Но, кроме своего красивого местоположения, второй особенностью Гагр в ту эпоху были введенные там в культ чистота и порядок. Всем было известно, что Гагры являлись лю­бимым детищем Его Высочества Принца Алек­сандра Петровича Ольденбургского, почти по­стоянно там проживавшего. Строгий, требова­тельный к другим, но и сам полный кипу­чей энергии и неутомимой трудоспособности, Принц положил много труда, энергии и забот­ливости, на создание Гагринской климатичес­кой станции. И результат получился блестя­щий. Несмотря на то, что далеко не все еще было закончено и многие постройки носили лишь временный характер, всюду царили об­разцовый порядок, удобство и чистота. Внут­ренняя жизнь Гагринской станции носила да­же полувоенный характер. Так, например, в пожарном отношении, каждый постоянный житель Гагр имел вполне определенную обя­занность на случай пожара, и все население Гагр точно знало, что в таком случае каж­дый должен был делать. Принц лично все про­верял, всюду присутствуя и всем живо интере­суясь.

В один из дней конца июля 1907 года на рейде Гагр стало на якорь учебное судно «Березань». Хотя Гагры не значились в списке салютующих портов, тем не менее по какой-то неписанной традиции с «Березани» был произведен флагу Его Высочества ар­тиллерийский салют. На салют этот немед­ленно с берега было отвечено положенным числом выстрелов из маленьких, почти игру­шечных медных пушек.

Вернувшись после официального визита от Принца, командир судна передал старшему офицеру, что Его Высочество приглашает всех свободных от службы офицеров сегодня ве­чером во «Временную» гостиницу на люби­тельский спектакль, после которого там же состоится «бал по тревоге». Этот спектакль уже ставился местными любителями недели две тому назад и по распоряжению Принца ныне повторяется специально по случаю при­хода военного судна. Выражение же «бал по тревоге» вряд ли может быть понятно кому-либо, кроме гагринских жителей или пребы­вавших в Гаграх лиц. А между тем выраже­ние это не преувеличено и означает оно сле­дующее: в день прихода «Березани» энергич­ный Принц разослал конных ингушей объ­ехать по данному им списку все дома и дачи и объявить, что сегодня, по случаю прихода военного корабля состоится бал. Такое ори­гинальное приглашение на бал в Гаграх рас­сматривалось не только как простое пригла­шение, а просто как нечто промежуточное между приглашением и приказанием, а пото­му на бал по такой «тревоге» собирались поч­ти все извещенные жители.

Кроме того, командир сообщил еще стар­шему офицеру, что Его Высочество предло­жил принять с берега некоторое количество воды. Дело в том, что в Гаграх была особо хорошая вода и Принц организовал подачу этой воды наливом на суда, непосредственно с берега на рейд. Как известно, гавани или даже пристани для больших судов в Гаграх нет и все суда становятся на якорь на от­крытом, очень приглубом гагринском рейде, в расстоянии 1 — 1 1/2 кабельтова от берега. И вот, несмотря на это расстояние, в Гаграх бы­ла организована подача воды на суда при помощи длинных шлангов, поддерживаемых на плаву рядом особых поплавков. Система эта была очень ненадежна, так как на та­ком открытом рейде, как Гагры, редко бы­вает мертвый штиль, поэтому дальнейшая зыбь, ветер и течение, выгибая шланги на буйках в дугу, часто рвали эти шланги, их приходилось вновь сращивать, терять много времени и бывало в результате морская вода попадала в судовые цистерны. Но все коман­диры судов также знали, что отказаться от приемки воды в Гаграх значило искренне и глубоко огорчить любезного и неутомимого Принца, лично всякий раз руководившего по­дачей шлангов, ибо эта подача была одной из достопримечательностей или, как теперь принято говорить, «достижением» Гагр. По­этому, всякое военное судно, даже имея пол­ный запас воды, никогда не отказывалось от приемки и хоть немного, но всегда принима­ло воду в Гаграх.

Другой достопримечательностью Гагр, ка­савшейся мореплавателей, были громадные часы на фасаде дворца Принца, большая стрелка которых была более сажени длиной. По мысли устоителя, по этим часам прохо­дившие мимо Гагр суда должны были прове­рять свои судовые часы.

