ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Предлагаю с получением сего выйти в район Гагры-Адлер для охраны, совместно с посланной уже туда подводной лодкой «Утка», операции погрузки людей, лошадей и грузов у Адлера. Старшим начальником в этой операции назначаетесь Вы, причем эти обязанности по приходе имеете принять от командира транспорта «Сарыч».

Старшим транспортным офицером назначен старший лейтенант Булашевич.

Суда в Вашем подчинении: подводная лодка «Утка», транспорты «Дон», «Сарыч», «Крым» (из Керчи), «Ялта», п/х. «Аскольд», буксир «Доброволец» (из Керчи) и болиндер (из Керчи).

Все указания по погрузке и обстановке в районе имеете получить от генерала Фостикова, в распоряжение которого через Вас, как старшего морского начальника, поступают все боевые и транспортные суда, посланные для операции. При исполнении настоящего поручения иметь в виду следующее:

• 1) Боевым судам избегать захода в территориальные воды Грузии, причем между рекою Псоу и Адлером находится нейтральная полоса (между Советроссией и Грузией), севернее же Адлера территория занята красными.
• 2) При сношениях с грузинами соблюдать полную корректность.
• 3) Боевым судам быть готовыми поддержать огнем наши части на берегу.
• 4) Всем транспортам поднять на корме во время операции вместо транспортных национальные флаги.
• 5) По погрузке транспортам следовать в Феодосию.

Настоящая копия донесения была получена в ноябре 1962 года от контр-адмирала H. Н. Машукова. В ней были сделаны некоторые добавления по памяти (помещены между скобками).

6) Два раза в сутки доносить по радио в Севастополь оперативную обстановку в районе и о ходе погрузки.

7) В случае встречи в море с турецкой (кемалистов) канонерской лодкой «Алдин-Рейсс», вышедшей из Трапезунда 19 сентября н. стиля в море, Главнокомандующий приказал ее захватить; это же предписание имеет и командир подводной лодки «Утка».

Эта канонерская лодка, по сведениям, вышла в Туапсе с военным грузом для красных.

8 ) Ко времени Вашего прихода на место там будут подводная лодка «Утка», транспорт «Сарыч» и п/х. «Аскольд».

9) Содержание настоящего предписания доложите генералу Фостикову и сообщите командиру подводной лодки «Утка» и комендантам транспортов, в части их касающейся.

Командующему Черноморским Флотом.

Рапорт.

Доношу Вашему Превосходительству, что предписание Ваше за № 531 (оп.) с., коим я назначался старшим морским начальником в операции вывоза из района Адлера отряда генерала Фостикова, было мною получено 23 сентября. октября 1920 года.

(Здесь в копии контр-адмирала Машукова довольно большой пропуск. Дополняю по памяти: в тот же день на крейсер прибыли присланные генералом Фостиковым через Батум генерал-майор Муравьев и полковник Улагай, которые осветили мне обстановку. Из порта были приняты одно 3-дм. полевое орудие с патронами к нему и 200 тысяч ружейных патронов для снабжения отряда генерала Фостикова. 24 сентября/7 октября утром я снялся с бочек против Графской пристани и вышел по назначению).

Пройдя около 15 часов Сарыч, я встретил свежий NOst, который постепенно усиливался и к вечеру достиг силы шторма.

(На «Алмазе» погрузка угля производится, как на многих яхтах, через порты, проделанные в борту. Все резиновые прокладки, за неимением таковых в порту, были заменены жгутами из пакли. При сильном волнении вода проникала в угольные ямы, а оттуда — в кочегарки. Помпы для выкачивания воды были забиты углем и не действовали. Крейсер получил крен на левый борт).

Пришлось изменить курс и зайти в Ялту. На переход в 17 миль я потратил более 5 часов, так как кочегары укачались и пар сел до 40-50 фунтов.

(25 сентября/8 октября утром я пришел в Ялту и стал сначала на якорь на рейде. Волнение было сильное и пришлось отдать два якоря. Под вечер я вошел в гавань Ялты и ошвартовался у мола. Дни 25 и 26 сентября, после отдыха, данного машинной команде, были потрачены на очистку кочегарок от угля и приведение в порядок помп).

