(моя последняя встреча с Великим Князем Константином Константиновичем)
6 августа 1913 года, то есть 60 лет тому назад, я был произведен в первый офицерский чин. Этот день мы, юнкера старшего класса Николаевского инженерного училища, ожидали с чрезвычайным нетерпением. С начала последнего учебного года на одной из классных досок обозначалось большими цифрами число дней, остающихся до производства. Цифра эта каждый день уменьшалась на единицу.
Наконец кончился учебный год, лагерный сбор в Усть-Ижорском лагере, юнкера среднего и младшего класса уехали в отпуск, и за несколько дней до производства юнкера старшего класса вернулись в Инженерный Замок. Разместились мы, юнкера 2-й роты, не на наших прежних, разбросанных местах, а все вместе, в большой камере. Целый день мы разъезжали по городу для покупки необходимых вещей и делая последние примерки у портных. Мое обмундирование делал мне портной Каплун, магазин которого был на Невском проспекте. В доме того же Каплуна я снял и квартиру.
Наконец наступил долгожданный день 6 августа. После утреннего чая мы отправились в Красное Село.
Юнкера были выстроены против лагеря лейб-гвардии Преображенского полка. Наше училище — в одну шеренгу, на правом фланге стояли два фельдфебеля, затем шли по ранжиру портупей-юнкера и юнкера.
Ровно в 10 часов прибыл Государь Император и стал обходить фронт юнкеров. Когда Государь подошел к нашему училищу, он остановился только перед фельдфебелем 1-й роты Кохановичем и передо мною — фельдфебелем 2-й роты.
— Как твоя фамилия? — спросил меня Государь.
— Шиловский, Ваше Императорское Величество, — ответил я.
— В какую часть выходишь?
— По инженерным войскам, с прикомандированием лейб-гвардии к Саперному батальону, Ваше Императорское Величество.
После этого Государь пошел вдоль фронта наших юнкеров, не останавливаясь и ни к кому больше не обращаясь с вопросами.
Обойдя все училища, Государь Император остановился в центре построившихся училищ и обратился к нам с кратким словом, призывая нас верно служить ему и отечеству, быть строгими, но справедливыми к своим подчиненным и в заключение поздравил нас с производством в первый офицерский чин. Громкое «ура» было ответом на его слова.
После отбытия Государя в лейб-гвардии Преображенский полк, который в этот день справлял свой полковой праздник, все юнкера получили печатный приказ о производстве и отправились обратно в Петербург.
На кроватях нас уже ждало обмундирование, разложенное нашими служителями. Переодевшись в новенькую офицерскую форму, мы с ликующим сердцем покинули родное училище. Этот день я провел в Красном Селе у своей старшей сестры Александры, чей муж, генерал-майор Александр Александрович Михельсон, командовал в то время лейб-гвардии Московским полком. Следующие три дня я был занят покупкой и приемом в своей новой квартире самой необходимой обстановки. Все это заняло так много времени, что вместо обычного скорого поезда на Москву я взял место на курьерский Севастопольский поезд, отходивший из Петербурга в 12 часов ночи.
Приехав на вокзал, я по обыкновению купил в киоске очередную книжную новинку и, войдя в вагон, снял пальто, фуражку и шашку и уселся, чтобы начать чтение, как вдруг в купе вошел полковник в форме военно-учебных заведений. Я встал, чтобы представиться, и тогда полковник сказал, что в этом же поезде, в вагон-салоне, находится Великий Князь Константин Константинович, который приглашает к себе всех вновь произведенных офицеров.
Я нацепил шашку, взял фуражку и вышел на платформу. Через несколько минут появился тот же полковник в сопровождении четырех офицеров: трое лейб-гвардии Измайловского полка, а четвертый — в форме полевой легкой артиллерии, прикомандированный лейб-гвардии к 3-й артиллерийской бригаде.
Мы все пошли к концу поезда, в вагон-салон, где находился Великий Князь с сыном, Князем Олегом Константиновичем.
Великий Князь приветливо встретил нас и усадил на стулья вокруг накрытого чайного стола. Князь Олег Константинович остался стоять, разливая чай, и поднося нам чашки и печенье. Каждого из нас Великий Князь расспрашивал о корпусах, в которых мы обучались, о наших планах на будущее, о литературе, об искусстве.
В частности, разговаривал со мной, Великий Князь упомянул о памятнике Петру Великому против главного входа в Инженерный Замок, сказав, что этот памятник работы Растрелли. В памятной же книжке, которую получал в подарок каждый юнкер при поступлении в училище, было между прочим сказано, что памятник этот был работы скульптора Мартелли. Сделан он был в царствование Императрицы Елизаветы Петровны, но сохранялся при одном из дворцов, в закрытом помещении. Только при вступлении на престол Императора Павла Петровича, после постройки Михайловского (Инженерного) Замка, памятник этот был помещен перед главным входом, где и сохранился до настоящего времени. На постаменте памятника надпись: «Прадеду — правнук».
