Статьи из парижского журнала "Военная Быль" (1952-1974). Издавался Обще-Кадетским Объединением под редакцией А.А. Геринга
Tuesday March 19th 2024

Номера журнала

Кавказская Гренадерская Артиллерийская бригада Август 1914 г. — Сентябрь 1915 г. – A.B. Козьмин



В поход

2-й Кавказский корпус, в состав которого мы входили, закончил мобилизацию около середины августа (все даты по старому стилю). За несколько дней до посадки в вагоны к нам приехал корпусный командир, генерал- адъютант Мищенко, герой японской войны. Он умел говорить с солдатами, — его простые, но сильные слова достигали своей цели. По глазам наших пушкарей, по громовому « ура », которое раскатилось по рядам батарей, стоявших тесным каре, можно было видеть, что каждый не только решил исполнить свой долг защиты родины, но и исполнить его как можно лучше.

Настал день посадки в вагоны. Последний раз по мостовым Тифлиса прошли наши пушки, создавая, вместе со стуком копыт сотен лошадей, тот грохот металла и амуниции, который, как музыка, близок и мил уху каждого артиллериста. Посадка была назначена на военной платформе на Авлабаре (юго-западная окраина Тифлиса). Мы прошли в походной колонне по-орудийно весь город.

Вечерело. Наши казармы на Вере (начало Военно-Грузинской дороги) казались маленькими черточками в тумане, поднимавшемся с реки Куры. В тихом воздухе звонко прозвучал сигнал трубачей «В поход ! ». Все уже были на местах. Из вагонов удивленно поглядывали на публику наши лошади. Они не знали еще, какую службу придется им нести : по пескам Литвы, в морозной грязи польских полей, по оврагам и болотам Галиции и Полесья.

Все друзья пришли нас провожать на вокзал. Последнее « ура », букеты цветов, милые лица в слезах, уходящие вдаль. Мерный стук колес поезда, и вот потянулись голые степи Закавказья.

Мы направлялись на Баку и дальше на Киев, через Ромодан. 2-й Кавказский корпус должен был по плану войны войти в состав армий, действовавших против австрийцев. Наши полки и батареи, привыкшие к обстановке горной войны, были бы неоценимы в Карпатах, к которым подходили уже победоносные армии Юго-Западного фронта. Но судьба судила иное. В дороге, недалеко уже от Киева, мы получили приказ Верховного Главнокомандующего, Великого Князя Николая Николаевича, назначавший нам высадку в Гродно.

3-я батарея (командир — полковник Глебович-Полонский) 1-го дивизиона (командир — полковник Казбек), в которой я был младшим офицером, высадилась 3 сентября. Первый бивак был разбит на берегу реки Неман. Мы воспользовались двумя днями отдыха, чтобы привести в полный порядок батареи, изучили по карте район, в который нам нужно было перейти, и хорошенько подкормили лошадей. 6 сентября на рассвете корпус двинулся на северо-запад, в направлении города Сувалки, уже занятого немцами. Шли мы форсированным маршем, днем и ночью. Начались непрерывные осенние дожди, дороги размякли, колеса орудий проваливались в грязь по ступицу или вязли в мокром песке. Приходилось голодать, так как транспорты с продовольствием не поспевали за нами.

Противник был уже близко. Из района Липск-Сопоцкин-Копциолово передовые части немцев отходили к Сувалкам. Ожидая каждую минуту встречи с противником, мы производили непрерывно артиллерийскую разведку, и наши разъезды шли с передовыми частями пехоты. Под дождем, в тумане и ночной темноте, каждый поворот дороги приходилось проверять по карте и по компасу, так как колонны растягивались и часто не было видно впереди идущих частей.

В середине сентября погода изменилась к лучшему, — дожди шли реже, все повеселели и подтянулись.

ВСТРЕЧА С ПРОТИВНИКОМ И БОИ ПОД СУВАЛКАМИ

Первая встреча с противником произошла утром 19 сентября. Светило яркое солнце, было тепло. Мы шли по проселочным дорогам, подчас с трудом, с помощью пехоты, преодолевая крутые подъемы, так как орудия были сильно нагружены. 2-й дивизион шел в авангарде. С артиллерийским разъездом от 1-го дивизиона я также был впереди, на высоте походных застав нашей гренадерской пехоты.

Мы только что прошли Августовский лес, когда у села Егловены, влево и впереди нас, разорвались две неприятельские шрапнели. Потом две гранаты взметнули колонки густого черного дыма. Пехота рассыпалась в цепь.

