ВОЕННАЯ БЫЛЬ

В Царском Селе (что ныне называется «город Пушкин»), в парке Екатерининского дворца, на бывшем здесь в течение многих месяцев огненном рубеже второй мировой войны, под сенью дубов, лип и нескольких уцелевших трехвековых елей, по-прежнему высится среди тихих вод Большого озера высокая белоснежная ростральная колонна. Ей без малого двести лет, но судьба ее сохранила.

Весом в 2.000 пудов, она сделана из цельной глыбы олонецкого мрамора. Темный бронзовый орел с распростертыми крылами венчает ее. Широкое четырехгранное основание из красного мрамора и пьедестал из синего своим красочным контрастом еще ярче выделяют ее семисаженную белизну. Она украшена мраморными же рострами, и два морских якоря с тяжелыми чугунными цепям покоятся на ее постаменте.

Бронзовые барельефы укреплены на трех сторонах ее основания: на восточной — изображение сражения Хиосского, на северной — Чесменского, а на западной представлен бой на острове Митилене.

На полуденной же стороне лучи солнца время от времени ласкают начертанные на бронзе слова:

В ПАМЯТЬ МОРСКИХ ПОБЕД ОДЕРЖАННЫХ В АРХИПЕЛАГЕ

ПЕРВАЯ

МЕЖДУ АСИЕЮ И ОСТРОВОМ ХИО 24 ИЮНЯ 1770 ГОДА ПРЕДВОДИТЕЛЬСТВОМ ГЕНЕРАЛА ГРАФА АЛЕКСЕЯ ОРЛОВА И АДМИРАЛА ГРИГОРЬЯ СПИРИДОВА ДЕСЯТЬ РОССИЙСКИХ ВОЕННЫХ КОРАБЛЕЙ И СЕДЬМЬ ФРЕГАТОВ РАЗБИЛИ И ОБРАТИЛИ В БЕГСТВО ТУРСКОГО КАПИТАН – ПАШУ ЖЕФИРЯ БЕЯ С ШЕСТНАДЦАТЬЮ ЛИНЕЙНЫМИ КОРАБЛЯМИ, ФРЕГАТОВ, ГАЛЕР, БРИГАНТИН И МЕЛКИХ СУДОВ БЫЛО БОЛЕЕ СТА.

ВТОРАЯ

ТОГОЖ ИЮНЯ 26 ЧИСЛА СОЖЖЕН ВЕСЬ СЕЙ ФЛОТ В ЧЕСМЕНСКОМ ПОРТЕ КОНТР АДМИРАЛОМ ГРЕЙГОМ ОТРЯЖЕННОЮ ЭСКАДРОЮ ПОБЕДИТЕЛЬНОГО ФЛОТА.

ТРЕТЬЯ

НОЯБРЯ ОТ 2 ДО 4 ДНЯ 1770 ГОДА В ПРИСУДСТВИИ РОССИЙСКИХ В СРЕДИЗЕМНОМ МОРЕ ВОЙСК ВОЖДЯ ГЕНЕРАЛА ГРАФА ОРЛОВА ПО ВЫСАЖЕНИИ ВОЙСК НА ОСТРОВ МИТИЛИНУ ПО ОБРАЩЕНИИ В БЕГСТВО НЕПРИЯТЕЛЯ ПО ОВЛАДЕНИИ ПРЕДМЕСТИЕМ, АДМИРАЛТЕЙСТВОМ И ОКРЕСТНЫМИ МЕСТАМИ СОЖЖЕН БЫЛ ОСТАТОК МОРСКИХ СИЛ ТУРЕЦКИХ

ДВА ЛИНЕЙНЫЯ КОРАБЛЯ СЕМИДЕСЯТИ ПУШЕЧНЫЯ И ХРАНИЛИЩА РАЗНЫХ ПРИПАСОВ И СНАСТЕЙ МОРСКИХ.

