ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Открыл я наугад страничку своих воспоминаний, быстро пробежал ее и решил поделиться моими переживаниями с любезными читателями «Военной были». Заглядывая в далекое милое прошлое, мне кажется что все это было вчера. Можно ли сожалеть о радостях и горестях прошлого? Ушедшего в вечностоь? Можно ли забыть юность?

Сдавшему успешно «первоначалку», юнкеру младшего курса Елизаветградского Кавалерийского Училища разрешался отпуск в город. Начинались приготовления. Все должно быть безукоризненно: шинель – хорошо пригнана, амуниция – первой свежести, белые перчатки – без одного пятнышка, сапоги и шашка – начищены. Но все же, в первый отпуск, юнкеру младшего курса попасть трудно и редко когда удается. Взводный или дежурный по эскадрону обязательно должен к чему-нибудь придраться. Перед уходом, задаются вопросы из «первоначалки», проверка знания стоянок и форм кавалерийских полков, их нумерация и названия. Но и в том случае, когде все это хорошо усвоено, задаются вопросы, на которые ответить совершенно невозможно. После того как я, без запинки, ответил на все вопросы взводного, один из старших юнкеров спросил меня «а какие подпруги в Ахтырском полку?» — я замялся и тотчас же был задан другой вопрос: «какого цвета глаза у жены командира 5-го эскадрона Сумского полка?» Я снова не мог ответить на этот нелепый вопрос и мне было приказано раздеться и идти в город не разрешено.

Все это было трудно переносить до Рождества, но после праздничных каникул «цуканье» ослабевало, мы становились опытными юнкерами и ближе сходились с «корнетами». Цуканье совершенно прекращалось с выступлением Училища в мае месяце в лагеря, где старший и младший курс были почти равны.

Выступление в лагери, расположенные в трех верстах от Елизаетграда, на берегу реки Ингул, возле деревни Балашовки, встречалось юнкерами радостно. Жизнь в деревянных бараках, вблизи тенистой рощи, была куда приятнее эскадронной казарменной. В лагере начинался период летних занятий: съемки, стрельба, взводные и эскадронные учения. Науки классного флигеля и не вспоминались. С утра, уходили с утра, с руководителями, нагруженные планшетами, вехами и треногами. Руководитель изводился от жары и небрежной работы юнкеров, относившихся к «горизонталкам» с пренебрежением. В особенности ворчал всегда генерального штаба полковник барон Майдель. Да и были к тому причины. Наберут юнкера из деревни мальчишек и научат их ходить сзади полковника и пищать хором; — дядя Майдель, дай карандаш…» Однажды после сделанного нам строгого внушения, полковник Майдель оебрнулся к обступившим нас мальчишкам и гаркнул: «вон отсюда.» Мальчишки разбежались в разные сторон, разлетелись как вспугнутые воробьи, и еще громче, но уже издали, стали завывать: «дядя Майдель, дай карандашь». Так полковник о оставил за собой юнкерскую кличку «Дядя Майдель».

Довелось мне принимать участие юнкером на царском смотру в 1902 гооду под Курском и на маневрах Киевского и Московского военных округов. Эскадрон юнкеров был в составе Южной армии, при 10-й кавалерийской дивизии, которой командовал генерал-лейтенант Бибиков, бывший Нижегородец. Юнкер Бороздич и я почти все маневры состояли ординарцами при начальнике дивизии. Однажды произошел интересный случай. Во время короткого завтрака, по поле, на котором присутсвовал государь император, ни у кого не оказалось штопора, чтобы открыть бутылку. Бороздич и я, держа своих лошадей в поводу, находились неподалеку. К нам подошел штабной полковник и спросил, не имеем ли мы случайно штопора. К его удивлению, штопора оказались у обоих. Полковник расхохотался и, подойдя к группе, где находился государь, громко сказал: «конечно, у юнкера всегда найдется штопор». Государь улыбнулся и все повернулись в нашу сторону. За штопор мы получили по вкусной холодной котлете с хлебом.

