Статьи из парижского журнала "Военная Быль" (1952-1974). Издавался Обще-Кадетским Объединением под редакцией А.А. Геринга
Friday October 4th 2024

Номера журнала

Лагерный сбор 1907 года (Из писем М.В. Алексеева)



Из писем генерал-майора — тогда — Михаила Васильевича Алексеева. (Из готовящейся к изданию книги)

Как-то, еще из Маньчжурии, отец мой пи­сал, что «назначение бригадным командиром явилось бы попросту наказанием за боевые грехи». И вот, через год после возвращения из Действующей Армии ему пришлось, для ценза, принять в командование на летние ла­герные сборы 1-ю бригаду 22-й пехотной ди­визии.

Дивизией командовал генерал Артамонов, носивший среди молодых офицеров шутли­вое прозвище «крокодил нильский». Объя­снялось оно тем, что генерал Артамонов, член Императорского Географического Общества, совершил путешествие в Абиссинию и по воз­вращении в Петербург прочел о своей поезд­ке ряд «эффектных» лекций, в которых на­ряду с интересными сведениями об этой стра­не рассказывал много вымыслов и фантазий о своих приключениях. Но если подобные рас­сказы были только невинным фанфаронством, то это свойство его характера во время вой­ны граничило с преступлением. По свидете­льству офицеров, находившихся при его шта­бе в Маньчжурии, он как-то докладывал по телефону генералу Куропаткину, что «его войска держатся, хотя за сутки и отбили 16 атак», в то время как на фронте его ди­визии никаких боевых действий не происхо­дило. Еще большее преступление генерал Ар­тамонов совершил 14 августа 1914 года, ко­мандуя 1-ым армейским корпусом во 2-й ар­мии генерала Самсонова. Корпус генерала Ар­тамонова обеспечивал у Сольдау левый фланг 2-й армии. В этот день, 14 августа, генерал Артамонов лично доложил генералу Самсонову по телефону, что его корпус «стоит, как скала» и что командующий армией «мо­жет на него вполне полагаться», а сам че­рез 10 минут отдал приказ об отходе всего корпуса, не сообщив ничего об этом генера­лу Самсонову (взято из книги полковника Богдановича «Вторжение в Восточную Прус­сию» стр. 144-145, расследование комиссии генерал-адъютанта Пантелеева о причинах ги­бели 2-й армии).

Назначение отца командиром бригады со­стоялось 1 мая, но еще 29 мая отец находил­ся с генералом Палицыным в полевой поезд­ке под Луцком. Однако в июне отец уже при­нял бригаду.

В июне же 22-я дивизия пришла в Крас­ное Село на лагерный собор, а 9 июля нача­лись «малые» маневры.

«Отправил свои полки на ночь на ма­невры, — пишет отец, — а сам вернулся в ба­рак, с тем чтобы в начале шестого часа ут­ра выехать к ним для ведения самого ма­невра. Решил, что ночь все равно где про­водить, так лучше поспать несколько часов поудобнее. К тому же к маневрам нужно мно­гое подготовить и почитать». «Даже не успел приступить к штабной работе и теперь не знаю, как разделаюсь с Феодором Феодоровичем (Палицыным. В. Б.), так что приходи­лось вести двойную работу».

В письме от 13 июля отец говорит, что 11-ое число «у меня началось тревогою рань­ше 5 часов утра и парадом в присутствии Государя. Вернулись около 10 часов и пос­ле завтрака нужно было доспать, так как большую часть ночи мне не давали спать движение, крики и сигналы под моими ок­нами, — картина малых маневров близ сво­их палаток. Смотр был и сошел так себе…»

По давно установившемуся обычаю еже­годно, в один из дней Красносельского ла­герного сбора Государь неожиданно прибы­вал на рассвете в лагерь, в расположение одного из полков, и лично приказывал ба­рабанщику «бить тревогу». По этому сигна­лу весь лагерь поднимался и все части, каж­дая самостоятельно, спешили к Царскому Ва­лику, где выстраивались в порядке прибы­тия. Государь объезжал полки и потом пропускал их церемониальным маршем. Вот этот-то смотр сошел для частей его бригады, по мне­нию отца, «так себе».

