Статьи из парижского журнала "Военная Быль" (1952-1974). Издавался Обще-Кадетским Объединением под редакцией А.А. Геринга
Friday April 19th 2024

Номера журнала

Орловский Бахтина Кадетский Корпус. – А. Левицкий



В мае 1843 года, то есть 125 лет тому назад, состоялось Высочайшее повеление об учреждении Орловского кадетского корпуса и об открытии его 6 декабря того же года. Государь Император Николай 1-й, принимая от полковника в отставке Михаила Павловича Бахтина дар на устройство корпуса в Орле (1 миллион 800 тысяч рублей и большое имение), соизволил наименовать корпус «Орловским Бахтина».

Для возведения зданий корпуса и для ротных плацев был приобретен в городе Орле обширный участок земли, принадлежавший графу Каменскому, и в августе 1837 года в присутствии Наследника Цесаревича Александра Николаевича состоялась закладка здания корпуса. Кроме щедрого пожертвования полковника Бахтина, дворяне Орловской, Курской и Рязанской губерний собрали для корпуса свыше 300 тысяч рублей, а в 1844 году дворянский капитал Тульской губернии передал в капитал корпуса 460 тысяч рублей (все суммы исчислены в ассигнациях).

Полковника Бахтина Государь произвел в генерал-майоры с оставлением в отставке и пожаловал ему орден св. Владимира 2-й степени (этот орден — со звездой). Кроме того, все прямое потомство мужского пола М. П. Бахтина получило привилегию учиться в корпусе на казенный счет, а в память дня открытия корпуса Высочайшим повелением была отчеканена в единственном экземпляре большая бронзовая медаль с рельефным портретом генерала Бахтина, и эту медаль Государь пожаловал генералу. Гипсовый снимок с медали находится ныне у проживающего в Париже кадета 67-го выпуска Орловского Бахтина корпуса А. И. Дурново.

В 1847 году корпус получил знамя, и в том же году Император Николай 1-й осчастливил корпус своим посещением. В 1859 году Цесаревич Александр Николаевич, назначенный Главным Начальником военно-учебных заведений, ознаменовал свое посещение корпуса в день его храмового праздника (8 ноября), благословив корпус иконой Иверской Божией Матери. Будучи уже Императором, Александр 2-й также не оставлял корпус своим Монаршим вниманием, посетив его в 1855, 1859, 1863 и 1867 годах.

В 1844 году Высочайше повелено на углах полотнищ знамен кадетских корпусов иметь нашитыми платы разных цветов, в Орловском — светло-синие, перемежавшиеся с черными. При освящении знамен все кадеты корпусов приводились к присяге. Знамя хранилось в церкви.

В 1892 году последовало утверждение жетона корпуса. Мне помнится, что на время юбилейных торжеств вице-фельдфебелю и вице-унтер-офицерам было разрешено надеть жетон.

При основании корпуса в нем состояло пять рот по 75 кадет в каждой и сверх того было еще по 25 вакансий на роту для своекоштных, с платой в 600 рублей в год. Первый выпуск из корпуса состоялся в 1849 году, а всего по 1 августа 1912 года окончило курс корпуса 3.054 кадета. Первым получил должность директора бывший ротный командир Пажеского Его Императорского Величества корпуса полковник Тиньков.

В 1864 году все кадетские корпуса были переименованы в военные гимназии, но в 1882 году, в день тезоименитства Государыни Императрицы, Высочайшим приказом им было возвращено прежнее наименование «кадетских корпусов». Орловцы, уже как корпус, в 1888 году представлялись Императору Александру 3-му при его проезде через Орел.

