ВОЕННАЯ БЫЛЬ

В №112 «Военной Были» была помещена статья В. Милодановича, посвященная мобили­зации и приемке лошадей в первые дни нача­ла войны 1914 года. Прочитав статью, вы не­избежно придете к выводу, что вся процедура мобилизации и приемки лошадей была совер­шенно не подготовлена и не организована.

Мне думается, что эта неорганизованность объясняется именно тем, что описанная прием­ка происходила в первые дни войны. В те дни спешка, растерянность и неуверенность в сво­их обязанностях охватили многих лиц, так или иначе связанных со всеобщей мобилизацией. Особенно эта растерянность была свойственна тыловым учреждениям.

Из статьи В. Милодановича вы увидите, что в Бердичевской комиссии решающий голос при­надлежал не офицеру-приемщику от армии, а председателю комиссии — земскому врачу; что при приемке не было ветеринарного врача; что в первый день было принято 300 лошадей, то есть, при 10-часовой работе комиссии, в час при­нималось 30 голов, иначе говоря — по две ми­нуты на голову, время недостаточное даже для записи пола и масти лошади. Вполне допусти­мо предположение, что значительный процент принятых в тот день лошадей составляли боль­ные или вовсе непригодные к строевой службе и к тяжелой работе, которые ожидали лошадей в действующей армии. И поэтому неудивитель­но, что, сдавая лошадей, которых В. Милоданович принял для своей 32-й артиллерийской бри­гады, он не имел при себе никаких документов на них.

Все вышесказанное и, особенно, мнение ав­тора статьи о превосходстве подобных моби­лизаций в западных государствах оставляют у прочитавшего статью очень неприятное и тя­желое впечатление. Поэтому я и хочу заверить читателей, что та приемка лошадей, о которой пишет В. Милоданович, была исключением из множества других, и что в Европе мобилиза­ция лошадей вряд ли проходила так безукориз­ненно отчетливо, с такой точностью и порядком, как это было в Императорской России, когда при­емку производили командированные для этого знающие и любящие это дело офицеры — кон­ники.

Я остановлюсь более подробно именно на процедуре одной приемки лошадей, участником, я даже сказал бы — главным участником, ко­торой пришлось быть мне самому. Мой отец, служивший в 6-м драгунском Глуховском пол­ку, учил меня еще с детских моих лет любить, знать и понимать лошадь. Уже в те годы я за­читывался иппологией и ветеринарией: у отца была богатая библиотека по этим вопросам. По­том, будучи кадетом 2-го Московского кадет­ского корпуса, я все свободное время отдавал таким же книгам. Эта домашняя подготовка очень помогла мне и в славной «Южной Шко­ле» (Елизаветградское кавалерийское учили­ще) и в полку Военного Ордена. Смею думать, что именно благодаря этому мне и пришлось получить командировку, о которой я хочу рас­сказать сейчас.

Ранней осенью 1915 года 7-й кавалерийский корпус генерала князя Туманова, в который входила 13-я кавалерийская дивизия, был рас­положен в тылу Северо-Западного фронта, в районе юго-восточнее Пскова, по селам и де­ревням, для отдыха и пополнения конского состава, сильно изнуренного потрепанного в по­ходах и боях 1914-15 годов.

Полк Военного Ордена ждал прибытия мар­шевого эскадрона. Пополнялись мы 7-м запас­ным кавалерийским полком, стоявшим в Там­бове, где тогда из нашего полка был один толь­ко корнет Букреев, у которого было, конечно, не мало работы с молодыми драгунами. Поэтому за маршевым эскадроном должен был быть ко­мандирован один из офицеров полка.

В те времена я был прикомандирован к шта­бу полка, приводить в порядок и пополнять схе­мами полковой «журнал боевых действий», и был в курсе жизни полка. Поэтому я не был удивлен, когда в конце августа меня вызвал к себе адъютант полка штабс-ротмистр Гейцыг и сообщил мне, что командир полка полковник Ломницикий командирует меня в Тамбов.

— За маршевым эскадроном? — спрашиваю я.

— Нет, — говорит, — за ним будет послан поручик Макаров.

— Так в чем же дело?

— Будешь командирован на приемку моби­лизованных лошадей, а подробности и инструк­ции получишь в штабе 7-го полка.

На следующий день утром, получив бумаги и прогонные, я покатил в Тамбов. По дороге, в Москве, я навестил родных и там сменил фрон­товую одежду на офицерскую шинель, формен­ную фуражку и палаш, которые неожиданно для меня очень подняли мой престиж в пред­стоявшей мне работе. В штабе 7-го полка я уз­нал, что командируюсь в распоряжение Пензен­ского воинского начальника, от которого полу­чу все указания по работе офицера-приемщика от армии. Дали мне папку с инструкциями и наставления, прогонные, и я поехал в Пензу, по дороге основательно ознакомившись с инст­рукциями.