«Теперь, — пишет дальше отец, — идут пока малые маневры, на которых приходит­ся быть руководителем. Мочит нас дождем Сегодня ночью я вернулся около 5 часов ут­ра опять совершенно мокрым.

Скоро явлюсь объектом злой критики в качестве начальника отряда. На меня эта об­лава готовится, и из общего числа во всем ла­гере бригадных маневров на мою долю пред­назначено два раза командовать отрядом. По­ка, в качество испытуемого, Артамонов дал мне три раза руководить маневром, а Ловцову — один».

Такая «привилегия» происходила, по-ви­димому, оттого, что отец командовал брига­дой лишь в течение нескольких летних ме­сяцев лагерного сбора и поэтому, в «каче­стве испытуемого» на его долю выпадала боль­шая часть руководства.

Не все всегда проходило гладко: «Сегод­ня ночью вернулся совсем недовольным. За­блудившийся солдат с донесением расстроил весь маневр, а я загонял коня, стремясь све­сти отряды, чего достичь все-таки не успел. В награду за неудачу, часть вины в кото­рой падает на мое малое знание характера своих командиров, вымочило дождем».

Конец июля, конец дождливого петер­бургского лета. У отца продолжаются манев­ры. 27 и 29 июля Михаил Васильевич пишет именно о них:

«Сегодня идем опять на ночь и завтра с утра начнем маневрировать от Лигова в на­правлении на Красное. Эта равнина и в су­хое время года неприятна, а теперь и совсем не симпатична. Особенно достанется моей бри­гаде, загнанной в болотистый угол. Поэтому на каждую новую каплю дождя я готов смо­треть, как на лютого врага, увеличивающего глубину воды в канавах и топкость почвы».

Затем 29-го: «А нас все мочит… Вчера был трудный день. Ночевали около Лигова, выступили в 6 1/2 часов утра под дождем, плыли болотами и только в 6 часов вечера закончили маневр и вернулись домой И мо­чило, и сушило, а главное — проголодались. Я, занятый мыслью, не ощущал голода и, только придя домой, набросился на то, что да­ли».

2 августа Михаил Васильевич сообщает, что: «Феодор Феодорович (Палицын. В. Б.) в Красном, в качество критика».

В последующих строках описывает он и эту критику:

«31-го числа нам выпала незавидная до­ля. 22-я дивизия маневрировала против ка­валерийского корпуса, начальство над которым

принял не кто иной, как сам Николай Ни­колаевич. За это на разборе вечером того же дня, после Царского обеда, и досталось же нам! Секли все, кто только мог, изрекая такие замечания, которых в наших тракта­тах не найдешь. В числе секущих был и Феодор Феодорович. В будущем по этому по­воду я с ним еще буду иметь разговор, ко­гда немного сгладятся первые впечатления.

А в общем ушел я с этого разбора с каким-то дряненьким осадком и, вернувшись домой около 12 часов ночи, отказался даже от чая и улегся спать для восстановления равнове­сия в настроении.

Дождем и на этом маневре пробило хоро­шо. Завтра, 3-го числа, снова выступаю на ночь, а 6-го уезжаю посредником на общий маневр, с которого вернусь в лучшем слу­чае 9-го, а то и 10 августа. В Петербург ду­маю перебраться, если все будет благополуч­но, 11-го числа. Вторично получил от Феодора Феодоровича подтверждение о назначе­нии на полевую поездку в Новогеоргиевск и об отправлении туда вместе с ним 15-го или 16-го».

«3 августа 1907 года, Красное Село. Се­годня, через час, я опять отправлюсь на ма­невр на ночь Это последний до большого. На последний же выезжаю рано утром 6-го. Словом, маневренный сезон приходит к кон­цу и, с Божьей помощью, благополучному в смысле здоровья, ну а в отношении оценки — дело их, то есть здешнего высокого нача­льства».

Больше писем из Красного Села не было.

