Статьи из парижского журнала "Военная Быль" (1952-1974). Издавался Обще-Кадетским Объединением под редакцией А.А. Геринга
Monday December 2nd 2024

Номера журнала

Моряки у Ивангорода. – А. Лукин



К выходу книги генерал-лейтенанта А. В. Шварца «Ивангород 1914-15 гг.»

Вспоминается, с каким напряжением вся Россия следила за маленькой героической кре­постью Ивангород, мужественно отбивавшейся от наседавших на нее германских корпусов, форсировавших Вислу и охвативших крепость с обоих флангов. Драматические дни пережива­лись защитниками. Помощи ждать было неот­куда. Под Варшавой шли страшные бои, прико­вавшие к себе все силы и все внимание. Только одну ничтожную часть могла выделить Ставка в помощь геройскому гарнизону: отдельный морской батальон особого назначения. Он пос­пел вовремя. В самые критические дни, пере­житые крепостью, батальон был уже на месте, сея смерть из своих морских скорострельных батарей, вкопанных в землю. Тут-то, на его глазах и произошел знаменитый предмостный рукопашный бой, решивший участь крепости. Моряки-артиллеристы, свидетели этого боя, рас­сказывали потом, что это был за ужас! После ураганного огня с той и другой стороны, всю ночь сотрясавшего землю и к рассвету достиг­шего апогея, вдруг наступила тишина. Но не­надолго: рев орудий сменил поднявшийся со всех сторон дикий вой. То началась атака, пере­шедшая в рукопашную. Страшную, глухую, звериную. Ни криков, ни выстрелов. Стенания, хрип, стон, скрежет. «Нет, — говорили моряки, — лучше пережить сколько угодно минных атак или наших артиллерийских морских боев, чем одну такую рукопашную!».

Что представлял собой этот морской бата­льон, посланный на защиту Ивангорода? Прежде всего — горсть отважных людей. Все это бы­ли добровольцы: офицеры, юнкера флота, ма­тросы балтийских и черноморских экипажей, сами вызвавшиеся на фронт. Оружием им слу­жили морские скорострелки (47мм.) и динамит, с которым они, как кроты, подкапывались под врага; и еще — вооруженные катера для дей­ствий на реках и озерах. По составу специали­стов это была ценнейшая часть. Кровью запеча­тлела она свою службу армии. Замечательно — матросы никогда не отступали. «На море вы де­ретесь как орлы, на суше — как львы!» сказал им комендант Ивангорода, генерал Шварц, по­сле первого горячего дела, в котором участво­вали матросы и в котором они заработали свои первые Георгиевские кресты.

Батальон был двухротного состава. Коман­довал им капитан 1 ранга Мазуров. 1-й ротой — от Балтийского флота — командовал подпол­ковник корпуса гидрографов Ломен; 2-й ротой — лейтенант Паруцкий. Субалтерн-офицерами состояли: лейтенанты Эйлер, Ладыгин, Всево­ложский, Китицын, мичманы Ольшевский, Та­тарский, Федоров, инженер-механик Ильютович и штабс-капитан корпуса гидрографов Па­влов. Матросов и юнкеров флота было 400 чело­век. Люди, как сказано, отменные, веселые, всю дорогу песни распевали. Приумолкли, когда эшелон стал приближаться к Ивангороду. Еха­ли в первое дело, обстановка непривычная. Зна­ли: крепость осаждена, защита слаба, против — немецкая гвардия и мадьяры.

Чем ближе к Ивангороду, тем страшнее: сильнее зарево, явственнее канонада. Нет-нет да и появится далеко за полем горящая деревня, зажженная снарядами. Кто понабожнее — кре­стится, не таится: не такая минута.

К полуночи эшелон подошел к товарной станции крепости. Сгрузили орудия. Батальон построился. Отвели за полверсты в каземат. Быстро сварганили ужин, заварили чай. Народ повеселел. Однако прохлаждаться долго не при­шлось: был получен приказ вкопаться до зари в предмостный окоп вместе с орудиями. Мич­мана Ольшевского, как командира батареи, вы­звали в штаб, в главной цитадели. Старинней­ший форт, Бог знает каких времен, стены в три обхвата, с бойницами; подземные ходы-перехо­ды. Ввели в оперативное. Несмотря на ночь, все на ногах, трещат телефоны, шныряют ординар­цы.

