ВОЕННАЯ БЫЛЬ

(Воспоминания. 1913-1914)

«Чугуевское во­енное училище 1916 1917 г. г.» —под та­ким заглавием была опубликована в № 90 «Военной Были» статья Бориса СЫРЦОВА. В ней быв­ший курсовой офи­цер последнего года существования учи­лища, сам воспитан­ник Александров­ского военного училища, с любовью вспоми­нает время, проведенное в училище непосред­ственно перед революцией, во время револю­ции и затем после октябрьского переворота.

Его воспоминания являются хорошим до­полнением к воспоминаниям ген. Врасского, ген. Зыбина и Ген. шт. полк. Шмидта, помещенным в исторически бытовом сборнике «ЧУГУЕВЦЫ», изданном в 1936 году в Белграде под ре­дакцией ген. м. Зыбина.

Читая воспоминания Б. Сырцова и перечи­тывая воспоминания ген. Врасского, ген. Зы­бина и полк. Шмидта, я невольно перенесся мы­сленно в г. Чугуев, где в стенах старого, казар­менного типа здания аракчеевских времен я провел несколько больше года, будучи юнке­ром Чугуевского военного училища в 1913-14 годах. Много лет прошло с того времени, когда 3 октября 1914 года, после производства в под­поручики, получив документы и все полагав­шееся, я покинул стены училища и отправил­ся к месту служения. Несмотря на прошедшие, полные переживаний годы, многое осталось в памяти о днях, проведенных в училище. Об этих днях хотелось бы в настоящей статье и рассказать. Был это последний нормальный учебный год училища перед войной 1914-1917 гг.

В 1913 году, после окончания Симферополь­ской казенной гимназии встала перед мной проблема — выбор дальнейшего курса образо­вания. Я был близорук, что было причиной моего непринятия 6 лет тому назад в Одес­ский кадетский корпус. У меня не было уве­ренности, что я смогу пойти по стопам отца и старшего брата, т. е. поступить в военное учи­лище и избрать военную карьеру. Как в каж­дой военной семье, всегда было стремление сы­новей следовать примеру отца, так и мое стрем­ление было то же. Брат, окончивший гимна­зию в 1912 году, слегка близорукий также, осенью того же года поступил в Чугуевское во­енное училище.

В письмах в течение года брат описывал свою жизнь в училище не только с удовлет­ворением, но и с восхищением. Приезжая до­мой на праздники (Рождество и Пасха), он рас­сказывал об. училище и, может быть это толь­ко казалось, чугуевцы внешне, по обмундиро­ванию и выправке, резко выделялись в среде юнкеров из некоторых других училищ. Все это привело меня к решению последовать примеру брата и ехать в Чугуев. Прошение было пода­но, и необходимо было прибыть в училище на медицинский осмотр в конце августа.

Наконец в августе, после маневров, брат приехал домой в отпуск, — он уже юнкер стар­шего класса, ожидающий производства в пор­тупей юнкера. Приехал он жизнерадостный, полный здоровья, рассказывал о жизни в учи­лище, о лагере, о маневрах, — он был доволен проведенным в училище годом.

Разговоры с братом все больше убеждали меня в правильности выбранного решения, и теперь уже с нетерпением ожидался день, ког­да вместе с братом и еще двумя симферопольцами мы отправимся в Чугуев.

Последние приготовления дома были сделаны, и настал день отъезда: день нового на­правления жизни, день перехода из-под кры­ла семьи на путь самостоятельной жизни. Что ожидает меня в недалеком будущем? Какова будет жизнь в училище? С кем я там встре­чусь и каково будет отношение? Каковы бу­дут преподаватели и начальники? Пройду ли на медицинском осмотре? Целый ряд подобных вопросов вставал в мыслях в тот момент.

