ВОЕННАЯ БЫЛЬ

ХОЛОДНАЯ ВАННА

Во время гражданской войны мне случи­лось как-то вечером отправиться из деревни Н. на железнодорожную станцию К. для то­го, чтобы связаться по прямому проводу со штабом дивизии. Мой верховой конь проде­лал в этот день большую работу, и я, решив дать ему заслуженный отдых, приказал на­шему кучеру Байербаху (из немцев — коло­нистов) приготовить для меня линейку. Байербах быстро исполнил приказание, и мы поехали.

В линейку были впряжены две лошади: караковый жеребец — коренник и гнедая ко­была, левая пристяжка. Коренник был конь довольно крупного калибра, а пристяжка — так себе, неказистая кобыла.

Дело было раннею весною, когда солнце греет днем уже достаточно для таяния снега, а по вечерам легкий морозец подмораживает появившиеся ручейки и лужицы.

Мы ехали рысью по проселочной дороге. Под копытами лошадей и под колесами ли­нейки похрустывал подмороженный к вечеру снег. Версты две проехали быстро, — доро­га была ровная, нагрузка небольшая.

Вдруг дорога пошла вниз, и мы увидели балку, пересекавшую наш путь. Спустившись шагом по довольно крутому склону балки, мы увидели на дне ее ручеек, покрытый льдом и тонким слоем подмороженного снеж­ного месива. Были видны следы переехавших через ручеек колес.

Байербах остановил лошадей, слез с линей­ки, потоптался по льду, и мы посоветовавшись о прочности ледяного покрова, решили ехать дальше.

Лошади смело ступили на лед, но не ус­пели еще задние колеса въехать на лед, как послышался хруст сломанного льда и плеск воды… Лошади провалились по брюхо в во­ду, и линейка клюнула передком туда же. От такой холодной ванны коренник и пристяж­ка потеряли самообладание и, не слушаясь возжей Байербаха, бросились назад. Левым боком коренник нажал на пристяжку, сбил ее с ног и сам упал на нее, придавив ее всей своей тушей. Все произошло с молиниеносной быстротой, но Байербах не растерялся: он спрыгнул с линейки в воду и начал распря­гать лошадей. Кобыла исчезла под водой це­ликом, ее не было видно, на ней, на ее пра­вом боку, лежал жеребец. Он поднимал голо­ву из воды, фыркал и, тщетно старясь подняться, бил ногами, сокрушая лед и раз­брызгивая воду.

Байербах, по пояс в воде (вокруг него пла­вали полы его английской шинели), пытался отстегнуть перекрученные и затянутые рем­ни упряжи. К счастью, у меня в кармане оказался острый перочинный нож. Я передал его Байербаху, сказав: «Режь все ремни, ка­кие попадутся под руку!», и через несколь­ко секунд обе лошади, освобожденные из пле­на упряжи, выскочили на берег. Кобыла чи­хала и кашляла, жеребец фыркал.

Я промочил только правую ногу, вода ока­залась выше голенища, но Байербах был весь мокрый. Мы быстро наладили поводья из уце­левших возжей, и по моему приказанию Байер­бах, верхом на жеребце и с кобылой «в за­воду», поскакал обратно в деревню, чтобы переодеться и прислать ко мне моего вестово­го с верховым конем, в ожидании прибытия которого я сушил промоченную ногу в избуш­ке вблизи от дороги.

Когда прибыл вестовой с конем, мы по оди­ночке благополучно переправились по льду, недалеко от места «катастрофы». Вес одно­го всадника был недостаточен, чтобы сломать лед. Линейку вытащили из воды на другой день. Ни Байербах, ни лошади не простуди­лись от купания в ледяной воде.

«НЕ СПИ, КАЗАК, ВО ТЬМЕ НОЧНОЙ ЧЕЧЕНЕЦ ХОДИТ ЗА РЕКОЙ»

После одного из удачных рейдов в Север­ной Таврии нашей дивизии удалось обход­ным движением вытеснить большевиков из г. Орехова. Я был назначен старшим квар­тирьером для размещения частей по кварти­рам в занятом городе.

