В то время как в Польше, в районе Лодзи, заканчивалось в пользу Германии одно из самых кровопролитнейших сражений 1914 года, на юге, в Западной Галиции, наша 3-я армия подходила к самому Кракову, который она уже охватывала с востока и с северо-востока. С севера приблизился к Кракову левофланговый корпус нашей 9-й армии, и туда же спешила со стороны Радома наша гвардия.
Теперь, когда нашей Ставке стал ясен полный провал Лодзинской операции, в которую выродилось широко закроенное, но плохо продуманное нашими горе-стратегами огромнейшее наступление наших главных сил в пределы Западной Пруссии и Силезии, Ставка больше чем когда-либо до тех пор нуждалась в каком-нибудь знаменательном успехе на фронте, чтобы наконец поднять дух наших армий и придать бодрости общественному мнению страны. В самом деле, с начала войны нашу армию преследовал целый ряд крупнейших поражений и других больших или меньших неудач на германском фронте, и вся страна была глубоко озабочена и подавлена огромнейшими потерями в людях и в высшей степени нуждалась в том, чтобы какие-нибудь хорошие, бодрящие известия с фронта подкрепили бы ее дух.
Поэтому глаза Ставки устремились теперь с огромной надеждой к Западной Галиции.
Действительно, австро-венгерская армия понесла в операциях лета и ранней осени 1914 года громадные потери, особенно — в сотнях тысяч пленных и русское высшее командования склонно было считать, что дни ее сочтены и что она скоро окончательно развалится и отпадет от своей союзницы — Германии.
Тем более разрослись эти надежды теперь, когда командующий 3-й армией генерал Радко-Дмитриев донес, что он рассчитывает на возможность захвата Кракова штурмом в ближайшие же дни, а тайная разведка дала знать, что в случае захвата нами хотя бы одного из устарелых фортов этой крепости, таковую решено сразу же сдать. Наши командные верхи и решили, что именно падение Кракова, этой австрийской крепости и древней столицы польских королей, будет тем толчком, который вызовет полное разложение и конец австро-венгерских вооруженных сил. В связи с этим все надежды и все внимание Ставки сосредоточились теперь на операциях нашей 3-й армии, тем более что сведения о «предстоящем падении Кракова» уже успели просочиться из тайников штабов наружу и, как молния, разнеслись по всему фронту, проникнув вглубь страны, точно так же, как недавно перед этим всем стало известным сообщение об «окружении», имевшем якобы место под Лодзью, ста тысяч немцев, для перевозки которых в плен приготовлялись будто бы уже железнодорожные эшелоны… Посколько эти просачивающиеся из штабных тайников сведения были в нашу пользу, Ставка смотрела на это недопустимое, само по себе, явление сквозь пальцы.
Однако нашему высшему командованию опять не повезло и тут. В сводках Ставки перестали вдруг упоминаться донесения о боевых действиях в Западной Галиции. Как раз о том участке фронта, откуда вся страна с таким нетерпением ожидала сведений о падении Кракова. Молчание это продолжалось почти что две недели, которые многим показались вечностью…
И вдруг, в один прекрасный день читатели газет, более или менее ориентирующиеся в географии, к своему удивлению прочли, что наша 3-я армия вместо того, чтобы, как это ожидалось, занимать теперь участок фронта где-нибудь на запад от Кракова, оказалась вдруг на реках Дунайце и Вялой, в 70-75 километрах к востоку от Кракова!
Что же произошло, и почему Краков не был взят? Почему фронт 3-й армии проходил теперь вдоль Дунайца и Вялой, а 9-я армия, части которой уже охватывали Краков с севера, оказалась теперь на реке Ниде, то есть тоже километрах в 80-85 восточнее Кракова?
О том, что именно там произошло, Ставка ничего не сообщала. Да и вообще, во всей русской литературе о войне 1914-17 гг. о том, что тогда происходило на фронте в Западной Галиции, до сих пор ничего еще написано не было. Даже в единственном труде о наших операциях в Галиции и Карпатах, вышедшем в советском издании и принадлежащем перу Бонч-Бруевича, первого русского генерала, перешедшего к большевикам, ничего определенного и ясного о предполагавшемся в конце 1914 года захвате Кракова штурмом и о причинах неосуществления этой надежды не говорится.