Подвели к карте. В крупном масштабе изо­бражен район предмостного укрепления. Излу­чина Вислы омывает его. Здесь река делает кру­той загиб, как бы громадную дугу, в восемь верст шириной, выгнутую в нашу сторону. По­середине, пересекая этот плацдарм, тянется длиннейший окоп, от одного рукава излучины к другому. Мост и главная цитадель — за спи­ной, а в некотором удалении, справа и слева ра­сположены крепостные форты. Вот этот-то плацдарм — подступ к цитадели — и призван был защищать морской батальон.

Почти напротив, несколько слева, в 1 — 2 верстах находится большое, полуразрушенное село Гневашово, только накануне занятое одной из дивизий 2-го гвардейского прусского ре­зервного корпуса. Отсюда и первая задача батальону: выжечь дивизию! Тут кстати заме­тить, что сама крепость, как предназначенная в свое время в заштат и не вошедшая в систему новейших укреплений Новогеоргиевск — Брест Литовск, осталась при поршневых орудиях. Ди­вились наши, как с таким оружием и с таким ничтожным гарнизоном из двух пехотных пол­ков (один — второочередной, другой — борода­чи-ополченцы) и нескольких сотен казаков, как при таких условиях могла эта крепостца так упорно отбиваться от сильнейшего врага, денно и нощно громившего ее ураганным огнем?

«Спокойнее, моряки, — наставительно отве­чал старенький штабс-капитан, призванный из запаса и теперь отсиживавшийся здесь со сво­ими «крестоносцами». — Не на пушки смотри­те, а на него, — указал он в сторону появившей­ся группы офицеров, впереди которой шел вы­сокого роста моложавый генерал с Георгием на груди. — На него смотрите! Это, голубчики, он да Николай Чудотворец создали из нашей ста­рушенции орешек, который немцы никак не мо­гут раскусить…»

Правду говорил старенький штабс-капитан. Про генерала Шварца, сподвижника Кондратен­ко, рассказывали чудеса. Воистину, из своей заштатной крепости сотворил чудо-орешек, о который немцы немало зубов пообломали и ко­торый так и не смогли раскусить до самого ве­ликого отхода русских армий.

К рассвету батальон, худо ли, хорошо ли, вкопался в окоп. На все нужна сноровка. Помог старенький штабс-капитан со своими бородача­ми. Матросы живо связали телефонами все свои восемь орудий, раскинутых на восьмиверстной дистанции, установив в центральном блиндаже командирский пост. Разумеется, об общей кор­ректировке огня нечего было и думать. Коман­диру батареи приходилось самому пристрели­вать каждое орудие, оставляя дальнейшее на ответственности комендоров. Последних больше всего волновало, хватит ли привезенного с со­бой запаса сала для смазки. Его бережное рас­ходование и подача были возложены на коман­дирского ординарца Кучеренко. Справился он с задачей отлично и не только вовремя достав­лял драгоценное сало, но одновременно разно­сил и харч и табачок, для чего приспособил ум­ного командирского пса. Появление этой пары неизменно вызывало шумное веселье. Кучерен­ко был типичным «кот-бахарем», какие в ста­родавние времена водились на наших кораблях для развлечения команды. Много басен ходило про них. Самый знаменитый «кот-бахарь» пла­вал на сенявинском флагманском корабле. Ког­да однажды во время сильного шторма Сенявин сошел с мостика подбодрить людей и увидел «бахаря», сидящего, свесив ноги, на пушке и спокойно обгладывавшего кость, он закричал ему: «Скотина, то ли время наедаться!» «А я думал, — ответствовал «бахарь», — теперь-то и поесть солонинки: может статься, скоро пить много будем». Все захохотали… Вот таким-то и был Кучеренко. Не только матросы, но и угрю­мые ополченцы животы надрывали от его умо­рительных рож и всяческих штучек.