27 сентября/10 октября, утром, снялся со швартовов и вышел по назначению. На следующее утро, подходя к Сочи, я был обстрелян неприятельской батареей, стоявшей в группе деревьев, направо от гостиницы «Ривиера», на пригорке, на правом берегу речки Соча-пста, кабельтовых в двух от берега моря. Стреляло, по-видимому, два орудия, одно — калибром около 5 дм., другое — меньше.

Неприятель стрелял на очень больших недолетах, и дальность была выше дальности моих пушек, почему огонь не открывал. Имея в виду, что Адлер может быть оставлен нашими войсками, я подходил к нему с осторожностью.

(Будучи кабельтовых в 40 от берега, я приказал сделать один выстрел в горы, где не было жилья, в расчете, что если Адлер занят большевиками, то они будут отвечать на мой огонь. Предположение мое оправдалось).

Я был обстрелян неприятельской батареей калибром около 5 дм., стоявшей где-то в самом Адлере. Первое падение было с перелетом в нескольких кабельтовых.

Немедленно отвечал, причем неприятель весьма быстро прекратил стрельбу.

Я сделал три галса в расстоянии от 40-50 кабельтовых и выпустил 20 снарядов. Окончив перестрелку, я пошел вдоль нейтральной зоны, находящейся между селениями Веселым и Пиленковым, надеясь войти в связь с отрядом генерала Фостикова и вскоре, действительно, заметил на берегу человека, подававшего мне сигналы ручным зеркалом и белым флажком.

В это время с севера подошла подводная лодка «Утка», пришедшая, как выяснилось, из Керчи, куда она должна была зайти из-за свежей погоды. Командир «Утки», старший лейтенант Монастырев, доложил, что он также был обстрелян неприятельской батареей в Сочи, причем отвечал и сделал 8 выстрелов. Я оставил на месте «Утку» с приказании подобрать с темнотой человека, делавшего сигналы, а сам пошел к Гаграм, где ночью высадил полковника Улагая, который должен был узнать, где находится отряд генерала Фостикова и сообщить ему о нашем прибытии и планах.

Прождав полковника Улагая до утра 29 сентября/12 октября, я вернулся без него к нейтральной зоне и узнал от снятого «Уткой» с берега офицера отряда генерала Фостикова, полковника Лиманского, что отряд принужден был вследствие отсутствия патронов, перейти в нейтральную зону между Грузией и Советроссией и находится сейчас верстах в 15 от берега, в районе селений Сулева и Милегрипша.

Как я узнал впоследствии от начальника штаба генерала Фостикова, в эту самую ночь с 28-го на 29-го сентября отряд покинул нейтральную зону и перешел на грузинскую территорию.

Посоветовавшись с бывшим на «Алмазе» генерал-майором Муравьевым, я составил следующий план действий:

• 1) Попытаться войти в связь с генералом Фостиковым через полковника Лиманского и передать ему приказание Главкома о погрузке.
• 2) Свезти на нейтральную зону 50.000 патронов и спрятать их временно в кустах у берега. Полковник Лиманский должен был организовать их доставку генералу Фостикову.
• 3) Для подбодрения нашего отряда и устрашения большевиков, обстрелять еще раз Адлер (расположение батареи).

Я рассчитывал, что, получив патроны и имея поддержку флота, отряд наш сможет выбить снова большевиков из Адлера и обеспечит этим себе необходимое для посадки на суда место.

В течение дня 29 сентября/12 октября подошли с моря транспорты «Дон», «Крым» с болиндером, п/х. «Аскольд» и буксир «Доброволец».

Всем судам приказал держаться на West, в 10 милях от Адлера, по возможности — с застопоренными машинами, дабы не тратить уголь.

Вечером того же дня обстрелял Адлер. «Алмаз» сделал 20 выстрелов, «Утка» — два. Неприятель не отвечал.

С темнотой послал полковника Лиманского на берег. К сожалению, патроны в этот день выкинуть не удалось, так как сильно засвежело, и полковник Лиманский отправился только с письмом к генералу Фостикову.

В ночь с 29-го на 30-ое сентября сильным течением корабли были отнесены на 27 миль к NW. Утром снова начали собираться к месту рандеву, причем когда я проходил мимо Сочи, батарея снова открыла огонь. Расстояние было около 70 кабельтовых, батарея стреляла с большими недолетами, и я решил не отвечать.

