Статьи из парижского журнала "Военная Быль" (1952-1974). Издавался Обще-Кадетским Объединением под редакцией А.А. Геринга
Monday October 14th 2024

Номера журнала

Еще кое-что о бое под Мацковой Рудой. – В. Кочубей



Как участник боя под Мацковой Рудой 17 (30) сентября 1914 г. я хотел бы дополнить, поскольку это событие еще сохранилось в моей памяти, прекрасную статью сослуживца и соратника по 1-ой Гвардейской кавалерийской дивизии А. С. Гершельмана, помещенную в № 83 «Военной Были».

В этот день, рано утром, в штабе Сводной кавалерийской дивизии генерала Скоропадского (1-ая бригада 1-й Гвардейской кавалерийской дивизии, батарея Е. В. Лейб-гвардии конной артиллерии и Крымский конный полк) было получено от одного из разъездов донесение, что по шоссе, которое проходит севернее Августовских лесов, от Немана на запад двигается, в направлении Сувалок, длиннейшая колонна германских обозов.

Получив это донесение, Скоропадский решил немедленно же идти туда, чтобы атаковать эти обозы. Поэтому он поднял всю дивизию (без Лейб-гвардии Конного полка, который находился в сторожевом охранении и только позже был подтянут в резерв дивизии) по тревоге и повел ее через Червоный Кжиж в направлении Мацковой Руды. Порядок движения дивизии был следующий: в авангарде — Кавалергардский полк (последовательно 2-й, 3-й и 4-й эскадроны; эскадрон Ее Величества находился в прикрытии обозов дивизии) со взводом батареи Е. В., потом Крымский конный полк с двумя взводами батареи Е. В. Кавалергарды ночевали в деревне Тоболово.

Расстояние до шоссе, по которому шел германский обоз, было верст с 18. Шли мы туда почти все время шагом, так как идти иначе не позволяли, нам узкие песчаные лесные дороги, скорее — тропинки, да и пики всадников, беспрестанно цеплявшиеся за ветки деревьев, замедляли движение. Как долго мы шли, точно сказать сегодня уже не могу. При выходе из гущи лесов мы натолкнулись на речку Черная Ганжа, непроходимую вброд, через которую был переброшен узкий, полуразрушенный мост. Чтобы перейти через речку, пришлось прежде починить его; это тоже значительно задержало наше движение.

План Скоропадского заключался в том, чтобы атаковать германский обоз в конном строю. Батарея Е. В., на всякий случай, должна была оставаться укрыто на опушке леса. Однако, когда перед нашими глазами открылся, наконец, вид на шоссе, к нашему разочарованию мы увидели, что вместо ожидаемых обозов по шоссе двигалась длиннейшая колонна германской пехоты. Никакой артиллерии видно не было. Это были части 1-го германского корпуса, который после неудачной попытки переправиться через Неман у Друскеник отходил теперь на запад.

Ввиду этого, вместо того, чтобы атаковать эту колонну в конном строю, нам было приказано спешиться и занять позицию, а взводу батареи Е. В. сняться с передков и открыть огонь по германской колонне. Огонь взвода был чрезвычайно метким. Снаряды сразу же стали разрываться над самой колонной, что привело ее в большое замешательство. Однако германская пехота быстро оправилась и заняла стрелковую позицию верстах в трех против нас.

К сожалению, этот, такой удачный огонь взвода батареи Е. В. длился не более 10 минут, так как немцы в свою очередь неожиданно открыли по нему артиллерийский огонь, причем это были тяжелые снаряды, так называемые «чемоданы». Первая германская очередь разорвалась с недолетом, за то вторая — над самым взводом. Передки, поспешившие, чтобы вывезти орудия на другую позицию, попали под следующую очередь, и кони одного из передков были все перебиты.

Германская тяжелая батарея стреляла из района деревни Тартак, находившейся к северо-западу от нашего расположения, около узкого перешейка между двумя озерами, через который проходило шоссе. В деревне была высокая колокольня, с которой германские наблюдатели прекрасно видели позицию артиллерийского взвода и наши неукрытые цепи. К огню тяжелой батареи вскоре присоединился еще и огонь двух легких батарей.

Наше положение становилось не только неприятным, но и опасным: с одной стороны, огонь артиллерии, который постепенно усиливался, с другой, огонь продвигающейся в нашем направлении стрелковой цепи немцев. Мы же были лишены возможности что-либо предпринять, так как до шоссе было еще слишком далеко, чтобы ввязываться в перестрелку с германской пехотой, для которой мы были отличной целью. Германские снаряды рвались кругом. Особенно пострадала от них наша санитарная часть: полковой врач, санитарная линейка, фельдшера и т. д. Попало также и коноводам. Поэтому стрелковой цепи было приказано отходить к коноводам, садиться на коней и стать укрыто в ближайшем лесу. Но и германский артиллерийский огонь тоже перекинулся теперь на лес, хотя и не был уже меток. Перестал быть нам опасен и огонь немецкой пехоты. Однако тяжелые снаряды продолжали рваться вправо и влево от дороги, выворачивая деревья с корнями, и случайные попадания не были исключены. Поэтому нам было приказано, оставив наблюдение за шоссе, отходить в направлении Глембовского Брода. Немецкая артиллерия еще долго продолжала долбить по лесу, но теперь она уже не была опасной.