На этом я заканчиваю краткую историческую справку о корпусе, насколько мне позволили это имеющиеся в моем распоряжении материалы, и, не желая утруждать читателя перечислением фамилий начальствующих и других лиц за время существования корпуса, остановлюсь лишь на особо памятных мне лицах: во главе их ставлю старожила корпуса, занимавшего очень скромную должность старшего лазаретного служителя, унтер-офицера сверхсрочной службы Бычкова, прослужившего в корпусе свыше 50 лет. «Бычков, вы не видели моих очков?» дразнили его кадеты. В 1914 году приехал в корпус бывший наш кадет выпуска 1868 года, Наказный Атаман войска Донского генерал от кавалерии Покотило. Зайдя в лазарет, он увидел Бычкова и, поздоровавшись с ним, неожиданно спросил его: «Бычков, вы не видели моих очков?» Вообразите себе радость Бычкова!… «Покорно благодарю, Ваше Высокопревосходительство, что не забыли старика!» растроганным голосом произнес Бычков. День 40-летия службы Бычкова в корпусе был отмечен сделанным ему подарком и приказом по корпусу, в котором всем чинам корпуса и кадетам рекомендовалось обращение к Бычкову по имени-отчеству и на «вы».

Начальник Бычкова, старший врач Артур Павлович Гирш обладал совершенно невозмутимым характером. Кадеты его очень почитали. Как-то раз в корпусе разразилась эпидемия свинки. В классах, на растерзание преподавателям, оставалось по 5-8 кадет. Мне тоже захотелось удрать в лазарет. Все было проделано: язык натерт грифелем, в глаза впущен лимонный сок, для ускорения пульса — несколько ударов локтем в стену, осталось натереть термометр… Все прошло благополучно, и вот я блаженствую в лазарете, думая, что теперь, может быть, наш физик Яковлев кого-нибудь «угнетает»: «Бедная, пустая голова, опять ничего не знаете!» Вечером фельдшер мерил температуру, и в тот момент, когда я усердно натирал термометр, он неожиданно подошел ко мне, посмотрел на термометр и, улыбаясь, сказал: «41 и две десятых!» При обходе доктор Гирш приложил руку к моей груди и хладнокровно, с немецким акцентом, сказал: «Она совсем умирает, она может идти в рота!»

А вот еще добродушный толстяк на 8-9 пудов, громадного роста, преподаватель географии Петр Гаврилович Архангельский. В нем сказывалась истинная любовь к нам, детям и юношам. Перед его уроком мы обыкновенно затаскивали очень тяжелую кафедру на подставке в угол класса, и все замирали от восторга, когда Петр Гаврилович, шутя, без малейшего усилия катил кафедру обратно на место. Он сумел заинтересовать нас своим предметом и, если кадеты, в особенности после сытного завтрака, вовсе не проявляли никакой любознательности и мирно дремали на партах, то Петра Гавриловича все слушали с интересом. Он преподавал и в Институте, и некоторые расторопные кадеты сделали карманы его пальто «почтовым ящиком». Однажды Петр Гаврилович заявил нам: «Вы там записки через меня посылаете институткам… Но конфеты я носить не согласен!»

Нельзя пройти мимо педагога «Божией милостью» — инспектора классов полковника Александра Николаевича Мацкого, внушавшего всем нам, без исключения, большое уважение и любовь, а так же и моего воспитателя, подполковника Антипенко, в прошлом — доблестного боевого офицера лейб-гвардии Московского полка. Он служил нам примером истинного благородства. «Шарлатанов стерплю, но подхолюз не потерплю!» говорил он кадетам.

Мои кадетские годы проходили в суровое время. Наши воспитатели, в большинстве своем — боевые офицеры, но без научной подготовки к педагогической деятельности, все же внушали нам твердые понятия о славных традициях Императорской русской армии. Тогдашний Начальник военно-учебных заведений генерал-лейтенант Николай Антоньевич Махотин вел дело по-старинке. Но когда на эту должность был назначен Великий Князь Константин Константинович, он внес новую, свежую струю в дело воспитания кадет. Мы, Орловцы, горды тем, что он зачислил в наш корпус кадетом своего младшего сына, князя Георгия Константиновича, портрет которого в нашей форме Орловского кадета у меня всегда перед глазами.

В корпусе мне пришлось быть участником трех памятных событий: в 1888 году, в ночь, если не ошибаюсь, на 20 октября, нас, малышей, разбудили, усадили на извозчиков и повезли на вокзал, отстоявший от города на 2 с половиной версты. 1-я и 2-я роты и 2-й класс шли туда же форсированным маршем, чтобы представиться Императору Александру 3-му, проезжавшему с Семьей через Орел после крушения Царского поезда близ станции Борки 17 октября 1888 года.

