ПОЛК В БОЯХ
Начиная с 5 февраля, каждый день несколько эшелонов, по батальону в каждом, отправлялись на фронт. Нигде не задерживаясь, эшелоны шли полным ходом на Брест-Литовск и оттуда на Гродно. На вторые сутки, не доезжая Гродно, эшелоны разгружались и, проходя мимо фортификационных сооружений и полос проволочных заграждений, батальоны разводились для занятия опорных пунктов крепости. Располагались в казармах, врытых в землю, и занялись очисткой от снега указанных им участков окопов у форта №4.
Утром следующего дня симбирцы уже слышали отдаленную артиллерийскую стрельбу, а во второй половине дня и выстрелы близких батарей крепости. На второй день стрельба усилилась. От батальонов были высланы партии разведчиков, выяснить расположение своих частей и противника.
Одна из партий в десять человек во главе с молодым подпоручиком — командующим ротой — далеко выдвинувшаяся вперед, получила здесь боевое крещение: прежде всего она была обстреляна своей же собственной крепостной артиллерией, двумя очередями по 4 тяжелых снаряда; затем огнем неприятельской батареи и, наконец, ружейным огнем. Задача была выполнена: было установлено, что наши части (туркестанцы) отходили к югу вдоль западных фортов, а немцы были под самой крепостью.
Перед фортами № № 3 и 4 заняли позиции части 6-й дивизии, а 24-й полк сосредоточился на форту №3.
Ночь. Мороз. Группа офицеров вошла в ближайший большой дом.
— Прошу немедленно оставить дом. Я — комендант форта. Ваше место не здесь, а впереди, там гибнет 20-й корпус! — возбужденно сказал вошедший полковник. Настроение у офицеров стало удрученным: гибнет корпус. А тут еще и резкие слова полковника, выгонявшего их.
Молодые полки 6-й дивизии перешли в наступление и в два дня отбросили противника на 10-15 верст от крепости. На правом фланге немцы удержались на линии высоты 100,3. Ее приказано взять 24-му полку. Выданы малые мешки, их нужно наполнить землей, и во время атаки бойцы должны тащить их перед собой. Полк атакует, имея три батальона в первой линии.
Наступила ночь на 13 февраля, полк выступил. Бойцы, неся огромные тяжести, выбивались из сил. «Бросить мешки!», приказали командиры рот, к негодованию командиров батальонов. Полк вышел на шоссе, идущее из Гродно через форт № 2 на м. Сопоцкин, и развернулся по обе стороны шоссе.
Гремит крепостная артиллерия. Где высота, что за высота? Никто ничего не знает и лишь по разрывам снарядов можно судить, где она. Вот она уже близко, передовые цепи уже проходят окопы, защитники которых сразу же оставляют их. До противника около 800 шагов. Крепость замолчала. Было около 22 часов. В полной тишине цепи прошли несколько сот шагов, как их встретил ливень ружейного, пулеметного и артиллерийского огня. Заметались… Залегли… Стали отползать в окопы…
Повторное приказание: «Высоту взять! Атака в 3 часа!».
Опять загремела артиллерия. За 15 минут до атаки симбирцы стали приближаться к высоте. Они были в трехстах, может быть, шагах от нее, когда крепость вдруг замолчала. Полк ринулся в атаку, но противник имел время изготовиться к отражению атаки… Опять неудача.
«Полку взять высоту! Атака в 6 часов!».
Теперь симбирцы выступили на полчаса раньше, чтобы подползти к высоте возможно ближе. Атака захлебнулась на неприятельской проволоке… Стали отползать, но уже светало, и немцы могли прицельным огнем поражать отползающих. Человек пятнадцать остались лежать, прикрытые межой. Среди них — два командующих ротами, два друга. Они были обречены оставаться здесь до наступления ночи. А межа всего лишь шагах в пятидесяти от проволоки противника. Они видели лежащих вокруг них убитых и тяжело раненных, несколько человек висело на проволоке, и в том числе их однокашник, командующий ротой подпоручик Кузьмицкий. Вечером все отползли к своим.
Три атаки, — и три кровавые неудачи…
Вернувшиеся офицеры доложили командиру полка полковнику Ушакову свои соображения о причинах неудач: полное незнание позиции противника, несогласованность во времени между прекращением артиллерийской подготовки и началом атаки; необходимость возможно близкого подхода к позиции противника до окончания артиллерийской подготовки.