За всякие провинности и охорства, кроме иных наказаний, существовал так называемый третий разряд. По этому поводу мне вспоминается курьезный случай, имевший место в бытность мою на старшем курсе. В моем эскадроне, в моем же 4-м взводе, было два юнкера: Лихачев и Румиевский. Один без другого никогда не бывал, вместе они и выпивали, вместе и озорничали. Оба были в третьем разряде по поведении и считались начальством кандидатами «на вышибку». Юнкер Лихачев Петр был малого роста, толстый, с выпуклыми глазами и какой-то юркой повадкой. Румиевский же обратно, длинный, худой, всегда сонный и вялый в движениях. Однажды юнкер Румиевский, лишенный городского отпуска из лагеря, понихоньку ушел в город и налетел там на командира эскадрона. Ротмистр Сабичевский шел со своей женой. Встреча была неожиданной и Румиевскому ничего не оставалось. Как встать во фронт. Сабичевский отдал честь, удивленно посмотрел на Румиевского и не сказал ему ни слова. Румиевский тотчас взял извозчика и помчался обратно в лагерь. Об этом случае он конечно тотчас же рассказал своему приятелю Лихачеву. Поговоревали они, ибо ясно поняли, что Румиевскому грозит отчисление от Училища.

Вслед за Румиевским прибыл в лагерь и командир эскадрона и приказал эскадрону построиться. Сабичевский поздоровался с юнкерами и затем вызвал юнкера Румиевского. К его несказанному удивлению, тот оказался в строю.

— Так сказать, — начал обычной фразой командир эскадрона, — юнкер Румиевский, несмотря на то что вы состоите в III разряде по поведению, сегодня я вас встретил в городе. Вы вышли из лагеря без разрешения, поэтому я подаю рапорт начальнику Училища о вашем отчислении.

После этого командир эскадрона прошел вдоль застывшего фронта и указывая пальцем то на того, то на другого юнкера, говорил:

— Вам постричься… Вам постричься… Вам постричься.

После этого эскадрон был отпущен, командир уехал, а два друга стали держать совет – что делать? И придумали.

Вечером юнкер Лихачев, тоже бывший без отпуска, оделся по форме и отправился в город прямо на квартиру эскадронного. Денщику прикзал доложить, что желает видеть командира эскадрона по весьма важному и неотложному делу. Он был принят и доложил, что произошло недоразумение и в городе был он, а не Румиевский. Командир эскадрона широко раскрыл глаза поверх темных очков и удивленно смотрел на Лихачева.

— Юнкер Лихачев – сказал Собичевский – я отлично знаю и вас и Румиевского и спутать вас никак не могу, хобя бы из-за вашего роста.

Лихачев твердо стоял на своем. Командир нервно зашагал по комнате, не зная что ему предпринять. Наконец, остановившись перед Лихачевым, он положил руку ему на плечо и сказал:

— Конечно, все это неправда и вы хотите вину друга взять на себя. В жизни все бывает и я ценю вашу дружбу. Скажите Румиевскому, что раопрта на него я не подам и прощаю ему в последний раз его проступок.

До окончания нами училища, никогда командир эскадрона не вспоминал об этом случае.

С.Т.

Голосовать

(1 votes, average: 3.00 out of 5)

 Loading ...

Похожие статьи:

• Письма в Редакцию. (№111)
• Юнкера. – В. П.
• Хроника «Военной Были» ИЗВЕСТИЯ О ВОЕННЫХ ДОБРОДЕТЕЛЯХ РОССИЯН
• Письма в редакцию (№115)
• Обзор военной печати (№109)
• №118 Сентябрь 1972 г.
• Ознакомление с флотом. – А. Невзоров
• Воспоминания юнкера Алексеевца. – П. В. Пашков
• Воспоминания об Александровском военном училище. – К.Р.Т.