Статьи из парижского журнала "Военная Быль" (1952-1974). Издавался Обще-Кадетским Объединением под редакцией А.А. Геринга
Wednesday November 6th 2024

Номера журнала

Неудачный поход. – Леонид Павлов



С наступлением темноты выскользнули из бухты. Когда проходили боны, мимо стоящих по сторонам портовых катеров, услышали го­лос отдающий какую то команду, лязг железа на палубе, но в полной, чернильной темноте, ничего не было видно. Ночь, непроглядная ночь, залегла над берегом, окутала затаившийся Севастополь. Резко прозвучал звонок машин­ного телеграфа и две узких, серых, стальных полосы, разрезав прибрежный мрак, рванулись вперед и потонули в слившихся безднах моря, неба и ночи. Эскадренные миноносцы «Быст­рый» и «Пылкий», в начале весны 1916 года, вышли в очередной боевой поход.

Прейдя Херсонесский маяк и минные за­граждения, у точки «А» определились и легли курсом на Босфор. Бежали легко, весело и бод­ро. В голове «Быстрый», имея на борту началь­ника дивизиона. «Пылкий» держался в киль­ватер, вплотную, «висел на отводе», боясь отор­ваться и потеряться в темноте. Тишина, царив­шая в открытом море, почти полный штиль и мрак, создавали впечатление какой то особен­ной настороженности и неприятное чувство по­терянности, одиночества.

Начальник 2-го дивизиона эскадренных ми­ноносцев, капитан 1-го ранга Б…, плотный, бра­вый, средних лет мужчина, застегнув пальто на все пуговицы и заложив руки за спину, прохаживался по мостику «Быстрого». Он не дол­жен был участвовать в этом походе т. к. свой брейд-вымпел держал на другом миноносце дивизиона («Поспешный»), который оставался в Севастополе, но любитель боевых походов, опе­раций и возможных авантюр, бравый командир не упускал удобных случаев. Так и в этот раз он перенес свой брейд-вымпел на «Быстрый», взяв с собою на поход своего флаг-офицера, мичмана Михаила Безкровного и флагманско­го штурмана лейтенанта Б. С. Шагая по мости­ку он радовался, что покинул беспокойный порт, оторвался от начальства и наслаждался вдыхая полной грудью соль моря, волю и про­стор. Вспомнил приятно проведенное время на берегу, но мысли быстро и привычно перешли к окружающей обстановке. Любовно подумал о своем дивизионе. Какой восторг, какое на­слаждение плавать на таких прекрасных ко­раблях, командовать ими, воевать. Четыре но­вейших, быстроходных истребителя, построен­ных русскими руками на русских заводах. По­вернулся к корме и старался в темноте рас­смотреть силуэт бегущего сзади «Пылкого». Но миноносец тонул в темноте. Только временами белый треугольник пены, от буруна взметаемо­го его острым форштевнем, то приближался к корме «Быстрого», то отходил. Подумал о том напряжении, которое сейчас переживает вах­тенный начальник на «Пылком». Усталые гла­за не отрываются от чуть белеющей кильва­терной струи, рука все время лежит на кнопке сигнального звонка в машину… «Пять оборотов меньше, пять оборотов больше, пять меньше»…

— Хорошо держится «Пылкий», обратился к командиру стоявшему у машинного телегра­фа. Тот обернулся.

— Дааа… — медленно протянул. И сейчас же заговорила ревность командира за свой ми­ноносец.

— Ему не так уж трудно. Мы все время держим постоянное число оборотов.

Начальник дивизиона понял, усмехнулся, поторопился успокоить.

— Конечно, конечно. Я сейчас не нужен, спущусь к себе, с рассветом пошлите мне доло­жить.

С рассветом пришли в видимость берега, где то между Шили и Кара-Бурну. Правее, неяс­ной, туманной массой, темнел вход в Босфор. Мертвое, пустынное море. На всем горизонте ни одного паруса, ни дымка дозорного турец­кого миноносца, ни жужания в воздухе аэро­плана разведчика. Все, как по сигналу, спрята­лось и притаилось и, быть может, только пери­скоп подводной лодки, не успевшей выйти на позицию, следил за двумя хищниками, при­шедшими в неприятельские воды за добычей.