Поблагодарив офицеров, полковник Ушаков сказал:
— Утром (14 февраля) — повторение атаки. Ваш батальон наступает в центре, по обе стороны шоссе. Теперь вам позиция противника хорошо известна, вы все учтете, и я надеюсь на вас!
Придя в свой батальон, они нашли его сведенным в две роты, по 150 штыков в каждой. Приняв роты от двух остававшихся в батальоне прапорщиков, они сказали солдатам: «Перед рассветом мы снова атакуем». «Атакуем!». твердо ответили молодые бойцы. «Теперь мы видим, где сидит немец!»
Из разговоров выяснилась еще одна причина неудачи, ставшая ясной только днем: высота 100,3 выступала шагов на 200-300 вперед относительно основной линии обороны противника. Поэтому, в то время когда центральный батальон, атакующий ее в лоб, уже шел в атаку, фланговые батальоны еще не доходили до основных позиций противника и находились под фланговым огнем с высоты. В плане предстоящей атаки это обстоятельство было учтено.
Атака — в 6 часов. Пролежавшим день под проволокой двум подпоручикам предстояла главная роль: атака в лоб. Они к ней подготовились, — заблаговременно вывели свои роты на линию той межи, в которой они лежали днем, подведя их на 50 шагов к проволоке противника, хотя это и могло грозить потерями от недолетов крепостной артиллерии.
Гремят орудия, грохочут разрывы снарядов, на лежащих в меже сыпятся комья мерзлой земли. Несколько снарядов разорвалось, не долетев до межи, в густой цепи несколько раненых. Участились разрывы, потом смолк гул, и неслось уже «ура».
Симбирцы ворвались на высоту. Они идут дальше, встречаемые огнем со второй линии обороны. Врываются в нее. Немцы бегут, преследуемые ружейным огнем, и залегают на линии каких-то насыпанных земляных куч, шагах в 600 700 от высоты, в трех местах, откуда сразу же понеслась беглая артиллерийская стрельба. Батареи! Их огонь по высоте был ужасен. Симбирцы прижались к земле, как только было возможно. Наступать дальше под настильным огнем немецких орудий было невозможно.
Правее высоты симбирцам удалось продвинуться вперед, взять остановившихся немцев и их батареи под фланговый огонь и принудить к дальнейшему отходу к деревне, в версте от высоты. Теперь могли двинуться вперед и симбирцы, находившиеся на высоте. Но только человек 50 добежало до трех неприятельских батарей — 11 орудий — и укрыться там в окопах. Остальные, попав под фланговый огонь многих пулеметов с двух сторон, сперва — с возвышенности, где наши части не смогли продвинуться, и слева — с высоты 96,6, залегли на голом поле или стали отбегать на высоту, которая уже обстреливалась несколькими батареями противника из-за деревни и с флангов.
Не прошло и полчаса, как немцы из деревни перешли в контрнаступление, которое не могли сдержать 50 стрелков. Крепостная артиллерия молчала, приданная полку батарея не смогла установить свой наблюдательный пункт на высоте, осыпаемой снарядами, как не могли стать на ней и полковые пулеметы.
Немногим симбирцам, державшимся на батареях противника, пришлось их оставить и отходить, обходя высоту. Немцы заняли высоту и смогли увезти орудия. Но едва они ее заняли, в атаку на высоту пошел резервный батальон симбирцев, штыками смявший противника. Однако ни наступать дальше под фланговым обстрелом пулеметов, ни удержаться на высоте под ураганным артиллерийским огнем батальон не смог. К этому времени были приведены в порядок перемешавшиеся люди других батальонов, которые были двинуты в шестую по счету атаку, не встретив уже серьезного сопротивления. Только тут вступила в действие крепостная, а за ней полевая артиллерия, начавшая обстрел огневых точек противника. Симбирцы продвинулись на линию прежних позиций германских батарей, откуда через короткое время полковник Ушаков повел их в седьмую атаку уже на деревню, которая и была взята. С этого момента немцы стали отходить по всему фронту перед Гродно, и через несколько дней фронт 15-го корпуса дошел до Августовского канала, взяв м. Сопоцкин.