Поэтому, до тех пор пока в русской военной литературе не появится когда-нибудь подробное, основанное на документах описание операций нашей 3-й армии в ноябре — декабре 1914 года в Западной Галиции, я хочу коротко представить читателям «Военной Были» то, что в действительности произошло тогда под Краковом и почему 3-я и 9-я армии оказались вдруг на Дунайце — Бялой и на Ниде.
Прежде чем приступить к изложению этих событий, я думаю, что не будет лишним коротко напомнить об организации австро-венгерских вооруженных сил. Войска Австро-Венгерской двуединой Империи были очень пестры по своему личному составу и разнообразны по своей организации, так как фактически состояли из трех разных армий: из общеимперских дивизий, из австрийского ландвера и венгерского гонведа. Полки пополнялись по территориальной системе, и, ввиду многочисленности народов, населявших Империю, наравне с частями чисто немецкими или венгерскими, были также чисто чешские, польские, украинские, словацкие, хорватские полки и части с большим процентом солдат — итальянцев или румын. По всеобщей мобилизации в 1914 году создавалось несколько резервных дивизий и бригад ландштурма, который соответствовал германскому ландверу или нашим второочередным дивизиям. На войну Австро—Венгрия выступила с шестью армиями, из которых две первоначально были направлены против Сербии, потом часть войск, входивших в их состав, была переброшена на наш фронт, где с начала войны уже находились четыре армии.
Верховным Главнокомандующим войсками двуединой Империи был эрцгерцог Фридрих. Он не был полководцем и являлся лишь фикцией такового, представляя во главе вооруженных сил монархии династию Габсбургов. Фактическим же Главнокомандующим был начальник штаба вооруженных сил Австро-Венгрии генерал Конрад фон Хетцендорф, человек разумный, энергичный и знающий воин.
К тому времени, о котором идет речь, австро-венгерские армии были чрезвычайно растянуты по фронту, который шел по Карпатам, от Буковины, включительно, на востоке, и далее — приблизительно до верховьев реки Дунайца, на западе. Потом фронт поворачивал на север и шел через Краков, вперемежку с кое-какими германскими частями (Силезский ландверный корпус Войрша) вплоть до Петрокова, где примыкал к германской 9-й армии.
С нашей стороны к этому времени в Галиции находились: 8-я армия генерала Брусилова, занимавшая фронт вдоль Карпат, от Буковины до Бартфельда; 11-я армия, осаждавшая Перемышль, и 3-я армия генерала Радко-Дмитриева, которая подошла к Кракову.
К концу 1914 года боеспособность австро-венгерских войск очень понизилась. Целый ряд сражений и боев, проигранных ими, громадные потери в личном составе (одними пленными — несколько сот тысяч человек), колоссальная убыль в кадровом офицерском составе и потери в материальной части, так же как и постоянные отступления с самого начала войны, отчасти через всю Галицию, от границы с Россией до Кракова, отчасти через главный Карпатский хребет на Венгрию, чрезвычайно тяжело отразились на духе австро-венгерских войск. Особенно же поколебалась боеспособность славянских частей, для которых война с родственной Россией не была популярна. Но особенно грозным казалось австро-венгерскому командованию и союзному с ним германскому то, что не только низы армии потеряли веру в победу, но уже и часть высшего командного состава австро-венгерской армии стала сомневаться в возможности победы над Россией.
Конечно, русское командование знало это как от пленных, так и от своей тайной разведки, с той только разницей, что с характерным для русских свойством все преувеличивать или вдаваться в крайности оно считало даже, что австро-венгерские вооруженные силы уже разбиты и нет больше надобности считаться с ними.
Подобная оценка нашим высшим командованием состояния вооруженных сил Австро-Венгрии привела к тому, что русское Верховное Командование не считало больше необходимым соблюдать по отношению к этому противнику даже основные принципы военного искусства и, если бы не чрезвычайная стойкость наших прекрасных войск Киевского военного округа, составлявших нашу 3-ю армию, с ней наверное произошла бы катастрофа, по своим размерам подобная поражению нашей 2-й армии под Танненбергом.
