Статьи из парижского журнала "Военная Быль" (1952-1974). Издавался Обще-Кадетским Объединением под редакцией А.А. Геринга
Friday October 4th 2024

Номера журнала

Либавское знамя. – Борис Сырцов



По поводу статьи К. М. Гейштора

В № 66 журнала «Военная Быль» была помещена статья К. М. Гейштора «Трофейная комиссия при Военно-Походной Его Императорского Величества Канцелярии в период 1912-1915 гг.», в которой автор рассказывает о спасении знамени 6-го пехотного Либавского полка. Нельзя читать эту статью без удивления перед действиями чинов Трофейной комиссии и начальника Военно-Походной Канцелярии, Свиты Его Величества генерала князя Орлова, который, не произведя должного тщательного расследования дела о спасении означенного знамени и основываясь на совершенно непроверенных сведениях, сделал доклад Государю Императору, представив к награждению Георгиевским отличием сестру милосердия, неизвестно откуда раздобывшую знамя Либавского полка, чем и ввел Его Величество в заблуждение.

При чтении статьи К. М. Гейштора ясно видна вымышленность рассказа сестры Сорокиной о спасении ею знамени. Армии генерала Самсонова и генерала Ренненкампфа имели движение в разных направлениях и при развитии операций были разделены Мазурскими озерами, связь между ними была прервана и как боевые части, так и передовые санитарные отряды армии генерала Ренненкампфа не могли оказаться во 2-й армии генерала Самсонова под Сольдау, в районе боевых действий Либавского полка — Ланы Оргау, — то есть на левом фланге окруженных корпусов армии генерала Самсонова. В статье же сказано, что сестра Сорокина при первом опросе сказала, что она «сестра милосердия из передового госпиталя и была ранена в боях 1-й армии генерала Ренненкампфа». При дальнейшем опросе ротмистром Кноррингом Сорокина заявила, что она «во время боя под Сольдау, при работе на перевязочном пункте, была ранена в ногу», то есть она оказалась во 2-й армии генерала Самсонова, что полностью противоречит ее первому показанию. Дальнейшие показания сестры Сорокиной совершенно фантастичны: она заявила, что долгое время находилась в плену у немцев и там, в немецком госпитале, была оперирована, но все это время хранила знамя при себе, обвернутым вокруг своей груди. К этому нелепому показанию сестры Сорокиной — сохранить на себе тяжелое парчевое знамя с лентами и кистями у немцев в госпитале при известной всем их бдительности (раздевали догола!) — полковник Нарышкин отнесся подозрительно, в особенности после того, когда из ответов сестры Сорокиной он понял, что главной ее целью было не спасение знамени, а непременное желание получить аудиенцию у Государя. Полковник Нарышкин сказал тогда: «Мы должны быть с нею очень осторожны!»! Однако в поступках своих чины Трофейной комиссии этой осторожности не проявили.

Как могло случиться, что во время войны с немцами, когда требовалась особенная бдительность и подозрительность ко всем и ко всему, Трофейная комиссия как-то ненормально доверчиво отнеслась к показаниям сестры Сорокиной? Дело это должно было быть передано военно-судебным властям, так как весь рассказ Сорокиной был совершенно неправдоподобным и, кроме того, как пишет К. М. Гейштор, им был «нащупан» браунинг 12-го калибра, немецкого образца, с маркой «Берлин», заряженный полной обоймой и с пулей в патроннике. На ношение огнестрельного оружия не имели права ни сестры милосердия, ни военные врачи.

Попав в Россию, Генриетта Сорокина не сдает знамя в штаб 1-й армии, в штаб Главнокомандующего или в Военное министерство, а направляется непосредственно в Трофейную комиссию, где выражает пожелание иметь у Государя аудиенцию, имея при себе револьвер. К. М. Гейштор пишет, что Трофейная комиссия якобы находилась «вне контроля других учреждений» и поэтому ей принадлежало право разрешить этот важный вопрос «не сообщая жандармским властям». Не только для Трофейной комиссии, но и для Его Величества Канцелярии существовала дворцовая охрана и жандармерия, которую возглавлял генерал Спиридович. Не является ли наивностью чинов Трофейной комиссии, игнорируя все учреждения по охране, противозаконно присваивать их функции, поручая одному из чинов комиссии наблюдение за лицом, которое могло покушаться на жизнь Монарха? Неужели полковник Нарышкин, давая поручение К. М. Гейштору «поближе познакомиться» с Генриеттой Сорокиной, надеялся, что Сорокина в частных разговорах за ужином откроет ему тайну задуманного преступления?