Днем, при очень тихой и ясной погоде, неприятельский самолет сбросил на нас три бомбы большого калибра, но вреда не причинил.

Вечером того же дня, 30 сентября/13 октября, я снова послал шлюпку на буксире «Добровольца» к нейтральной зоне с целью выкинуть патроны на берег. Наблюдение за операцией было поручено командиру «Утки», который все время, по моему приказанию, держался против нейтральной зоны. К сожалению, было очень темно, «Доброволец» «Утки» не нашел и выполнил поручение самостоятельно.

Не имея прочной связи с берегом, я рисковал, конечно что патроны эти попадут вместо нашего отряда грузинам, что в действительности и произошло, но я считал необходимым пойти на этот риск, так как без патронов отряд генерала Фостикова ничего предпринять не мог.

Как потом оказалось, «Утка» отошла от берега раньше подхода шлюпки и взяла бывшего на берегу офицера отряда генерала Фостикова, полковника Шевченко, который должен был передать мне предписание генерала Фостикова. Полковник Шевченко прибыл ко мне только утром и передал предписание от 30 сентября за № 281, в котором генерал Фостиков извещал меня об интернировании отряда в Грузии и приказал отправить транспорты к Гаграм.

«Дон», «Крым» с болиндером, «Аскольд» и «Доброволец» были в это время уже туда направлены, так как командир «Утки» заранее известил меня об этом по радио. То же самое я сделал и с подошедшим к этому времени транспортом «Ялта». Сам я подошел к Гаграм к полудню 1/14 октября.

Генерал Фостиков был в это время уже на «Доне». Он перешел оттуда ко мне и приказал отвести суда от берега, так как вопрос посадки еще не решен, а присутствие у Гагр судов нервирует грузин.

Назначив рандеву на West, в 15 милях от Пицундского маяка, который регулярно освещался, я отошел с судами от берега.

По совещании с генералом Фостиковым было решено послать с темнотой к месту стоянки его отряда транспорты, болиндер и шлюпки с  Алмаза» и попытаться произвести посадку на суда. «Утке» было приказано обстрелять для демонстрации расположение большевиков между сел. Веселым и Адлером.

Транспорты подошли к месту посадки (между Гаграми и Пицундой, на правом берегу реки Бзыби, (у имения Игумнова) около полуночи. Немногочисленная грузинская стража была подкуплена различными подарками, и погрузка началась. Ночью засвежело, и до рассвета удалось погрузить на «Дон» только 1.300 человек. Катер с «Алмаза» выбросило волной на берег и его сняли только утром, когда стихло.

С рассветом явился из Гагр грузинский комендант, бывший полковник русской службы Сумбатов, и категорически запретил дальнейшую погрузку, причем держал себя, по докладу очевидцев, до крайности нагло. По приказанию генерала Фостикова суда отошли от берега к месту рандеву, и он прибыл на «Алмаз».

На берегу в это время оставалось около 4.500 человек и 800 лошадей. Остальные лошади были, по большей части, проданы или обменены на провизию, так как грузины не позволяли нам ни свозить провизию на берег, ни грузить людей на суда, сами же, конечно, их не кормили, и положение отряда было самое бедственное. Мне говорили, что были случаи обмена лошади на два хлеба.

По совещании с генералом Фостиковым было решено попытаться повторить ту же операцию и в следующую ночь, то есть — со 2/ 15 на 3/16 октября, причем погрузить на болиндер некоторое количество провизии и, если погрузка не удастся, то хотя бы скинуть эту провизию на берег для питания отряда, который положительно голодает. Эта попытка посадки на суда должна была быть последней. Если она не удастся, генерал Фостиков приказал с судами уходить в Севастополь, так как наше присутствие раздражает грузин и, ничему не помогая, может лишь ухудшить положение отряда. Сам генерал Фостиков, в таком случае, останется с отрядом и разделит его участь.

Ввиду того, что по пункту 5-му мирного договора между Грузией и Советроссией, грузины обязаны были выдать отряд большевикам, генерал Фостиков предполагал попробовать распылиться по этой стране и снова собраться через 10 дней в районе Нового Афона, куда к этому времени просил выслать транспорты. Одновременно генерал Фостиков дал мне для передачи Главнокомандующему телеграмму с просьбой о помощи. Радио это удалось передать лишь днем 3/16 октября.