Несмотря на почти полный штиль, пода­ча воды на «Березань» все же затянулась до самого вечера, ибо благодаря течению вдоль берега шланги все время относило в сторо­ну, они натягивались и несколько раз рвались.

Съехав заблаговременно на берег и пообе­дав в прекрасном ресторане той же «Времен­ной гостиницы», все свободные от службы офицеры, как судового состава так и препо­давательского Минной Школы, плававшей на «Березани», в указанное время были в те­атре. С приходом Принца, ровно в назначен­ный час поднялся занавес. Очень оригиналь­ной и красивой особенностью этого спектак­ля явились декорации третьего акта. По хо­ду пьесы дело должно было происходить ве­чером в саду и вот, вместо соответствующих декораций просто была разобрана задняя стен­ка сцены и, таким образом, продолжением сцены явился залитый лунным светом, насто­ящий красивый сад, к которому почти вплот­ную подходили высокие, поросшие лесом го­ры. Картина получилась действительно очень эффектной, и вряд ли с такими природными декорациями могли бы соперничать лучшие театры в мире После спектакля, прошедше­го весьма дружно, начался бал, затянувший­ся далеко за полночь. В общем, если вна­чале и чувствовалась, быть может, некоторая натянутость, то она скоро совершенно исчез­ла и царившее веселье было самым искренним и непринужденным.

После бала офицеры даже не успели как следует отдохнуть, как им вновь пришлось съехать на берег. Гостеприимный хозяин Гагр, Его Высочество на следующий день в 7 ча­сов утра пригласил офицеров собраться в его дворце, откуда в экипажах всем поехать в собственное имение Принца — «Ольгино», от­стоявшее на девять верст от Гагр. Ровно в семь часов офицеры были уже в назначен­ном месте рандеву, заметив по дороге, что неутомимый Принц в это время уже ходил по улицам аллеям курорта, лично наблюдая за подметанием и поливкой этих улиц. Под­метание происходило при помощи большой круглой метлы, вроде тех что парикмахеры называют «круглой щеткой», поставленной на шасси, запряженное рослым, красивым мулом. Вслед за «круглой щеткой», проходила ули­цы, поливая их, большая цистерна, тоже за­пряженная парой таких же рослых мулов. Ров­но в семь часов, в нескольких экипажах, Его Высочество, командир и офицеры учебного судна и Минной Школы в обществе двух адъ­ютантов Принца выехали в «Ольгино».

Мыза Принца «Ольгино» действительно представляла образцовое хозяйство. Всюду ца­рила строгая организация, порядок и чистота, но особенно привлекали общее внимание зна­менитый птичий двор и конюшни «Ольгина». На птичьем дворе были собраны, кажется, все существующие разновидности лучших по­род домашней птицы. Разведение этой пти­цы, кормление и уход за ней были организо­ваны с редкой заботливостью и продуман­ностью. Конюшни же по имевшимся там мно­гочисленным прекрасным и редким экземпля­рам лошадей, мулов, зебр и метисов могли соперничать с самыми знаменитыми конюшня­ми.

Другой достопримечательностью «Ольгина» являлся источник минеральной воды — «Ольгинской воды», тоже составлявшей гордость Принца. Вода эта, очень приятная на вкус, немного напоминала «Ессентуки», хотя и бы­ла более слабая. Воду эту Принц ящиками дарил кают-компаниям военных судов, поми­мо той, которая приобреталась ими в Гаграх для офицерских буфетов. После осмотра «Оль­гина», все офицеры были приглашены завт­ракать к Принцу, в его дворец в Гаграх.