Увы, 20-й корпус спасен не был!
Семь атак на высоту 100,3 стоили 24-му пехотному Симбирскому полку тяжких потерь: в полку осталось едва 800 штыков и 4 строевых офицера. Был ранен командир полка полковник Ушаков. Из командиров батальонов остался один подполковник Тупицын, который и принял полк. Молодой полк в двое суток почти перестал существовать, выбыл из строя его молодой, полный отваги состав, показавший, несмотря на всего лишь 4-месячную подготовку, высшую степень дисциплины и духа.
Трофеями полка были свыше 200 здоровых пленных и 6 пулеметов.
После боев под Гродно 15-й корпус, как таковой, перестал существовать: его дивизии, 6-я и 8, разошлись, будучи приданы другим корпусам. 6-я дивизия перебрасывалась под г. Остроленка.
24-й полк шел лишь двумя эшелонами. Эшелон боевого состава вел подпоручик «октябрьского» выпуска, вернувшийся в полк после легкого ранения. В лесу у Остроленки дивизия простояла около двух недель. Здесь полк получил пополнение офицерами и солдатами, доведя роты до 150 штыков. Вернулся в полк и подпоручик Федоров, встретив своего однокашника — друга, они обсуждали и выясняли все недочеты, обнаружившиеся в минувших боях, и стремились к пониманию их и учету всеми другими офицерами. Одним из главных недостатков они считали несогласованность действий пехоты и артиллерии. Но их высказывания командирам батальонов и временно командующему полком не встречали должного отклика.
Затем дивизия была выдвинута на позицию в нескольких десятках верст к северу от Остроленки, где простояла около полутора месяцев. Влево, у Прасныша, шли бои, и в дивизии ожидали перехода в наступление: не так далеко отсюда находилось место, где в 1914 году было зарыто полковое знамя. Но наступления не произошло, и вся боевая деятельность полка, помимо мелких разведок с целью захвата «языка», ограничилась несколькими боевыми эпизодами: батальоном, в котором отличился подпоручик Федоров, было взято 250 пленных. Подпоручик Федоров был представлен к ордену св. Владимира 4 степени. Но этот же бой выявил с очевидностью, что огонь приданной батареи не был согласован с действиями батальона. Когда через несколько дней временно командующий полком приказал произвести разведку расположения противника одной лишь ротой и сказал командующему ротой, что «артиллерия вас поддержит», командующий ротой доложил, что ему нужна не «поддержка», а участие артиллерии в бою, то есть полная согласованность огня батареи с действиями его роты. Под утро, когда рота уже выступила и командующий ротой доложил об этом по телефону, он добавил, что неудачу он не берет на свою ответственность, вдруг последовала отмена приказания о производстве разведки.
Следующая боевая разведка, произведенная этой же ротой, была уже выполнена не с «поддержкой» артиллерии, а с ее действительным участием. Командующий полком придал хотя и не командующему ротой, а командиру батальона, два орудия, которые были ночью установлены чуть ли не в самих окопах, на опушке леса. С рассветом орудия открыли беглый огонь по окопам противника с дистанции в 600 шагов. Рота ворвалась в окопы, захватила несколько пленных, пулемет и быстро вернулась назад, потеряв трех солдат ранеными. Этот налет так ошеломил противника, что перейди в наступление весь батальон, он имел бы полный успех.
Когда немцы открыли артиллерийский огонь по участку, где орудия продолжали стоять, то защитники окопов и прислуга орудий уже были отведены в глубь леса. От огня пострадали лишь окопы, орудия же не получили даже малейшего повреждения.
Во второй половине апреля 6-я пехотная дивизия была снята с фронта и две недели простояла в резерве у гг. Остроленка и Острова, в «штабах» ее стоянки в мирное время. Полки пополнялись и обучались на приобретенном опыте. Возвращались раненые, и полки стали иметь в своем составе до половины тех самых молодых солдат, которые положили начало их развертыванию в Гомеле. Из подпоручиков — алексеевцев оставалось лишь четверо: трое были убиты, четвертый, Петров, умер от заражения крови, прибыв в полк после ранения, один, Григорьев, по выздоровлении от раны пошел служить в авиацию.