Хотя отец должен был сдать бригаду лишь 6 сентября, уже 18 августа, сразу после бо­льших маневров, он пишет уже из Новогеоргиевска, куда увез его генерал Палицын как своего помощника, а может быть и со­ветника, на очередную полевую поездку.

Как можно заметить по письмам отца, все внимание Палицына было обращено на нашу западную границу. Здесь под его руководст­вом происходили постоянные полевые поезд­ки и военные игры во всех пограничных воен­ных округах: Виленском, Варшавском, Киев­ском и даже Одесском. Изучалась местность, пути сообщения, шла тренировка войск и ко­мандного состава к возможному, уже тогда на­мечавшемуся столкновению с Германией и Ав­стро-Венгрией.

«Благополучно прибыли в Новогеоргиевск, — пишет отец. — Погода потеплее много, чем в Петербурге. Вчера часа четыре пробыли в Варшаве и отслужили завтрак у командую­щего войсками… Сегодня все сидят за пись­менными столами, я исполнял кое-что запу­щенное штабное, а в 4 часа выехали на мо­торе и сделали очень порядочный круг по окрестностям Новогеоргиевска и Зегржа».

20 августа. «Переезжаем дня на четыре, быть может на пять в Зегрж, верстах в 30 от Новогеоргиевска… Пока у нас все еще чис­то письменная работа, к которой я привле­чен сравнительно мало. Вероятно с завтраш­него дня начнется работа полевая Сегодня я выполняю переезд в Зегрж верхом».

26 августа, Зегрж. «В Зегрж мы попали надолго, гораздо продолжительнее, чем пред­полагалось. Останемся, вероятно, числа до 27­28 и только дня на 3-4 переедем опять в Новогеоргиевск. Несмотря на 27 только верст, отделяющих нас от Новогеоргиевска, до сих пор не установлено никакого сообщения, и я вот уже неделю не имею от тебя никаких вестей… Вообще здесь мы как бы отрезаны от мира. Последнюю газету мы читали ту, ко­торую взяли с собой из Петербурга… Зегрж летом — это дача в связи с фруктовым са­дом. Построены укрепления на месте име­ния одного из Радзивиллов. Имение обраще­но в дачу командующего войсками. Хорошо устроены и все чины штаба. Но зато зимою, говорят, положение волчье…»

Продолжая письмо, отец пишет: «Сейчас заходил Феодор Феодорович и сказал, что вечером 30-го числа намечается окончание поездки и переезд в Варшаву, но при этом развел такую программу, с которою едва ли можно справиться в оставшиеся дни даже в том случае, если будет сиять солн­це, хляби прекратят выливаться на землю и будет тепло и сухо»

Поездка в Новогеоргиевск и Зегрж была предпринята генералом Палицыным для оз­накомления с состоянием этих крепостей и выяснения, какие необходимо принять меры для их усовершенствования, так как крепо­сти эти устарели. Однако дело перестройки крепостей кем-то сверху затягивалось. В 1909 году генерал Палицын был смещен с поста начальника Генерального штаба.

Еще 15 июня 1908 года отец писал Анне Ни­колаевне *):

«Ты, вероятно, прочла в «Новом време­ни» заметку, что Поливанов «выработал но­вое положение о Генеральном штабе». Одним смелым шагом во вторник (личный доклад у Государя генерала Палицына. В. В.), можно было бы разорвать всю паутину, но Феодор Феодорович, вероятно, покончит тем, что за­путается в этой паутине и сойдет со сцены, уступив место более ловким в интриге и бо­лее бесталанным и ничтожным… Делят ри­зы русской армии такие дельцы интриги, как Поливанов, для которых дороги лишь собст­венные, личные интересы, которых цели и идеалы не поднимаются выше желания «ско­вырнуть». В рабочем отношении они явля­ются нулями жалкими и бесплодными, са­момнящими, самовлюбленными».

Генерала Палицына сменил Сухомлинов, который, будучи уже военным министром, из­дал приказ об упразднении крепостей.

Коментарии к письмам — Веры Михай­ловны Б о р е л ь, дочери покойного Верховно­го Главнокомандующего.

________________
*Анна Николаевна — супруга генерала Алексе­ева.

© ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Добавить отзыв