Быстро прошло время переезда скорым по­ездом из Симферополя в Харьков (22 часа) и, пересев в Харькове в другой поезд, прибыли мы на ст. Чугуев, расположенную в несколь­ких верстах от города и от здания училища. Приехали мы днем и нас, вновь поступающих, временно, для ночевки, поместили в ротных помещениях (они были почти пусты, так как юнкера еще не возвратились из отпуска). Про­езжая улицами города, мы не имели возмож­ности много ознакомиться с этим захолустным городком, имевшим уже известное значение и место в русской истории 1).

Отдохнув немного, мы с братом вышли на огромный плац перед зданием училища и здесь брат познакомил меня с юнкерами, уже воз­вратившимися из отпуска. Вспоминаю, что пер­вым, с кем я познакомился, был юнкер 1-й ро­ты Петров, окончивший перед поступлением в училище юридический факультет и избравший после университета военную карьеру. В срав­нении с нами по возрасту он был уже в ле­тах и солидный на вид. Здесь я хотел бы рас­сказать забавный случай.

Как я сказал раньше, с нами выехали из Симферополя еще два кандидата для поступ­ления в училище и один из них был Яша Аваш, окончивший коммерческое училище и посту­павший в общий класс (фамилию другого сей­час не помню). Был он веселый по натуре и очень маленького роста (кажется на полверш­ка выше, чем была нижняя граница роста для приема). В то же самое время в 4-й роте училища был юнкер старшего класса Пассек (проживавший в эмиграции в Париже), кото­рый также не обладал ростом и был левофлан­говым в роте. Аваш не был уверен, примут ли его в училище по росту, и вот, в первый же день, когда мы вышли на плац, он все время хотел сравнить себя с Пассеком. Это ему слу­чайно удалось, и он был страшно доволен, ког­да увидел, что их рост был приблизительно одинаковый. На медицинском осмотре рост его был признан удовлетворительным, он был при­нят, но в 4-й роте все же оказался левее Пассека. Об Я. Аваше позже расскажу еще один случай.

Медицинский осмотр прошел для меня бла­гополучно, я был признан годным и принят в училище: приказом по Училищу от 1 сентяб­ря 1913 года был «зачислен без экзамена в 1-й специальный класс…» На другой день в назна­ченный час на плацу состоялась разбивка вновь принятых по ротам, и я, не будучи также вы­дающегося роста, опасался попасть в другую роту, а не в первую, где был брат. Брату, од­нако, удалось перед разбивкой поговорить с командиром 1-й роты гвардии капитаном Гри­горовичем, и он обещал взять меня в его роту. Разбивка прошла благополучно, и я был наз­начен в первую роту. В роте, при ранжире, я оказался, конечно, в 4-м взводе и к тому же еще и на самом левом фланге вместе с юнке­ром Джевелло (осетин). После разбивки по ротам отвели нас, новичков, в ротный цейхгауз к ротному каптенармусу, который, огляды­вая нас опытным глазом, вместе с командиром роты определял размер для обмундирования, белья, сапог, и с этого момента для «каптера» и остальных регистраций я стал «личный но­мер 99».

Сразу же, не откладывая, начались заня­тия: классные и строевые. Здесь следует от­метить, что наступавший 1913-1914 учебный год был последним годом в жизни училища (чего никто тогда не мог и подозревать), когда весь распорядок дня и занятий (классных и строевых) проходил по программе мирного вре­мени; последующие годы были уже годы во­енного времени. Начальником училища в это время был ген. майор Я. А. Фок, пробывший в этой должности с 1905 г. по 1914 г. Команди­ром 4-ротного батальона юнкеров был гвардии полковник Павлов. Командирами рот были: 1-й — гв. капитан Григорович, 2-й — ген. шт. капитан Добровольский, 3-й — гв. капитан Волошинов и 4-й — гв. капитан Богословский. По учебной части: инспектором классов был ген. майор И. Д. Зыбин (1891-1917 гг.) и его по­мощником полковник Кравченко.