Перед отправлением в обратный путь же­лающим офицерам было предложено совер­шить этот путь верхом. Этим любезным предложением воспользовались четыре мичмана. Здесь необходимо заметить, что из четырех мичманов один был сыном кавалерийского офицера, командира полка, а потому с детст­ва был приучен к верховой езде. Второй, хо­тя и в меньшей мере, но тоже был знаком с этим видом спорта. Остальные два о верхо­вой езде не имели ни малейшего понятия. Но, как тут было устоять, особенно когда их приятели «кавалеристы» гордо направились в конюшни. Поэтому и оба мичмана «не ка­валериста» тоже пошли за своими товарища­ми, шепнув лишь незаметно конюху: «Ты уж нам, братец, тово, выбери лошадь посмир­нее…». Лошади были быстро оседланы, мич­мана, кто сел, а кто взгромоздился в седло, и вся кавалькада из четырех мичманов и обо­их адъютантов Принца тронулась в Гагры. Но не успели пройти и версты, как вдруг со­вершенно неожиданно, Бог весть откуда, на­шли грозовые тучи и разыгралась сильная, типичная горная гроза с проливным тропи­ческим дождем и оглушительными раскатами грома. Укрыться, переждать грозу было не­где, а потому пришлось просто ускорить ал­люр. Наши оба мичмана «не кавалериста» чув­ствовали себя отвратительно, особенно тяже­ло было положение одного из них, коему досталась, по уверению конюха, «любимая ло­шадь Его Высочества» — «Маруся». Мичман и «Маруся» представляли странное сочета­ние, в котором выбирал аллюр и даже доро­гу не всадник, а лошадь, мичман же, по пол­ной неграмотности, не мог даже перевести лошадь с галопа на другой аллюр, к тому же и стремена, тоже по неграмотности, ока­зались слишком длинными. В таком отчаян­ном положении мичман, исключительно по желанию «Маруси», проскакал девять верст под проливным дождем, но не отстал от про­чих всадников.

В печальном виде явились наши мичма­на во дворец. Офицеры съехали на берег во всем белом, каковое обмундирование, наск­возь промокнув от ливня, облепляло тело, как купальный костюм. Но мало того, во время бешеной скачки под проливным дождем, на белых брюках мичманов, помимо отпечатав­шихся комьев грязи, отпечатались еще и все­ми цветами радуги и седла, подседельники, чепраки и прочее лошадиное обмундирова­ние и наши четыре всадника имели очень «живописный» вид, особенно с «кормы». Съездить на судно переодеться не позволяло время, а потому пришлось при помощи адъ­ютантских вестовых наспех, на себе же, за­мывать самые причудливые разноцветные узо­ры.

В таком мокром, грязном и весьма жало­стливом виде предстали наши мичмана ка­валеристы под издевательские остроты остальных офицеров, не вылезавших из экипа­жей, на завтрак к Его Высочеству. Еще во время завтрака наши два горе кавалериста почувствовали боль в пояснице. Когда же все встали из-за стола, то у наших двух мич­манов боль в пояснице распространилась на всю «кормовую часть» и на ноги. Все тело ломило и ныло, а ноги как-то непроизволь­но расползались. Но испытания этого дня еще не кончились.

Пока длился завтрак, с моря подул весь­ма свежий ветер, быстро разведший боль­шую волну. На таких кавказских открытых рейдах, как Сочи, Адлер и Туапсе, в тече­ние получаса может так сильно засвежеть, прибой становится настолько сильным, что вся­кое сообщение с берегом становится немыс­лимым. Такая именно картина и имела мес­то в настоящем случае. Придя на пристань, командир и офицеры убедились, что вернуть­ся на судно на судовых шлюпках уже нет никакой возможности. Пришлось попытаться добраться на так называемых турецких фе­люках, на которых поддерживается обычно сообщение в открытых кавказских портах с пассажирскими и грузовыми пароходами, об­служивающими побережье. Для этой цели по приказанию Принца на пляж был собран весь гагринский гарнизон — полурота пехотного полка. В двух вытащенных на берег фелю­ках поместились командир и офицеры. Сол­даты, под личным руководством Принца, спу­стили фелюки, по очереди, на воду, входя ту­да по пояс, при этом и Принц входил вме­сте с ними. Первая шлюпка с командиром и частью судовых офицеров, благополучно ми­новав буруны, без дальнейших приключений достигла судна, вторая же, на которой нахо­дились заведующий обучением и офицеры Минной Школы, на бурунах, перевернулась. Выкупавшись, офицеры вышли не без тру­да на берег и им пришлось второй раз по­вторить попытку. Наконец и вторая фелюка благополучно дошла по назначению. Трудной операцией было выскочить из фелюки на при­поднятый трап. Трудность эта особенно ос­ложнялась для двух мичманов, плохо вла­девших ногами после верховой езды, они поч­ти на карачках лезли по трапу. И в таком состоянии одному из них пришлось еще всту­пить на вахту. Эти мучительную вахту мич­ман долго помнил.