В начале мая дивизия была выдвинута на фронт к северу от Ковно и заняла участок по реке Дубисса, у м. Эйраголла, а затем перешла в наступление вдоль шоссе на г. Россиены. Атаки позиций противника только на второй день увенчались успехом. Дивизия продвинулась вперед более чем на десять верст и остановилась перед возвышенностью, прочно занятой противником. Здесь дивизия простояла более недели. На левом ее фланге в лесу располагался 24-й полк, еще левее которого, в массиве лесов, уходящих далеко в сторону противника, стояли кавалерийские части. В лесу шли непрерывные стычки разведывательных партий. Для полка эта стоянка была крайне беспокойной. Офицеры подавали начальству мысль действовать ротами, батальонами, но следовал отказ. Люди стали страдать галлюцинациями. Заболел и один из командиров батальона и эвакуировался. Его заместил подпоручик Федоров.
К общему удовлетворению это пассивное стояние в лесу окончилось. Дивизия была отведена назад, на р. Дубиссу, и вскоре переброшена к гор. Шавли. Там она простояла недолго и перешла к станции Радзивилишки, на погрузку в железнодорожные эшелоны.
В это время по выздоровлении от раны вернулся в полк командир полка, полковник Ушаков. Он сразу же установил тесный контакт со всеми офицерами, главным образом — с командирами рот и батальонов. Он расспрашивал их о всех деталях боев, которые полк вел в его отсутствие, выяснял ошибки, недочеты.
Действиям полка при атаках высоты 100,3, под Гродно, он придавал очень серьезное значение и удивлялся, что его заместитель никак не разобрался в них. Офицерами были совершены безусловные подвиги, а оценены они были только представлениями к ордену св. Анны 4-й степени, был ли офицер ранен в первой атаке или же в седьмой. Командир полка сказал, что представит некоторых офицеров к более высоким наградам, хотя со времени этих боев и прошло уже четыре месяца. Полковник Ушаков говорил откровенно, так как замещавший его подполковник Т. уехал из полка для занятия штабной должности.
Отдельные разговоры были у полковника Ушакова с подпоручиком Федоровым, который без смущения высказывал ему все недостатки в ведении полком боевых операций, представляя и свои соображения. Заключил подпоручик Федоров просьбой перевести к нему в батальон его друга, подпоручика Павлова, уверяя командира полка, что на его батальон в этом случае можно будет вполне положиться. Полковник Ушаков, хотя и считал, что хорошие офицеры нужны и в других батальонах, в конце концов согласился, и два друга еще с училища стали служить вместе.
Во второй половине июня, в течение нескольких суток эшелоны с частями дивизии двигались в неизвестном направлении. Один из эшелонов вел подпоручик Федоров, командующий батальоном, имевшим в ротах по 180 штыков и только лишь по одному офицеру. У офицеров было время детально разобрать все минувшие операции, сделать выводы и прийти к заключению о методах ведения боя. Командующие ротами беседовали на эти же темы с младшим командным составом своих рот.
ОТСТУПЛЕНИЕ
В конце мая 1915 года 6-я пехотная дивизия выгрузилась на станции Люблин и в два перехода вдоль железной дороги на г. Красник стала в резерве 4-й армии, в районе дер. Недржвица Дужа.
Теперь дивизии приходилось иметь дело с новым для нее противником, — австрийцами, по имевшимся сведениям — более слабым, чем германцы. Но это нужно было еще проверить, и на следующий день подпоручики Федоров и Павлов отправились на передовую позицию, на участок одного из полков 8-й дивизии своего корпуса (дивизии наконец соединились). Сведения, ими полученные, были таковы: артиллерия слабее германской, слабее и взаимосвязанность действий пехоты и артиллерии. Но пехота более активна и ее действия более смелые, — она дерзает идти на удар «в штыки».
Лесистая местность позволяет ей приближаться на короткое расстояние. Проводятся смелые разведки. Вывод: нужно быть готовыми к боям в лесах и притом — к штыковым.
Результаты своей разведки офицеры доложили командиру полка, полковнику Ушакову, а сами немедленно приступили к подготовке своего батальона к таким боям.
