Статьи из парижского журнала "Военная Быль" (1952-1974). Издавался Обще-Кадетским Объединением под редакцией А.А. Геринга
Monday October 14th 2024

Номера журнала

«Дела давно минувших дней». – А. Редькин



Посвящается славной памяти 3-го Восточно – Сибирского стрелково­го полка.

 БОЙ У ГОРОДА ТАШИЧАО

Около 10-го июля от деревни Да-ча-пу, где стоял 1-ый Его Величества Во­сточно-Сибир­ский стрелковый полк, потянулись по дороге мимо нас обозы. Гро­хотали двукол­ки, нагруженное чемоданами, ящи­ками, мешка­ми, гремели ору­дия и зарядные ящики, покрытые потом и пылью уносы тащили по глубокой пыли пушки, а по бокам шли номера, стрелки, трусили осли­ки, навьюченные офицерским имуществом. Пройдя правофланговый холм, батарея за­вернула и стала сзади него. Забегали артил­леристы, забивая колья для коновязей; стави­лись палатки, задымились небольшие костры — варили неизбежный чай. Прошел и полк, оставив сзади казачьи сотни.

Сейчас же саперы вырыли на верхушке правого холма надежный блиндаж, основатель­но накрыв его бревнами и землей, а в седловинке артиллеристы соорудили наблюдательный пункт для своего командира. Все последние вечера роты ходили ломать, сильно выросший гаолян, мешавший и наблюдению за подступа­ми к нашим участкам и обстрелу.

По внешнему скату холмов были вырыты неглубокие окопы. Грунт был тяжелый, каме­нистый, а кроме легкого шанцевого инструмен­та, у нас ничего не было, выкопали, как смог­ли. На обратном внутреннем скате, где грунт был мягче, сделали подобие прикрытия от шрапнельного огня.

Сзади нас, в лощинке за речкой, на широ­ких интервалах появились орудийные ровики. Время от времени приезжали в штаб полка ка­заки из сотен, стоящих впереди и несущих сто­рожевое охранение, ходили и наши разъезды от конно-охотничьей команды. Я не помню, чтобы полк выставлял от себя сторожевое охра­нение, хотя бы в виде застав или полевых ка­раулов. Вся впереди лежавшая местность осве­щалась только казачьими разъездами.

Числа 11-го июля, около 8-9 часов утра, подъехала к нашему участку большая группа начальства. Генералы Штакельберг, Гернгросс, Мрозовский с начальниками штабов, адъютан­тами, ординарцами, казаки, артиллеристы и конные стрелки. Вся эта большая группа вска­рабкалась на лошадях на самый верх. Началь­ство смотрело во все стороны, глядело в развер­нутые карты, разговаривало, расмахивало ру­ками и, на чем-то порешив, уехало во-свояси.

С вечера вперед, для ближайшего охране­ния, был выдвинут батальон. Где-то слева, до­вольно далеко, была слышна артиллерийская канонада.

12-го июля до восхода солнца я с поручи­ком Селивановым был отправлен в окопы на наблюдательный пункт. Вся долина была по­дернута мглой, туман полосой висел за рекой, протекавшей по долине, и в нем обрисовыва­лись верхушки деревьев по берегу речки и вблизи деревень. А на фоне бледно-розового небосклона синел противоположный гребень гор, тишина нарушалась лишь далеким лаем собак и пением петухов.

Примостившись поудобнее, я начал осмат­ривать в свой сильный бинокль лежащую впе­реди долину, но, кроме редких казачьих разъ­ездов, ничего видимо не было, только внизу, в версте от нас на опушке большого гаоляно­вого поля маячил стоящий конный казак, не­подалеку от него — другой.

Солнце поднялось и сразу осветило всю до­лину. Мгла стала редеть. Яснело. Туман, под­нимаясь, рассеивался. Сразу стало виднее и вот, по меже около глиняных стен фанз, поя­вилась цепочка. В бинокль ясно было видно: впереди — офицер, а за ним — цепочка желто­ватых солдат, всего около взвода.

Идут они осторожно, временами пригибаясь и перебегая открытые места, временами — скрываясь за кустами или за стенами фанз. Вдруг все они остановились и легли, а каза­ки, стоявшие перед нами, сразу, во всю лоша­диную мочь, поскакали назад. Донесся раска­тистый залп. Японцы обнаружили казаков и раньше, чем те их заметили, дали залп.

На правом холме собралась группа началь­ства, которое, на этот раз, оставило лошадей внизу (их увели куда-то), а само расположи­лось в блиндаже, в окопчике и в ходе сообще­ния.