6-я батарея подполковника Мдивани получила приказание стать на позицию и открыть огонь по противнику, занимавшему лесистый холм впереди. Мне было отлично видно, как орудия 6-й батареи снялись с передков и сразу открыли огонь. Позиция батареи была почти открытой, немцы быстро ее заметили и перенесли на нее артиллерийский огонь. Несмотря на убийственный огонь двух немецких батарей, неся большие потери (орудия были без щитов), 6-я батарея в продолжение нескольких часов вела упорный бой, не прекращая своего огня. Немецкие батареи были приведены к молчанию. Приняв весь удар на себя, 6-я батарея дала своей пехоте возможность развернуться в боевой порядок без потерь.

На батарее были ранены оставшийся в строю до конца боя старший офицер, капитан барон Людинкгаузен-Вольф, и 22 нижних чина, некоторые из них смертельно ( в боевой части было всего прислуги 48 человек и 8 орудийных фейерверкеров). У большинства прислуги шинели были прострелены шрапнельными пулями.

Через некоторое время в бою приняли участие 4-я и 5-я батареи (командиры — подполковник Занковский и подполковник Мешковский), заняв позицию правее 6-й. В 5-й батарее был ранен штабс-капитан Разумовский.

Полки дивизии, развернувшись в боевой порядок, начали наступление, но вскоре по приказанию начальника дивизии генерала В. Шатилова наступление было приостановлено. Решение досадное, так как на другой день выяснилось, что немцы отходили, оставив на батарее 15 трупов. Пехотные солдаты рассказывали потом даже такую подробность, что у одного из убитых немцев засела в глазу наша шрапнельная дистанционная трубка, а в руке остался недоеденный ломоть хлеба, намазанный медом. Если бы пехота была немедленно двинута вперед, возможно, что мы захватили бы пленных и даже орудия, вывозить которые помогали крестьяне.

На другой день наступление продолжалось. Противник продолжал отходить. 20 сентября корпус подошел к Сувалкам, который был занят 21-го, но к вечеру в нескольких верстах к северу, в районе деревень Бяловоды, Поташна и Осово, наши колонны были встречены сильнейшим артиллерийским огнем. Для наших частей этот второй бой был началом геройских кровопролитных атак укрепленной позиции немцев, огражденной несколькими рядами проволоки и снабженной многочисленной тяжелой артиллерией. Наши славнейшие полки русской армии, Эриванский, Грузинский, Тифлисский и Мингрельский), шли вперед и гибли под градом снарядов и сильнейшим ружейным и пулеметным огнем. Нашим легким батареям досталась трудная задача бороться с немецкой тяжелой артиллерией, превосходившей нас вдвое и калибром и количеством выпускаемых снарядов. Только благодаря искусству стрельбы и напряженному наблюдению мы не давали возможности противнику перейти в контратаку.

16-й гренадерский Мингрельский полк на четвертый день боя после нескольких атак захватил окраину деревни Рудки, потеряв больше половины своего состава. Мингрельцы залегли и стали окапываться. В это время немецкая пехота в три линии, как на параде, вышла из окопов и бросилась вперед. Это был единственный случай такой ненужной храбрости, который мы наблюдали за всю войну. Наша шрапнель по открытым целям наносит страшное поражение, и после нескольких минут соединенного ураганного огня всей бригады немцы вернулись в свои окопы. За этот бой два офицера-наблюдателя 6-й батареи, штабс-капитан Ульянов и поручик Баранов, были награждены Георгиевским оружием.

Наши батареи ежедневно обстреливались огнем тяжелых 6-дм. орудий. Однажды поздно вечером мы насчитали на батарее и вблизи ее до 300 воронок. Снаряды рвались со страшным грохотом, поднимая густой клуб черного дыма, высотою в 4-5 сажен. Их полет и приближение длились 8-10 секунд. Разрыв давал воронку в зависимости от грунта около 4-5 шагов в диаметре и глубиною в полтора аршина. Множество осколков с резким свистом разлетались далеко по окружности. Солдаты окрестили снаряды « чемоданами », и это прозвище осталось на всю войну. Были еще бризантные гранаты, рвавшиеся в воздухе, давая большой клуб мутного желто-зеленого дыма, но употребляли их немцы сравнительно редко. Легкой артиллерии мы не замечали. Изредка на передовых наблюдательных пунктах, когда немцы нас обнаруживали, мы попадали под частый огонь одного или двух легких орудий, но после « чемоданов » это были сущие пустяки. Легкая артиллерия противника была значительно слабее нашей.

