Статьи из парижского журнала "Военная Быль" (1952-1974). Издавался Обще-Кадетским Объединением под редакцией А.А. Геринга
Monday October 14th 2024

Номера журнала

ПИСЬМА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ КОНСТАНТИНА КОНСТАНТИНОВИЧА.



ОТ РЕДАКЦИИ. Начиная с настоящего номера, редакция журнала “Военная быль” приступает к печатанию выдержек из писем великого князя Константина Константиновича к его сестре королеве эллинов Ольге Константиновне. Обще-Кадетское Объединение и редакция приносят глубокую благодарность сыну нашего незабвенно начальника Военно-Учебных заведений, великому князю Гавриилу Константиновичу, предоставившему эти письма нам для опубликования.

ГЛАВНЫЙ НАЧАЛЬНИК ВОЕННО-УЧЕБНЫХ ЗАВЕДЕНИЙ.

1899 ГОД.

5 апреля.
… О назначении меня начальником военно-учебных заведений до меня ничего более не доходило, да и слава Богу будущность от меня не уйдет, а мои тщеславные поползновения совсем затихли. Мне бы теперь, перед милым лагерем, очень не хотелось менять своего положения.

20 апреля.
… В Страстную Субботу я услышал от Военного Министра что ГОСУДАРЬ желает вверить мне военно-учебные заведения, но предоставляет мне приняться за это дело после 200-летнего юбилея Лейб-Гвардии и Нарвского боя, то есть, в ноябре будущего года. Итак, это больше не тайна и не слух, а всем известная действительность. Я и рад и вместе с тем мне это как-то странно. Очень хочется занять новую должность и очень не хочется сдавать полк. А совместить и то и другое кажется невозможным.
10 мая.
… Ты угадала: должность начальника военно-учебных заведений как нельзя более мне по душе и я с радостью ее займу.

27 сентября.
… Мне бы хотелось знать что-нибудь определенное о предстоящем назначении; еще 4 июля Ники положительно отсрочивал его до ноября будущего года, а теперь я не знаю, насколько основательны слухи об ускорении моего назначения.

4 октября.
… В Военном министерстве приказано Всеподданнейший доклад о моем назначении приготовить к ноябрю месяцу. Я уже примирился с мыслью, что покину полк ранее ноября 1900 г., как было предположено, но мне очень бы не хотелось вступать в новую должность до окончания представления. “Гамлета”, то есть до февраля. Ты поймешь чувство неловкости, которое я должен испытывать при мысли, что немедленно после занятия такого важного места, мне придется появиться на подмостках придворной сцены. А отказаться от игры Гамлета я просто не в силах, так занимает и поглощает, и тревожит и радует меня исполнение этой роли, да еще в собственном переводе. Если я буду назначен в ноябре, а в начале января уже придется играть на театре, какое произведет это неблагоприятное впечатление. Дождусь возвращения Военного Министра, а потом и Царя, это будет в начале ноября, и буду просить об отсрочке назначения.

28 декабря.
… 26-го Васмуил был у меня. Он успел доложить о моем ответе Владимиру, который уважил мои доводы и поехал к ГОСУДАРЮ, чтобы сообщить об этом. Итак, повидимому, остается по старому и я не предвижу никакой перемены до конца февраля, то есть до первой недели поста, когда надеюсь на прощание, отговеть с первым батальоном.

1900 год.

21 февраля.
… новая должность меня пугает.

27 февраля.
… скоро, может быть завтра или после завтра, состоится новое мое назначение.

6 марта.
… Вот и состоялся приказ о назначении меня Главным Начальником Военно-Учебных Заведений…

12 марта.
… мне и радостно, и страшно начинать новую деятельность, но я твердо надеюсь, что мои молитвы и молитвы других помогут мне справиться с трудной задачей.

13 марта.
… 15, вступил в управление военно-учебными заведениями. Мне были представлены все чины Главного Управления, числом – 70, в его помещении на Васильевском острове. С тех пор, я завален делами. По утрам приемы или доклады в Главном Управлении, а дома бумаги и бумаги, но не как полковые, требовавшие безчисленных подписей, а трудные, незнакомые, над которыми надо думать, в которые надо вникать. С понедельника, на пятой неделе, я начал ездить по здешним корпусам и училищам и к вчерашнему дню объехал 7: корпуса Первый, 2-й, Пажеский, Павловское Военное Училище, Александровский корпус, Николаевское Кавалерийское Училище и Николаевский корпус. Сегодня еду в Москву, чтобы на шестой неделе объехать тамошние 5 заведений – три корпуса и два училища. Эти посещений доставляют мне очень большое удовольствие, – я люблю молодежь и детей. Теперь, под моей командой тысячи молодых существ, от 10-летнего возраста и до 20. Все они так весело смотрят прямо в глаза, приветливо улыбаются, чувствуешь их доверие и сознаешь, что можно из них делать что хочешь, хотя бы веревки вить. Но дел у меня… положительно ни единой минуты для себя, а все бумаги и бумаги. И никакое увлекающее дело…