Комиссия не только не выяснила, где, когда и при каких обстоятельствах Генриетта Сорокина достала знамя, но осталась непроверенной даже ее личность, а она могла ведь быть и немецкой шпионкой тем более, что говорила она «с иностранным акцентом». Непонятно, почему, несмотря на подозрение к показаниям сестры, было все же начато дело о ее немедленном награждении и через несколько дней, в канцелярии Трофейной комиссии сестре Сорокиной было сообщено, что она награждена Георгиевскими крестами 1-й и 2-й степени. При этом сообщении сестра Сорокина не проявила особой радости и только спросила: «Буду ли я принята Государем?» Из всего этого видно, каково было превышение власти, проявленное Трофейной комиссией, которая считала себя вне всякого контроля, вследствие чего и получился «запутанный случай в котором должен разобраться будущий историк».

Далее К. М. Гейштор говорит: «Мы увидели замечательно красивое знамя — голубое с белым и с золотыми кистями. На нем значились юбилейная дата и дата основания полка». По этому поводу гвардии полковник E. Л. Янковский прислал мне следующее пояснение: «Я, как долголетний полковой адъютант мирного времени лейб-гвардии Кексгольмского полка, имевший всегда дело со знаменем, могу заявить, что знамена, жалуемые частям войск в период царствования Императора Николая 2-го, были совершенно тождественного, стандартного образца, отличающиеся лишь по цвету приборного сукна полка: красное, синее, белое и зеленое. Рисунок был совершенно одинаковый у всех с той лишь разницей, что у гвардии он был выткан золотом или серебром, в армии же рисунок был по цвету знамени, но светлее. Никаких надписей на знаменах не было. На Георгиевских знаменах, какое получил и Либавский полк за Ловчу, под ликом Нерукотворного Спаса нашивалась Георгиевская лента, на которой было вышито, за что полк получил это отличие. Дата основания полка и юбилейная дата вышивались на Александровских юбилейных лентах, каковые подвязывались к навершию знамени. Знамя и кисти две вещи разные. Кисти подвязывались к навершию, как и ленты, и не являлись составной частью полотнища знамени. Либавский полк праздновал свой юбилей в 1906 году, а посему имел знамя образца времени царствования Императора Николая 2-го, которое состояло из двух толстых тканых полотнищ с прокладкой внутри трех толстых дерюг, почему из-за такой его толщины его было не легко даже обворачивать вокруг древка, чтобы надеть чехол. Не только трудно представляется сорвать знамя с древка, к которому оно прикреплено густым рядом гвоздей, но даже и ножом не легко срезать такую толщину! По словам же сестры Сорокиной умирающий знаменщик Либавского полка, тяжело раненный в живот, у нее на глазах сорвал полотнище знамени с древка, передал ей и тут же скончался…

Либавский полк в последнем своем бою 16 августа ст. ст. 1914 года был уничтожен, и об участи его знамени никто из уцелевших офицеров и солдат полка не мог дать никаких сведений. После гибели армии генерала Самсонова Либавский полк был в крепости Новогеоргиевск заново сформирован и в начале 1915 года по Высочайшему повелению получил свое юбилейное знамя после его реставрации. На знамени были заметны заделанные пулевые пробоины. В приказе по полку не было указано, кем было знамя спасено, и полк никому «богатого подарка» не делал, что не соответствует написанному в № 72 «Военной Были».

В трагедии армии генерала Самсонова большинство знамен пехотных полков, попавших в окружение, не было пронесено обратно в Россию при воинской части. Позже, знамена многих полков были доставлены в Россию отдельными перебежчиками из германского плена.

Борис Сырцов


© ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Добавить отзыв