В старом парке клонятся долу вершины вековых деревьев. Тихо шелестят их листья и ветви под легким ровным ветерком со взморья, от островов Гогланда и Котлина, от Красной Горки и старого Рамбова, свидетелей начала и конца далеких походов российского флота и ожесточенных сражений и боев.

По южному берегу озера вьется пешеходная дорожка. Она взбегает на «Сахарную горку», где до последнего времени еще стояла одинокая скамья. На ней любила отдыхать Екатерина во время прогулок вокруг озера. Отсюда открывается прекрасный вид до самой величественной Камероновой галереи.

А если пройти направо, в сторону «Адмиралтейства», то в зелени парка покажется воздвигнутое Растрелли прелестное здание «Эрмитажа», где не раз трактовала Императрица своих высоких гостей и близких друзей. Но, не доходя до «Эрмитажа», надо свернуть к так называемому «Чертову мосту», отделяющему первый от второго из пяти малых прудов, где хаос нагроможденных скал напоминает бессмертный подвиг суворовских чудо-богатырей у вершин альпийского Сен-Готарда. Здесь, в нескольких шагах от моста, по воле Государыни была поставлена 4 октября 1771 года другая, так называемая малая ростральная колонна из синего с белыми прожилками олонецкого мрамора на постаменте из белого.

Она сохранилась и теперь, но нет больше той старой бронзовой доски, которая была приделана у ее подножья. Доска исчезла безвозвратно, и теперь ее заменила другая, медная, более нам современная. Но слова старой, прежней, те, которые, если не принадлежат самой Императрице, были несомненно ею исправлены или аппробованы, начертаны на металле и новой доски:

«1770 года, февраля 17 дня, граф Феодор Орлов с двумя Российскими военными кораблями приплыл к полуострову Морее в Средиземном море у порта Витуло, сухопутные войска высадил на берег и пошел сам к Модону по соединении с христианами тоя земли. Капитан Барков со Спартанским восточным легионом взял Пассаву, Бердони и Спарту; капитан же князь Долгорукий со Спартанским западным легионом покорил Каламату, Леоктари и Аркадию; крепость Наваринская сдалась Бригадиру Ганнибалу.

Войск Российских было числом шестьсот человек, кои не спрашивали, многочислен ли неприятель, но где он; в плен Турков взято шесть тысяч».

Прошло не мало времени, пока известие об одержанной победе дошло до Петербурга. Едва ли успели догореть последние пожары сожженного в Чесменской бухте турецкого флота, как Главнокомандующий российскими сухопутными и морскими силами в Медитеррании граф Алексей Григорьевич Орлов уже донес 28 июня 1770 года Императрице Екатерине, как был уничтожен в памятную ночь на 26-е того же месяца неприятельский флот.

Отвезти эту реляцию было поручено лейб-гвардии майору князю Юрию Долгорукому, но по прибытии в Ливорно он был задержан в строгом карантине: на Леванте свирепствовала в то время моровая язва. Однако нашему дипломатическому представителю кавалеру Дику удалось получить привезенное донесение, и оно было спешно отправлено в Петербург, но с другим курьером. Лишь в начале сентября, то есть более чем через два месяца после его отправления из-под Чесмы, оно попало наконец в руки Императрицы.

Между тем слава победы, одержанной русским флотом, уже гремела не только в Медитеррании, но и во многих европейских странах: наш резидент на острове Мальте, маркиз Кавалькабо, первый сообщил о ней в Петербург.

Велики и восторженны были всенародные радость и ликование по получении там реляции Орлова. Особо торжественное молебствие «для принесения вседолжного благодарения Всевышнему за одержанную флотом над неприятелем малобываемую победу и совершенное его истребление» состоялось 14 сентября в Высочайшем присутствии в Адмиралтейской церкви Богоявленского собора. По случаю одержанной победы Государыня немедленно повелела «выдать всем находящимся в С. Петербурге морским и адмиралтейским служителям (то есть нижним чинам) по чарке вина и по кружке пива».