Так печально окончилась эта затея – охота на германские обозы!

Этот эпизод — боевое столкновение под Мацковой Рудой — невольно воскрешает в памяти все наши действия в сентябре 1914 г. в Августовских лесах, это был для нас один из самых тяжелых периодов войны. Подобной этому была также эпопея Козловорудских лесов летом 1915 года, которую я описал в № 62 «Военной Были». Действительно, какой был абсурд посылать крупные кавалерийские соединения для самостоятельных действий в огромных лесных пространствах! Наши командные верхи, состоявшие главным образом из бывших пехотных офицеров, совершенно не умели пользоваться кавалерией. Эта последняя была сама по себе прекрасна, однако надо было понимать, что могла она и чего нет! Что могла сделать кавалерия в бездорожных, почти дремучих лесах, где не было возможности ей развернуться, где она была обречена на действия только в пешем строю, где кони становились для нее только обузой? Всякое движение в конном строю среди бесчисленных болотистых полян или сети осушительных каналов, среди деревьев и густых кустарников — да еще с пиками — было чрезвычайно трудным или даже просто неосуществимым. В этих лесах наша конная артиллерия, из-за широкой и высокой стены деревьев, была лишена возможности вести огонь по противнику или наблюдать за попаданиями. Наконец, все эти огромные лесные пространства были очень слабо заселены, а живущий там народ был беден, так что рассчитывать на местные средства для довольствия людей и, особенно, коней, было невозможно. А из-за того же бездорожья всякий подвоз, особенно — фуража, был почти неосуществим.

Никогда не забуду, как однажды, в середине сентября, в тех же Августовских лесах, насквозь промокшие от лившего беспрерывно две недели дождя и не евшие вторые сутки, так как все, что еще было в седельных сумах, уже давно было съедено, а нашего обоза мы не видели с неделю, пришли мы вечером на ночлег в какой-то отдельный бедненький, грязный хуторок, покинутый жителями. Мучимые нестерпимым голодом, стали мы искать чего-либо съестного. Однако напрасно! Единственное, что нашлось во всем доме — куча шелухи от чищеного картофеля в каком-то углу! Не оставалось ничего иного, как сварить эти отбросы. Как были они вкусны, даже без соли, на изголодавшийся желудок! В это самое время наши бедные, измученные бездорожьем кони, просто привязанные к деревьям окружающего хуторок леса, щипали полусгнившую от дождей траву и уже начавшие вянуть листья деревьев и кустов. Немудрено, что после двухнедельной такой эпопеи в этих лесах, кони наши так изморились, что всю дивизию пришлось отвести на отдых и пополнение на несколько недель в Вильно, в то время — глубокий тыл.

Порой казалось даже, что наше Высшее Командование считало кавалерию созданной именно для действий в лесах, так как где-только оказывались на театре военных действий лесные пространства, непременно туда посылались кавалерийские дивизии и корпуса. В этом отношении взгляды нашего и германского командования были совершенно различны: немцы избегали посылать свою кавалерию в леса. Так, например, в период вышеописанного эпизода под Мацковой Рудой, то есть во время Августовских боев нашей 10-й армии в сентябре 1914 г. и ее наступления в сторону границы Восточной Пруссии, германская 1-я кавалерийская дивизия (теперь в составе только двух бригад), та самая доблестная дивизия, которая во время нашего первого наступления в самом начале войны на Восточную Пруссию так дельно и умело задерживала своими тогда только 20 эскадронами при 12 орудиях наш огромнейший конный отряд Хана Нахичеванского из 70 эскадронов и 42 орудий, теперь действовала в районе к югу от Августовских лесов, между Граевым, Райгородом, Ктабинами и Суховолей. Когда, под давлением продвигающегося с юга в сторону гор. Августова нашего 3-го Сибирского корпуса, эта германская дивизия должна была отходить в сторону Августовских лесов, германское командование категорически запретило ей вступать в это лесное пространство, приказав ей обойти его с запада и севера и перейти к среднему Неману, где дивизия соединилась с находившейся там ее третьей бригадой. Это сложное движение вполне удалось благодаря задержке нашего наступления под Сувалками.

Во время всей войны германская кавалерия встречалась в лесных пространствах только в исключительных случаях и то только занимая участки оборонительных позиций, например — в Пинских болотах, так как германское командование, в отличие от нашего, не видело целесообразности втягивать ее в леса, где она была бы беспомощной и бесполезной.

В. Кочубей


© ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Добавить отзыв