Подошедшая к устарелым фортам Кракова наша 3-я армия состояла из четырех корпусов: 9-го, 10-го, 11-го и 21-го, второочередной 74-й пехотной дивизии и четырех конных дивизий (7-я и 16-я кавалерийские дивизии, составлявшие корпус генерала Абрама Драгомирова, 3-я Донская и 3-я Кубанская дивизии), из которых три находились на левом фланге армии.
В течение минувших месяцев, начиная с начала войны, пехотные дивизии 3-й армии находились в постоянных успешных боях и преследовали отступавшего противника. При этом они понесли немалые потери, а пополнений поступало мало, так как наше командование считало Галицийский фронт менее важным, чем противогерманские участки фронта, и поэтому главную массу пополнений посылало именно на последние. Таким образом, число штыков во всех дивизиях армии было значительно ниже штатного и в среднем не превышало 4-6 тысяч штыков (так, например, 32-я дивизия 11-го армейского корпуса имела 5 тысяч штыков). Что касается духа этих дивизий, с самого начала войны шедших вперед, от победы к победе, и до тех пор не знавших поражений, то таковой, за исключением второочередной 74-й пехотной дивизии, сформированной из подонков столицы — Санкт-Петербурга, — был превосходный. Это и позволило нашей 3-й армии благополучно и с честью выйти из тяжелого положения, создавшегося из-за непростительных ошибок нашего командования.
Против нашей 3-й армии в районе Кракова находилась 4-я австро-венгерская армия в составе трех корпусов (11-го, 14-го и 17-го), по три дивизии каждый, и трех кавалерийских дивизий. Хотя пополнения поступали в австро-венгерские войска лучше, чем в наши дивизии на этом фронте, но все же ввиду огромной убыли, главным образом — пленными, численный состав австрийских дивизий не был выше наших, и силы обеих сторон при начале операции следует считать одинаковыми.
В то время, когда наша 3-я армия шла победоносно на запад через всю Галицию, соседняя с ней 8-я армия с боями продвигалась на юг через Карпаты, стремясь к пределам Венгрии, обе — непрестанно подгоняемые нашим Верховным Командованием. Таким образом, по мере продвижения этих обеих наших армий между ними образовывался разрыв, который увеличивался дальнейшим наступлением каждой из армий на своем боевом участке.
Свободных войск, чтобы заполнить этот разрыв, наше высшее командование не имело. Кроме того, решив, что австро-венгерские вооруженные силы находятся уже при последнем издыхании и что на существенную помощь своей союзницы — Германии они рассчитывать не могут, так как последняя уже слишком связана как на англо-французском фронте, так и на нашем, на севере, в Польше и в Восточной Пруссии, Ставка не считала необходимым беспокоиться об этом разрыве, который к моменту подхода 3-й армии к Кракову доходил, между ее левым флангом и правым флангом 8-й армии, до 100 километров ширины.
Конечно, обе наши армии имели на своих соответствующих флангах достаточно кавалерии и, если бы дальняя кавалерийская разведка была бы правильно организована, над этим широчайшим разрывом мог бы быть установлен надежный контроль. Но, к сожалению, ни одна, ни другая армия не считали, по-видимому, нужным продвигать свою кавалерию поглубже в этот прорыв и ограничились только формальной, близкой разведкой непосредственно прилегающих к флангу армии полос местности. В особенности поражает абсолютное бездействие кавалерии нашей 3-й армии.
Между тем Конрад фон Хетцендорф ясно отдавал себе отчет в моральном состоянии своих армий и в том, что если теперь, в последний момент, пока еще не слишком поздно, не будет предпринято что-нибудь для поднятия хотя бы отчасти духа армии, страшная катастрофа будет неминуема. Изучая расположение войск обеих сторон, он решил использовать разрыв между 8-й и 3-й русскими армиями, предоставлявший ему различные возможности для нанесения удара. Так, например, удар в тыл 8-й русской армии заставил бы ее покинуть позиции на главном Карпатском хребте и спуститься в Галицийскую равнину. Эта операция была тем более заманчива, что глава венгерского правительства настойчиво требовал от Главного Командования принятия чрезвычайных мер для освобождения Венгрии от грозящей ей опасности — вторжения в ее пределы 8-й русской армии. Другая возможность была — удар в левый фланг и тыл нашей 3-й армии под Краковом. Это, прежде всего, должно было спасти Краков от захвата его русскими. Кроме того, эта возможность особенно улыбалась германскому командованию, которое, из эгоистических побуждений, обещало даже посильную помощь своей союзнице, если бы она решилась на эту операцию.