А погода заметно портилась, холодело, ветер усиливал», его порывы крепчали волна с раздражением, суетливо билась в стальной борт миноносцев. Ничего не найдя в районе Босфора, повернули к Осту и пошли вдоль Анатолийского побережья. Море продол­жало оставаться пустынным. Очевидно непри­ятельская разведка предупредила о набеге ми­ноносцев. И только уже не далеко от Синопа, заметили идущий под берегом парусный, па­лубный турецкий баркас, тонн в пятьдесят во­доизмещением. Заметив миноносцы, турки по­вернули круто к берегу, стараясь укрыться в одной из маленьких бухт. Догнать и подойти к баркасу миноносцы не могли из-за мелководья. На мостике все бинокли были направлены на удирающий маленький парусник. На полуба­ке, у носового орудия, стояла прислуга и ис­полнявший должность артиллерийского офи­цера мичман Гавришев. Всех интересовало — уйдет турок, или нет. Начальник дивизиона повернулся к командиру:

— Прикажите носовому орудию дать выст­рел по баркасу, чтобы он остановился.

Почему то мичману пришла в голову бле­стящая идея самому дать этот выстрел и отве­дя рукой комендора-наводчика в сторону, он прильнул к оптическому прицелу наводя ору­дие на удирающий парус. Грянул выстрел и зрителям, в поле видимости биноклей и наблю­дающим просто зоркими глазами, представи­лась неожиданная картина. Снаряд попал в са­мый центр парусника и он исчез в белом стол­бе взрыва и взметнувшейся воды. Видно было как из этого столба вылетела вверх матча, а перегоняя ее и подымаясь все выше и выше, летел человек вниз головой, с ногами раздви­нутыми в стороны. Дойдя до какой то точки, человечек остановился и полетел вниз не из­меняя положения. Все это внезапно опустилось и на поверхности моря не осталось следа ни от парусника, ни от людей. Все молчали, неволь­но переживая неприятный осадок от совер­шенно ненужно разыгравшейся трагедии смер­ти, быть может маленьких людей. Кто то про­тянул:

— Ммм… дааа…, бывает…

— Кто их знает, быть может везли оружие, почему так удирали?

В этих словах начальник дивизиона хотел найти оправдание факту, уже ставшему прош­лым, неизбежным случаем в жестоком, бескомпромиссном ходе войны.

Отошли немного в море и опять пошли вдоль берега. Непрерывно усиливался ветер и быст­ро нарастала крутая волна. Сумеречный свет ложился на воду и сумеречно-синие минонос­цы скользили с гребня на гребень. Уменьша­лась видимость горизонта. С мостика наблюда­ли, как все крутом внезапно задергивалось мглой и в этой мгле силуэты кораблей, мачты, трубы, становились неясными, расплывчатыми. Невидимое море глухо шумело внизу и волна, разрезаемая миноносцами, ударяясь в их ску­лы, взметалась высоко вверх и осыпала дож­дем холодных брызг людей стоявших на мо­стике. Сложившаяся обстановка исключала смысл дальнейшего похода. Начальник диви­зиона решил возвращаться. Но определив свое место и установив количество оставшейся неф­ти увидели, что расстояние до Севастополя больше чем до Батума и что переход в Севасто­поль, при недостаточном количестве нефти, в свежую погоду, является рискованным. В воз­дух полетела зашифрованная радиограмма — просьба Командующему Флотом разрешить ми­ноносцам зайти в Батум, отстояться от шторма и пополнить запасы нефти. Скоро приняли разрешение и, проложив курс на Батум, заспе­шили вперед двадцати-узловым ходом.