К западной окраине дер. Недржвица-Дужа подходил большой лес. Он прорезался в сторону противника речкой с большой запрудой; правее — железной дорогой; еще правее — лесной дорогой. Затем лес кончался. 14-я рота, подпоручика. Павлова, развернувшись по обе стороны дороги, прочесывала густой лес глубиной до 600 шагов (была поймана дикая козочка, которую командир роты отпустил со словами: «Может быть принесет счастье!»). Рота вышла на западную опушку леса. Перед ней было поле и однодворный фольварк с садом, совершенно разрушенный. Пройдя их, рота оказалась на укрепленной тыловой позиции: окопы полной профили, с бойницами, траверсами, с тяжелыми козырьками, предохраняющими от разрывов шрапнели, хотя к этому времени шрапнельный огонь почти выходил из употребления, с ходами сообщений и солидными убежищами, с проволочными заграждениями в 4-6 кольев. Впереди позиции снова лес, кончавшийся несколько правее. Позиция солидная, почти как на фортах Гродно. При развитой фантазии, на пройденном только что участке местности можно было решать ряд задач, тем больший, если учитывать обстановку, Могущую сложиться вправо и влево от него. Вправо позиция тянулась по все возвышающемуся гребню, голому впереди и сзади, верстах в двух кончающемуся большим фольварком Майдан Боржеховский. В течение нескольких дней здесь проводились занятия батальона подпоручика Федорова, обязательно доводившиеся до удара в «штыки».
6 июня фронт 4-й армии был оттянут назад, на эту укрепленную позицию, а 24-й полк получил участок, хорошо изученный его 4-м батальоном, от Майдан Боржеховский (включительно) до однодворного фольварка (включительно), то есть до железной дороги. Редкий случай! Вправо стал 23-й полк, влево — части 8-й дивизии.
Полковник Ушаков объявил задачу: 15-му корпусу удерживать позицию не менее как трое суток. В резерве корпуса — 21-й и 22-й полки. В резерве 24-го полка — батальон подпоручика Федорова, на восточной опушке леса, у дороги, пересекающей его. Подпоручику Федорову командир полка сказал, что на его батальон ложится задача контратаками восстанавливать положение. В выполнении задачи батальоном командир полка не сомневался.
Во второй половине дня на впередилежащей возвышенности появились австрийцы: группы начальников, артиллерийских наблюдателей, оборудовавших свои наблюдательные пункты. По ним не было дано ни одного артиллерийского выстрела: наши батареи берегли снаряды, которых имелось очень мало. Из всей артиллерийской бригады дивизии на позиции стояли за двумя полками лишь четыре орудия. Надежда была только на пулеметы (в полку их было четыре), винтовки и главным образом — на штыки, о чем было объявлено всем. Ночью велась перестрелка с разведчиками противника, местами доходившими до нашей проволоки.
7 июня, едва стало светать, артиллерия противника всех калибров открыла огонь, начав его с пристрелки по проволоке. Скоро стало ясно, что противник готовит проходы в ряде мест, причем четыре из них — против левого фланга полка, там, где лес со стороны противника близко подходил к позиции. К полудню проходы были готовы, и теперь вся артиллерия противника обрушилась на окопы, обстреливая участок за участком. Стрельба велась исключительно гранатами. Гранаты разрушали окопы, ходы сообщений, обрушивали тяжелые козырьки, покрытия убежищ. Защитники окопов во многих местах не удерживались в них и отбегали шагов на 200-300, залегая в стоящем на корню хлебе. Стрельба по ним уже не могла быть прицельной, и снаряды рвались по всему полю.
А в это время с холмов спускались цепи противника. Цели отличные но редкий был огонь по ним наших орудий. Против левого фланга противник был уже на опушке своего леса, всего в 150 шагах от разбитой проволоки, где в окопах удержались немногие. Показательная деталь: левофланговая полурота, проволока и окопы которой совершенно не подверглись обстрелу, правильно сочла, что окопы ей нужны, что опасность грозит справа, и она оставила их, заняв позицию в саду.
Часам к 15, под действием одного артиллерийского огня окопы были оставлены их защитниками. Дальнейший бой мог быть чисто полевым. И как раз в это время огонь артиллерии противника достиг ураганной силы, но не по окопам, в местах намеченного прорыва, а по залегшим на поле, по западной опушке леса за окопами и по восточной опушке, где правильно было предположить наличие резерва.