Здесь не безынтересно указать также на некоторое разногласие между германскими и австрийскими официальными источниками. Последние говорят, что германское Верховное Командование предложило будто бы Конраду существенную помощь войсками с французского фронта (что весьма сомнительно, принимая во внимание тогдашнее положение германских войск на всех фронтах. Примечание автора). От такой помощи Конрад, однако, будто бы великодушно отказался, зная тяжелое положение союзницы. В официальной же германской истории войны (Рейхсархив «Мировая война 1914-18 гг.» том 6) говорится, что Конрад обратился к германскому Верховному Командованию, убедительно прося значительной помощи для выхода из безнадежного положения. Однако германское командование категорически отказалось оказать ему таковую. На этой почве между обоими Верховными Командованиями возник тяжелый конфликт, ликвидировать который удалось только на экстренном совещании обеих сторон в Тешине, местопребывании австро-венгерской Главной Квартиры. С германской стороны на совещание прибыл сам фельдмаршал Гинденбург в сопровождении своего начальника штаба, генерала Людендорфа. Там же и было окончательно решено, что Конрад атакует фланг и тыл нашей 3-й армии, для чего получает в полное свое распоряжение германскую 47-ю резервную дивизию. Эта дивизия принадлежала к серии только в минувшем октябре сформированных дивизий, главным образом — из добровольцев, студентов, учащейся молодежи, учеников ремесленных и фабричных школ и т. д. В ней почти не было кадровых офицеров, и весь ее командный состав состоял из офицеров запаса или даже из отставки и из аспирантов. Дивизия имела полный штатный состав — 12 тысяч штыков, но зато, как и все эти дивизии, только 36 полевых орудий, вместо нормальных 72.
Для проведения в жизнь задуманной операции Конрад выбрал лучший из корпусов австро-венгерской армии, тирольский 14-й корпус, состоящий из трех дивизий немецкой национальности. Этот корпус находился к северу от Кракова и был перевезен к юго-западу от последнего, в район Хабувка — Мшана Дольная. Ввиду важности возлагаемой на него теперь задачи, корпус был выделен из состава 4-й австро-венгерской армии и вошел вместе с 47-й германской резервной дивизией в отдельную оперативную группу, подчиненную непосредственно самому Конраду. Возглавлял оперативную группу командир 14-го армейского корпуса генерал Рот, которого Конрад особенно ценил как выдающегося генерала.
Интересно привести здесь один эпизод из личных воспоминаний генерала Рота, характеризующий тогдашнее настроение верхов австро-венгерской армии: «В то время когда уже подготовлялась к исполнению операция для удара в прорыв между русскими 8-й и 3-й армиями», пишет Рот, «в штаб группы приехал командующий армией со своим начальником штаба». Сидя в своей рабочей комнате при открытых дверях в соседнюю комнату, где работал начальник штаба группы, он вдруг услышал из разговора обоих начальников штабов следующие слова начальника штаба армии: «Не задавайте себе уж слишком много труда с этой задуманной операцией. Все равно, кампания и так уже проиграна, нет смысла себя переутомлять»…
Когда начальник штаба одной из четырех армий, действующих против России, считает, что кампания, иначе говоря — война, проиграна и не стоит больше задавать себе труда в подготовке предстоящей операции, — это ведь достаточное мерило морального состояния всей армии, от которой уже трудно ожидать чудес!
Несмотря на такое настроение верхов австро-венгерской армии, хорошо известное Конраду фон Хетцендорфу, он понимал, что наступил критический момент, от которого зависело дальнейшее существование этой армии, иначе говоря — судьба двуединой Империи. Поэтому он решил, со всей свойственной ему энергией, провести эту операцию как можно более успешно. Это его убеждение разделял и генерал Рот, взявшийся за исполнение плана.