Флаг-офицер начальника дивизиона, мич­ман Бескровный, блаженствовал. Штормовая погода, ночь, качка и холод, разогнали обитателей миноносца по каютам и койкам. В кают-компании было пустынно и тускло горела де­журная лампочка. В огромном, кожаном крес­ле, которое молодежь звала «самосон» за его особое свойство любезно принять посетителя, ласково пригреть и усыпить, уютно устроился флаг-офицер Миша Бескровный. Где то, сов­сем рядом, за тонким бортом, шумела штормо­вая погода. Временами неприятно чувствова­лось, как принимая удары волн, скользя и из­ворачиваясь между ними, длинный миноносец «ходил» своими соединениями вдоль продоль­ной оси, а временами, взлетая на высокий и острый гребень, провисал кормой и носом, дро­жал, будто вот-вот сломится под своей собст­венной тяжестью.

«Почему не уменьшают ход?», подумал Ми­ша засыпая.

Но блаженство юного мореплавателя про­должалось не долго. Из царства грез и сновиде­ний его вывела чья то твердая рука вежливо, но настойчиво встряхнувшая за плечо. Первым впечатлением после пробуждения было стран­ное ощущение тела, делающегося то тяжелым и вжимающимся в кожу кресла, то необыкно­венно легким, воздушным, взлетающим. Перед проснувшимся мичманом стоял старший офи­цер миноносца старлейт С.

— Очень сожалею, что пришлось вас разбу­дить, но вам придется в двенадцать часов всту­пить на вахту. Наш судовой офицер внезапно заболел и начальник дивизиона разрешил вос­пользоваться вашей помощью.

— Укачался, а не заболел, — проворчал про себя мичман.

— Есть, — и поплелся в каюту одеваться.

Без пяти минут двенадцать мичман выбрал­ся на палубу. Ослепленный темнотой некоторое время держался за протянутый штормовой леер. Когда глаза немного привыкли и он уви­дел отсвет белой пены выжимаемой бортами корабля, начал осторожно пробираться на мо­стик. Быстро сменил закоченевшего вахтенно­го начальника и осмотрелся. Был характерный, весенний, черноморский шторм. Ветер нес снег смешанный с дождем. В этом хаосе бесную­щейся стихии миноносцы “продолжали мчаться с попутным штормом двадцати узловым ходом. Какое то невольное, подсознательное беспо­койство овладело постепенно мичманом. Про­стояв около четверти часа рядом с рулевым, он убедился, что видимость равна нулю. С мости­ка нельзя было рассмотреть носовое орудие. Послал вахтенного доложить командиру (капит. 2-го ранга П.) и попросить его подняться на мостик. Пришедший командир приказал ход не уменьшать, а поставить на полубак добавоч­ных впередсмотрящих.

Прошло пол часа томительного напряже­ния. Обстановка не менялась и, напряженные до боли, глаза старались проникнуть сквозь серую, снежную пелену окружавшую мино­носцы. Молодой офицер нервничал будто чув­ствуя приближение невидимой опасности. Вдруг ему показалось, что на однообразном, сером фоне вырисовывается более темное пят­но величиною в серебряный рубль. Не доверяя себе, спросил сигнальщика:

— Видишь ли что-нибудь прямо по носу?

— Как будто так что, что то показывается, Вашбродь, — ответил тот.

Прошло может быть только десять-пятнадцать секунд и пятно из рубля стало размером в иллюминатор. Неожиданно для себя, пови­нуясь какому то молниеносному рефлексу, Бескровный скомандовал рулевому — «право на борт» и рывком бросил обе ручки машинно­го телеграфа на «стоп». Почти одновременно вырвался из мрака полный испуга и тревоги голос, кричащий в рупор «кудааааа»… А затем страшный удар и все потонуло в грохоте и скрежете раздираемой стали, ломающихся сто­ек, срываемых с креплений частей и предметов на палубе. Грянул глухой взрыв и через мо­стик перекатилась плотная волна огня, заста­вившая всех находившихся на нем пригнуться к палубе. Когда выпрямились, то отшатнулись от темной, громадной массы, которая проноси­лась мимо, ломая и коверкая все, что выступа­ло за бортом. Несколько секунд темноты, а за­тем вспыхнул яркий ослепительный свет, осве­тивший, как днем, всю картину разыгравшейся трагедии.