Каждую ночь наши батареи меняли позиции, — шагов на 300-400 в сторону от прежней, и каждое утро с рассветом наша предыдущая позиция засыпалась градом снарядов. Нам удавалось спокойно вести огонь до тех пор, пока противник по нашим выстрелам вновь начинал нас нащупывать, выпуская очереди, каждый раз по четыре снаряда. Потерь мы несли в этих боях очень мало. Был ранен капитан

Шкабич, убито и ранено всего 30 человек нижних чинов (в 1-м дивизионе), из них половина на наблюдательных пунктах. Сколько было потерь во 2-м дивизионе мне неизвестно. Объяснялось это тем, что мы быстро применились к обстрелу : около орудия и зарядного ящика, которые всегда стояли вместе на позиции, вырывались два окопа, очень узких и глубоких, в рост человека, со ступеньками, чтобы выскакивать к орудию. Батарея вела нормально огонь до того времени, когда первая очередь противника ложилась недалеко от позиции. После этого, в течение тех секунд, когда мы слышали приближение следующей, по команде : « Закройсь ! » 6-й, 5-й и 3-й номера и, последним, № 1-й, наводчик скрывались в левый окоп, а орудийный фейерверкер, 2-й и, последним, 4-й номер, правильный, скрывались в правый окоп. Едва « чемоданы » разрывались, прислуга сейчас же вылетала наверх, и в ответ немцам летели с визгом наши шрапнели. Таким образом, при самом сильном обстреле мы не прекращали огня. Часто осколки неприятельских снарядов перебивали у нас колеса и портили прицельные приспособления, но из восьми орудий всегда оставалось достаточно, чтобы вести огонь.

В общем, по сравнению с потерями нашей геройской пехоты, артиллерия в этих боях целиком сохранила свой кадровый состав.

НАСТУПЛЕНИЕ И БОИ В ВОСТОЧНОЙ ПРУССИИ

В конце сентября и до 20 октября бои на нашем участке почти прекратились, но обстрел позиций немецкой артиллерией продолжался ежедневно и заставлял нас все время вести напряженное наблюдение. Мы стреляли мало — было приказано беречь снаряды.

В районе Филиппова, к западу от нас, и на левом фланге нашего корпуса с 10 по 20 октября бои шли с удвоенной силой. Эриванский полк с 6-й батареей был послан на помощь 51-й пехотной дивизии и финляндским стрелкам. После нескольких дней боев успех склонился на нашу сторону, и немцы отошли по всему фронту.

21 октября утром нас поразила тишина в окопах противника : ни одного выстрела, никакого движения. Послали разведку. Вскоре было получено донесение : « В окопах пусто, немцы ушли ». Таким образом успех на левом фланге очистил нам дорогу для нового наступления.

Через несколько часов мы двинулись вперед. Вскоре мы перешли германскую границу и после короткого удачного боя заняли город Гольдап.

Наступление продолжалось в направлении Мазурских озер. 30 октября Кавказская гренадерская дивизия подошла к деревне Думбельн. Правее нас двигалась 51-я пехотная дивизия. Немцы ее неожиданно атаковали и оттеснили на несколько верст назад, таким образом мы оказались впереди и на уровне правого фланга немцев. Это произошло 31 октября и 1 ноября. Батареи стали на позиции, пехота развернулась фронтом к противнику и стала окапываться. С утра 2 ноября командир 3-й батареи полковник Глебович-Полонский был послан занять наблюдательный пункт, который был выбран им на перегибе длинного гребня, скрывавшего наши орудия. За неимением окопов мы устроились в глубокой придорожной канаве, откуда открывался большой кругозор. Впереди, в 200 шагах, окапывались эриванцы.

Капитан князь Е. Шервашидзе, командовавший участком подошел ко мне и сообщил, что правее показались из лесу отдельные немцы, не мы, артиллеристы, в наши приборы увидели еще более важную цель : левее леса, за деревней показалась длинная колонна пехоты, всего на прицеле 75 (3 версты) от нашей батареи. Я показал князю Шервашидзе эту цель.

Через несколько минут, в ответ на наше донесение был получен приказ : « Артиллерии немедленно открыть огонь ». За это время немцы подошли еще ближе. Первая же очередь сразу дала попадание. Со второй мы перешли на беглый огонь. В колонне произошло замешательство, видимо шрапнель вырывала целые ряды в сомкнутом строю немцев, отдельные люди отбегали в разные стороны.

Вскоре немцы исчезли, но мы по опыту знали, что они не отошли, а рассыпались и зарываются в землю. Поэтому мы продолжали вести интенсивный огонь и, пользуясь картой, переносили его во все возможные пункты их скопления.