1 апреля. Москва.
… Здесь я объехал Военно-Учебные Заведения, сперва официально, а потом, в каждом побывал запросто и неожиданно для них. В одном был до шести утра, когда кадеты еще спали, они при мне вставали, одевались, умывались, молились Богу и пили чай. В другом видел как они ложатся спать суеты и возни много у меня. Дело мое мне все милее и дороже; я не понимаю, как бы я существовал без него. Мои спутники оказались прекрасными, знающими людьми. Предвижу что генерал Бутовский будет для меня очень полезным человеком, он нравится мне больше двух моих помощников.

7 апреля.
… Я завален делами. Вернувшись сюда из Москвы, уже на другой день, это было в Страстной Понедельник, в половине шестого утра, поехал в Пажеский корпус. Там все еще спали, при мне пажей будили, они вставали, умывались, молились Богу, бегали по двору и пили чай. В 7 часов, застав за чаем кадет Александровского Корпуса и присутствовал при приготовлении уроков. В первые три дня Страстной Недели, объехал невзначай все здешние заведения, а дома – безконечные бумаги. Но, как мне по душе новое дело. Не знаю, как бы я мог без него, хотя посвятил себя ему всего только 3 недели назад.

22 апреля.
… Новая моя деятельность, на первых порах, отняла у меня всякую возможность делать что хотел. Я наслаждаюсь, посещая корпуса и училища, я всегда любил учебные заведения. А эти, облагороженные военным мундиром, приподнятые духом воинской доблести, мне особенно милы. Готовлю себе большое удовольствие от поездок, чем более в груши, тем отраднее доставлять удовольствие этим юношам и детям, сближаясь с ними, расспрашивая их шутя, смеясь и полунежно, полусерьезно, браня когда нужно.

26 апреля.
… Я так радуюсь ехать по корпусам, да еще вглубь России. Илья Александрович (И.А. Зеленой, Гофмейстер Двора В.К. Константина Константиновича) довезет меня до Варшавы, где мы разстанемся, а далее со мной едут два генерала и один адъютант из Главного Управления.

11 мая.
… моя поездка – ряд счастливых минут. Помня пример Михаила Павловича (В.К. Михаил Павлович), сам видав как Папа (В.К. Константин Николаевич), покойный дядя Низи (В.К. Николай Николаевич) и теперь еще дядя Миша (В,К. Михаил Николаевич) – умели призывать к себе молодежь, я стараюсь подражать им, их обращению с нею и также отдаюсь собственному своему влечению к детям и молодым людям. Угол падения всегда равен углу отражения, и вот все эти молодые сердца платят мне таким расположением, доверчивостью и привязанностью: везде блестящие радостью глаза, светлые лица, приветливые улыбки и толпа молодежи и детей теснится ко мне со всех сторон.
Прежде я, бывало, во время еды кадет только пробовал их пищу, то у одного, то у другого. Начиная с Елизаветграда (куда я попал после Варшавы, Киева и Одессы), где негде было обедать, я сел за стол прямо с юнкерами кавалерийского училища. После первого же опыта, у меня исчезла бывшая застенчивость и теперь я везде ем за завтраком, обедом и чаем с юнкерами или кадетами, предоставляя начальству садиться где-нибудь поодаль, чтобы не мешать молодым людям и детям болтать со мной… В Полтаве особенно сильно проявилась привязанность кадет, верно от того, что туда попал 6-го в субботу, а так как на другой день был также праздник, то мне надо было остаться и на третий день, чтобы видеть занятия. За эти три дня мы с кадетами успели сильно привыкнуть друг к другу. В свободное время они положительно меня осаждали, не отходя ни на шаг, выпрашивали у меня окурки, таскали спички, носовые платки и т.п. Я же в свою очередь благодаря хорошей памяти на имена и лица, очень многих успел узнать и запомнить. Был в Полтаве бедный маленький Дехтерев, 13 лет, которому прошлой осенью пришлось отнять ногу выше колена, чтобы спасти от туберкулеза. Когда я услыхал его рассказ о том, как после ампутации он узнал о своем несчастии и заплакал, меня самого чуть слеза не прошибла и я поцеловал маленького, который теперь преловко ходит с помощью деревяшки. С тех пор убогий мальчик ходит за мною как тень. Трогательно видеть, как другие дети, не только взрослые, но и маленькие, его оберегают, поддерживают, в толпе смотрят чтобы его не ушибли. Сегодня в шесть часов утра был на подъеме кадет, теперь иду на уроки. После обеда еду в Орел, оттуда в Полоцк, а там в Вильну, Псков и домой.