Все три дивизии 14-го австро-венгерского корпуса вместе взятые насчитывали всего лишь 12.300 штыков и 128 орудий. Германская же 47-я резервная дивизия имела, как уже было сказано выше, 12 тысяч штыков, то есть всего, вместе с австро-венгерскими частями, 24.300 штыков. Что касается артиллерии, то с 36 германскими орудиями имелось всего 164 орудия.
Так как Конраду и Роту было известно полное отсутствие дальней разведки со стороны нашей 3-й армии, весь их расчет был построен на неожиданности, что до известной степени и оправдалось. Одного не приняли, однако, австрийцы в расчет, — это чрезвычайную стойкость русских войск, благодаря которой эта, может быть и правильно задуманная операция удалась им только отчасти.
План генерала Рота состоял в том, чтобы сосредоточить всю свою группу в долине Тымбарка, перпендикулярной к фронту русской 3-й армии и всего в каких-нибудь только 10 километрах от левого ее фланга, и оттуда повести широким фронтом наступление на север, в общем направлении на Бохнию, нанося таким образом удар по тылам 3-й армии. На правом фланге, где находился центр тяжести удара этой наступающей группы, находилась, как самая сильная, германская 47-я резервная дивизия, которой была придана часть австрийской артиллерии.
Задача, поставленная отряду генерала Рота, не была легка для осуществления, так как в долину Тымбарка вела всего лишь одна узкая дорога, а всякое движение вне этой дороги было невозможно, с одной стороны — из-за гористой местности, по которой она проходила, с другой из-за покрытых льдом, скользких склонов окружающих возвышенностей. Всем четырем дивизиям группы пришлось продвигаться гуськом, одна за другой. К тому же, в это время стояли большие морозы.
Сосредоточение группы Рота было закончено 30 ноября без того, чтобы наша кавалерия это обнаружила. 1 декабря началось само наступление. Сначала пошло оно беспрепятственно, натолкнувшись всего лишь на незначительные силы русской кавалерии, захваченной врасплох и без всякого сопротивления отошедшей в северо-восточном направлении. Однако она успела все-таки известить левофланговый наш 9-й корпус о наступлении австрийцев и корпус этот с поразительной быстротой перегруппировался, переменив свой фронт с западного на южное направление, образовав как бы барьер на путях наступления группы Рота.
Под прикрытием этого нашего 9-го корпуса стал отходить и соседний справа 11-й армейский корпус, который из всех четырех корпусов нашей 3-й армии ближе других подошел к фортам Кракова. Отходя в юго-восточном направлении, этот наш 11-й корпус продлил к востоку барьер, уже образованный отходящим медленно, с оборонительными боями, в северо-восточном направлении 9-м корпусом. Одновременно с этим командование нашей 3-й армии стало спешно перебрасывать в юго-восточном направлении оба правофланговые корпуса, находившиеся на левом берегу Вислы. Сначала — 21-й, а затем и 10-й, которые должны были образовать теперь новую линию фронта, восточней первоначальной и на которую должна была отходить теперь вся армия.
Наконец и наша Ставка поняла всю ту опасность, в которую она сама же вовлекла 3-ю армию, и потребовала от Юго-Западного фронта приказать генералу Брусилову немедленно же двинуть на запад, на выручку 3-й армии, оба правофланговые корпуса его 8-й армии.