Через несколько часов немцы ввели в бой новые силы. На этот раз, используя складки местности и перелески, цепи противника близко подошли к нашим позициям и с большим порывом атаковали участок двух батальонов Эриванского полка. Атаки были отбиты. Решительную роль сыграл здесь огонь 2-й батареи. Командир ее, подполковник И.М- Стопани, нашел очень удобный пункт для наблюдения, но и весьма опасный : спереди и справа, вдоль сообщений с пунктом, немцы вели все время сильный ружейный огонь. Пункт этот приходился как раз в районе, где оторвалась от нас 51-я пехотная дивизия. Батарея подполковника Стопани все время обстреливала цепи немцев, меняя направление и комбинируя шрапнели с гранатой. 1-я батарея, оторванная влево, меняла позицию и помочь нам не могла. Было еще совсем светло, когда бой прекратился и противник начал отходить. Подполковник Стопани был контужен, папаха его была пробита пулей, но несмотря на это он остался в строю. Снарядов в этом бою мы не жалели, более 3.000 шрапнелей и гранат сделали свое дело.

Немцы под впечатлением нашего огня отошли и против 51-й пехотной дивизии.

Наш поход продолжался с прежней энергией. Осень с ее дождями и туманами сменилась зимой, морозами и снегом. Мы видели уже линию Мазурских озер у Ангербурга и дымки поездов, уходивших вглубь Пруссии. Население бежало перед нами с момента перехода границы, бросая все имущество, скот и инвентарь, коровы, свиньи, гуси бродили по полям. Наши солдаты их ловили, и войска питались так, как никогда потом во всю войну. Я сам наблюдал, как солдатик из прикрытия начинал на остановке жарить бочок свинины, продолжал его дожаривать на следующей и на третьей остановке; на четвертой он уже уписывал с апетитом жирные куски собственного приготовления.

НА ЗАЩИТУ ВАРШАВЫ

В первой половине ноября наш корпус был выведен из боевой линии. Походным порядком мы вернулись к русской границе и по железной дороге были направлены в Варшаву.

К западу от польской столицы шли серьезнейшие бои. Корпуса генерала Макензена с подавляющей артиллерией наносили удар за ударом сибирским стрелкам, геройски защищавшим Варшаву. Нас двинули к ним на помощь.

22 ноября ночью в районе селения Сохачева- Сковорода мы сменили 3-ю Сибирскую стрелковую дивизию. Линия позиций была условная : окопов или не было, или они были разрушены. Наскоро были вырыты новые. Проволочных заграждений поставить не удалось, так как сейчас же начались бои. Немцы, получив подкрепления и подвезя новые тысячи снарядов, вновь начали атаки. У нас же наступил трагический момент… Было получено секретное предписание — расходовать не более четырех снарядов в день на орудие ! Мы поняли, что артиллерия фактически вышла из строя. Трудно описать наше душевнее состояние, — никто, конечно, словом не выразил своего негодования, но в душе появилось первое сомнение в успехе войны.

Атаки продолжались до 29 ноября, и отбивались штыками и ружейным огнем. Полки таяли на глазах, многие участки фронта были уже прорваны и окружены с трех сторон. Гибель пехоты, оставшейся без поддержки своей артиллерии, была неизбежной. 29 ноября атаки шли за атаками. Уже темнело. Мы стояли на позиции за небольшим лесом. Впереди был адский грохот пулеметов и ружейной стрельбы. Немецкая артиллерия била по лесу впереди нас и посылала очереди снарядов по всем тылам. Через батарею все время шли и ползли раненые. По их словам все было уже кончено и немцы ворвались в окопы. Проверить это было невозможно, так как все телефонные провода были с нашим пунктом порваны, а посланные вперед люди для их исправления не возвращались. Мы подтянули передки ближе к батарее, справа и слева от орудий рассыпали в цепь полуроту прикрытия. Орудия были заряжены на картечь. В это время стал подниматься густой морозный туман. Лес впереди нас заволакивался белым молоком, наступающая темнота еще более усиливала жуткое впечатление.

Вдруг стрельба разом оборвалась. На несколько минут настала мертвая тишина, потом опять затрещали ружейные выстрелы и над нашими головами стали посвистывать пули. Из тумана шли и бежали уже здоровые люди. Наконец появился, запыхавшись, один из посланных вперед наших людей, подбежал к командиру батареи и доложил, что немцы уже подходили к лесу несколько минут тому назад. Почти одновременно командир дивизиона полковник Казбек отдал приказание немедленно уводить батареи в тыл.

Тихо, шагом подошли передки, молча был выполнен привычный маневр подъезда передков, и батарея шагом двинулась на дорогу. Подождав, пока последнее орудие не скрылось за поворотом, офицеры, оставшиеся на позиции, собрали прикрытие и пошли догонять батарею. Вскоре нам встретились пехотные части одной из второочередных дивизий (если не ошибаюсь — 82-й), посланные на поддержку. Части эти тоже получили приказ отходить, и вместе с ними мы ушли за реку Бзуру.