Вечером 2/15 октября транспорты, за исключением «Крыма», который остался при мне, пошли снова к берегу, но грузины выставили усиленную охрану и не позволили не только

грузить на суда людей, но даже и подать провизию на берег.

Мой офицер, бывший на барказе у места предполагаемой посадки, вернулся около 11 часов утра 3/16 октября на крейсер и доложил мне, что генерал Фостиков приказал, если я не имею новых распоряжений от Главкома, то действовать так, как было условлено накануне, то есть уходить в Севастополь, но добавил, что он попытается еще раз уговорить грузин дать разрешение на выгрузку провизии для отряда.

Ввиду этого, я отправил в Севастополь лишь ненужные мне больше «Крым» и «Аскольд» (если бы удалось грузить лошадей, я смог бы погрузить их на «Ялту», специально для этого оборудованную, и на «Дон») и вечером 3/16 октября снова послал «Ялту», болиндер с провизией и «Доброволец» к берегу, придав им для связи со мною «Утку».

До этого случая я к месту посадки боевые суда не посылал, чтобы не нарушать нейтралитета.

Будучи почти уверен, что и эта попытка не даст желаемых результатов и что отряду генерала Фостикова грозит участь быть выданным большевикам, я послал днем 3/16 октября экстренную телеграмму Вашему Превосходительству за № 143, в которой просил разрешения применить к грузинам вооруженную силу. К этому присоединился и полковник Семенихин, которого генерал Фостиков оставил своим заместителем у меня на отряде.

Ответ Вашего Превосходительства с разрешением Главкома применить в случае необходимости силу я получил вечером того же дня, известил о нем командира «Утки» и пошел с «Доном» к месту посадки.

Прибыв туда ночью, я послал на берег своего офицера, лейтенанта Григорьева и полковника Семенихина. Последнего я попросил передать генералу Фостикову для ознакомления мое письмо на имя командующего грузинскими войсками Гагринского фронта генерала Мачавариани или, в случае его отсутствия, помощнику его в Гаграх, полковнику Сумбатову, офицеру же приказал отослать письмо по назначению тем способом, который укажет генерал Фостиков. Привожу текст письма:

«Его Превосходительству, генералу Мачавариани, или коменданту Гагр, полковнику Сумбатову.

Имею честь известить Вас, что мне приказано погрузить на транспорты людей и лошадей отряда генерала Фостикова.

Прошу Вас не отказать сделать необходимые распоряжения к тому, чтобы со стороны подчиненных Вам лиц не было оказано противодействия этой посадке, так как таковое рассматривалось бы Правительством Юга России как акт недружелюбия, и мне в таком случае приказано воздействовать всеми, имеющимися у меня средствами. Командир крейсера «Алмаз» капитан 2 ранга Григорков. В море у Гагр, 4/17 октября 1920 года».

По причинам, для меня не вполне ясным, генерал Фостиков воспротивился передаче этого письма, приказал мне до утра ничего не предпринимать и сказал, что он рано утром сам поедет в Гагры к генералу Мачавариани и надеется уладить с ним мирным путем, без предъявления подобного ультиматум . Письмо было доставлено мне обратно.

Мне было очень неприятно действовать против желания генерала Фостикова, но возложенная на меня Вашим Превосходительством личная ответственность, заставила принять собственное решение. К тому же: 1) Уголь у «Алмаза» и «Дона» был на исходе. 2) Я не считал возможным начать посадку людей без извещения грузинских властей, как мне было указано Вашим Превосходительством в телеграмме № 2803, так как для этого пришлось бы предварительно убрать грузинскую стражу. 3) Нужно было пользоваться благоприятной для посадки погодой. Погода могла очень быстро измениться, и тогда погрузка оказалась бы фактически невозможной.

Руководствуясь этим, я снова послал моего офицера и полковника Семенихина на берег и приказал офицеру, если генерал Фостиков уже уехал в Гагры или он не пожелает взять с собой письмо, — передать его через грузинского коменданта лагеря лейтенанта Бохуа для отсылки генералу Мачавариани.

В письме я прибавил, что погрузка начнется в полдень и просил полковника Семенихина передать Генералу Фостикову или, в случае его отсутствия, старшему после него начальнику, чтобы к этому времени отряд был бы готов к погрузке.