Командир батареи был уже у себя на на­блюдательном пункте, а цепь номеров передат­чиков стояла от его ровика до батареи, где около орудий шевелились люди. Вдруг послы­шался нарастающий свист и несколько шрап­нелей, не долетев до нас, разорвались. Стака­ны с фырканьем пронеслись над головами, а картечь подняла столбики пыли на склоне холма ниже нас. Потрясая воздух тяжелыми ударами, загремела наша батарея, и этим на­чался 12-ти часовой бой, непрерывно ревев­ший или орудийными выстрелами или тяжелы­ми разрывами.

Снаряды летели на наш участок с трех сто­рон. Сколько стреляло японских батарей, не знаю, но огоньки выстрелов были видны около деревни Да-ча-пу и влево от деревни и еще левей. Целые рои белых шрапнельных разры­вов появлялись перед нами и сзади нас. Они медленно таяли в неподвижном воздухе, но беспрерывно появлялись новые и новые облач­ка. Временами поднимались столбы земли и дыма от гранат, и осколки с визгом и мяукань­ем проносились над головами.

Левее нас и дальше в горы, все время, не­бо было в белых разрывах шрапнелей и все рождались новые и новые облачка. Наши ба­тареи гремели, не переставая. Временами от­дельных выстрелов не было слышно, а все — и гром наших батарей и грохот разрывов — сливалось в один общий рев.

Без перерыва к нам летели, рвались и шрапнели и гранаты, стоял вой и свист от кар­течи и осколков, иногда к ним присоединялся фыркающий звук полета шрапнельного стака­на. Кое-какие гранаты попадали в бруствер окопа и в самый окоп, и тогда по окопу тянуло удушливым дымом. Но как это не странно, а ласточки с писком носились в это время в воз­духе и, вероятно, не одну из них убило про­летевшими снарядами. Над окопами 1-го ба­тальона столкнулись на полете наш и япон­ский снаряды и, разорвавшись, послали оскол­ки свои прямо вниз. Ими были ранены сидев­шие на дне окопа штабс-капитан Соколов и ря­дом с ним несколько стрелков.

Около блиндажа какая-то суета… кого-то понесли: оказалось ранило генерала Мрозовского, сидевшего на краю окопа и наблюдав­шего бой.

Внизу, у подошвы холмов, из-за гаоляна, вышла сотня казаков, они покрутились и по­вернули назад.

Солнце поднялось и стало сильно припе­кать; от каменистых стенок окопа было еще жарче, хотелось и есть и пить. В это время к окопу пришел стрелок: принес приказание ко­мандира батальона — отойти к роте. Добра­лись до роты, куда уже подвезли кухню и, не­смотря на то, что шрапнели рвались и здесь, стрелки с котелками сбегали вниз, набирали варку и ведра с мясными порциями. Денщики принесли из собрания обед в судках, а око­ло окопа, невзирая на разрывы, уже дыми­лись костры и варился неизменный чай.

Пообедав, я лег прямо на скате, прикрыв­шись от солнца цыновкой, которую принес мне денщик Кирсанов; чтобы не держать ее ру­ками, я воткнул в землю шашку, получилось подобие палатки. Недалеко лежал, тоже то­мясь, стрелок моей же 7-ой роты. «Полезай сюда, под цыновку, а то еще солнце голову на­печет». «Покорнейше благодарю, Ваше Благо­родие», ответил он и пополз ко мне в тень.

Во время было это: подлетевшая шрапнель засыпала снопом своих пуль именно то место, где только что лежал солдат. «Спаси, Господи, и сохрани! Без Вас, Ваше Благородие, меня убило бы». При этом разрыве шашка, которую я держал, дрогнула. Посмотрев на нее, я уви­дел, что серебряный наконечник ее сильно смят шрапнельной пулькой.

Лежим мы оба и смотрим, как бьет наша батарея. Вот разрывы японских шрапнелей и гранат все ближе и ближе к орудиям. Вот и на­крыли — и облачка шрапнелей и столбы дыма и земли от гранатных разрывов на самой ба­тарее, между орудиями и зарядными ящиками. С батареи потащили кого-то на носилках, кто- то сам заковылял, а батарея ответила беглым огнем, часто засверкали молнии выстрелов. Японцы огонь перенесли вправо, потом еще правее, батарея замолчала, а японцы начали усиленно долбить пустое место. Галопом идут к батарее зарядные ящики, стараясь поскорей проскочить обстреливаемую площадь. Столб дыма, и средний унос валится. Номера соска­кивают, рубят шашками постромки и ящик на двух уносах рысью уходит дальше. Видно, как по деревенской улице, тоже обстреливаемой, скачет казак, сворачивает на мост и, спросив­ши о чем-то у стоявших у моста стрелков, едет к нашему холму. Подъехав к подошве холма, кричит, что привез пакет из штаба дивизии. В это время и его и его коня закрывает облако разрыва шрапнели. Какое невероятное сча­стье — оба целы.

