Весной 1919 года, покончив с Украинской республикой, волны Красной армии стали заливать юг России, отжимая добровольцев и казаков к берегам Черного и Азовского морей. Кубань и Новороссийск еще держались крепко, но главные силы донцов были окружены и отрезаны. На пятой неделе Великого поста красные прорвали слабый фронт добровольцев на Перекопе и начали вливаться в Крым. Эвакуация Севастополя казалась неминуемой. На рейде Севастополя стояла большая французская эскадра и несколько английских миноносцев. В Новороссийске были англичане.
В это время я занимал должность начальника артиллерийских и минных складов в Сухарной балке. Мастерские там работали на Добровольческую и Донскую армии, снабжая бронепоезда 75 и 120 мм. патронами.
Было Вербное воскресенье, когда меня вызвал Командующий флотом адмирал М. П. Саблин и сообщил, что Севастополь должен быть эвакуирован до четверга, что с понедельника караул в Сухарной балке принимают на себя французы, что он не разрешает взрывать там погреба и что для эвакуации офицеров и чиновников, а также надежных и лучших мастеровых Сухарной балки он дает в мое распоряжение канонерскую лодку «Терец», стоящую под крышей у стенки в Южной бухте. Ни матросов, ни специалистов на ней нет, и я должен сам набрать себе команду хотя бы из мастеровых.
«Терец» перевели в Сухарную балку. Рабочие погрузили из наших запасов 2.000 пудов отличного донского брикета. Когда же развели пары и хотели опробовать машину, то в фундаменте оказалась трещина и машину нельзя было пустить в ход.
Тогда на совете старших служащих и представителя Добровольческой армии полковника В. К. Акинтиевского было решено использовать канонерскую лодку «Терец» как блокшив и буксировать его при помощи одного из тральщиков Донской флотилии.
В Страстную среду караван судов вышел из Севастопольской бухты в море. Тральщик «Ельпидифор» вел на буксире «Терца», у которого, в свою очередь, на буксире было две баржи с боевыми припасами.
На «Терец» было взято максимальное количество инструментов и матриц от станков для снаряжения патронов, а также почти все минные запалы. Пассажирами были старшие служащие Сухарной бухты, полковник Акинтиевский и несколько мастеровых, все — с семьями. Морских офицеров было всего три, — я, капитан 2 ранга Кузнецов и лейтенант Любимов. Ни инженер-механика, ни матросов не было вообще. Всего, с женщинами и детьми, на корабле было 73 человека.
Под защитой Крымских гор в море было тихо. Ход — 4-5 узлов.
В четверг вечером, чувствуя себя в ответственной роли хозяина блокшива, я обратил внимание, что на горизонте, в районе Керченского пролива, видны веера облаков «сирус». Ожидая, что ночью засвежеет, я обошел палубы, предупреждая пассажиров о предстоящей качке. Во время обхода ко мне подошел благообразный, хорошо одетый старик и сказал мне: «Разрешите, капитан, я буду у Вас боцманом; я — старый матрос и буду Вам полезен». «Очень рад, — сказал я, — попросите кого-нибудь из мужчин помочь Вам закрепить гребные суда». Новоназначенный боцман быстро справился со своей задачей, — грунтовы и найтовы были положены по всем правилам морского искусства.
Вечером, перед сном (я решил спать на мостике), я пошел с боцманом осмотреть дейдвудный подшипник. В наглухо задраенное отделение дейдвуда проникнуть уже было нельзя, — там была вода. Было слышно, как она журчала, вливаясь в трюм. «Я буду мерить прибыль воды в трюме через палубные отверстия, — сказал мне боцман, — и каждый час буду Вам докладывать».
В час ночи боцман разбудил меня и сказал, что вода в трюме сильно прибывает. «Пойдемте в машинное отделение, — предложил я, — там будет виднее». С коптилками в руках (электричества на корабле не было) мы пробрались, лавируя между спящими на палубе женщинами и детьми, в машинное отделение. Там нам сразу стало ясно, как велика была опасность. Вода глухо ударялась и переливалась с борта на борт при качке, и уровень воды подходил уже под настил машинного отделения. На корабле не было ни одного брандспойта, помпы Дайтона были неисправны. Мой взгляд остановился на трюмной донке и ее распределительной доске, хорошо знакомой мне со времени, когда я был корабельным гардемарином на «Славе». «Если вы сможете развести пары в котле и сумеете поднять давление до 45 фунтов, то я смогу пустить трюмную донку в ход», обратился я к сопровождавшему нас мастеровому Андрееву. Разбудили артиллерийского полковника Копьева, который, будучи студентом-политехником, ходил когда-то на практику кочегаром на паровозе. В помощь ему был назначен как кочегар портовый бухгалтер, коллежский ассесор Кондюров. С делом справились, пары были подняты. Тогда я вспомнил, как я отвечал на экзамене по трюмному делу на «Славе», и уверенно проделал все манипуляции; поставил клапана на трюмной доске по стрелкам надписи — «берет веду из трюма», «откачивает за борт», потом открыл нижний приемный клапан донки, затем — регулятор пара… Донка начала работать, но результатов не было видно. Я послал предупредить спящих около пожарного отростка и перевел клапана на «дает воду на верхнюю палубу». Наверху послышались крики: кого-то окатило водой… Но это уже не важно, мы были спасены! Я быстро перевел клапан на надпись «За борт». Уровень воды в трюме начал понижаться…
В Страстную пятницу вечером мы благополучно прибыли в Новороссийск, достали съестных припасов, соответствующих празднику, и отслужили заутреню на «Терце».
Через несколько дней я был назначен командиром «Терца», а пассажиров свезли на берег. Расставаясь с моим «боцманом», я просил его сказать мне, кто он такой. «Я — старый моряк и двадцать лет командовал океанскими пароходами», ответил он. «Бог послал мне Вас в трудную минуту моей жизни», сказал я ему. Мы крепко обнялись и расцеловались со стариком. Больше я его никогда не встречал и фамилии его, к сожалению, не могу сейчас вспомнить.
«Терец» был отлично отремонтирован отделением Ревельского судостроительного завода. Три 120 мм. орудия были сняты и заменены 6-дюймовыми орудиями Кане.
Я был командиром «Терца» в течение двух лет и принял участие во многих боях Добровольческой армии как на Днепре, так и в Азовском море, под Геническом, защищая правый фланг Перекопских позиций от наступающей Красной армии.
Офицерами у меня были: старшим офицером — старший лейтенант Трасковский, штурманом — мичман Гассовский, вахтенным начальником — мичман Гансон, ревизором — мичман Любинский, инженером — механиком сначала — полк. Бекман, затем — и. м. лейтенант Животов и, последние месяцы, инженер-механик мичман Кадесников.
Команда состояла из бывших студентов Новороссийского университета, терских и кубанских казаков — учеников старших классов реальных училищ и нескольких армейских офицеров, поручиков и подпоручиков, из расформированных пехотных частей.
Я. В. Шрамченко
(Не оценивали)
Loading ...Похожие статьи:
- Из воспоминаний гардемарина. – Н. Кулябко-Корецкий
- Что произошло на “Пруте”. – П. А. Варнек
- Посыльное судно «Китобой». – Н. А. Боголюбов
- Из флотских воспоминаний (№115). – Н. Р. Гутан
- Хроника «Военной Были» (№113)
- «Кисмет». – Лейтенант Вавилов
- Из флотских воспоминаний (№116). – Н. Р. Гутан
- Первые дни революции в Балтийском флоте. – Борис Бьеркелунд
- Моряки у Ивангорода. – А. Лукин
Loading ...