В этом бою во втором дивизионе на наблюдательном пункте был ранен в грудь навылет и взят в плен штабс-капитан Крыжевич (награжден Георгиевским оружием). В нашем дивизионе, в том самом пулеметном гнезде, откуда я видел поле с убитыми немцами, был тяжело ранен днем 1-й батареи штабс-капитан Колзаков, вынесенный эриванцами в тыл. Этот доблестный офицер, когда был убит Эриванского полка поручик Черепанов, командовавший взводом пулеметов, взял в руки пулемет (почти все пулеметчики были перебиты и переранены) и обстреливал немцев, пока не упал, обливаясь кровью, с пулевой раной в голове (награжден Георгиевским оружием). На всех батареях были убитые и раненые ружейными пулями.

На реке Бзуре к нам подошли подкрепления, и мы получили снаряды. Остатки наших гренадер вместе с пехотой второочередных дивизий еще находят силы отбивать атаки немцев, пытавшихся переправиться на восточный берег. Особенно отличились в этих боях грузинцы, взявшие даже пленных. После неудачи своей попытки противник, видимо, также сильно пострадавший за месяц боев, отказался от наступления, и началось « Бзурское сидение », — частый обстрел наших позиций 30-см. (12дм.) тяжелыми австрийскими пушками, делавшими огромные ворсинки до сажени глубиной и 10-15 шагов в диаметре. Происходили небольшие местные атаки и контратаки. Мы оставались на этих позициях до 26 февраля 1915 г.

БОИ В РАЙОНЕ ГОРОДА ПРАСНЫША.

ПЕРЕХОД К ПЛОНСКУ

В конце февраля 2-й Кавказский корпус, пополненный до полного боевого- состава и отдохнувший за три месяца стояния на Бзуре, был переброшен в направлении города Прасныша, где шло новое крупное наступление немцев. И тут опять выпала честь сибирякам и кавказцам остановить противника и вынудить его к оборонительному бою.

2 марта начались очень тяжелые атаки. Днем уже начиналась оттепель, а ночью все замерзало опять. Раненые, упавшие в грязь, примерзали к земле и, чтобы их вынести, приходилось разбивать землю кирками и лопатами. Позиции для артиллерии были неудобные, с открытым тылом. Подводить зарядные ящики днем было невозможно. Мы пользовались отдельными лошадьми, которые с лотками, переброшенными через седло, в поводу проводились по оросительным канавам и овражкам до позиций батарей. В бригаде было много потерь в людях и лошадях. В Черница-Борова был убит командир 2-го дивизиона полковник Шепатовский.

В этих боях произошел первый случай попадания целым снарядом в зарядный ящик, стоявший на позиции всегда рядом с орудием. Почти вся прислуга была буквально разорвана в клочки.

Гренадерская дивизия развернулась в районе дер. Зберож и Павлово-Кастельно. Артиллерия заняла позиции к северу от дер. Чернице Борове и Хойново, согласно приказанию, те, которые занимали сибиряки.

6 марта наше наступление, после страшных потерь, было приостановлено и мы укрепились на занятых позициях. 14, 15 и 16 марта шли исключительно артиллерийские бои. Немцы впервые применили снаряды с удушливыми газами и, кроме того, с их стороны появилось много аэропланов, с помощью которых они пытались уничтожить наши батареи. Заметив передки и коновязи в лесу, в версте позади позиции 2-й батареи, они выпустили более 140 снарядов — одна очередь достигла своей цели — половина лошадей была перебита и переранена, пострадали также и ездовые.

Не имея специальных пушек для стрельбы по самолетам, мы применили свои трехдюймовки. В землю вбивался солидный деревянный кол, на который, на известной высоте, надевалось горизонтально орудийное колесо-. Пушка подымалась, и ее колеса привязывались к ободу первого. Вокруг, для сошника лафета, устраивалась дорожка из солидных досок. Получался большой угол возвышения и быстрота и легкость поворотов. Небольшой недокат после выстрела доводился рукой до нормального положения.

Мы приготовили взвод, и первый же аппарат немцев лихо летевший на небольшой высоте, встретили беглым огнем. Он круто повернул к своим линиям и упал за окопами. Наши батареи по очереди посылали взвод для охраны штаба корпуса. Следующие аэропланы держались уже на большой высоте и при первых выстрелах уходили. Этот способ стрельбы был применен во всей бригаде. К сожалению, установка орудий требовала много времени и могла применяться только на долговременных позициях.

До середины апреля было сравнительное затишье. 17-го нас вывели из боя и передвинули на пассивный участок в районе Плонска. За неделю стояния на новых позициях ни мы, ни немцы не выпустили ни одного снаряда. В пехотных линиях велась иногда редкая ружейная стрельба. Вновь пополненные до боевого состава, мы ждали новых боевых задач.