Комендоры, привыкшие на море стрелять по видимой цели, поначалу были озадачены: «Как так, стрелять по невидимой?». Но и тут быстро освоились. Словом, не прошло и двух часов с начала бомбардировки, как Гневашово пред­ставляло собой сплошной костер. Противник был в тот же день выбит, а так как 1-й Сибир­ский корпус, подоспевший к Варшаве, как раз в то же время лихой атакой прорвал герман­ский фронт, весь 2-й гвардейский прусский кор­пус отступил по всей линии. Шварц немедленно приказал второочередному пехотному полку, при поддержке нескольких рот ополченцев, пре­следовать врага. Пошла и рота старенького штабс-капитана. Только моряки и часть «кре­стоносцев» остались в окопе.

Наступило затишье.

В исходе дня из ближайшего леса показа­лись второочередники. Сперва — одиночками, потом — группами. А там — еще и еще. Бегут. А в спину им беглый огонь четырех или пяти полевых батарей.

Матросы бросились к орудиям. Однако стре­лять нельзя: можно угодить в своих. А те все бегут. Впечатление — бежит полк целиком.

Мичман Ольшевский — к ним. Хватает пер­вого попавшегося:

— Что случилось?

— Пропали! — слышит в ответ… И бегут без оглядки.

Заразили бородачей. Страшная штука — па­ника. Матросы еще держатся, хотя и им не по себе.

Ольшевский — к телефону. Доносит в штаб. Отвечают: «Высылаем казаков».

Наступил вечер. Уже впотьмах в окоп бук­вально свалился старенький штабс-капитан. Обессиленный, подавленный, без фуражки, бо­рода в крови. Плачет… От него узнали, что полк, преследуя отступавших, нарвался на ма­дьяр. Почти все офицеры полегли, а что сталось с остальными и где командир — неизвестно.

Зазвонил телефон. Сам комендант. Отрыви­сто передает: наступают два корпуса. К рассве­ту ждать атаки. Держаться до последней воз­можности. Огонь открывать завесой. В случае отхода — снять замки. Цитадель приготовлена к взрыву.

Прискакали донцы. Выставили секреты. Расположились на левом фланге. Сотник пре­дупредил: «Как только прорвут проволочное, — лавой атакую. А там, что Бог даст!».

Ночь. Перед зарей огонь противника еще усилился. Но и наши не уступают. Держат за­весу. Беспрерывно трещат затворы.

Под утро мичман Ольшевский, утомленный бессонной ночью, задремал. Но ухо улавливает малейший шум. Вдруг слышит бешеный лай. Видит: казаки с пиками наперевес, верхом на собаках, лавой несутся на него. Пика вонзилась в плечо. Кто-то теребит за больное место. Слы­шит: «Ваше благородие! Ваше благородие!…»

Открыл слипшиеся глаза. Радостно лает пес.

— Ваше благородие, гвардия!!!

Ольшевский — за телефон:

— Огонь! Открыть огонь!

Кучеренко вырывает трубку:

— Що ж вы слухаете, це ж гвардия наша!

Беглым шагом, бренча походным снаряже­нием, откуда возьмись — саженные богатыри. Узнает: Измайловский полк. В сумраке колы­шется знамя. Впереди — командир полка. За Измайловцами — Лейб-гренадеры, Егеря, Фин­ляндцы. Слева обходят Преображенцы, Семеновцы, Павловцы… Один за другим полки рас­сыпаются в цепь. Измайловцев уже не видно. Далеко гремит ура…

Суворовским маршем, без передышки, то бе­гом, то шагом, гвардия, пройдя шестьдесят верст, ринулась в атаку. Двенадцать часов длился рукопашный бой. Мадьяры и подоспев­шая к ним немецкая гвардия были сметены. Шесть линий окопов захвачены. Фронт прорван в глубину на пятьдесят верст.

Германская армия откатилась…

А. Лукин

Добавить отзыв