Самое ответственное место для 24-го полка был его левый фланг с лесом и однодворным фольварком. На западную опушку леса была выслана из резерва 13-я рота.
Около 16 часов в резерве услыхали ружейную стрельбу и сейчас же с артиллерийского наблюдательного пункта сообщили, что противник перешел в наступление и занимает окопы. Телефонная связь с батальонами была давно уже прервана.
К командующему 14-й ротой подпоручику Павлову подбежал командующий батальоном подпоручик Федоров:
— Со своей ротой иди на западную опушку леса. Принимай и 13-ю роту. Контратакуй! Я с двумя ротами иду вправо! — сказал он.
14-я рота развернулась, как несколько дней тому назад на занятиях, по обе стороны лесной дороги и быстро пошла вперед. В лесу рвались снаряды, встречались раненые и здоровые солдаты. «Невозможно держаться!» — говорили они. «В цепь!» Встретился и командир 13-й роты прапорщик Перелыгин, с теми же словами. «Со своими на правый фланг!».
На опушке — ад! До нее оставалось около 100 шагов, и рота уже начала нести потери.
— Рота, стой!
И вдруг огонь по опушке прекратился.
— Рота, вперед! Бегом!
Едва рота вышла на опушку, перед ней в 200 шагах — наступающая цепь противника.
— Огонь!
Противник залег, но вскоре поднялся и ринулся вперед. Под сильным огнем уже собравшихся многих симбирцев он расстроился, залег опять и вскоре стал отбегать.
— В атаку! Ура!
Симбирцы рванулись вперед, но и они быстро остановились. Началась сильнейшая ружейная перестрелка. Попытки, местами, противника и симбирцев перейти в наступление успеха не имели.
Такое положение не могло продолжаться долго. Подпоручик Павлов видел, что противник под прикрытием своих передовых цепей продвигается влево по фольварку. Стрельбы соседней слева части слышно не было. Ему донесли: «Слева наши отходят». Ясно: еще немного времени, и левый фланг полка будет обойден. Подпоручик Павлов, взяв одно отделение, 10 человек, побежал с ними до железной дороги и по канаве добрался до окопов. Противник — в 50 шагах!
— Огонь!
Австрийцы заметались среди фундаментов построек, по саду.
— В штыки!
Штыковой бой! До сего времени слуховая память хранит ужасные крики пронзаемых штыками. Австрийцы — мадьяры спасались от штыка и пули в упор, прыгая в окопы, в ходы сообщений, и там они уже были безвредны. Увидя эти картину, с опушки леса поднялись в этот момент с криком «ура!» симбирцы.
Успех развивался с левого фланга на правый. Мадьяры бежали к проходам в проволочных заграждениях толпой. Их кололи штыками и стреляли в них без промаха.
А еще правее шли в контратаку роты с подпоручиком Федоровым. И перед ними мадьяры поворачивали спину. Вовремя подошли роты: они спасли почти окруженный 1-й батальон подполковника Грюнера, отходивший от фольварка Майдан Боржеховский.
Полк одержал успех, но не полный: фольварк Майдан Боржеховский не был взят, так как правее противник продвинулся версты на 2-3, пока не был сдержан 21-м и 22-м полками и еще правее — гренадерами. Полком было взято почти исключительно на левом фланге до 600 человек в плен. Около 200 мадьяр лежали убитыми и ранеными у фольварка и у проходов в проволоке. К ночи бой окончился и наступила тишина.
Ночью подпоручик Павлов получил записку от своего друга, Федорова:
— Командир полка пишет представления нас обоих к ордену св. Георгия. Я отказываюсь, так как всем успехом обязан тебе!
На следующий день противник оставался совершенно пассивным и вел лишь слабый артиллерийский огонь. Почти на виду он убирал своих раненых и убитых. Занимались этим же и симбирцы. Раскрылась вся картина обороны укрепленной позиции: разрушенные окопы, обрушившиеся тяжелые козырьки, придавившие защитников. У пулеметного гнезда — убитый прапорщик Кельтау и три солдата, а рядом — несколько убитых ими мадьяр…
Подпоручик Павлов ходил на соседний участок 8-й пехотной дивизии, где спросил командира роты, почему они отошли. В ответ — «Получил приказание командира батальона». Пошел к командиру батальона, подполковнику, с тем же вопросом. «Симбирцы отошли!» был ответ. Разговор был короток, но горяч… То, что должна была сделать и могла сделать соседняя часть сделали симбирцы: им соседняя часть предоставила благоприятный случай отличиться. Но и соседняя часть дала «образцовый» пример!