Генерал Фостиков уже уехал, и письмо было передано в 8 часов 40 минут утра грузинскому коменданту лагеря, который обещал, что оно сейчас же будет отослано генералу Мачавариани. По просьбе коменданта мой офицер сообщил ему на словах содержание письма.

От места расположения лагеря до Гагр езды было около полутора часов, почему я рассчитывал, что генерал Мачавариани сможет отдать необходимые распоряжения к 12 или самое позднее к 13 ч.

Вслед за тем, я с судами отошел на 5-6 миль от берега и остановился в выжидании времени. Застопорив машины, я вызвал на «Алмаз» с «Дона» полковника Улагая, отряд которого был посажен еще в первую ночь, и устроил совещание с ним и полковником Семенихиным. Было решено вооружить имевшимися у меня винтовками 400 человек отряда полковника Улагая, выбрав для этой цели отборных людей и приготовить их для десанта, на случай, если грузины окажут сопротивление.

Около 14 часов я подошел с судами снова к берегу двумя кильватерными колоннами: впереди — «Алмаз» и «Утка», позади — транспорты «Дон» и «Ялта». «Доброволец» с болиндером и двумя моими шлюпками держался вблизи «Алмаза». На «Алмазе» была пробита тревога.

На широком береговом пляже виднелась кучка людей с генералом Фостиковым во главе, разъезжали грузинские конные милиционеры, а за длинным забором имения Игумнова, вдоль берега, были видны густые толпы казаков.

У всех создалось впечатление, что грузины не будут противодействовать посадке. К сожалению, это не оправдалось: когда болиндер на буксире «Добровольца» подошел к берегу, грузины не позволили ему спустить сходню, и он принужден был отойти от берега. Генерал Фостиков прибыл ко мне на моей шлюпке. Я доложил Его Превосходительству, что считаю, что нужно применить силу. Генерал Фостиков оказался того же мнения. Он сказал мне, что сам поведет десант на болиндере, а так как грузины ему разрешили выгрузить провизию для отряда, то вторичный подход болиндера к берегу будет ими, вероятно, объяснен как ее подвоз. Десант в 250 человек под командой доблестного полковника Улагая был быстро погружен в трюм болиндера с борта «Дона», обращенного к морю, на палубу было положено несколько мешков муки, и в 17 часов болиндер был подведен «Добровольцем» к берегу.

На палубе болиндера были только баржевые и спрятанные за рубкой пулеметчики с «Алмаза» с пулеметом Максима.

Несмотря на протесты грузинской стражи, сходни были быстро выкинуты на берег. Генерал Фостиков, бывший на «Добровольце», перешел на болиндер и, к удивлению растерявшихся грузин, из трюмов начали высыпаться вооруженные люди и набрасываться на них. Дело было окончено после нескольких выстрелов. Милиционеры рассыпались по направлению к забору, были схвачены безоружными казаками, спешены, разоружены и, затем, выведены за черту лагеря.

Десант, выскочив на берег, сразу же разделился на три группы и оцепил место посадки. Несколько времени шла перестрелка с немногочисленными грузинскими цепями пехоты, но вскоре и она затихла и затем во все время посадки поднималась лишь изредка и то больше одиночными выстрелами.

Как только грузины были отогнаны, к берегу начали подходить в большом порядке стройными колоннами и даже «в ногу» наши части. Посадка началась в 17 часов и проходила в большом порядке. На первый болиндер пыталось было сесть больше положенного числа, но генерал Фостиков лично вмешался и быстро водворил порядок. В помощь болиндеру были посланы все шлюпки с «Алмаза» и «Дона», которые перевозили людей непосредственно на транспорты. До темноты болиндер успел сделать один рейс. Вся остальная погрузка происходила при полной темноте. Суда стояли без огней. Погода была на редкость благоприятная.

В 19 часов 35 минут грузины открыли артиллерийский огонь по месту посадки. Сделано было сначала три выстрела шрапнелью, не причинивших никому вреда, и затем в течение ночи, с большими интервалами, еще три, с тем же успехом. Увидев, как грузины стреляют, я принял решение не отвечать на их огонь. Действовал я так по следующим соображениям: 1) Наш огонь ночью был бы почти не действителен. 2) Была опасность попасть в своих. 3) Наш огонь, не причинив повреждений грузинской батарее и не остановив бомбардировки, мог бы нанести большой вред местным жителям (местность населена довольно густо). В этом случае конфликт с Грузией, который, если я верно понимаю поведение грузин, может быть, вероятно, улажен довольно легко, принял бы совершенно нежелательную остроту.