По учебной части юнкера разделялись на три класса: общий, первый и второй специаль­ные; каждый специальный класс имел 4 отде­ления по числу рот, общий класс в этом году имел 5 отделений. Общий класс был общеобра­зовательным и пополнялся людьми с незакон­ченным средним образованием: 1) по конкур­сному экзамену — лица, имевшие свидетель­ства на вольноопределяющегося 2-го разряда и 2) без экзамена — лица, окончившие сред­ние учебные заведения, но не дававшие прав вольноопределяющегося 1-го разряда. Первый специальный класс пополнялся: 1) юнкерами, успешно закончившими общий класс училища и 2) молодыми людьми со стороны без эказамена, окончившими полный курс среднего образо­вания (гимназии, реальн. училища). Чугуев­ское военное училище было одно из тех воен­ных училищ, которое еще принимало в свои ряды лиц с незаконченным средним образова­нием и имело общий класс. Окончивших ка­детские корпуса в училище не было.

Как назначенный в 1-ю роту, я попал в 1-е отделение 1-го специального класса, в котором с самого начала было 32 юнкера, из них 25 про­шедших курс общего класса и только 7 нович­ков со стороны, не проходивших строевого обу­чения. В смысле возраста я оказался в отде­лении самым молодым (18 лет), самый же стар­ший, юнкер Федоровский, был 28 лет. Осталь­ные в большинстве были в возрасте старше 20 лет. Странно было вначале быть в одном клас­се с юнкерами старше, сравнительно, на много лет; позже, однако, разница в годах постепен­но сгладилась. То же чувство было и в смысле строевом: большинство юнкеров роты было го­раздо старше по возрасту. Известной опорой, особенно в первое время, было присутствие в роте моего брата (портупей-юнкер).

Не приходилось, однако, быть сентимента­льным, — на то и не было времени: классные и строевые занятия занимали день с раннего утра до вечера. Нужно признаться, что первое время бывало иногда и трудновато, не только физически, — казалось, что не хватает време­ни на все. Вспоминаю теперь, как проходили будние дни, не ручаясь, однако, за полную точ­ность называемых часов.

День начинался в 6.30 утра, когда по «подъ­ему» трубой или барабаном юнкера вставали. Быстро (за 30 минут) нужно было умыться, по­чистить сапоги и пуговицы (иногда, для эконо­мии времени, делалось это с вечера, когда умы­валки были пусты), прибрать постель, одеться в объявленную форму одежды и в 7 часов вый­ти в строй в коридоре. После проверки отде­ленными (чистота сапог, одежды и т. д.), рота под командой фельдфебеля выходила на про­гулку или гимнастику и, в зависимости от по­годы, на плац или в коридор (на плацу гимна­стика и маршировка с перестроениями, в ко­ридорах — гимнастика). Между прочим, на­ша рота в непогоду занималась гимнастикой (вольные движения) в коридоре первого эта­жа около сборного зала 2).

После гимнастики или прогулки шли в сто­ловую на утренний чай. Вспоминаю, как при­ятно было, особенно в холодное время после прогулки на плацу, прийти в столовую и вдо­воль напиться сладкого чаю со свежей фран­цузской булкой («франзоль»). Засиживаться за столом не приходилось, так как нужно бы­ло спешить в классное отделение на лекции, которые начинались в 8 часов. Каждый день бы­ло 4 часа лекций. После лекций мы отправля­лись в ротное помещение (спальные — «каме­ры»), приводили в порядок постели (во время уборки помещений служителями постели про­ветривались) и строем отправлялись в столовую на «полдник», когда подавалось, кроме чая, также мясное блюдо. Поев, одиночным порядком шли опять в ротное помещение и го­товились к выходу на строевые занятия,. кото­рые, в зависимости от погоды и расписания, происходили на плацу или в ротных помеще­ниях; форма одежды для занятий была (в за­висимости от погоды и расписания) — гимна­стерки или вицмундиры (мундиры без галу­нов). Занятия кончались в 3.30, и рота шла в свои помещения. Юнкера переодевались в гим­настерки (большую часть дня юнкера ходили в училище в гимнастерках, вицмундиры наде­вались на строевые занятия, а мундиры только при исполнении служебных обязанностей, — дневальным или дежурным), и строем шли на обед в столовую. Обед был всегда обильный и сытный 3).