На третий день, 9 июня, с утра снова загремела неприятельская артиллерия и к полудню пехота противника перешла в наступление. Повторилось то же, что было 7 июня: соседняя часть отошла, но контратака с фланга симбирцам не удалась. Здесь был ранен подпоручик Павлов. Мадьяры заняли фольварк и лес. Полк окопался шагах в 800 за ним.
Около 15 часов противник ринулся в атаку, но жестоко поплатился: был скошен огнем двух пулеметов и цепи, в которой находился полковник Ушаков. Наступила полная тишина, а с наступлением ночи, когда были высланы разведчики, выяснилось, что противник оставил лес и в нем много убитых и раненых.
В 4 часа 10 июня симбирцы и все части 4-й армии начали отход.
Три дня боя стоили полку 500 человек потерь, но он отлично выполнил свою задачу своими собственными силами, несмотря на почти полное отсутствие помощи артиллерии. За бой этот командир полка полковник Ушаков был представлен к ордену св. Владимира 3-й степени.
Затем потекли дни, недели, месяцы отступления из «польского мешка» с иными днями жестоких боев. Полк был сведен в два батальона, едва по 400-500 штыков в каждом. Особенно отличался в этих боях батальон подпоручика Федорова: однажды австрийцы прорвали фронт 6-й пехотной дивизии, создав этим опасное положение для всей армии. Из резерва, на помощь полку, на участке которого произошел прорыв, был послан батальон подпоручика Федорова. Напрасно подпоручик Федоров ждал распоряжений командира этого полка. Он только твердил: «Поздно! Видите, что творится!» Но подъехал полковник Ушаков, оказавшийся и без второго своего батальона, и несмотря на то, что не был начальником участка, приказал подпоручику Федорову перейти в контрнаступление и подчинять себе отходившие части.
Контрнаступление батальона было стремительно. Батальон опрокинул противника, захватил до 200 человек в плен и вскоре положение было полностью восстановлено. Полковник Ушаков сказал потом подпоручику Федорову: «За это дело вас должен представить к награде командир полка, в распоряжении которого вы были, а я буду ходатайствовать о награждении вас иностранным орденом».
Вскоре подпоручик Федоров действительно получил английский крест, но никакой другой награды. Зато с этого времени начальник дивизии стал говорить: «За участок, куда идет батальон симбирцев, я спокоен!»
В Беловежской Пуще, после трехмесячного лечения раны, в полк вернулся подпоручик Павлов. Полковник Ушаков сказал ему, что очень рад его возвращению и что он будет заместителем подпоручика Федорова, измотавшего свои силы. Отклонив предложение командира оставить его при штабе полка, подпоручик Павлов настоял на разрешении отправиться в батальон подпоручика Федорова, чтобы быть его помощником и облегчить его службу.
Два друга снова вместе. Отход. Ночью, по бесконечным просекам пущи, на едва видимый огонек, по мере приближения к нему разростающийся в огромный костер. У костра казаки указывают направление дальнейшего движения, и опять — на огонек… К рассвету вышли из пущи.
Друзья едут вместе впереди батальона. Они видят впереди пересекающий их путь гребень, а на нем — ясно видимые окопы тыловой позиции.
— Занимать их нельзя! — говорят они, ясно помня позицию у дер. Недржвица-Дужа.
И — приказание: батальону занять позицию вправо от дороги…
Решение: в окопах оставить наблюдателей, а роты спустить вниз, перед ними, в кустарник на дне лощины.
Противника (уже недели две, как им были уже германцы) ждать долго не пришлось: он следовал почти по пятам. Под вечер германцы на ходу развернулись в цепи и их артиллерия стала громить окопы, не нанося вреда притаившемуся батальону. Противник шел, смело и уверенно, но нарвался на сильный огонь, залег, стал отходить. Наступила ночь. Приказание батальону: вправо противник сбил с позиции спешенные части кавалерии. С утра батальону начать отход на дер. Н., имея в виду, что он может быть охвачен справа. Сдерживать противника с таким расчетом, чтобы оставить дер. Н. не ранее 15 часов (до дер. Н. до 5 верст).