Ждать пришлось недолго. 25 апреля нам был назначен форсированный ночной марш к Новогеоргиевску. Пехота была уже не та : старые гренадеры, которых осталось не более 300-400 человек на полк, шли все впереди, а пополнение из запасных старых сроков службы, в плохо пригнанном обмундировании, в сапогах не по мерке, не поспевали за головой колонны. Под утро, на рассвете появилось много отсталых, измученные люди сидели по обочинам дороги или засыпали тут же мертвым сном. Большого труда стоило офицерам их собрать и довести до места посадки в поезда.

Нас торопили, — путь предстоял далекий, — в Галицию, на Львовское направление.

ПЕРЕБРОСКА В ГАЛИЦИЮ.

БОИ К ВОСТОКУ ОТ РЕКИ САН

Воинские поезда с частями нашего корпуса шли почти без остановок, один за другим. Артиллерия была выгружена раньше на русско- австрийской границе и пошла походным порядком через Львов, в направлении городов Ярослава и Любачева.

18 мая корпус закончил свое сосредоточение. Гренадерская дивизия заняла позицию восточнее села Загроды, левее и правее полот- на железной дороги на Ярослав. Эриванцы и тифлиссцы — в первой линии, грузинцы и мингрельцы — в резерве. Артиллерийские позиции были выбраны на опушке леса, который тянулся далеко в тыл и по обе стороны нашего расположения.

Весна была уже в полном разгаре. Чудные солнечные дни заставляли забывать невзгоды и опасности боевой жизни. Никто не терял надежды на окончательную победу, несмотря на потери, на неудачи и явное превосходство вооружения и снабжения противника.

Бой начался ночной атакой эриванцев и тифлиссцев. Гренадеры, преодолевая неожиданное препятствие — целый ряд глубоких оросительных канав — дошли до самой линии проволочных заграждений. Накануне вечером наша артиллерия открыла интенсивный огонь по окопам германцев. Для разрушения окопов и проволоки наша шрапнель была непригодна, гранаты давали лучшие результаты, но их было очень мало. Таким образом наша стрельба причиняла лишь незначительный вред засевшим в окопах немцам.

Когда наша пехота подошла вплотную к позиции противника, наши батареи, опасаясь задеть своих, перенесли огонь по тылу германцев. Это дало возможность неприятелю безнаказанно расстреливать сильнейшим ружейным и пулеметным огнем цепи гренадер, залегших у проволоки. Артиллерия противника засыпала градом снарядов все пространство, пройденное нашими цепями за ночь. Вслед за эриванцами были двинуты грузинцы. Трое суток продолжалась эта трагедия, и на третью ночь полки, потеряв половину своего состава, отошли в исходное положение.

Капитан В. Шидельский, Эриванского полка, которого я видел впоследствии, рассказал мне подробно, как шла атака, — лично он пролежал 19 часов у проволоки в 50 шагах от немцев. Ползком, пользуясь теми же канавами, которые мешали наступлению, он ночью, со своими людьми, добрался до наших позиций.

Когда, год спустя, наше главное командование, используя тяжелый опыт подобных боев, стало собирать группы тяжелой артиллерии со всех участков фронта на тот, где намечался прорыв, тогда не было уже той славной пехоты, которая шла всюду, куда ее посылали, не жалея жизни и не задумываясь перед препятствиями. Последние пополнения были просто вооруженными хлебопашцами, сидевшими упорно в окопах, но совершенно неумелыми и не напористыми в атаке.

26 мая дивизия была передвинута на позиции южнее, в район сел. Тухла. Немцы, наружно бездействуя, подвезли резервы и на рассвете 31 мая обрушились на наши окопы. Как оказалось, в наступление на участок наших двух полков пошел в атаку целый германский гвардейский корпус. Надо воздать должное немцам : их тактика массирования артиллерии и атаки избранными ударными частями очень часто имела успех. Но эти бои стоили им очень дорого. Уничтожив наши окопы первой линии тысячами снарядов, они продвигались на несколько верст вперед, но тут огонь нашей артиллерии, приобретавший всю силу своего поражения по открыто движущейся цели, останавливал немцев и заставлял их зарываться в землю в ожидании подхода своей артиллерии и подвоза снарядов.