Это событие вызвало в стране большое волнение. Рассказывали, что Государь, спасая свою Семью и тех, кто был с ней, поддерживал плечом свесившийся угол разрушенной крыши вагона. Поезд подошел, едва только рассветало. Судьба послала тогда нам большое счастье, для меня лично — в первый и в последний раз, увидеть поистине царственный облик Императора Александра 3-го, олицетворявшего собой могущество Великой России.

В обратный путь в корпус и нас, первоклассников, повели пешком. Радостное возбуждение и желание поделиться друг с другом впечатлениями расстраивали порядок в строю, но наши воспитатели, понимая нас, с этим мирились.

«А как Государь поздоровался с нашей 3-й ротой (в мое время 3-я рота была младшей ротой): «Здорово, дети!»… А как ласково он смотрел на нас!» раздавались восторженные голоса…

Промелькнули незаметно шесть лет, я уже отбыл лагерный сбор в строю 1-й роты. По окончании лагерей нам сделал смотр начальник 36-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Духонин, отец будущего последнего Верховного Главнокомандующего, погибшего в Ставке. Он дал нам высшую оценку: «Это настоящая рота Павловского военного училища!» (Спасибо павлонам! Наш командир 1-й роты был ранее взводным командиром в Павловском военном училище!). Надо при этом сказать, что генерал Духонин, прежде чем быть начальником 36-й пехотной дивизии, занимал должность начальника штаба корпуса, которым командовал генерал-адъютант генерал от инфантерии М. Д. Скобелев, и делал он нам смотр «по-скобелевски».

Подошла осень 1894 года, и мы все находились в постоянной тревоге, вызванной слухами о болезни Царя. Хотя и не хотелось верить трагическим предсказаниям, но печальный день все же наступил, и 20 октября 1894 года Государь Император скончался в Крыму.

Горестное чувство овладело всеми нами… Мы ведь воспитывались в мистическом обожании своего Царя!

По получении известия о кончине Государя всех нас выстроили в главном зале. Прерывающимся от волнения голосом директор читал о последних минутах скончавшегося Царя. Но вскоре старик — директор не выдержал, слезы помешали ему докончить чтение. Представляете себе, что было с нами?

Ожидали следования траурного поезда через Орел.

Не помню уже, какого числа октября месяца одну только нашу 1-ю роту вызвали на вокзал для встречи поезда с гробом Императора. Я находился в строю роты и вспоминаю, что на платформе вокзала нашу роту поставили на крайнем правом фланге. В этот день впервые было вынесено корпусное знамя. Знаменщик с

ассистентами стояли впереди роты, знамя обернули черным крепом, так же как и знамена 141-го и 142-го пехотных полков, составлявших тогда местный гарнизон и выделивших по одной роте, которые стояли рядом и левее нас. Тут же на платформе присутствовали губернатор, высшие чины администрации и судебных учреждений, а также представители учебного персонала и старшие ученики и ученицы Орловских гимназий, женского института, реального училища и семинарии. В центре платформы, в глубине, — духовенство во главе с епископом Мисаилом ожидали выхода Государыни Императрицы Марии Федоровны, чтобы начать литию.

Бесшумно подходил поезд, и торжественная тишина на платформе была нарушена поданной вполголоса командой: «Слушай на краул!» Мы вскинули винтовки, знамя склонилось, отдавая в последний раз честь почившему Императору…

Затаив дыхание, смотрели мы на выходящих из вагонов: первым быстро спустился на платформу Великий Князь Николай Николаевич, выделяясь своим очень высоким ростом Он подошел к группе встречавших, возглавляемой губернатором, и сейчас же поспешил обратно к вагону, навстречу Государыне Марии Федоровне. С опущенной головой прошла Государыня вдоль фронта, и мы провожали ее глазами, потрясенные ее горем.

Поданная опять вполголоса команда раздалась на платформе: «На молитву, шапки долой!». Началась лития, архиерейский хор пел

(пропуск страниц 4 и 5)

А. Левицкий

© ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Добавить отзыв