Внизу у речонки, на хуторке, в тени деревь­ев, где мы расположились раньше, перевязоч­ный пункт. У нас, во 2-ом батальоне, ни уби­тых, ни раненых нет. Распоряжением команди­ра батальона полковника Константина Констан­тиновича Федорова, 10-11 числа был вырыт в тыловом склоне холма тыловой заслон, за которым укрылись роты 2-го батальона; за все время обстрела они спокойно сидели, варили и пили чай, обедали, спали, а в 1-м, где никаких укрытий кроме окопов, обстреливаемых попа­даниями гранат и шрапнелей, были и убитые и раненые. Вот здесь-то, в нашем заслоне их и перевязывали и отправляли дальше, в Таши­чао.

Наступили сумерки. Артиллерийский грохот начал стихать. 5-ой и 6-ой ротам приказано занять окоп, вырытый у наружной подошвы холма. 7-ой и 8-ой — окопы по гребли, так как можно было ожидать подхода японских цепей.

Стемнело. Роты приказано отвести назад, к деревне, и выдать ужин. Сошел и я к своей па­латке. Денщик с осликом был уже там и по­спешил похвастаться: «Поглядите, Ваше Бла­городие, что я нашел по дороге». Гляжу и ви­жу, лежит неразорвавшийся 4-х дюймовый снаряд, по-видимому выпущенный из дально­бойного орудия. «Ну и дурак же ты, Кирсанов, да разве можно брать в руки такую дрянь? вед он может каждую минуту взорваться. Уби­ло бы тебя задаром. Дай его мне». И взяв тяже­лую бронебойную гранату, я бросил ее в речон­ку, где тинистое дно не могло дать толчка для взрыва. Так эта граната лежит и по сей час на дне речушки.

Умылся и поужинал. Недалеко от нас вы­рыта братская могила и в нее, после отпевания, положили тела убитых стрелков. Около часа ночи приказано было, соблюдая тишину, вытя­нуть колонну и идти на Ташичао. Пешая и конно-охотничья разведка донесли, что япон­цы дошли до наших холмов. Тихо, без шума и разговоров, потянулся полк по затихшей до­роге. Мы отходили последними: все, что было здесь, ушло раньше. Только пешие дозоры и небольшие разъезды прикрывали наш отряд.

Потерь в полку было мало: два офицера ра­нены осколками, 3-4 стрелка убиты и 7 ране­ны.

Темно, тихо. Только слышится тяжелый шаг, да лязгнет временами штык о штык. Ино­гда слышен топот идущей рысью лошади и промелькнет фигура конно-охотника. «Ну, что, брат, где японцы?» «Так что влезли на холмы, где наши окопы, что-то галдят, а что — не раз­берешь», и опять тишина и легкий шум иду­щего батальона. Батарея и 1-ый и 3-ий баталь­оны ушли на час раньше нас, оставив 2-ой ба­тальон в виде арьергарда.

А. Редькин

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

Настоящая цена на подписку и розничную продажу журнала «ВОЕННАЯ БЫЛЬ» была установлена 1 января 1959 года, когда журнал выходил еще на 24-х страницах. Прошло пять лет. «ВОЕННАЯ БЫЛЬ» удвоилась в размере, то есть выходит на 48-ми стр., только за последние три года, типографская цена поднялась на 22, возросла и це­на почтовой экспедиции и мы не в силах продавать журнал по той же цене. С великим огорчением, мы сообщаем что цена на подписку и розничную продажу на наш журнал повышается в следующих размерах:

подписка на ШЕСТЬ номеров — 20 фр. фр., 30 шил., 5 амер. дол. розничная продажа — 3 фр. фр., 6 шил., 90 амер. центов Розничная цена вступает в силу с настоящего № 68.

Подписная цена начинается с новой подписки — №№ 64-69 журнала но, в виду то­го что последнее повышение цены 1 января 1964 года захватило вас врасплох, мы обра­щаемся, к тем из наших подписчиков, которые найдут возможным пойти нам навстречу, с просьбой внести разницу подписки за текущий цикл №№ 64 – 69 включ. Это со­ставит для каждого подписчика: 5 фр. фр., 5 шил. и 50 амер. центов. Для каждого в от­дельности это не представит большого затруднения а для Издательства явится большой поддержкой.

АЛЕКСЕЙ ГЕРИНГ

Добавить отзыв