Это было опять-таки чрезвычайно рискованным мероприятием, так как 8-я армия была уже и без того растянута выше допустимого по фронту, образуя всего лишь тонкий заслон против австрийской 3-й армии. Снятием с фронта этих двух корпусов в Карпатах совершенно оголялся участок в несколько десятков километров. Такое мероприятие было бы совершенно немыслимо против германских войск. Да и вообще, если бы в наступлении группы генерала Рота во фланг и тыл нашей 3-й армии приняла бы участие не одна только германская дивизия (из четырех), а все четыре были бы германские, то, несмотря на ожесточенное сопротивление нашего 9-го армейского корпуса, все сложилось бы, вероятно, иначе и 3-й армии вряд ли бы удалось выйти из окружения. Такова была разница между германскими и австро-венгерскими войсками…
На всем фронте наступления группы генерала Рота сопротивление наших войск, сначала только 9-го корпуса, потом и частей 11-го корпуса, было так сильно, что австрийцы только благодаря своему численному превосходству на этом участке и содействию германской 47-й резервной дивизии продвигались вперед, и то только чрезвычайно медленно. Наши войска часто переходили в контратаки, отбрасывая австрийцев, продвинувшихся на несколько верст вперед, обратно на их исходные позиции. Из всех четырех дивизий группы Рота более всего продвинулась первоначально правофланговая, германская 47-я резервная дивизия. Однако, дойдя до речки Восточная Страдомка, она уперлась в позицию, занимавшуюся бригадой нашей 32-й пехотной дивизии и передовыми частями 21-го армейского корпуса, которые двигаясь форсированными переходами, успели подойти туда.
Видя, что наступление идет гораздо туже, чем он рассчитывал, генерал Конрад начал выхватывать с разных участков фронта своих армий отдельные дивизии и спешно перебрасывать их в помощь группе Рота. Первой прибыла 45-я дивизия, которая выгрузилась 6 декабря в Тымбарку.
В своих воспоминаниях генерал Рот пишет, что русские правильно оценили, откуда грозит им наибольшая опасность, и своевременно направили туда нужные силы. Здесь он, вероятно, имеет в виду неожиданную остановку германской 47-й резервной дивизии, которая, натолкнувшись на части нашей 32-й пехотной дивизии, усиленные позже частями 33-й и 44-й дивизий 21-го корпуса, фактически дальше не продвигалась до конца сражения, понеся в своих атаках огромнейшие потери.
Вскоре прибыла из состава австро-венгерского 11-го корпуса 30-я пехотная дивизия, которая была направлена в Лапанов с задачей помочь германской 47-й резервной дивизии сдвинуться с места. 7 декабря в состав группы Рота была передана 39-я венгерская дивизия, а 8-го группа Рота усиливается 11-й и 19-й дивизиями и двумя бригадами ландштурма. 10 декабря в ее состав включается 15-я пехотная дивизия, а также бригада полковника Вейса из состава австро-венгерской 3-й армии. Таким образом, в течение четырех дней, между 7 и 10 декабря, группа Рота усиливается семью с половиною дивизиями, то есть почти на 200% своего первоначального состава и, несмотря на это, она чрезвычайно медленно, с большим трудом продвигается вперед и то только на тех участках, которые русские оставляют, выравнивая свой фронт, направленный уже не на юг, а протянувшийся с северо-запада на юго-восток. Между 10 и 12 декабря фронт идет от западной опушки Неполомицких лесов, восточней Лапанова, на Лиманов.
Таким образом, об окружении нашей 3-й армии не было уже и речи.
Совершенно неожиданным для Конрада и группы Рота ударом было появление нашего 8-го армейского корпуса, из состава 8-й армии, который, пройдя около 90 верст, занял район Ней Сандец (по-польски Новый Сонч). Зная, какими незначительными силами занимали русские главный Карпатский хребет, Конрад не мог даже допустить, чтобы наша 8-я армия была бы в состоянии выделить что-либо в помощь такой отдаленной от нее нашей 3-й армии. А тут вдруг целые три дивизии, объединенные под командой командира 8-го корпуса (14-я и 15-я — коренные дивизии этого корпуса и 13-я из состава 7-го армейского корпуса), заняв Ней Сандец, стали с боем продвигаться на запад, угрожая правому флангу группы Рота, который был вынужден отойти к Лиманову, то есть к исходному пункту наступления германской 47-й резервной дивизии еще 1 декабря, в северном направлении.
Наш 24-й армейский корпус 8-й армии генерала Брусилова несколько задержался с подходом из-за того, что должен был прежде всего стянуть в район гор. Ясло свои части, находившиеся на позиции в Карпатах. Он присоединился к 3-й армии только после ее отхода за Дунаец и Бялу.