А на следующий день в Петропавловском соборе была отслужена также в Высочайшем присутствии особо торжественная панихида по Петре Великом, «в честь и поминовение его яко основателя и первого поэтому виновника сего великого и славного происшествия морских Российских сил». При этом митрополит Платон, подошедши к гробнице первого Императора Российского, громогласно возгласил:

— Восстань, Великий Монарх, Отечества нашего Отец! Восстань и воззри на любезное изобретение Твое! Восстань и насладись трудами рук своих!

Через три дня Государыня присутствовала в большом зале Адмиралтейств-Коллегии за «обеденным кушанием», на которое по особому церемониалу были приглашены «персоны первых четырех классов, а трех первых — с фамилиями, и иностранные министры», причем при въезде в ворота Адмиралтейства и при выезде кареты с Государыней был произведен пушечный салют в 101 выстрел с поднятием Императорского штандарта вместо адмиралтейского флага в знак присутствия Императрицы в «Адмиралтейской крепости».

Обилие яств, богатство и красота Адмиралтейского приема, когда потребовалось одних «вин: бургонского 100, шампанского 100, пива английского 200 бутылок», свидетельствовали об его торжественности и размерах.

Сохранился ответ Екатерины на донесение графа Орлова: Высочайший рескрипт от 22 сентября 1770 года. Одно из его выражений, которого не найти в подобного рода документах, дает основание предполагать, что если не весь рескрипт, то большая его часть принадлежит перу самой Императрицы:

«…Реляция, пущенная вами от 28 июня сего года, в которой вы нас уведомляете о совершеннейшей, вам не токмо Богом дарованной победе над турецким флотом, но еще о совершенном истреблении огнем всей турецкой морской силы, вам супротивустоящей в числе около 100 судов, из коих 16 больших военных кораблей было, от 90 — до 60 — пушечных, тогда когда вы не более девяти имели!…» была наконец получена. «Вам в ответ имеем сказать, что сие в редких веках едва случившееся происшествие служит новым доказательством, что побеждает не число, а единственно мужество и храбрость. Где же тому искать более очевидных примеров, как не в нынешнем году, которые российскими войсками оказаны. 21 июля наш фельдмаршал граф Румянцев при реке Кагуле с 17 тысячами разбил и в совершенный бег обратил за берега дунайские 150 тысяч турецкой сволочи; ваша победа с девятью кораблями над великим множеством неприятельских при Чесьме 26 июня возбуждает страх равномерный неприятелям и ненавистникам нашим и от морских российских сил»…

«…Блистая в свете не малым блеском, флот наш под разумным и смелым предводительством вашим нанес сей раз наичувствительнейший удар оттоманской гордости. Весь свет отдаст вам справедливость, что сия победа вам приобрела отличную славу и честь; лаврами покрыты вы, лаврами покрыта и вся при вас находящаяся эскадра; все опасности, претерпенные всеми, суть ступени, по коим Всевышний благоволил возвести вас для получения победы над неверным врагом имени Христа Спасителя…»

«…Мы через сие всемилостивейше объявляем вам наше благоволение, милость и обязанность за сию знаменитую услугу, кою вы нам и отечеству усердно оказали, повелевая вам объявить всему флоту наше удовольствие, в знак которого мы нетокмо повелели нашей адмиралтейской коллегии в силу морского устава выдать в тех законах предписанные награждения за флаги, за пушки, за взятые корабли и прочее, но еще сверх того жалуем всем при вас находившимся 26 июня нижним чинам, как морским, так и сухопутным, по одной нарочно на сей случай сделанной серебряной медали, кои им носить на голубой ленте в петлице…»

Награды старшим военачальникам указаны в том же рескрипте. Оба старших начальника в сражении при Чесме награждены если и разными, но так или иначе равноценными орденскими знаками.