По борту «Быстрого» проносился военный транспорт «Святогор». Он сорвал у него мотор­ный катер и пробив бак с бензином, принайтов­ленный перед рострами левого борта, перебро­сил огонь на миноносец. Когда мичман повернулся, автоматически следя глазами за “Святогором”, он увидел, что вся палуба «Быстро­го», до кормового орудия, пылала ярким кост­ром. Горел бензин, разлившийся по палубе.

Без сигнала тревоги весь экипаж вылетел на свои места. «Святогор» описывал широкую циркуляцию с положенным на берт рулем. На полубаке у него пылал пожар освещавший все кругом. Остановившийся «Быстрый» стал ла­гом к волне, переваливаясь с борта на борт. По­жар на нем быстро потушили. Командир не­медленно послал Бескровного осматривать про­боину в носовой части миноносца. Спустившись в кубрик, тот уже застал там боцмана и плот­ника с матросами заделывающих, или вернее забрасывающих досками и цементом громад­ное, зияющие отверстие в которое можно было въехать на тройке, и потом старавшихся под­вести пластырь. Пробоина была, к счастью, вся надводная и только при качке в нее попадало, сравнительно немного, воды. Но нос был свер­нут на сорок пять градусов. Листы обшивки, перемешанные с битенгами, якорем и канатом, большим комом бросило под мостик. Как спа­слись вперед-смотрящие, так никто, никогда и не понял.

«Быстрый» и «Святогор» столкнулись ску­лами, пролетев друг у друга по борту. От удара загорелись бидоны с бензином, находившиеся на полубаке «Святогора». Огонь распространил­ся с неимоверной быстротой и был настолько силен, что рулевой и помощник капитана долж­ны были покинуть мостик. Оставшись без управления, «Святогор» продолжал двигаться описывая циркуляцию. На корабле началась паника.

Кроме экипажа, на «Святогоре» находилось большое число военных, солдат и офицеров, отпускных и находящихся в служебной коман­дировке. В трюмах, скрывшись от холода, стра­дая от качки, сбилось около трехсот турок, пленных солдат-аскеров, которых перевозили на работы в прифронтовой полосе. Вся эта мас­са людей при ударе выбежала на палубу в па­ническом испуге, не имея возможности понять случившееся, ослепленная огнем пожара кораб­ля. Машинная команда оставила свои места и выбежала на палубу не остановив машину. Ко­мендант и капитан не могли, из за огня добрать­ся до мостика и оттуда руководить спасением корабля. Экипаж оказался разделенным на от­дельные группы, без общего руководства, сре­ди массы обезумевших людей. И тогда нача­лось самое страшное. Кто то бросил в толпу ту­рецких пленных предположение, что это гер­манские подводные лодки напали на транспорт с целью освободить их. С дикой яростью броси­лись турки на русских, стараясь их обезору­жить. Затрещали выстрелы, загрохотали взры­вы рамных гранат, настал хаос криков и сто­нов.

«Алла… Алла… Алла..!

«Бей… урррра… вперед… братцыыыыы…!»

«Аллла… Алллла… Алла…!»

В мертвой схватке люди катались по палу­бе, сверкали кинжалы, грохотали выстрелы, душили друг друга руками, попадали в разли­тый бензин, вспыхивали как факелы и обезу­мевшие, часто не разжимая смертельных объя­тий, бросались вместе за борт, где и гибли. Тщетны были попытки экипажа спасти поло­жение и отступая, шаг за шагом, он отходил к полуюту, свободному еще от огня. Давление пара упало и «Святогор» остановился. На нем начали рваться ящики с патронами.

Благополучно избежавший столкновение «Пылкий» остановился в полу-кабельтове. Видно было как на «Святогоре» набились люди в шлюпку висевшую на талях (не спущенную на воду). Носовые тали не выдер­жали, лопнули и все люди высыпались в воду. Попадая в воду, они быстро гибли от разрыва сердца т. к. вода была ледяная. На сильной вол­не с трудом подбирали тонувших. Пожар на «Святогоре» разгорался и освещал море покры­тое тонувшими людьми, но из-за рвавшихся патронных ящиков гребцы на шлюпках оробе­ли и боялись подходить близко к горевшему ко­раблю. Мичман Гавришев, пустив в ход кулаки, старался вывести их из оцепенения и заставить войти в сферу огня.

