Статьи из парижского журнала "Военная Быль" (1952-1974). Издавался Обще-Кадетским Объединением под редакцией А.А. Геринга
Thursday March 28th 2024

Номера журнала

Вышнеловка. – Вышнеловка



Из воспоминаний.

(Посвящаю своему однополчанину и соратнику Г. Г. Рауху).

года Кавалер­гардский полк действовал в районе восто­чнее линии Мариамполь – Людвинов. Здесь не было тогда посто­янного фрон­та, а то, что заменяло тут фронт, было чрезвычайно подвижно и эластично.

Так, например, в меру необходимости про­двигались части нашей дивизии к западу, в направлении правого берега реки Шешупы, чтобы потом, под давлением неприятельской пехоты, постепенно отхлынуть к востоку, ку­да-нибудь в район озера Амальва или же в Дукшт, к югу от этого озера. После же отхода следовавшей за ними неприятельской пехоты, отогнанной метким огнем нашей конной артил­лерии, части дивизии опять продвигались в западном направлении, чтобы, остановившись на линии каких-то там хуторов, которыми бы­ло усеяно все пространство к востоку от Мариамполя и Людвинова, выставить сторожевое охранение и ряд застав. И так происходило тут постоянно в то время.

Ранним утром 10-го марта я был выслан со своим взводом, в качестве сторожевой заста­вы, на хутор, который на карте носил назва­ние «Вышнеловка». Со мной был только что прибывший в полк, выпущенный из Пажеско­го Корпуса молоденький корнет Раух, которо­го я должен был посвятить в арканы тогдаш­ней нашей кавалерийской работы.

Хутор этот расположен был на небольшом холме, с которого открывался вид на несколь­ко верст в глубину в сторону противника. Та­ким образом, не было даже необходимости днем выставлять вперед какие-либо стороже­вые посты. Местность, в сторону, где находи­лись немцы, была гладка, как стол, и совер­шенно открыта, так что выставленный с би­ноклем наблюдатель видел все, как на ладони.

Хутор был оставлен жителями, которые, ве­роятно, решили, что безопасней будет своевре­менно укрыться от постоянно блуждающих тут то русских, то немецких разъездов, которые, на­верняка, в один прекрасный день, сцепятся между собой. Тогда один Бог знает, что может из этого выйти! Поэтому, забрав свой скот и погрузив на повозки все, что только было возможно из своего имущества и сельско-хозяйственных припасов, перекочевали они куда- то в тыл, вероятно к каким-нибудь даль­ним родственникам или же кумовьям.

Таким образом, оказались мы на этом, как бы вымершем, хуторе и начали устраиваться в нем по-домашнему. Оглядевшись, пришли мы к заключению, что для возложенной на нас задачи хутор этот чрезвычайно удобен: лучше­го места для сторожевой заставы трудно было себе вообразить.

Наших коней мы разместили укрыто, вдоль восточного склона холма. Здесь они были в полной безопасности от глаз возможного не­приятельского разъезда. Люди же наши разме­стились на отдых в постройках хутора.

В предвидении возможности появления ка­ких-нибудь кавалерийских разъездов против­ника, которые, как уже упомянуто было выше, часто шныряли в этих местах, выбрал я и при­казал подготовить стрелковую позицию, кото­рую мой взвод должен был занять в случае тревоги.

Между тем мои кавалергарды отпустили подпруги и задали корм своим коням, после чего, как обыкновенно в подобной обстановке, занялись приготовлением себе чаю или же варкой чего-нибудь, — любимое их времяпре­провождение. Мы с Раухом также устроились где-то и мирно беседовали.

Сколько времени прошло таким образом се­годня не могу уже сказать. Но было, вероятно, часов около 10, когда эту нашу общую идиллию прервал подчасок, доложивший, что вдали видна двигающаяся цепь противника.

Действительно, в бинокль видна была мед­ленно и осторожно подвигавшаяся с запада в нашем направлении цепь германской пехоты. Легко можно было определить по снаряжению и форме обмундирования, что это не спешен­ная кавалерия, а именно пехота. По-видимому, какая-нибудь разведывательная партия. Нахо­дилась она еще в каких-нибудь 2,5-3 верстах от нас.