«Кавалерский наш военный орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия, — сказано в Высочайшем рескрипте графу Орлову, — установлен для того, чтобы им отличены были те, кои мужеством, храбростью, искусством и смелостью приуготовляют или получают победу; вам он ныне по справедливости принадлежит, и для того посылаем к вам знаки оного ордена кавалера первого класса *), повелевая вам оный на себя наложить по установленным статутам. Адмиралтейской коллегии мы дали указ, чтобы кейзер-флаг, который вы столь разумно умели употребить, при вас остался во всю жизнь вашу с позволением поднимать оный на кораблях наших. Сверх того, дозволяем вам сей флаг поставить в гербе вашем…»

О пожалованных Орлову деревнях, медалях, отвоеванных у неприятеля пушках в рескрипте ничего не сказано. Что же касается титула «графа Чесменского», то он был добавлен к фамилии позже, подобно тому, как и титул «графа Задунайского» — фельдмаршалу Румянцеву, «графа Рымникского» — Суворову и др.

Одновременно адмирал Григорий Андреевич Спиридов был также удостоен особым рескриптом, в котором Императрица выражала свое удовольствие «за похвальное и ревностное поведение в сем случае» и жаловала ему кавалерию Святого Апостола Андрея Первозванного, наивысшую орденскую награду Российской Империи. Сенату же было повелено отдать адмиралу в вечное и потомственное владение ряд назначенных деревень.

Само собой разумеется, зная о подвигах в Архипелаге контр-адмирала Самуила Карловича Грейга, начальствовавшего отделенной для сожжения турецкого флота эскадрой, Екатерина не могла не удостоить его высокой наградой, и в тот же день ему была пожалована особая Высочайшая грамота, награждавшая его Георгием 2-й степени**). Как ценила его Императрица, видно из состоявшегося 18 лет спустя назначения его на ответственный пост командующего Балтийским флотом во время шведской войны. Под его начальством был захвачен линейный корабль «Принц Густав» и сожжен другой, «Густав Адольф». Когда адмирал тяжко заболел, последовало особое Высочайшее повеление его флагманскому кораблю «Ростиславу» войти нарочито в Ревельскую гавань «для лучшего спокойствия больного».

Брат Главнокомандующего, граф Федор Орлов, был тем же рескриптом 22 сентября пожалован генерал-поручиком «за отличное поведение и храбрость на сухом пути и на море» и награжден Св. Георгием тоже 2-го класса (№4 Списка).

Одновременно графу Алексею Орлову пове-

левалось «объявить и генерал-майор князю Юрию Долгорукову за его храбрость» также «на сухом пути и на море» всемилостивейшее благоволение Императрицы, и он был награжден Св. Георгием 3-го класса (№20 списка).

Рескриптом от 27 ноября 1770 года орден Св. Георгия 3-го класса был пожалован Ивану Абрамовичу Ганнибалу, морской артиллерии генерал-цейхмейстеру.

В заключительной части рескрипта Екатерина писала Орлову: «Но как нам неизвестны все подробности разных происшествий, то хотели мы в знак нашего к подчиненным вашим благоволения послать к вам несколько крестов Св. Георгия 4-го класса, дабы вы оные раздали по делам, в статутах того ордена предписанным, а, особливо, рекомендованному от вас Ильину, и сюда потом донесли, чтобы надлежащие грамоты могли быть заготовлены, в коих подвиг должен быть описан, за что каждый получает сию отличность».

По этим представлениям Георгиевские награды за Чесму состоялись лишь почти через год, а именно 9 июля 1772 г. Эта группа Георгиевских кавалеров 4-го класса начинается командирами кораблей, отличившихся под Чесмой:

• № 128 Общего Списка — капитан 1 ранга Федор Алексеевич Клокачев,
• № 129 — капитан 1 ранга Степан Петрович Хметевский.

Оба они впоследствии были награждены Св. Георгием 3-го класса по окончании войны, 26 ноября 1775 г. (№№49 и 50).

