У всякого человека своя повадка и у всякого народа свой дух. И ни в чем последний так не выражается, как в гостеприимстве.
Размахнется, бывало, русак, — последнюю копейку ребром поставит, всю свою душу вывернет, сердцем обогреет.
Немец все рассчитает, чинно, толково устроит — зевать хочется.
Француз пыль в глаза пустить мастер. Примет с шиком. Французский же шик денег стоит, значит — гость за него и плати.
Это тебе не испанец, у которого может только дыра в кармане, да зато он такой жест выкинет, будто в миллионах купается. Недаром в старинном романсе поется: «За букет душистых роз отдал нищий три реала и красавице поднес, что его поцеловала». Потому нищий то испанский и в душе гранд.
Ну, а британец всегда мировым торгашом был. И, надо отдать справедливость, по счетам расплачивался честно. Выгодно купил — на могарыч не скупился.
Правда, все это давно было. Многое на свете изменилось. Везде народ жох пошел и гостеприимство вообще как-то скисло.
А все же, как посмотришь вокруг, так и тут тем же духом пахнет. Разбой везде, а и разбой разный. Русский грабит с посвистом, на широкую ногу, тащит, надо не надо, что под руку попало. Немец, пока его самого не ограбили, грабил методично, с толком, до чиста. Француз на грабеж робок, только норовит занять без отдачи и притом фасон держит, будто еще все ему сами должны. Испанец пищит, в брюхе — щелк, а все грансеньора ломает. Только вот британец подгулял что-то со своим социализмом: торговал, да того и гляди всю свою империю вместе с незаходящим над нею солнцем расторгует.
Впрочем, все это уж от политики, а я о гостеприимстве заговорил, так о нем одном и речь будет.
1. ПО-РУССКИ. (1902 год)
Верьте не верьте, а было же на Руси такое время, когда иностранца не только не боялись, как чумы, а совсем напротив. Перед ним распахивались не только двери, но и объятия, как будто это был самый желанный гость, куда более дорогой, чем даже свои собственные, уже приевшиеся сородичи.
Весна 1902 года. В Кронштадт пришла французская эскадра с президентом Фором. И на царственной Неве тоже свободно заполоскался республиканский флаг. Чопорный, чиновный Петербург вдруг словно с ума спятил и из поднемеченной его корки полезли наружу исконные, безалаберные, милые, хлебосольные руссопяты.
Французов носили на руках, кормили, поили и на официальных приемах по ресторанам и в частных домах. Рекой лилось шампанское, икры в лавках не хватало. По трактирам гостиннодворцы до бесчувствия накачивали матросов. Даже захудалые «Ваньки» отказывались брать плату за провоз.
За столицей и Первопрестольная, и города и веси Империи Российской наперебой норовили заполучить дорогих гостей, и если какой-нибудь Повенец не мог раздобыть даже самого плюгавого французского матроса, то в порыве гостеприимства принимался чествовать первого попавшегося «мусью» из местных парикмахеров. Гостеприимство распирало русского человека и лезло из всех щелей его.
Особенно неистовствовала молодежь, — студенты, курсистки. Тут, уж, конечно, по русскому обычаю, без политики не обходилось: как пропустить такой удобный случай погорланить на улицах столицы Марсельезу, пошуметь, продемонстрировать свои республиканские чувства. Николаевская набережная ими кишмя кишела.
Надо заметить, что с приходом французской эскадры совпало наше производство в мичмана и, в виде комплимента гостям, — Государь приказал ввести в нашем флоте офицерские накидки французского образца.
Облекшись в новенькую форму, я визитировал по родным и знакомым. У Николаевского моста мой возница остановился попоить лошадь. Может помните эти длинные колоды с текучей водой, летом прохладно зеленевшие внутри водорослями, зимой же обраставшие снаружи тяжелыми ледяными сталактитами.
Под накидкой погон не видно, морскую треуголку неопытный глаз от французской не отличит, сам я был тогда еще черненький, — словом француз да и только. И вот в то время, как лошадь сочно тянула холодную воду, тянула истово, стараясь выпить на всю семитку, таким трудом ею заработанную, в пролетку с двух сторон вскочили две барышни, по облику несомненные «бестужевки». В глазах восторг, шляпки на боку, волосы растрепались, румянцы словно свеклой накрашены, словом — экстаз полный. И не успел я опомниться, как обе они одновременно обвили мне шею руками, влепили в обе щеки по дюжине поцелуев и завопили: «Vive la France !».
— Pardon, mesdemoiselles! — засмеялся я, — боюсь, что вы ошиблись. Я не француз, а мичман Российского Императорского Флота.