Заняв теперь прочный фронт от Неполомицких лесов, через Папанов, вдоль речки Восточная Страдомка, наша 3-я армия была вполне в силах окончательно остановиться на этом рубеже, который был ею окончательно занят к 12 декабря, несмотря на то, что силы группы Рота дошли теперь до 11½ дивизий. Но Конрад прибег к последнему средству, которое ему еще оставалось, чтобы заставить нашу 3-ю армию продолжать отход на восток: он приказал своей 3-й армии перейти в наступление, так как знал теперь, что русские оголили всю правую часть своих позиций в Карпатах, спеша на помощь своей 3-й армии.
Осуществить это свое решение ему было нелегко, так как несмотря на повторные его приказания и директивы эта австро-венгерская 3-я армия не двигалась с места! Характерным для тогдашнего состояния австро-венгерских вооруженных сил является следующий факт: когда Конрад узнал, что командующий его 3-й армией генерал Бороевич его приказания игнорирует или не может заставить свою армию исполнять отдаваемые ей приказания, он в порыве негодования и возмущения сказал своему окружению: «Прозевала эта такая-сякая армия уход почти что трех русских корпусов и, несмотря на это, не хочет, проклятая, двигаться с места!» Только после того, как Конрад прибег к самым решительным мерам принуждения, австро-венгерская 3-я армия начала наконец медленно продвигаться вперед, не встречая серьезного сопротивления со стороны слабого русского сторожевого охранения, преимущественно только конницы (в горах!), оставленного там после ухода 8-го, 24-го и половины 7-го корпусов.
Тогда, под влиянием двинувшейся в направлении галицийской равнины австрийской 3-й армии, опасаясь угрозы тылам нашей 3-й армии, русское Верховное Командование оттянуло эту доблестную армию за Дунаец и Бялу.
Вот короткое объяснение того, что произошло тогда под Краковом, и почему вместо того, чтобы находиться где-нибудь западнее Кракова, как этого ожидала Россия, наши 3-я и соседняя с ней справа 9-я армии оказались вдруг на Дунайце — Бялой и на Ниде.
Конечно, нашему высшему командованию было неудобно после только что проигранного большого сражения под Лодзью опять признаваться в новой неудаче под Краковом, да к тому же на этот раз в боях только против австрийцев! Опять неудача там, где с такой уверенностью ожидалась крупная победа!
В заключение следует отметить следующее: из тщательного изучения русско-японской войны Конрад знал, что русская армия чрезвычайно чувствительна на своих флангах. Поэтому он ожидал, что неожиданное появление группы Рота на открытом, незащищенном фланге нашей 3-й армии вызовет со стороны русских совершенно другую реакцию, в результате которой, не встречая сопротивления, он сможет или отрезать ей пути отступления, или же, по крайней мере, прижмет оба ее левофланговые корпуса (9-й и 11-й) к Висле, после чего австро-венгерская 4-я армия сможет приступить к окружению всей этой нашей армии, отрезав ее окончательно от путей на восток.
Никогда не ожидал он такого ожесточенного сопротивления русских. Прежде всего, наш левофланговый 9-й армейский корпус совершенно неожиданно преградил путь наступления группы Рота, задержав ее, по крайней мере, на двое суток, достаточных для того, чтобы командование русской 3-й армии приняло все необходимые меры, не позволившие австрийцам осуществить их смелый план. Под прикрытием нашего левофлангового корпуса, соседний с ним 11-й корпус беспрепятственно снялся с позиции перед Краковом и продлил новый фронт 9-го корпуса, останавливая своими частями германскую 47-ю резервную дивизию на речке Восточная Страдомка. Дальнейшее ожесточенное сопротивление этих обоих наших корпусов дало возможность перебросить с левого берега Вислы оба другие корпуса армии (21-й и 10-й, занявшие теперь новый фронт, идущий от северо-запада на юго-восток, и который стал теперь основным фронтом нашей 3-й армии. На эту же линию отошли теперь, удлиняя ее, 11-й и 9-й наши корпуса, которые сдерживали с юга наступление группы Рота.
Надо отметить при этом, что во время этих боев и передвижений наших корпусов, австро-венгерская 4-я армия из Кракова не вышла и непосредственного участия в боях не принимала.