После обеда полагалось время для отдыха: можно было идти в камеру и разрешалось при­лечь отдохнуть. Не всегда, однако, можно бы­ло этим воспользоваться, так как нужно было готовиться к репетициям, или идти на репе­тицию. Репетиции, своего рода экзамены по пройденному курсу, бывали два раза в неде­лю, и по каждому предмету — несколько ре­петиций в течение года. К репетициям прихо­дилось готовиться серьезно, так как размер курсов и требовательность преподавателей не позволяли запускать. Кроме того, нужно бы­ло исполнять домашние работы по тактике, то­пографии, фортификации. В дни, свободные от репетиций, после отдыха, предоставлялось каждому делать то, что он хотел. Большинст­во, однако, шло заниматься в классные ком­наты, некоторые шли в чайную комнату или в читальню. В чайной комнате был небольшой буфет, где за сравнительно небольшую цену можно было приобрести кондитерские продук­ты и предметы юнкерского обихода. Большой бак с кипятком был всегда к услугам юнкеров, и чай с пирожными был иногда приятным времяпрепровождением (конечно, для тех, кто имел деньги). В читальне были газеты «Рус­ский Инвалид», «Новое Время», «Русское Сло­во» и др.) и журналы («Разведчик», «Нива» и др.), но посещаемости нужно сказать, была сравнительно слабая (полагаю, за неимением свободного времени). Репетиции кончались к 8 часам вечера. Роты строились и шли на ужин в столовую, откуда в 8.30 отправлялись строем в ротное помещение на вечернюю поверку с молитвой. Поверкой, чтением приказа по учи­лищу, распоряжениями на следующий день (на­ряды и пр.) и молитвой кончался рабочий день, и каждый юнкер теперь был предоставлен са­мому себе до «отбоя»-в 11 часов. Большинст­во шло опять в классные комнаты заниматься. После «отбоя» все юнкера должны были быть в постелях и огни в камерах потушены. Оста­валось только ночное освещение, и горела оди­нокая лампа в коридоре на столе дежурного по роте. Дежурными по роте были обыкновен­но юнкера старшего класса (2-го специально­го), дневальными — юнкера 1-го специально­го и общего классов. Дежурным по батальону (помощником дежурного по училищу офицера) бывали только старшие портупей — юнкера.

Таков был распорядок дня юнкера, — все шесть дней недели были заняты полностью, се­дьмой же день — воскресенье — был днем от­дыха (относительного): утро посвящалось бо­льшей частью церкви, куда юнкера отправля­лись строем; после обеда разрешался отпуск в город (новым юнкерам разрешен был отпуск только после прохождения основного курса строевого обучения). Желающим разрешался отпуск в Харьков от субботы после обеда до 11 часов вечера воскресенья. Каждый день, в ча­сы отдыха после обеда юнкерам разрешалось выходить на плац на прогулку (плац бывал ме­стом прогулок не только юнкеров, но и город­ских жителей — девиц гимназисток, вольно­определяющихся — ингерманландцев и др…)

Итак, как было сказано раньше, сразу нуж­но было втягиваться в юнкерскую лямку, на­ложенную на себя добровольно. Лямка же в действительности была не из легких, если вспо­мнить, чему приходилось юнкеру в короткое сравнительно время научиться. Вспоминая свое время, я часто удивляюсь, как все то, что тре­бовалось знать офицеру, могло быть впослед­ствии, во время войны, пройдено на ускорен­ных курсах в четыре месяца, особенно людьми со стороны, не проходившими предварительно­го строевого обучения. Однако нужно признать, что прапорщики, прошедшие ускоренные кур­сы во время войны, в большинстве оправдали себя и были не только доблестными, но и пони­мавшими свое дело офицерами.