БОЙ 31 МАЯ У ТУХЛА

Ранним утром германцы начали небывалую еще по силе артиллерийскую подготовку. Тифлисский и Мингрельский полки, занимавшие передовые линии, были почти целиком уничтожены. Много дней уже не было дождя. Каждый разрыв снаряда подымал тучи пыли, от которой вскоре небо1 сделалось желтым. Высоко над нами кружились аэропланы противника, бросавшие зеленые и красные ракеты, указывая своей артиллерии наши позиции. События разворачивались с невероятной быстротой. 3-я батарея в 11 часов утра уже была обойдена справа и ее наблюдательный пункт захвачен немцами. Наше прикрытие вышло вперед и вело огонь. Только хладнокровие нашего командира батареи, героя Порт-Артура и Георгиевского кавалера, полковника Глебовича-Полонского, дружная и умелая работа личного состава батареи, испытанного за многие месяцы войны, и густой лесок, скрывавший нас от взоров противника, спасли батарею от захвата в плен. Вызванные передки на карьере подошли к орудиям, и каждая запряжка, окончившая маневр, на карьере же уходила в лес. Ни одной заступки, ни одной ошибки в приемах ! Через 10 минут, когда мы выстроились на дороге в лесу и рысью шли занимать новую позицию, наша прежняя позиция была уже занята немцами.

2-я батарея, имея всего пять годных орудий, стояла левее нас и могла еще некоторое время вести беглый огонь по наступающим немцам. Два орудия стреляли вдоль всей линии позиций, а три задерживали атаку с фронта. Этим огнем был спасен штаб Тифлисского полка, находившийся в деревне Тухла.

Полковник Стопани, командир батареи, только накануне прибыл из долговременного отпуска по болезни и сразу же попал в один из самых тяжелых дней нашей боевой жизни.

В это время подошли из резерва грузинцы и эриванцы и повели контратаку на немцев. 2-ю батарею удалось увезти на руках, по-орудийно. Немецкая пехота остановилась, мы заняли в полном порядке новую позицию недалеко от прежней.

Потери корпуса были слишком велики, соседние части (3-я гвардейская пехотная дивизия) тоже сильно пострадали, резервов не было. Началось медленное отступление в пределы Холмской губернии.

ОТХОД С БОЯМИ ЗА РЕКУ БУГ.

ДВИЖЕНИЕ К ГОР. КОБРИНУ

Отступление в Холмскую губернию и далее, за реку Буг, сопровождалось частыми арьергардными боями. Обыкновенно мы останавливались на удобней позиции, вели оборонительный бой, давая возможность обозам и главным силам спокойно уйти вперед, и затем ночью отходили сами. Но были более продолжительные бои, по нескольку дней. Мы переходили в контратаки и несколько раз нанесли противнику сильные удары. Наиболее серьезные бои были :

  • 1                      июня у с. Луковеш,
  • 2                      июня у с. Домброво,
  • 3                      июня у с. Башня-Озередек,
  • 13                    июня под с. Ловчей,
  • 14                    июня у Нароля,
  • 15                    июня у с. Лосинец,
  • 17 июня у Комарово-Грабовец, 5 и 6 июля у Ухане Подлесье 19 июля у Теосин.

Наконец, самый крупный бой произошел 3 и 4 августа у Влодавы. Я лично в этом бою не принимал участия, будучи командирован со взводом орудий для охраны штаба корпуса против налета аэропланов.

После боя под Влодавой 2-й Кавказский корпус был выведен из боя и походным порядком направлен в гор. Кобрин для посадки в поезда. Нас перебрасывали на север, на Новотрокские позиции, к западу от Вильно.

Наше долгое отступление происходило в полном порядке, несмотря на то, что остатки нашей пехоты таяли на глазах, подкрепления же стали подходить только в июле. Артиллерия сделалась основой всякой позиции, и на ней строилось все сопротивление. По признанию самих немцев наш огонь был для них при наступлении самым страшным врагом.

Характерный случай произошел при отходе нашей пехоты у Вульки Лабунской. 1-я батарея, которой командовал капитан A.B. Фок, стояла на позиции, не стреляя, и уже собиралась уходить вместе со своей пехотой. Вдруг, не веря своим глазам, капитан. Фок увидел четыре немецких орудия, открыто выехавших на окраину деревни и открывших частый огонь по отступавшим гренадерам. 1 -я батарея открыла убийственный огонь. В несколько минут немецкая батарея была выведена из строя, уцелевшая прислуга бежала, и орудия были брошены. Наша пехота хотела было их захватить, но общее отступление уже шло по всему фронту и начальник арьергарда не рискнул самостоятельно перейти в наступление.

Кавалерия наша в этот период вышла вперед. Мимо нас все время проходили разъезды и более крупные части.

Караваны беженцев сопровождали отходившие колонны войск. Узлы с жалким скарбом тащились на руках, редкие повозки были запряжены тощими клячами, так как все годные лошади были взяты в армию. Раз только мы видели в одном богатом польском имении фургоны с хорошими лошадьми, но помещик, видимо ,имел на это особое разрешение. Мы подкармливали беженцев и помогали им, чем могли.