По возвращении на корабль выяснилось что вернулись не все, — не хватало подпору­чика, младшего инженер механика. Сей по­следний, как затем выяснилось, выйдя из двор­ца и не обращая никакого внимания на со­стояние моря и погоды, отправился с визитом к даме, с которой он познакомился накануне и танцевал на «балу по тревоге». Помимо визита, подпоручик предполагал пригласить даму и ее супруга сегодня к ужину в кают-компанию. Но пока младший механик зани­мался светскими визитами, Его Высочество, по возвращении фелюк на берег приказал под­нять на сигнальной мачте сигнал по между­народному своду: «Прекратить сообщение с берегом!». Положение визитера осложнилось. Командир же учебного судна решил, — если не стихнет, к ночи выйти в море. После 20 часов была сделана попытка связаться с бе­регом при помощи шестерки. На руле шес­терки пошел мичман, только что отстоявший вахту и коему эта вахта принесла некоторую пользу, ибо после четырех часов хождения по палубе мичманская «корма» стала мень­ше ныть, а ноги расползаться. Но, видимо не доверяя вполне молодому мичману, с ним по просьбе командира пошел и старший офи­цер, немолодой уже капитан 2 ранга и изряд­ный морячина. Шестерке, с большим трудом сдаваясь на дреке, с соблюдением всех пра­вил приставания на бурунах удалось дости­гнуть пристани и умудриться взять с бере­га артельщиков и буфетчиков. На протяжении всего пути шестерки и всей ее опера­ции у берега она освещалась судовыми про­жекторами и не заметить с берега шлюпку было невозможно. Но младшего механика на пристани не было. Прождав с четверть часа, с риском ежеминутно разбиться о пристань или перевернуться, и не дождавшись меха­ника, шлюпка отвалила и вернулась на суд­но. К полуночи «Березань» снялась с якоря и ушла в Новороссийск, куда прибыла на сле­дующий день, а через сутки, на очередном пассажирском пароходе РОПИТ-а (Русского Общества Пароходства и Торговли) прибыл из Гагр и «нетчик» — младший механик. Ко­гда, смущенный, он явился на «Березань», то уже у трапа, от вахтенного начальника узнал, что командир потребовал к себе реви­зора с книгой судовых приказов. Коммента­рии излишни. На «Березани» особенно мич­мана знали, что это обозначает. Подпоручик инженер механик был арестован командиром на две недели домашним арестом и, сидя на судне во время стоянок в других портах, с грустью вспоминал и «бал по тревоге» и «ее» и все дальнейшие последствия и свои злоключения.

СИМВОЛИЧЕСКАЯ РЕЧЬ БОЦМАНА

В английском флоте, когда хотят сказать о чем-нибудь как о небылице или невероятном, существует пословица: «Расскажи это мор­ской пехоте». И, хотя одним из действующих лиц приводимого ниже рассказа и является сер­жант британской морской пехоты, тем не ме­нее все сообщаемое здесь является не небыли­цей, а самым подлинным фактом.

В ряде торжеств и приемов, коими было от­мечено в феврале 1913 года празднование трех­сотлетия царствования Дома Романовых на русском отряде судов в Константинополе, имел место и парадный обед, данный кондукторами русских судов своим иностранным коллегам. Обед этот состоялся в кондукторской кают-ком­пании линейного корабля «Ростислав». Кон­дукторам в организации этого обеда помогали и офицеры. Было решено, что после тоста за здоровье Государя Императора и всей Царской Семьи единственный тост — приветственную речь иностранным гостям произнесет по-русски кондуктор председатель кают-компании, но перед прибором каждого из приглашенных, на обратной стороне карточки меню будет напеча­тан перевод этой речи на французский и анг­лийский языки.