Бог ты мой! Надо было видеть неописуемый ужас, отразившийся в глазах этих «республиканок». Точно ужаленные, выскочили они из пролетки. Еще бы: расцеловали «слугу самодержавного режима», «царского опричника», «душителя свободы»… Не иначе, как целый день после отплевывались…
Милые девушки… Быть может потом, на германском фронте или в войне гражданской, вы этих самых «опричников» с любовью перевязывали, жизнь свою за них отдавали. Быть может, сами стали жертвой «свобод», о которых так мечтали. А тогда вы были в общем угаре. Иностранец, да еще француз, да еще подлинный республиканец казался вам каким-то богом. Русское гостеприимство разрывало вас, как перегретый пар, и в порыве его вы отдавали тому гостю самые свежие, душистые цветы молодости — горячие девичьи поцелуи, на которые, вообще, щедр в душевном восторге всякий русский человек.
2. ПО-НЕМЕЦКИ (1902 год)
Первым иностранным портом, в который зашла эскадра, шедшая на Дальний Восток, был Киль.
По обмене салютами и визитами, начались чествования русских гостей германским флотом. Еще бы, только недавно «Адмирал Атлантического океана» Вильгельм II в своем знаменитом сигнале при уходе с Ревельского рейда приветствовал Русского Императора как «Адмирала Тихого океана». Сосредоточение русского флота на Востоке развязывало Германии руки в Европе. И вот по приказу свыше германский флот устраивал нам торжественную встречу.
До-хитлеровский немец, тот самый, что «обезьяну выдумал», был аккуратен, расчетлив, благоприличен. Умел повеселиться, но не кутнуть, принять гостя прилично, хоть и без размаха. Город жил своей жизнью, как будто никакой иностранной эскадры на рейде и не было. Береговой люд на нас не глазел, был учтив без приветливости. На кораблях же чествовали нас обедами. Строго по расписанию и по рангам. Совсем как в анекдоте, где хозяин пригласил к себе двух действительных статских, двух статских советников и так далее, по паре каждого чина, чтобы было им с кем разговаривать и чтобы гости не скучали.
Командующий флотом угощал у себя адмирала и командиров, штаб-офицеров пригласили
на особый корабль, а нас, обер-офицеров, расписали по разным кораблям. И когда пробило четыре склянки, мы все враз сели за столы на германских судах.
Официальная часть шла гладко, кисленького немецкого шипучего как раз хватило для запития всех тостов, какие положены по уставу благоприличия. После обеда посидели еще полчасика и вскоре и гости и хозяева явно заскучали. В девятом часу начался разъезд. Только молодежь «разошлась» и решила продолжить вечер на берегу. Переоблачившись в штатское, русские и германские мичмана съехались на пристани.
Театр с толстомясыми шансонетками, насквозь провонявший пивом и дешевыми сигарами, сосиски с тем же пивом на ужин, в средней руки ресторанчишке, объезд скучнейших «веселых домов» — все чинно, благопристойно… Удавиться впору… А как стали нас развозить по кораблям на немецких катерах, германское мичманье такой гвалт на весь рейд подняло, словно мы все винные запасы Киля вылакали. Это видно — для форсу.
Матросы наши, которых где-то в казармах чествовали, потом вспоминали — «пиво, оно, действительно, что и говорить, — хорошее у них. А колбаса — дрянь. Видать делать не умеют. Поехали бы в Россию, их бы там научили. А впрочем, Киль — город ничего. Оченно все чисто. Даже тебе и плюнуть не моги — сейчас городовой привяжется».
3. ПО-ИСПАНСКИ. (1907 год)
Суда русского флота подолгу гащивали в испанском порту Виго. Чудесная, удобная для учений бухта, славный городок, словно родной. Несмотря на экзотику и пальмы на бульваре, каким-то русским духом пахнет. Недаром его на наших судах «уездным городом Вигуйском» прозвали. И население в нем к нам как к добрым друзьям относилось. «Мучачи» (мальчишки) так даже немало русских слов коверкать научились, потому им тоже кое-что перепадало от наших.
Заходил туда, каждую осень и Гардемаринский Учебный Отряд, и в местном клубе офицеры с него даже постоянными гостями зачислены были. Немало русского золота оставляли в нем наши игроки.
В тот год особенно много просаживали наши в карты, но в последний вечер накануне ухода Отряда линия вдруг обернулась. Стало нашим везти, как утопленникам, и такая игра пошла, что даже местные негоцианты должны были куда-то среди ночи посылать за денежным подкреплением. Не только русские все проигранное раньше вернули, но, поди, немало испанцев в ту ночь без штанов домой в темноте пробиралось.
Полночь подходит. Через час последняя шлюпка с берега отваливает, а наши все выигрывают. Неловко уходить, хозяев обчистив, но — ничего не поделаешь — служба. Стали прощаться — и вдруг… распахиваются настежь двери в игорный зал и из них вереница лакеев с подносами — закуска, шампанское… Тосты, пожелания счастливого плавания, горячие рукопожатия…
Не иначе, как «на запиши» угощали нас в пух и прах проигравшиеся испанцы, но каким красивым жестом…
4. В ГОСТЯХ У АНГЛИЙСКОГО КОРОЛЯ (1908 год)
Весной 1908 года Гардемаринский Отряд пришел в Портсмут. Каждое посещение нами Англии строго отражало в характере приема политическую обстановку.