• № 130 — капитан 1 ранга Василий Лупандин.
• № 131 — капитан 1 ранга Александр Иванович Круз *).

6 июля 1790 года ему был пожалован орден Св. Георгия 2-го класса за то, что, командуя эскадрой, он разбил наголову шведский флот в

*) Некоторые авторы высказывают мнение, что его фамилию следовало писать «Крузе» (как он значится в Общем Списке Георгиевских кавалеров) или фон Крузе. Но подобная транскрипция не соответствует документам. До поступления на русскую службу он значится как «Крюйсь», так же как и его брат Яган, уволенный 5 мая 1764 г. в отставку капитан-командором. Лишь начиная с 25 сентября 1769 г. и, в частности, во время сражения при Чесме, во всех документах сохраняется единая транскрипция: «капитан Круз».

Сохранилось постановление Адмиралтейств-Коллегии от 29 сентября 1771 года: «…Понеже объявленный Круз до сожжения турецкого флота во определении был командиром на 66-пушечном корабле «Евстафий», а по сгорении оного имелся командиром на взятом турецком того же ранга корабле «Родос», на котором следовал в Порт-Магон, но по причине в нем не малой течи поставлен им на мель и сожжен; а по следствию оказался не виновным, и так он старшинства своего командиром не теряет, да и потому что он на корабле «Евстафий» претерпел не малые опасности; а против неприятельского флота поступал порядочно; чего ради его Круза по старшинству на линейный корабль и определить…»

двухдневном сражении 23 и 24 мая у Красной Горки.

• № 132 — капитан-лейтенант Иван Михайлович Перепечин.
• № 134 — капитан-лейтенант Петр Андреевич Степанов.

Затем следуют командиры четырех брандеров:

№ 135 — капитан-лейтенант Роберт Карлович Дугдал, вступивший на русскую службу из английского флота в сентябре 1769 года и определенный на корабль «Св. Евстафий». После Чесмы — командир фрегата «Минерва» с 1771 года.

№ 136 — принятый на русскую службу также английский офицер лейтенант Томас Макензий (или Мекензий), состоявший при контр-адмирале Эльфинстоне с декабря 1769 года на флагманском корабле «Не тронь меня». Впоследствии, в чине контр-адмирала, — первый строитель Севастополя.

№ 137 — особо отмеченный в рескрипте Екатерины лейтенант Дмитрий Сергеевич Ильин, командовавший в 1766 году гальотом «Кронверк», а после Чесмы, с 1771 года, бомбардирским кораблем «Молния». Это — главный герой сожжения турецкого флота: несмотря на жестокий неприятельский огонь, он прорвался со своим брандером к огромному 84-пушечному турецкому кораблю и, сцепившись с ним, своими собственными руками воткнул в его борт горящий брандскугель. Затем неторопливо отъехал в сторону на небольшой шлюпке и, скомандовав своим гребцам: «Суши весла!», стал любоваться результатами своего геройского подвига.

До последнего времени сохранялась еще его могила в новгородском селе Застижье, на серой каменной плите которой едва можно было прочесть: «Под камнем сим положено тело капитана первого ранга Дмитрия Сергеевича Ильина, который сжег турецкий флот при Чесме. Жил 65 лет. Скончался 1803 года…»

№ 138 — лейтенант князь Василий Андреевич Гагарин, флаг-капитан адмирала Грейга во время поиска его у Чесмы в октябре 1772 года. Позже, в 1777 году командовал кораблем «Память Евстафия» в чине капитана 2 ранга.

Вслед за Чесменскими Георгиевскими наградами все четыре командира брандеров были произведены 9 декабря 1775 года за отличие в следующие чины, причем в Высочайшем указе было сказано: «За бытие их командирами на брандерах в 1770 году июня 26 дня».