Что же такому юнкеру 1-го специального класса, новичку, со школьной гимназической скамьи, нужно было одолеть, чтобы стать на­стоящим юнкером и потом офицером?

Прежде всего, конечно, такой новичек дол­жен был получить воинскую выправку и пройти курс основных строевых занятий (стойка, отдание чести, ружейные приемы и т. д.), да­бы сравниться с юнкерами, пробывшими уже в училище один год в общем классе (многие из них были до поступления в училище вольнооп­ределяющимися). Вдалбливалось это ежеднев­но, и такой новичек — «шпак» — постепенно превращался в юнкера, становился солдатом. Хотя с детства, происходя из военной семьи, я привык к казарме и был до известной степе­ни знаком со строем и военными порядками (читали мы отцовские уставы и присутствова­ли на занятиях в казарме и в лагере) ,все же первые дни строевых занятий были, с непри­вычки, довольно тяжеловаты, особенно с вин­товкой, тем более что моим первым учителем был мой родной брат. Он не потакал мне, что, конечно, было хорошо и правильно не только в глазах начальства, но главным образом для скорейшего моего превращения из «шпака» в юнкера. Моим курсовым офицером был пору­чик Халтурин, офицер одного из московских гренадерских полков. Был он строгий, справед­ливый и относился к юнкерам хорошо. От оди­ночной подготовки постепенно перешли на по­строения и т. д. В день нашего училищного праздника 26 ноября, день св. Георгия Победо­носца, новички были приведены к присяге и первый раз участвовали в параде училища на плацу. В параде принимали участие все четы­ре роты. К этому параду мы усердно готови­лись, так как предстояло проходить церемониа­льным маршем ротами в развернутом строю. Каково было мне, не обладавшему ростом и стоявшему на самом левом фланге 1-й роты, где на правом фланге стояли великаны со своим широким шагом, — каждый может себе пред­ставить: левому флангу ведь нужно было дер­жать равнение на правый фланг. Как вспоми­наю, парад прошел вполне благополучно и мы, левофланговые, Шклярук, Джевелло и я, раз­вернулись как следует и фланг не загнули. Приняв присягу, новички становились в стро­евом отношении настоящими юнкерами сол­датами и в случае неуспеха в теоретических предметах отчислялись в воинские части рядо­выми, как говорилось у нас: «шел шпак на Рогань» (Рогань — это первая станция от Чугуева в направлении на Харьков; когда желез­ная дорога еще не существовала до Чугуева, она кончалась в Рогани, и уволенные юнкера должны были пешком идти в Рогань).

Хочу прибавить еще интересную деталь в нашем обучении в часы строевых занятий. Это — обучение танцам. Уроки танцев не были ре­гулярными. Преподавателем был адъютант училища, штабс-капитан Любарский, строй­ный офицер, участник русско-японской вой­ны Сам он был хорошим танцором, но либо он был неподходящим как преподаватель, либо его ученики юнкера были неспособными, а может быть, нерегулярность занятий была при­чиной, что результат уроков был не вполне удолетворительным (хорошо, что не ставились баллы!). На балу 26 ноября танцевали те, кто уже давно умел танцевать.

(Продолжение следует)

В. Альмендингер

_____________________________
1) Здесь уместно привести некоторые данные из истории г. Чугуева, ставшего местом военного значения задолго до учреждения там школы для воспитания будущих офицеров. Когда был основан г. Чугу­ев, трудно сказать точно, но по некоторым сведениям он существовал уже в царствование Иоанна Грозного, будучи крайним опорным пунктом пограничной защиты русских земель от постоянных монголь­ских набегов. В конце концов Чугуев не выдержал одной осады, был разрушен татарами до основания, и только его развалины продолжали именоваться городищем. Возродился Чугуев и вновь стал городом при Царе Михаиле Федоровиче, став одной из крепостей, которые служили Московскому государству южной оборонительной линией, построенной в 16361640 гг. от р. Ворсклы к Дону. Сюда же бежал в 1639 г. после своего восстания против поляков (на почве религиозного преследования) гетман Яков Остряница с отрядом казаков. Город в то время был основательно заселен и укреплен настолько, что, начиная с 1 мая по 13 августа 1643 года, чугуевцы отбили 19 татарских атак, о чем доносил в Москву курский воевода Стрешнев. Гарнизон в это время состоял из казаков и поселенных там стрельцов. В 1645 г. команда эта была награждена пожалованием ей собственного знамени. К Чугуеву под его защиту постоянно тянулись выходцы из правобережной Малороссии и тем пополняли собой Чугуевский гарнизон.