За ночь болиндер успел сделать четыре рейса и отвалил в последний раз от берега в 3 часа

35 минут 5/18 октября, забрав последнюю партию казаков, лошадей и десантный отряд полковника Улагая, который всю ночь провел в цепях, охраняя посадку. Генерал Фостиков был до самого последнего момента на берегу и отвалил на моем барказе почти одновременно с болиндером. К погрузке было предъявлено 150 лошадей, а остальные к этому времени были или проданы или обменены голодавшими казаками на провизию. Я отдал распоряжение Старшему транспортному офицеру старшему лейтенанту Булашевичу погрузить максимальное число, но к сожалению удалось погрузить лишь 36 лошадей, так как лошади боялись и их нельзя было заставить спуститься в трюм болиндера. По проверке в Феодосии людей, оказалось, что всего было перевезено на «Доне» и «Ялте» 6.203 человека, из которых ⅔ на «Доне» и ⅓ — на «Ялте». В это число входили и беженцы, но сколько их было в действительности, сказать не могу. По некоторым сведениям — около 500.

Закончив погрузку, я отошел с судами от берега миль на 8, где болиндер был подведен к «Ялте», и она начала перегрузку лошадей. Отдав необходимые распоряжения и поручив охрану и конвоирование до параллели Новороссийска «Ялты», болиндера и «Добровольца» командиру «Утки», я вышел с «Доном» в Феодосию. «Утка», проводив суда до назначенного мною места, должна была следовать в Севастополь. «Ялте» я приказал следовать в Феодосию.

На переходе в Феодосию я узнал от генерала Фостикова, что вечером 4/17 октября, уже во время погрузки, он получил письмо от генерала Мачавариани, которое служило как бы ответом на мое письмо. Привожу его текст:

«Генералу Фостикову. Весьма срочно.

Командир крейсера «Алмаз» прислал мне сегодня ультимативное предложение, где просит разрешения погрузить казаков на суда, иначе он примет самые решительные меры, вплоть до обстрела, в чем я усматриваю официальный разрыв с Грузинской Республикой, и на выстрелы будем отвечать тем-же. Угроза нас не пугает, а так как завтра ожидается приезд смешанной комиссии, то рекомендую подождать приезда комиссии.

Естественно, что получение этого письма не могло ни на минуту изменить наших планов и остановить начатую погрузку. Что касается до комиссии, о которой говорится в письме, то она, по объяснению генерала Фостикова, должна была состоять из грузин, большевиков и каких-то иностранцев, и ей было поручено грузинским правительством решить судьбу отряда.

До 17 часов того же 5/18 октября я следовал самостоятельно, но, затем, выяснив окончательно, что угля у меня до Феодосии не хватит, вступил на буксир «Дону». Погода, бывшая до того очень хорошей, начала портиться, и вечером задул свежий NW. Ночью он усилился, и во время одного из шквалов буксир лопнул. Пришлось поднять пары и идти самостоятельно, так как свежая погода делала новую подачу буксира чрезвычайно затруднительной. К 16 часам 30 мин. 6/19 октября я дошел, израсходовав весь уголь, до глубины в 30 сажень на Sud от мыса Чауда, стал на якорь и отпустил «Дон» в Феодосию.

Утром 7/20 октября из Керчи пришел буксир «Херсонес», с которого я принял уголь, снова развел пары, поднял якорь и вышел на буксире в Феодосию, куда прибыл благополучно к вечеру того же дня и ошвартовался у Широкого мола

В Феодосии я застал, кроме «Дона», транспорт «Ялту», пришедший днем 7/20 октября с болиндером и «Добровольцем», а также транспорт «Сарыч», привезший около 400 больных и раненых отряда генерала Фостикова, которых он взял из Гагр еще до моего туда прихода.

Я очень доволен работой и палубной и машинной команды крейсера. Все вели себя молодцами. Господа офицеры были на высоте.

Капитан 2 ранга В. Григорков