Она даже не пыталась сковать наши дивизии на занимаемых ими участках перед Краковом. Конечно, такое ее бездействие чрезвычайно облегчило все передвижения наших дивизий и корпусов.
Одним словом, энергичное сопротивление наших войск расстроило весь план Конрада и единственное, чего ему удалось достигнуть — это спасти Краков от захвата его русскими и, пользуясь ошибками нашего Верховного Командования, заставить его отвести нашу 3-ю армию на линию, на которой она простояла до весны 1915 года, до так называемого Горлицкого сражения.
Но, что самое важное, ему удалось доказать своим войскам, что они могут не только отступать перед русскими, то также задерживать их и даже заставлять их отходить. Иначе говоря, он вдохнул им долю веры в свои силы и разбил сложившуюся в рядах австрийских войск легенду о непобедимости русский войск. Этой Краковской операцией он предотвратил окончательный развал своей армии уже в конце 1914 года, продлив существование двуединой Империи до конца 1918 года.
Что же касается нашей стороны, то, как это было уже сказано выше, русское Верховное Командование не имело права не считаться с австро-венгерскими войсками до тех пор, пока войска эти не капитулировали и не сложили оружия. Пока они еще сражались, недопустимо было рассматривать их как уже отпавшего противника, а поэтому допущение в нашем противоавстрийском фронте стокилометрового прорыва без соответствующего постоянного контроля над таковым было грубейшей ошибкой нашего командования.
Другой, не меньшей ошибкой было снятие с Карпатского фронта целых 2½ корпусов, что позволило австрийцам оттеснить части нашей 8-й армии к северу, последствием чего был отвод нашей 3-й армии за Дунаец и Бялу, а 9-й — за Ниду. По всей вероятности этого можно было бы избежать, так как наша 3-я армия могла бы крепко осесть на занятой ею, после попытки группы Рота пройти по ее тылам, линии Неполомицкие леса — Лапанов-Вост. Страдомка-Лиманов, соответствующе обеспечив теперь свой левый фланг (после урока, полученного от генерала Рота).
Так же и наша 9-я армия, усиленная подошедшим из района Радома Гвардейским корпусом, смогла бы задержаться на занимаемой ею позиции и, таким образом, совместно с нашей 3-й армией они оставались бы и дальше «угрозой» для Кракова.
Нельзя обойти молчанием непростительное бездействие конного корпуса генерала Абрама Драгомирова. Если генерал Драгомиров даже не имел бы инструкций от штаба армии об организации дальней разведки в 100-километровом прорыве на фланге армии, он был обязан сделать это по своей инициативе. Столько ориентаций в общей обстановке он как командир корпуса должен был бы иметь. Он не только не сделал этого, но бездействие его корпуса дошло до того, что он даже не заметил сосредоточения ударной группы Рота из четырех пехотных дивизий всего лишь в каких-нибудь десяти километрах от расположения корпуса.
Все эти упреки, брошенные здесь мною как нашему Верховному Командованию, так и штабу Юго-Западного фронта и конному корпусу генерала Драгомирова, основываются на изучении этой операции по имеющимся в настоящее время материалам. Возможно, что в будущем, по опубликовании всего недоступного еще в настоящее время архивного материала, эти мои упреки смягчатся или же, наоборот, еще более усилятся.
В. Кочубей
Источники:
Похожие статьи:
- Письма в редакцию (№121)
- Роль и значение Русского фронта в войну 1914-1917 гг. по иностранным военным источникам (Окончание). – К. Перепеловский
- Исторический архив (№105)
- 13-я и 34-я пехотные дивизии. – И. Н. Горяйнов
- Великий поход. – Шт.-кап. Стефановский
- 13-й пехотный Белозерский Генерал-фельдмаршала кн. Волконского полк в гражданскую войну. – И. Горяйнов
- Смотр российских войск под Вертю 26 и 29 августа 1815 года. – Юрий Солодков
- Роль и значение Русского фронта в войну 1914-1917 гг. по иностранным военным источникам. – К. Перепеловский
- Памяти трагически погибших офицеров одного полка. – А. Волков