Являюсь воинскому начальнику. Он, сим­патичный пожилой полковник, услышав мою фамилию, спрашивает:

— Не сын ли вы, корнет, Николая Михайло­вича, помещика села Чертково?

— Так точно, — отвечаю, — его третий сын.

Полковник встал, троекратно меня облобы­зал и говорит:

— Рад, сердечно рад видеть вас, — сына мо­его лучшего друга. Вижу милость Божию в ва­шем приезде сюда. Немедленно дам знать ва­шему отцу. Корнет Харьков, — говорит, — я буду разговаривать с вами не как с офицером-приемщиком, а как с сыном моего друга. Сади­тесь! Если курите — вот папиросы. Расскажи­те же, когда и как вы получили погоны вашего прославленного полка?

Я остановился на разговоре с воинским на­чальником потому, что это знакомство и теплый его прием сыграли первенствующую роль в работе которой будет речь ниже.

От воинского начальника я узнал, что при­емка лошадей будет происходить в заштатном городке Краснохолмске, что, кроме приемки лошадей, я должен буду еще реквизировать до 50 телег для обозов, что погрузка будет на стан­ции Арапово, так как на ближайшем полустан­ке не имеется земляной платформы. В мое рас­поряжение назначена команда в 85 человек ополченцев при старослужащем вахмистре, ка­валере трех степеней Георгиевского креста за японскую войну. Приемка должна быть закон­чена не позже чем через 14 дней, и я должен буду доставить и сдать людей, коней и телеги в городе Нежине начальнику конского резерва Юго-Западного фронта генералу Светлейшему князю Аргутинскому-Долгорукову, а необходи­мые денежные суммы будут мне отпускаться воинским начальником через городскую упра­ву Краснохолмска по моим требованиям.

И вот я наконец в Краснохолмске, в 17 вер­стах от станции Арапово, через которую я и приехал, чтобы ознакомиться с местным нача­льством и со всем тем, что будет связано с по­грузкой людей, лошадей и телег.

В городской управе узнаю, что комиссия по приемке будет состоять из председателя — он же городской голова, его секретаря, предста­вителя воинского начальника — пожилого ка­питана из запаса, местного исправника, ветери­нарного врача и меня — офицера-приемщика от армии. Городская управа взяла на довольст­вие и меня и мою команду, прибывшую за два дня до меня. Мне отвели отдельный, довольно сносный домишко, где я и разместился с ден­щиком Павлом. Там же, на окраине городка, бы­ли расквартированы мои ополченцы, и устрое­ны совсем приличие коновязи, правда — под открытым небом, но в тех краях, я знал, это очень хорошо, в это время года всегда стоит хорошая, солнечная и сухая погода.

Все это происходило в субботу. В воскресе­нье утром меня вызывают в управу, где голова, маленький и симпатичный старичок, страшно взволнованный, сказал мне, что только что по­лучил от ветеринара записку, что он упал и не то сломал, не то вывихнул ногу; лежит и не смо­жет быть на приемке лошадей…

— Ваше Высочество…

— Постойте-ка, господин голова, — переби­ваю я его, — я — не «высочество» и не князь, а рядовой офицер Императорской конницы. Успокойтесь и скажите, в чем дело?

— Господин офицер, — говорит голова, — что делать? Как быть? Другого ветеринара нет, а отложить приемку мы не можем!

Старичек был просто в панике;. Но надо бы­ло находить выход.

— В Инструкции, — говорю я, — нет ника­ких указаний на такой случай. Запросите воинского начальника.

Телеграфный ответ был получен незамед­лительно:

— Предложите офицеру-приемщику, корне­ту Харькову, заместить ветеринарного врача.

Польщенный таким предложением, я, конеч­но, дал согласие и тут же распорядился, что­бы на приемке было все, что полагается ветери­нару, а про себя подумал: «Ну, Дим-Дим, те­перь настало время проверить твои знания на практике!».

Таким образом я начал в понедельник при­емку, исполняя две обязанности.