Решение: батальон снять с укрытой, но теперь уже известной противнику позиции, и отвести за окопы, за гребень, оставив в окопах отстрельщиков, и затем действовать по обстановке.
Едва рассвело, германская артиллерия открыла огонь по кустарнику перед окопами и по окопам, а пехота двинулась в наступление. Со стороны защитников окопов велся слабый огонь, который все же замедлял движение противника. Если бы не замеченный обход справа, батальон встретил бы противника в последний момент, когда тот поднимался бы к окопам, до этого не неся почти потерь. Но теперь ему нужно было отходить к лесу.
На правом фланге две роты с подпоручиком Павловым. Они заняли северную опушку, против противника, обходящего справа. Две роты с подпоручиком Федоровым — его западную опушку, против немцев, наступающих с фронта. На открытой местности противник продвигался медленно, ожидая, видимо, поддержки своей артиллерии.
Наконец она открыла огонь по опушкам леса, занятым симбирцами. Две батареи не наносили большого вреда, а третья стреляла по лесу. Снаряды рвались глухо и с бледно-зеленым дымом». Когда пришлось оставить лес, то оказалось, что снаряды были химические. Роты подпоручика Павлова отходили не углубляясь в лес, но ротам с подпоручиком Федоровым пришлось проходить зараженное пространство и наглотаться удушливого газа. Заслезились глаза.
Но оставили строй всего лишь десятка два человек, остальные продолжали вести бой, задерживая противника. Деревню Н. батальон оставил ровно в 15 часов, когда в противоположный конец ее уже входил противник. Деревня небольшая, и батальон понес бы за ней потери, если бы в это время не пошел бы проливной дождь. К удивлению отходивших симбирцев, они натолкнулись здесь на окапывающиеся цепи 4-го Сибирского корпуса. Пройдя их, они услышали через полчаса доносившуюся сзади стрельбу: в проливной дождь германцы наскочили на стрелков и были ими отброшены с большими потерями.
Симбирский полк стал в резерв. Эвакуировалось еще один — два десятка человек, отравившихся в сильной мере газами, и среди них подпоручик Федоров.
Через несколько дней батальону подпоручика Павлова пришлось обеспечивать правый фланг дивизии, опять в лесу, на пересечении шоссе с железной дорогой Слоним — Волковысск. Немцы вели энергичное наступление на гренадер. Подпоручику Павлову были приданы две роты ополченцев. Передовые части противника вошли в лес, но штыковым ударом были отброшены, потеряв пленными 20 человек с офицером. Ополченцы, обеспечивавшие левый фланг, сбежали. Тем не менее батальон оставался на месте до указанных ему 4 часов утра и догнал полк, уже пройдя следующую укрепленную линию, оставленную без боя, так как справа немцы теснили гренадер.
15-й корпус занял позицию вдоль реки Сервич, правее Барановичей. На этой линии великое отступление русской армии остановилось. Было это в начале сентября 1915 года.
(окончание следует)
В. Павлов
Tkani-outlet.ru/art-vision-home/page6 moska арт вижен клевые фото на экокожа арт tkani-outlet.ru/art-vision-home/page6. tkani-outlet.ru |
Похожие статьи:
- Братские могилы Симбирцев. – В.Н. Лукин
- 24 пехотный Симбирский генерала Неверовского полк (окончание). – В. Е. Павлов.
- Лейб-гвардии Гренадерский полк в войну 1914-1917 гг. Бой у деревни Крупе. – С. П. Андоленко.
- 24-й пехотный Симбирский генерала Неверовского полк. – В. Е. Павлов
- Бунт роты 5-го саперного батальона в Киеве в ноябре 1906 года. – К. Сазонов
- 13-й пехотный Белозерский Генерал-фельдмаршала кн. Волконского полк в гражданскую войну. – И. Горяйнов
- Письма в Редакцию (№114)
- 42-й пехотный Якутский полк в гражданской войне. – Подполк. Чернопысский
- Бой на Злотой Липе Тоустобабы-Хорожанка. – Полк. Архипов