В назначенный день и час на «Ростислав» съехались кондукторы, метры, палубные офицеры и другие соответствующие им чины кон­дукторского звания Англии, Франции, Герма­нии, Австро-Венгрии, Италии, Испании, Гол­ландии, Румынии и Турции. Всего человек 20.

Встречали гостей наши кондукторы, а так­же подпрапорщики плававших на русских су­дах двух рот Белостокского пехотного полка. Среди приехавших гостей особенно обращали на себя внимание старший боцман английско­го крейсера «Блэк Принс», — своим огромным ростом и могучей, широкоплечей фигурой, и фельдфебель английской морской пехоты, — своим ярко-красным мундиром, резко выделяв­шимся на общем фоне морской синей формен­ной одежды кондукторов всех наций. Из-за этих ярко-красных своих мундиров чины бри­танской морской пехоты прозывались «омара­ми».

Стол кондукторской кают-компании был изыскано накрыт и убран цветами. Перед при­бором каждого гостя стояла карточка с меню и переводом на французский и английский языки речи председателя кают-компании.

Обед, по русскому обычаю, начался с различ­ных закусок и водки. Иностранные гости, потчеваемые своими русскими хозяевами, бы­стро приспособились к русской водке, которая, судя по выпитому количеству, явно пришлась гостям по вкусу. В положенный момент пред­седатель кают-компании машинный кондуктор Михайлов произнес тост за Государя Импера­тора, а затем, вскоре, и составленную ему офи­церами приветственную речь к гостям. Офи­циальная часть обеда на этом и закончилась, и все присутствующие, невзирая на незнание большинством иностранных языков, чувство­вали себя весьма весело и непринужденно и как-то все же болтали. Время шло, блюда сме­нялись, бокалы опустошались. Вдруг гигант — английский старший боцман встал. Все по­няли, что он желает произнести тост, и замол­чали. Когда наступила полная тишина, анг­лийский боцман, обведя всех сидящих свире­пым взором, медленно произнес: «Решие» и загнул один палец своей правой руки. «Ингланд», — был загнут второй палец — «энд Френс» — третий палец, и боцман, сжав паль­цы правой руки в кулак и, потрясая своим могу­чим кулачищем, наглядно изобразил что это за сила — Тройственное Согласие. Затем, подняв свой бокал и очерчивая им в воздухе, сидящих за столом немцев, австрийцев, итальянцев и других, внушительно пробасил: «Ноо гуд хипп урра!» и залпом осушил свой бокал.

Речь, полная политического значения, про­извела на всех должное впечатление и даже за­несенные в рубрику «но гуд» гости, по край­ней мере внешне, не обиделись, и обед кончил­ся весьма оживленно, без всяких недоразуме­ний. Но когда гости разъехались, то оказалось, что в кают-компании все же остался один гость.

Этим гостем был английский боцман, произнесший за обедом политическую речь. Он про­сто и коротко заявил хозяевам: «Мне у вас понравилось, и я не уеду»… Он продолжал бражничать с некоторыми своими русскими коллегами весь вечер и часть ночи. Затем гость поспал, а утром со своими русскими приятеля­ми начал «поправляться». На дружеские со­веты, что ему надо все же к подъему флага съездить на свой корабль, гость заявил: «Не желаю!» и остался.

После подъема флага к «Ростиславу» при­стал английский катер с бывшим тоже вчера на обеде «омаром» — фельдфеблем морской пехоты. «Омар» уговаривал боцмана вернуть­ся домой, но последний просто послал «омара» ко всем чертям. «Омар» уехал. В конце кон­цов на «Ростислав» за боцманом прибыл анг­лийский офицер, молодой мичман. Что мич­ман говорил боцману неизвестно, но только боц­ман с невероятно мрачным и свирепым видом все же погрузился на катер со своим офицером и уехал.

Так как этот международный обед кондук­торов в истории флотов всего мира явился пер­вым таким объединением, то было решено, по мысли обедавших на «Ростиславе» иностран­цев, запечатлеть это событие общей фотогра­фической группой, и по настоянию иностран­ных кондукторов сниматься съехались на «Ро­стислав», на корабль, на котором впервые за историю флота произошло такое объединение.

Н. Р. Гутан

© ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Добавить отзыв