Я приказал взводу скрыто, по-одиночке, занять позицию и запретил стрелять, пока не дам свистка.

План мой состоял в том, чтобы подпустить эту германскую цепь как можно ближе и только тогда открыть по ней огонь, что я и объяс­нил своим людям.

Наше положение было чрезвычайно выгод­ное, так как цепь кавалергардов лежала высо­ко на холме, скрытая от взоров противника де­ревянной стоячей оградой, в то время как гер­манская пехота шла совершенно открытым по­лем, где не было никакой возможности укрыть­ся. «А если даже немцы преждевременно нас увидят, то своим огнем мы им не дадим око­паться!» подумал я. Мы с Раухом вниматель­но следили за приближением немецкой цепи, которая, по-видимому, даже не подозревала, что этот хутор перед ней может быть занят рус­скими. Поэтому она шла без всяких мер предо­сторожности.

Когда немцы уже значительно приблизи­лись к нам, я еще раз напомнил своим кава­лергардам, что наш успех зависит от того, что­бы немцы не обнаружили нас преждевремен­но. А поэтому, они должны спокойно лежать без движения, наметить себе цель и ждать моего свистка. Видно было, что и моих людей охватило желание забрать немцев живьем в плен, а поэтому они лежали действительно, как мертвецы. Когда, наконец, германская цепь была уже так близко, что можно было разли­чить лица отдельных солдат, я дал долго­жданный свисток.

Наш огонь длился, вероятно, всего лишь несколько секунд, так как он до такой степени озадачил немцев, что они и не пытались отве­чать нам. Как бы по команде побросали они свои винтовки и подняли руки вверх. Тогда мы немедленно же прекратили огонь, и часть цепи, высланная мною для захвата пленных, привела их всех к нам на хутор. Убитых не было, но, к сожалению, все были переранены, так что прежде всего мы занялись их перевя­зыванием. Пока посланные мною люди приве­ли из ближних хуторов крестьянские подводы, из опроса легко раненых узнал я, что, действи­тельно, это была разведывательная партия 70-го германского кадрового пехотного полка из состава эльзасского ХХІ-го армейского корпу­са, под начальством обер-фельдфебеля Васмуса.

Всех раненых погрузили мы на повозки, прикрыв их от холода всем, что только уда­лось найти теплого на хуторе. После этого всю эту вереницу подвод я отправил, под конво­ем, в штаб полка. Здесь, прежде чем отослать их дальше в штаб дивизии, наш полковой врач заново перевязал их всех.

Таково было боевое крещение и так нача­лась служба на фронте новоиспеченного кор­нета Г. Г. Рауха, сына нашего бывшего корен­ного Кавалергарда, в то время начальника 2-й Гвардейской Кавалерийской дивизии генераль­ного штаба генерал-лейтенанта Рауха.

Что касается выше рассказанного эпизода, то мои Кавалергарды 3-го эскадрона впослед­ствии, играя сходством слов, переделали «Вышнеловку» в «Мышеловку», в которую, будто бы, вместо мышей, попали им в руки немцы.

В 1918 году, в Киеве, пришлось мне позна­комиться с поручиком (фамилии его больше не помню) все того же германского 70-го пехот­ного полка. Когда я его спросил, не знал ли он обер-фельдфебеля Васмуса, он с выражени­ем громаднейшего удивления в широко открыв­шихся глазах, несколько долгих секунд молча и как бы с недоверием пристально смотрел на меня. Наконец, придя в себя от удивления, спросил меня: «Неужели же вам известна его судьба? — Знаете ли вы, что это какая-то за­гадочная, таинственная история. В 1916 году, где-то под Мариамполем, в Литве, из моей ро­ты была выслана под начальством Васмуса партия разведчиков в сторону, насколько при­поминаю, озера Амальва. С тех пор ни о нем, ни о ком-либо из его людей мы никогда больше ничего не слышали. Я уже не раз задумывал­ся над этой загадкой, так как Васмус был ста­рый, опытный и осторожный сверхсрочный ун­тер-офицер, который перед тем уже не одну штучку проделал. А тогда с русской стороны была ведь всего только кавалерия! Расскажи­те же мне, наконец, что знаете вы о его судьбе и о судьбе его людей!»

В. Кочубей

Добавить отзыв