13 мая.
… Здесь, в Орле, та же история что и везде, те же радостные кадеты, не хотящие меня отпускать, выпрашивающие на память мои окурки, спички и пр. Конечно, самая большая прелесть – это маленькие. Здесь, в Орловском Бахтина кадетском корпусе, в двух младших ротах самые маленькие по росту, в тоже время первые ученики в своем классе, одному только десять лет.

20 мая.
… я побывал в Полоцке, где воспитывался наш Полиголик (генерал Павел Егорович Кеппен, Управляющий Двором Великой Княгини Александры Иосифовны), в Вильне, где есть юнкерское пехотное училище и вот третий и последний день провожу в Пскове, ради имеющегося здесь кадетского корпуса. В Полоцке, ничтожном жидовском городишке, нет ничего кроме кадетского корпуса, помещенного в бывшей иезуитской Коллегии, да памятника в честь сражения в 1812 году. Как в везде, кадеты льнули ко мне как мухи. Мы снимались группами с каждой из трех рот, причем я самого крохотного посадил себе на колено. На прощанье кадеты выпрягли лошадей и сами впряглись в мою коляску и довезли меня в ней до вокзала. Такие же восторги и здесь, в Пскове. Ем я постоянно с кадетами, соблюдая очередь между ротами, и то с каждого стола просят сесть к ним, но столов много, а я один и на всех не угодишь. Здесь меня совсем обобрали, даже шпоры отцепили на память, выпросили перчатки, платок и т.п…; летом кадеты распущены и мне не предстоит разъезжать по заведениям, разве изредка в Красное, к юнкерам и пажам.
Следующий большой объезд надо предпринимать не ранее 1 сентября, когда возобновятся занятия. Собираюсь по Волге в Ярославль, Нижний, Казань, Симбирск, Омск, Оренбург, Вольск, Новочеркасск, Тифлис, Сумы и Тверь. На это потребуется думаю не менее пяти недель.

2 июля.
… садясь в вагон, в Петербурге, 24 июня, я сообразил что в Пскове поезд стоит ¼ часа и что можно повидаться с кадетами тамошнего корпуса, которые подобно нашим Петергофским знакомым, по разным причинам, не воспользовались отпуском и живут в лагере. Послал срочную телеграмму, чтобы их всех привели на вокзал. И вот я с ними поболтал, в течение четверти часа, а когда поезд тронулся они кричали “ура” и долго провожали меня бегом. Я придумал, на обратном пути 14 числа опять выписать их на вокзал и, если окажется свободное место, в их лагерном лазарете провести там около суток.

23 сентября.
… Сперва Псков и множество знакомых кадет, из которых я некоторым вспомнил не только по лицам и фамилиям, но даже и по именам… потом два дня в Киеве, где надо было делиться между одинаково близкими сердцу, корпусом и военным училищем, расположенных на двух противуположных и очень удаленных друг от друга концах, широко раскинутого города. И там нашлись знаковые юнкера и кадеты и сердце умилялось от приветливых взглядов и улыбок. После Киева – день в Сумах, среди 55 мальчиков от 10 до 12 лет, только что возникшего корпуса. И что за обворожительные дети. Простые, безхитростные, веселые, ласковые. Они просили меня не уезжать от них и побыть подольше.