В 1905 году, когда еще живы были воспоминания японской войны и Гулльского инцидента, — нас в Гриноке встретили, как говорится, «с холодной закуской — мордой об стол». Только завод Виккерса, строивший «Рюрика» и надеявшийся на новые заказы, устроил нам при осмотре завода хороший прием. Но тут дело было коммерческое.
В 1907 году, на Россию уже начали смотреть как на потенциальную силу в делах европейских и город Портсмут чествовал нас уже муниципальным обедом со всеми онерами, с выносом традиционного кубка, величиной в нашу церковную чашу, и городского жезла, похожего на скипетр, которые всем нам по очереди вручали для тостов с застольной песней:
«You are our jolly good Fellows».
Теперь, вследствие только что заключенного англо-русского соглашения о разграничении сфер влияния в Персии, нас, что называется, не знали, куда и посадить. Мы были объявлены «гостями Его Величества» и специальные поезда повезли нас в Лондон. Большой отель был очищен от жильцов и отведен нам. Наши матросы просто не знали что делать на пружинных матрасах отельных кроватей и робко ступали по пушистым коврам. К счастью для них, мы в отеле только спали да ели «брекфест». Остальное же время нас без устали таскали в колясках и омнибусах по городу, театрам, музеям, кормили по ресторанам завтраками, обедами, ужинами. Даже на знаменитый годовой обед Лорд-Мэра Лондона попали. И все за счет английского казначейства.
К офицерским группам были прикомандированы офицеры флота, гардемарин, кондукторов и матросов сопровождали и угощали соответственные чины, предупреждавшие каждое желание даже прежде, чем его успевали высказать. Население столицы любезно приветствовало, — мужская половина приподнимала котелки, дамская помахивала ручками. Только самого высокого хозяина нашего — короля мы не видели, так как он отсутствовал из Англии. Но во дворце его туристами побывали.
Накануне возвращения нашего на суда Лондон давал в нашу честь парадный спектакль — оперетку. Этим наш официальный прием заканчивался, и нам пришла в голову мысль, в свою очередь отблагодарить сопровождавших нас офицеров, пригласив их отужинать с нами в фешенебельном ночном ресторане «Савой».
Сказано — сделано. Флаг-капитан Отряда Порембский, которому мы вручили на этот вечер бразды правления, по телефону заказал ужин и, когда мы приехали, длинный стол занимавший ползала, уставленный закусками и водками на русский образец, не хуже чем у петербургского «Медведя», уже ожидал нас. Ели, пили, потчевали наших гостей-англичан.
Среди ужина в зал вошли Первый Лорд Адмиралтейства, Адмирал Фишер, с нашим Начальником Отряда, Свиты Его Императорского Величества контр-адмиралом Литвиновым, и заняли отдельный столик. Мы встали, раскланялись и, так как вскоре же настроение поднялось до высокого градуса, то и не заметили как оба адмирала удалились.
Наконец, все съедено, выпито и Порембский потребовал счет. Прошло минут десять, лакей не возвращается. Порембский шлет второго, поторопить. Наконец, появляется метрдотель и, склонившись к уху флаг-капитана, заявляет, что счет уже уплачен. Ничего не понимая, тот обращается к старшему из англичан.
— Какое-то недоразумение? Ведь это я заказывал ужин. Сегодня вы наши гости, и мы не можем допустить, чтобы вы платили за нас.
Англичанин тоже ничего не понимает. Пошел справляться, возвращается смущенный.
— Простите, но ничего сделать нельзя. Лорд Фишер приказал администрации послать счет в Английское Адмиралтейство.
Конфуз полный… Нечего сказать — распорядились мы, угощая своих хозяев. Но, разумеется, оставалось только покориться. Зато, вероятно, никогда в жизни избалованные лакеи «Савой» не получали такого щедрого «на-чай», какой был отсыпан им в тот вечер, чтобы спасти, хоть этим, свое лицо. Можно сказать — пересолили англичане в своем гостеприимстве.
А, впрочем, и то сказать — персидская нефть и русская дружба стоили того, чтобы мы и этот ужин съели «за счет английского короля», как выражались у нас на Руси, не платившие по счетам, «бонвиваны».
Б. П. Дудоров
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading ...Похожие статьи:
- ОТ РЕДАКЦИИ (Поправки, №116)
- Хроника «Военной Были» (№116)
- П А М Я Т И ПОЛКОВНИКА ПРИХОДКИНА (из его артиллерийских рассказов)
- Хроника «Военной Были» ( № 125)
- Пушкари (Окончание). – П. Ф. Волошин
- Рота Его Высочества Морского Е. И. В. Наследника Цесаревича Кадетского корпуса (Продолжение, №117). – Б. А. Щепинский
- Юнкера. – В. П.
- №119 Ноябрь 1972 г.
- Вооруженные силы Рижского залива перед боем на Кассарском плесе. – В.Б.
Loading ...