На городской площади перед управой был поставлен большой стол, за которым помести­лись все члены комиссии. Перед столом остава­лось довольно большое пространство, не заня­тое толпой зрителей и тех лиц, которые долж­ны были в этот день представить своих лоша­дей. По своему списку, секретарь комиссии вы­зывал каждого к столу. Ветеринар, в данном случае — я, начинал тщательный осмотр ло­шади: глаза, нос и ноздри, зубы, то есть воз­раст, весь ее экстериер — шею, спину, ноги, особенно — бабки и копыта. Затем офицер-при­емщик, то есть опять-таки я, приказывал про­водить коня шагом и бегом шагов 30-40. И толь­ко после этого говорил, обращаясь к комиссии: «Принята!» или «Забракована!». Вахмистру же приказывал: «№ 1-й» (в кавалерию), или «№ 2-й» (в артиллерию), или же «№3-й» (в обоз). Вахмистр тут же вплетал в гриву коня бирку с соответствующим номером категории и с порядковым номером по ведомости комиссии, которая, кстати, и заготовила эти бирки — де­ревянные дощечки.

Должен сказать, что владельцы лошадей всячески старались, чтобы лошадь была забра­кована: шел второй год войны, конца ее не бы­ло видно..i. Край был богатый, жирный черно­зем давал хорошие урожаи; было много бога­тых хуторян, многие держали полукровных ло­шадей — производителей. С такими хозяевами нужно было быть очень внимательным и все­гда ожидать какой-либо уловки. У одной ло­шади — она пошла в артиллерию — я нашел внизу шеи большую опухоль с полкулака, мяг­кую, не горячую и не болезненную, так как конь даже не поводил ушами, когда я слегка мял ее. Беру большое шило и спирт, — раз-раз… и проколол опухоль насквозь: потекла вода с сукровицей… «Принята! № 2-й!». Другая хро­мает. Осматриваю ногу — лошадь была не под­кована, а «закована»… «Вахмистр, сорвите под­кову, промойте формалином, поставьте на соло­му Принята! № 3-й!». У иной, крепкой и здо­ровой лошади подбита холка; болячка свежая, не гнойная, чуть покрытая коркой. Видно, что сбили нарочно… «Вахмистр, промойте водой, потом формалином, покройте попонкой. Принята! № 2-й»

Было бы долго приводить здесь все уловки, к которым прибегали хозяева, — их было много. Были, конечно, и такие лошади, которых я бра­ковал, не колеблясь и не осматривая их. Это бы­ли кони главным образом с больными ногами и копытами. Бывало, что кто-нибудь из членов комиссии не соглашался со мной… Так, однаж­ды я забраковал одну кобылу. Редкой карако­вой масти, 3/4 крови, безукоризненного экстериера, исключительной красоты лошадь. Но на левой передней ноге я прощупал у нее «брокдаун». Представитель воинского начальника, капитан из армейского запаса, обратился ко мне:

— Как, корнет, вы бракуете такую лошадь? Но такая красавица вполне годится под офи­церское седло!

— Никак нет, господин капитан! — и к вах­мистру: — Вахмистр, возьмите уздечку и по­понку; пройдите рысью 3-4 круга.

Лошадь чуть заметно прихрамывала.

— Но это же пустяки, — говорит капитан.

— Так точно! — отвечаю, сейчас — пустя­ки. Но если она пройдет под седлом и всадни­ком 5-10 верст, она захромает все больше и бо­льше с каждой следующей верстой. Она с «брокдауном» к строевой службе не пригодна. Вы можете, господин капитан, в случае несогла­сия, сделать особое примечание на моем реги­стре.

На этом наша стычка и закончилась. Такие несогласия очень задерживали приемку, и в день проходило не больше 22-24 лошадей. Но зато я знал, что из 250 принятых мною лоша­дей не было ни одной больной чем-либо лошади.

Процедура приемки долгая и утомительная. Она начиналась в 6 часов утра и шла без пере­рыва до 12 часов дня. Она требует от офицера-приемщика большого внимания, знания ипполо­гии, а в моем случае еще и ветеринарии. Надо было находить незамедлительное решение для всякого непредвиденного случая и как ветери­нару и как офицеру-приемщику, ведь послед­нее слово, а следовательно и ответственность лежит на нем. И потом ведь нельзя же было уронить авторитет и престиж офицера-кавале­риста и новоявленного ветеринара, как перед комиссией, так и перед многочисленной толпой зрителей, не спускавших с меня глаз и ловив­ших каждое мое слово и каждый жест. При­бавлю еще, что мой палаш (его со священным трепетом держал, как и шинель, один из боро­дачей ополченцев) и моя бело-черно-бархат­ная фуражка прямо-таки зачаровывали толпу, не видавшую ничего, кроме фуражки исправ­ника.

Теперь, за давностью лет все кажется в ином, спокойном, свете, но тогда! Тогда надо было «держать нервы в карманчике», как говаривали у нас, в славной Южной Школе.