9 ноября.
… Что сказать тебе про путешествие? Это длинно и трудно. Главное – счастлив. Счастлив, как редко бывал в жизни. Никаких столичных дрязг, светской мелочности, глупых разговоров, только дело, дорогое и любимое мною дело ознакомления и все большего и теснейшего, с моими заведениями. Ты знаешь, я ничего не хочу сразу лопать и переделывать, никаких определенных намерений у меня нет, а хочется вникнуть в жизнь кадет и их руководителей и тем и другим принести пользу. Вот я и присматривался и, если хочешь, бессознательно, подавал пример как надо уметь любить и быть ласковым без чего невозможно воспитании. А ты знаешь, что любить мне не трудно и что не любить я не могу. А любовь плодит только одну любовь и вот должно быть потому был я так рад и счастлив. Утомления я не чувствовал, да думаю, что его и не было потому что большей радости, как быть с детьми и юношами, вверенными моим попечениям, я не знаю. Любовь чувствуется и поэтому вся эта молодежь как бы по волшебству делалась сразу моей и я сознавал, что могу делать из нее, что хочу. И странно, везде я попадал на худших, на неудачников, на ленивцев, на мальчиков дурного поведения, они везде особенно ко мне льнули и я думаю что это было хорошо. Что некоторых удалось поддержать, подбодрить, вселить веру в них самих, в их дремлющие силы, — приподнять их в собственных глазах. Конечно, я не выказывал к ним презрения, а старался ласкою их направить на добрый путь. Где было лучше? Который корпус мне больше пришелся по сердцу? Где меня особенно сердечно встречали и провожали, я не могу ответить на эти вопросы… Лучше там, где находишься в данную минуту, самый дорогой мне корпус – тот куда я попадаю. Встречали и провожали везде так, что нельзя вспомнить без благодарных слез умиления. Все про меня говорят, что я добр и приветлив и снисходителен, но не знают или не понимают того счастья которое доставляет мне возможность проявить и доброту и ласку. Дело не в том что я давал, а что я получал. Не проходило двух дней, а сближение становилось так тесно, так задушевно, отношения завязывались так крепко, что прощание причиняло мне истинное огорчение и, в день отъезда из каждого места, я с утра начинал томиться предстоящей разлукой. И поверишь, поезд отходит и некоторые, даже совсем взрослые, кадеты плачут, просто плачут навзрыд и сам я с трудом удерживаю слезы. Везде я, с помощью милого генерала Бутовского посеял семена нового веяния, говорил о необходимости вести маленьких не так как больших, по мере того как они подрастают выказывать им все более доверия, ограничивать всевозможные запрещения, постепеннь выпускать поводья, создавать из старших воспитанников – друзей, с помощью которых можно было бы руководить младшими. А теперь ребенок, поступая в 1 класс, нес боится для того чтобы заставить бояться себя, когда дорастет до 7-го класса. И эти новые мысли, еретические для педагогической рутины, как только бывали высказаны, немедленно приводили в заметное движение сонные собрания педагогических комитетов (которые я собирал в своем присутствии во всех корпусах), вызывая оживленные прения и, большею частью, сочувтсвие. И вся эта воспитательная семья зашевелилась, забродила и подает надежду, что мне удастся добиться своего: везде уже знают, что исключение из корпуса воспитанника есть самая последняя, самая нежелательная, крайняя мера…
Я очень тронут мнением Сандро (В.К. Александр Михайлович), который желал бы Морской Корпус подчинить мне. Да и я сам был бы не прочь от сосредоточения в моих руках всех, еще не подчиненных мне военных училищ, а следовательно и Морского Корпуса.

14 ноября.
… до сих пор еще не успел объехать всех. Не побывал в Александровском и Николаевском корпусах…
после моего отъезда из Симбирска, тамошний директор корпуса разрешил всем кадетам написать мне письма, переплел их в три книжки, по числу рот, и прислал сюда. Я все это читал и перечитывал с умилением и даже иногда со слезами радости. Особенно растрогали меня два письма кадет, которым угрожало исключение из корпуса за дурное поведение, разрешил оставить их в корпусе, что даст им возможность исправиться…
… у пажей была нехорошая история, но я надеюсь ее уладить к общему удовольствию….
… мне удалось побыть в Николаевском Кавалерийском Училище за юнкерским обедом и сидеть подле Георгиевского кавалера Маштерского.
… В Первом и 2-м корпусах видал наших общих знакомых, некоторые из них исправились, а иные снова зашалили.
… В Главном Управлении по понедельникам и средам большие приемы, но зато меньше изводят докладами.

21 ноября.
… Георгий (В.К. Георгий Михайлович) совсем прав, жалуясь на газеты, которые слишком часто и подробно описывали мое пребывание в разных городах, рассказывая и то что не было. Например, я и не думал приказывать, чтобы мою кровать переносили в спальню старшего класса, напротив, кровать правофлангового кадета всюду приносили в отведенное мне помещение. Правда, в некоторых корпусах после моего отъезда эту кровать на фланге в кадетской спальне часто хранили и накрывали чехлом, но как ты легко себе представишь, конечно не по моему приказанию. Согласен с тобой что эти подробности совершенно излишни и могут мне только повредить. А потому я здесь запретил, чтобы о моих посещениях военно-учебных заведений сообщалось в газетах. Ты тысячу раз права что надо быть постоянно на стороне, чтобы не возгордиться, слыша похвалы и видя поклонения. Своим чутким сердцем ты верно угадала, что если бы моя воля, я бы безконечно странствовал по всем военно-учебным заведениям России. Но в Петербурге их целых семь и я почти каждый день бываю в одном из них. По возвращении сюда, я уже успел объехать все, а в некоторых был даже по два раза.

(Продолжение следует)
Великий князь Константин Константинович.

Добавить отзыв