Под защитой подобных крепостей, как Чугуев с их воинской командой, образовывались новые поселения, обитатели которых приходили в трудную минуту на помощь гарнизону. Эти военные поселения имели в следующих царствованиях большое значение. В царствование Императора Александра 1-го при реформе ген. Аракчеева, крестьяне были официально переименованы в «военных поселян». К этому же времени и относится постройка здания Чугуевского военного училища, где в те времена помещался Штаб военных поселян. В 1851 году в этом здании была основана Школа Военных Топографов, куда съезжа­лись для прохождения курса со всех концов России. В 1857 году Школа Военных Топографов в Чугуеве была упразднена и до 1865 г. в здании помещалась «Школа военного ведомства» (Школа кантонистов), которая по приказу Военного министра передала здание основанному в этом году «Окружному пехотному юнкерскому училищу» (приказ по училищу от 12 августа 1865 г.). В 1910 г. «Чугуевское юнкерское училище» было переименовано в «Чугуевское военное училище».
В Чугуеве был расквартирован 10-й гусарский Ингерманландский полк, а в деревне около Чугуева Донская казачья батарея.
2) Здание училища, как было сказано раньше, было постройки времен ген. Аракчеева и отличалось своей массивностью, как небольшая крепость. Двухэтажная постройка была, в общем, «покоем», фронтом на юг. В первом этаже помещались классные отделения, сборный зал, дежурная комната, канцелярии, околодок, библиотека с читальной и чайной комнатой. Во втором этаже были ротные помещения — спальни (камеры), умывалки, в подвальном этаже — столовая с кухней, цейхгаузы, склады, музей и некоторые мастерские. Сзади здания были постройки, в которых помещалась команда служащих, разные мастерские (швальня и пр.), конюшни и т. д. Здание училища, построенное в начале 19-го столетия, отличалось массивными стенами (первый этаж метра 1½ , второй этаж несколько меньше).
3) Говоря о питании юнкеров, можно заметить следующее: питание юнкеров было поочередно в руках довольствующей роты, командир которой был ответствен за него. От роты назначался артельщик (обыкновенно портупей юнкер), он следил за покупкой и приемом продуктов и на его ответственности была раскладка продуктов, меню, кухонная кладовая и проч. Для ближайшего надзора за приготовлением пищи (правильный вес мясного пайка, хлеба и пр.), и порядка в кухне и столовой назначался дежурный по кухне, из юнкеров старшего класса, и ему в помощь давалось два дневальных, из юнкеров младших классов. На «приварочное и чайное довольствие» каждого юнкера полагалось, если не ошибаюсь, 25 копеек в день.

© ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Голосовать

(1 votes, average: 5.00 out of 5)

 Loading ...

Похожие статьи:

• Чугуевское Военное Училище (Окончание). – В. Альмендингер
• Чугуевское Военное Училище. Продолжение, №109). – В. Альмендингер
• Письма в Редакцию. (№111)
• «Щипонос». – П.В. Шиловский
• Юнкера. – В. П.
• К 150-летию основания Николаевской Инженерной Академии и училища. – П. В. Шиловский и С. В. Широков
• Николаевское Инженерное училище. – А. Шварц
• Штабс-капитан В. Д. Парфенов. – Анатолий Векслер
• Письма в редакцию (№115)