В списке Георгиевских кавалеров 4-го класса непосредственно за ними следует

№ 139 — лейтенант Антон Константинович Псаро, награжденный с ними одновременно. Было бы ошибочно предполагать, что это был командир будто бы пятого брандера: многие документы категорически указывают, что было всего четыре брандера, а не пять. Лейтенант Псаро еще до Чесмы участвовал в десанте в Морее и был в Мистре (Спарта) старшим русским военачальником. Это он донес контр-адмиралу Эльфинстону в мае 1770 года о прибытии в Наполи ди Романия большой турецкой эскадры. После Чесмы Главнокомандующий поручил ему переоборудование корабля «Не тронь меня» во фрегат, которым он потом и командовал.

Этот список Георгиевских кавалеров за десантные операции в Морее и за блистательную победу при Чесме был бы неполным, если не вспомнить подвиг капитан-лейтенанта Петра Карташева, награжденного Георгием 4-го класса несколько позже, 26 августа 1771 года (№157 Общего Списка). В пожалованной ему грамоте сказано: «Отличная храбрость, оказанная вами во время последней в чесменском порте атаки, когда вы, отправясь на шлюпке в средину зажженного неприятельского флота, взошли на корабль «Родос» с крайней неустрашимостью и при взятии оного и выведении из порта мужественно поступали, учиняет вас достойным к получению отличной чести и нашей монаршей милости».

За несколько дней до Чесменских героев, 24 июня 1771 года, был награжден Св. Георгием 4-го класса и командовавший в Морее сухопутным Спартанским восточным легионом капитан Гавриил Михайлович Барков (№ 123 Общего Списка). Под № 133 значится награждение полковника Матвея Логгиновича Черемисинова.

Как известно, русские корабли оставались в Архипелаге до окончания войны, одерживая на Средиземном море победы и совершая подвиги. Многие флотские офицеры получили за это время ордена Св. Георгия 3-го и 4-го классов. Лишь 9 октября 1775 года последние русские корабли были приведены из Архипелага на родной Ревельский рейд контр-адмиралом Елмановым. «Секретная экспедиция на кораблях», как она называлась при отплытии эскадры в 1769 году, победоносно окончилась немеркнущей славой Чесмы.

Не только флот и сухопутные войска оказались на высоте геройски исполненного долга, но и русская дипломатия, проявив исключительную активность, достигла блестящих успехов.

Задуманная ярым ненавистником России, руководителем внешней политики Франции герцогом Шуазелем мобилизация флота в Тулоне, откуда он должен был напасть с тыла на русские корабли в Архипелаге и их уничтожить, окончилась полным провалом. Дружественная нам Англия поспешила предупредить Францию, что эта мобилизация должна быть отменена, иначе будет сейчас же мобилизован и английский флот, а в случае выхода тулонского флота в Архипелаг, ему вдогонку будет отправлен английский флот. В конце того же 1770-го, «Чесменского» года, Шуазель был уже не у дел.

Отныне не только турки, но и польские конфедераты, на западных окраинах русской земли, лишились враждебной нам активной помощи Франции.

В те самые дни, когда в Петербурге было получено донесение графа Орлова о Чесменской победе, а именно 14 сентября 1770 года, английский посол лорд Каткарт предложил графу Панину заключить союз между Россией и Англией.

Вся Европа поистине «дивилась» славе Ларги, Кагула и Чесмы. Даже двадцатидвухлетний датский король Христиан 7-й и двадцатилетний король Швеции Густав 3-й мирно смотрели, как балтийские воды покидали одна за другой пять русских эскадр, и русские берега как и сама Северная столица, казалось, остались беззащитными.

Велика была слава одержанных в ту войну Россией побед. Так создавалась великодержавная Россия в то время, когда, по остроумному выражению образованнейшего дипломата этой эпохи, будущего австрийского фельдмаршала принца де Линь, весь петербургский кабинет помещался в пространстве от лба до затылка Императрицы Российской Великой Екатерины.

Б. Третьяков

 

© ВОЕННАЯ БЫЛЬ