Еще один интересный боевой эпизод произошел в течение этого периода : одну неделю нашим противником оказались австрийцы. Это было в первый и в последний раз за всю кампанию. Сразу же обозначилась разница в боевых качествах между немцами и их союзниками. Австрийская артиллерия, стрелявшая шрапнелью на очень высоких разрывах, никого не пугала, а их пехоте сразу от нас досталось : между нашей и австрийской позициями находился фольварк Облычен, окруженный леском и занятый отрядом австрийцев силою около батальона с пулеметами. Наша пехота ночной атакой в штыки захватила фольварк и взяла много пленных. Мы видели, как наши крупные ростом солдаты, прочно держа за шиворот одного или двух маленьких австрийцев, вели их в штаб полка. Выражение лиц и у победителей и у побежденных было самое довольное, и они между собой объяснялись на каком-то непонятном для всех других языке.

БОИ В РАЙОНЕ ГОР. ВИЛЬНО НАЧАЛО ПОЗИЦИОННОЙ ВОЙНЫ У КРЕВО И СМОРГОНИ

С 10 августа наш корпус был вновь в Литве. Наши части заняли позиции к западу от Вильно, у Новых Трок. На этом участке было затишье, и велась только обычная ружейная и орудийная стрельба, но вскоре к северу разгорелись серьезные бои. И день и ночь глухой гул канонады то усиливался, с раскатами, подобными ударам грома, то уходил вдаль и потом опять возвращался. Точно тысячи молотов били по гигантской наковальне. Ночью небо розовело от блеска выстрелов и пожаров. Гул этот был нам давно уже знаком. Он сопровождал нас всю войну с небольшими перерывами во время наших передвижений и редких дней полного затишья.

17 августа германцы прервали фронт корпусов, стоявших к северу от нас. В направлении на Молодечно три немецкие кавалерийские дивизии проникли в тыл нашего расположения. Наш корпус был отодвинут на юг, армия переменила фронт, и вскоре мы вступили в бой с продолжавшими наступление немецкими пехотными частями. Для ликвидации проникших в тыл кавалерийских частей германцев были высланы отдельные батальоны пехоты со взводами артиллерии, которыми устраивались засады и уничтожались разъезды неприятельской конницы. 9 сентября фронт был окончательно восстановлен, и дивизия прочно укрепилась и устроилась на позициях в районе Крево-Сморгонь.

13 сентября, у дер. Вербушки, Мингрельский полк блестяще отбивает новые атаки противника. Рошица, окружавшая кладбище в районе наших позиций, была захвачена неприятельской пехотой. Гренадеры ударили в штыки, выбили немцев и продержались до подхода резервов. В этом бою особенно отличилась наша 1-я батарея, которой командовал капитан А. Фок, награжденный орденом св. Георгия 4-й ст.

Наступала зима, война стала принимать затяжной и чисто позиционный характер. Устали мы, устали и немцы. Надо было выиграть время и приготовиться к большому весеннему наступлению. Особенно важен был вопрос со снабжением артиллерии. Мы теперь уже получали снаряды в необходимом количестве, но этого было мало, нужно было иметь их в изобилии. Пехоте нужно было получить пополнения, восстановить тот неуловимый и драгоценный в бою дух части, который создается только долговременной и неустанной работой офицеров.

В ноябре я получил назначение на должность старшего офицера во вновь формирующуюся бригаду и временно покинул фронт. Проездом я видел в Петрограде тройку лошадей Путиловского завода, перевозившую новенькую пушку тяжелого калибра. У меня поневоле мелькнула мысль : если бы много таких пушек было с нами в начале войны, все повернулось бы иначе…

A.B. Козьмин

Офицеры бригады, убитые, раненые и контуженные в войну 1914-17 гг.

Убитые :

Полковник Шепатовский, штабс-капитан Кедрин, поручик Завадский, поручик Арванитаки.

Раненые :

Капитан барон С. Людинкгаузен-Вольф, капитан Шкабич, капитан Влесков, штабс-капитан Толмачев, штабс-капитан Разумовский, штабс-капитан Колзаков, штабс-капитан Гаранин, поручик Крижевич, прпорщик Рольке

Контуженные :

Подполковник Стопани, подполковник Ленартович, прапорщик князь Абхази, штабс-капитан Козьмин, штабс-капитан Чиджавадзе.

Офицеры бригады, награжденные в войну 1914-17 гг. Орденом св. Георгия 4-й степени :

Капитан А. Фок, штабс-капитан Толмачев

Георгиевским оружием :

Штабс-капитан Ульянов, штабс-капитан В. Баранов, штабс-капитан Колзаков, штабс-капитан Кедрин (посмертно), поручик Лашев, поручик Крижевич, поручик Беликов, поручик Арванитаки (посмертно).

 

Добавить отзыв