После обеда, часов с двух, я с вахмистром и вестовым начинал рысить по окрестным поме­щикам, селам и деревням в поисках сена (овес выдавала управа), соломы, недоуздков, шлей, телег и, что было самым трудным, —кузнецов, так как по Инструкции лошади 1-й и 2-й кате­горий должны были быть подкованы на перед­ние ноги, а телеги должны были быть на желез­ном ходу. Таковых в тех краях почти не встре­чалось, разве что у помещиков и богатых ху­торян.

Возвращался я поздно. Ужинал и шел к ко­новязям, все ли в порядке? Потом садился за дела канцелярские, надо было внести, уже в мой регистр, лошадей, принятых днем, занести все, что было куплено и реквизировано, приве­сти в порядок кучу счетов и расписок, ведь на руках бывало до 11 тысяч рублей. Словом, за­сиживался я до поздней ночи.

Накануне отъезда приемка была уже за­кончена и был свободный день — городской го­лова и «отцы города» чествовали меня про­щальным обедом.

Работы по приготовлению к походу подхо­дили к концу: телеги оборудованы, — на задок каждой была накрепко привязана жердь, при­мерно в 4 1/2 аршина, к которой приторачива­лись четыре лошади. Погружены мешки с ов­сом, сено, солома, запасные недоуздки, верев­ки и брезентовые ведра. Управа достала для меня приличное английское седло и для вахми­стра — старое кавалерийское.

В день погрузки, на рассвете вся эта армада была выстроена на площади. По моей просьбе местный священник отслужил напутственный молебен. Последняя команда: «Накройсь! Го­ловная, — шагом марш!». Провожала нас вся комиссия и толпа горожан. Предстоял трудный поход до станции Арапово, почти в 20 верст, ко­торый для меня утроился, так как всю дорогу я галопировал от головы длиннейшей колонны к ее хвосту, поддерживая дистанции и поря­док. Вахмистр очень помог мне в этом походе.

Погрузка происходила весь день и с боль­шим трудом: по неопытности моих ополченцев,

— «Яки же мы солдаты, мы — ополченцы!» отвечали они на мои покрикивания и ругань — и из-за многих лошадей, никак не желавших входить в вагоны. Были и такие, особенно же­ребцы, которых приходилось ставить в вагоны по четыре вместо восьми, так как они били и ку­сали соседних лошадей. В каждом вагоне было по два, а то и по три человека, вода, сено, соло­ма и овес. Я поместился в вагончике 3-го клас­са, при первом эшелоне, во втором ехал вах­мистр.

Вот и последний обход длиннейших эшело­нов и мы тронулись. Шли без остановок, все другие поезда пропускали нас. Утром мы бы­ли в Нежине.

Погрузку производили солдаты резерва, — сноровисто и без задержек. Все люди и лоша­ди были в прекрасном состоянии, лишь один жеребец в дороге начисто выбил всю заднюю стенку вагона, и, конечно, изранил себе задние ноги. Его сейчас же отвели на ветеринарный пункт резерва.

Эшелоны мои принимало начальство резерва в присутствии его начальника, генерала от ка­валерии Аргутинского Долгорукова. Сдача прошла, как говорится, на все 12, ничто не бы­ло забраковано этой высокой комиссией. Князь же, выразив мне благодарность и удовольствие за исключительно хороший и здоровый вид ло­шадей, добавил, что сообщит об этом началь­нику 13-й кавалерийской дивизии и в полк Во­енного Ордена.

На другой день я покинул Нежин. В штабе родного полка командир и его помощник, пол­ковник Сергей Петрович Юматов, благодаря ко­торому я и был командирован, поздравили ме­ня за отлично выполненную командировку.

Должен добавить, что она оставила след в моей службе родному полку: вскорости я был назначен в другую, иного характера команди­ровку, благодаря которой, будучи поручиком, я стал начальником отдельной самостоятельной части — гренадерской школы 13-й кавалерий­ской дивизии.

Д. Харьков

© ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Голосовать

(1 votes, average: 5.00 out of 5)

 Loading ...

Похожие статьи:

• Верхом из-под Полтавы на Парижскую выставку. – А. Г.
• Прием лошадей в мобилизацию 1914 года. – В. Милоданович
• Конная атака 14 августа 1915 г. под господским двором «Жмуйдки». – Игорь Черкасский
• О мобилизации коня. – М. Залевский
• Мелочи, сюрпризы и курьезы походной и боевой жизни (№117). – В. Цимбалюк
• Конец одной батареи. – Владимир Лисенко.
• Совпадение ли? – И.И. Бобарыков
• Смотры в Чугуеве 1900-1904 гг. – Г.Т.
• Книгоиздательство «Военный Вестник». – Б. М. Кузнецов