На «Святогоре» горела уже вся палуба вплоть до полуюта. На этом полуюте, как на острове, среди бушующего огня, сбилось около ста че­ловек. Шанс на спасение у них был ничтож­ный. Оставалось выбрать смерть в огне, или в ледяной бездне. И тогда последовал «галант­ный», блестящий, маневр «Пылкого». Коман­дир (Капитан 2-го ранги О.), быстро и реши­тельно, на большой волне, бросил свой мино­носец вперед, подведя его полубак под взлетев­шую вверх корму »Святогора», с которой вся масса людей буквально скатилась вниз. Многие упали в воду. Не потеряв лишней секунды, «Пылкий» отпрянул назад, увернувшись от па­давшего вниз огненного чудовища.

На рассвете подошли спасательные суда из Батума. Они взяли на буксир «Быстрый» и под конвоем «Пылкого» осторожно довели его до Батума, где и пришвартовали у мола. На берег сошли спасшиеся, около 200 человек. В брат­ской, бездонной, холодной могиле, нашли покой 300 человек. Шторм отпел по ним панихиду и долго еще, огромной, панихидной свечей, пы­лал над этой могилой горящий «Святогор».

К следующему утру «Святогор» отнесло к устью реки Чорох, недалеко от Батума, где он стал на якоря, автоматически отдавшиеся от по­жара. В трюме у него было около 6.000 ящиков с артиллерийскими снарядами. И когда жадное пламя дошло и до этой последней пищи, грянул взрыв. Взметнувшийся вверх столб медленно упал вниз, ветер развеял дым, волны разметали обломки крушения и вышедшее из-за туч солн­це ласково улыбалось успокоившемуся, нежно­му, детски невинному морю.

А потом был суд. На госпитальном судне «Петр Великий», за столом покрытым зеленым сукном, возседали судьи-адмиралы, прибывшие из Севастополя. Судили начальника Дивизиона миноносцев, командира, штурмана и вахтенного начальника «Быстрого». Кроме них судили Начальника Восточного Отряда Судов Черного Моря (Навостота) и его флаг-офицера. Начальник Дивизиона получил выговор по фло­ту за то, что шел большим ходом на подходах к порту ночью, без огней. Более серьезное на­казание получил «Навостот», штаб которого на­ходился в Батуме и не дал извещение о том, что «Святогор» находится в море, в квадрате шедших в Батум миноносцев. За это упущение по службе адмирал и его флаг-офицер получи­ли «Высочайший» Выговор.

«Быстрому» не везло. Через несколько дней какая то тряпка попала под клапан кингстона, вода залила палубу кают-компании, корма порядочно села. Спустили водолаза и дело обо­шлось без серьезных последствий. Дня через три зазвенела по миноносцу пожарная трево­га. Загорелось в машине развешенное для по- сушки белье. А через неделю опять тревога. Загорелась нефть в нефтяных ямах. Пришлось подымать пар и тушить-давить пожар паром. На всякий случай вызвали городских пожар­ных. Палуба, в некоторых местах, так накали­лась, что нельзя было на ней стоять даже в обу­ви. Пожар потушили. Затем налетел шторм на сравнительно открытый Батумский рейд. Всю ночь напролет боролись с непогодой и с опас- ностю быть разбитыми об стенку мола. Заводи­ли стальные концы и якорные канаты на пуш­ки. В результате на юте вырвало битенг с лис­том палубы. К утру утихло. Все это взвинтило нервы экипажа до последней степени. Ради­кальнее всех разрядил напряженную атмосфе­ру Миша Бескровный. Он сошел на берег и за­кутил. Закутил крепко, громко с неприятными последствиями. Кончилось все это арестом при каюте, не долгим и без приставления «пикадо­ра» т. е. часового. После этого все несчастия моментально прекратились. Зачинив свои ра­ны, миноносцы ушли в Севастополь для капи­тального ремонта.

Леонид Павлов

Добавить отзыв