Когда Великий Князь назвал создателем памятника Растрелли, я, конечно, прикусил язык, так как поправлять слова Высочайших Особ не полагалось. К тому же Великий Князь был таким знатоком искусства, что, возможно, прав был он, а не автор памятки Инженерного Замка.
Опережая события, я хочу прибавить, что нечто подобное произошло и в начале 1919 года, когда я состоял в «отряде особого назначения» для охраны лиц Императорской фамилии, проживающих в Крыму. Когда представлялись Императрице Марии Федоровне, то Императрица, заметив мои серебряные погоны, спросила меня, не Кавалергардского ли я полка. Я ответил: «Так точно, Ваше Императорское Величество, — лейб-гвардии Саперного полка». Ответить «Никак нет» на вопрос Высочайших Особ не полагалось.
Во время разговора вдруг Великий Князь повернулся ко мне и спросил, улыбаясь: «А что, щипонос тебе не мешает?» «Так точно, мешает», ответил я и, сняв пенснэ, положил его в боковой карман. Все это произошло в течение может быть только полминуты, но в моей памяти успело пробежать воспоминание о книге Мережковского «Александр I и декабристы» и о портрете Великого Князя Константина Николаевича, который я видел в детстве в журнале «Нива».
Книга Мережковского начиналась так: «Очки погубили карьеру князя Валерьяна Михайловича Голицына», и далее: «из памяти вон, что в присутствии Особ Высочайших ношение очков не дозволено». Что касается до портрета Вел. Князя Константина Николаевича, то я запомнил, что он был в генерал-адмиральской форме с «чеховским» пенснэ с большой дужкой на переносице и тонкой шелковой ленточкой, прикрепленной к борту сюртука.
В мое время в Императорской семье было только двое близоруких — Великий Князь Дмитрий Константинович и Князь Иоанн Константинович. Уже будучи в Париже и прочитав книгу Вел. Кн. Гавриила Константиновича «В Мраморном дворце», я узнал, что когда сербский король Петр разговаривал с Князем Иоанном Константиновичем, то последний забыл снять пенснэ, за что получил выговор от своего отца. Очевидно, что и через сто лет после случая с князем Голицыным правило это сохранилось.
Наш разговор с Великим Князем и его сыном продолжался очень долго. Мы проехали Любань и только в Малой Вишере, на трети пути до Москвы, разошлись по своим вагонам. Кто из нас мог подумать, что через тринадцать месяцев после этого Князь Олег Константинович будет смертельно ранен, а в 1915 году умрет и сам Великий Князь Константин Константинович. Судьба смилостивилась над ними, не дав им дожить до трагических событий 1917-18 гг.
На следующий день после моего возвращения в Петербург после 28-дневного отпуска я с утра пошел в канцелярию лейб-гвардии Саперного батальона, чтобы представиться адъютанту батальона поручику Турбину, который приветливо меня встретил и просил остаться у него, пока он пойдет доложит о моем прибытии командиру батальона. Через несколько минут поручик Турбин вернулся и провел меня в кабинет командира батальона, Свиты Его Величества генерал-майора Бориса Александровича Подымова, который ожидал меня стоя спиной к своему письменному столу.
Отрапортовав о своем прибытии к месту службы, я после этого доложил командиру батальона о своей встрече с Великим Князем. О всех встречах с лицами Императорской Фамилии офицеры должны были доводить до сведения своего прямого начальства.
— Так значит, после того, как Великий Князь спросил вас, не мешает ли вам щипонос, вы его сняли и положили в боковой карман. Вы очень хорошо нашлись, что сделать, — засмеялся генерал Подымов, по своей привычке оскаливая зубы. После этого, опять приняв свой обычный суровый вид, генерал Подымов С этого дня началась моя строевая служба сказал, что назначит меня в Его Высочества лейб-гвардии в Саперном батальоне. (3-ю саперную) роту и отпустил меня.
П.В. Шиловский
(3 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading ...| Knigoed.net Киги жанра современные любовные романы knigoed.net. knigoed.net |
Похожие статьи:
- Картина художника Г.К. Бакмансона «Измайловский досуг» – Юрий Солодков
- №110 Май 1971 г.
- № 107 1970 г.
- №120 Январь 1973 г.
- ИСТОРИЧЕСКИЙ АРХИВ ВЫСОЧАЙШАЯ ГРАМОТА
- Смотры в Чугуеве 1900-1904 гг. – Г.Т.
- СТO ЛЕТ НАЗАД. – Р. СПОРЭ
- К 150-летию основания Николаевской Инженерной Академии и училища. – П. В. Шиловский и С. В. Широков
- Письма в Редакцию. – Юрий Солодков, А. Хохлов
Loading ...