Было уже начало осени, погода была хо­рошая, надвигался вечер. Золотой осенний день тихо исчезал в лучах заходящего солнца.

Отводить квартиры — дело довольно не­приятное: имея маленький чин, приходится вступать в пререкания с полковниками, не­довольными отведенными их частям кварти­рами. Приходится также мирить расположен­ные по соседству части или выдворять людей из домов, захваченных «нахрапом» каким-ни­будь лихим командиром взвода или эскадро­на. Намучившись в этот вечер немало, я справился наконец с задачей и передал моего коня в руки вестового. Закусив чем Бог послал, не раздеваясь, я завалился спать на какой-то жесткой скамейке, и усталое тело сразу же погрузилось в глубокий сон. Но уже через полчаса, толчком ноги по шаткой ска­мейке, я был разбужен приятелем: «Вставай, выступаем, большевики пытаются устроить нам западню».

И колонна, вытянувшись по кремнистой дороге, двинулась в поход. Повозки с пехо­той, орудия, зарядные ящики, патронные дву­колки, подводы с боеприпасами, походные кухни… Движение было медленным из-за часто попадавшихся по пути крутых спусков, когда приходилось спускать по одному ору­дию, по одной повозке. Колонна то дело ос­танавливалась на несколько минут. Сидя в седле, я дремал, а во время остановок засы­пал совсем, почти валясь с лошади. Слева, метрах в двадцати от дороги, было поле, пе­ресеченное стройными рядами сложенных в копны снопов ржи или пшеницы. Ночь бы­ла темная, копны, освещенные луной, — близ­ко, и соблазн был велик, хотелось растянуть­ся на снопах и заснуть на пять минут, пока колонна стоит на месте… Я подъехал к бли­жайшей копне, спешился, сделал из двух снопов подобие постели и, держа концы по­водьев в правой руке, лег на снопы. Конь мой начал щипать колючие колосья, а я сра­зу же погрузился в сон.

Просыпаюсь, разбуженный лучами выгля­нувшего из-за горизонта солнца, открываю глаза и, о ужас! Колонны нет на дороге, нет и моего коня. Вскакиваю на ноги и, как по­мешанный, выбегаю на дорогу. Насколько мог хватить глаз, на дороге не видно ни одной повозки, ни одной человеческой души. Я пошел пешком по тому направлению, куда дви­галась колонна. Все время оглядываюсь на­зад, опасаясь налета большевиков. Я прошел быстрым шагом, почти бегом, версты три и вдруг увидел вдали на дороге стоящую по­возку, около которой двух человек, занятых починкой колеса. Кто они, белые или крас­ные? Но делать нечего, иду дальше, отстег­нув на всякий случай крышку кобуры на­гана. Подхожу ближе и вижу: два солда­та, по-видимому, нашей дивизии сколачива­ют гвоздями обод колеса. Подвода покрыта брезентом, и к ней привязана лошадь… Мой конь, расседланный и мирно жующий сено!..

«Мой конь! — кричу солдатам. — Где сед­ло?». Они пытались было уверить меня, что это их лошадь, но мой уверенный и настой­чивый тон не вызывал сомнения. Вытащили из-под брезента седло и потник, я оседлал коня, сел и поехал рысью.

Дивизия была близко, орудия и повозки стояли вдоль широкой улицы какой-то немец­кой колонии. Оказалось, что меня искали и начальство и друзья. Я придумал какое-то оп­равдание моего отсутствия, постеснявшись сказать правду, и только на следующий день рассказал кое-кому, как было дело. Меня выслушали, но не поверили мне, это было заметно по глазам слушавших мой рассказ. Конечно, рассказ был мало похож на прав­ду, если принять во внимание, что вслед за колонной двигался головной дозор большевицкого авангарда, который был даже обстре­лян нашими. Дозор этот несомненно прошел мимо копны, на которой я спал, но меня не заметил. И спас меня мой конь тем, что по­кинул спящего хозяина: оставайся он на ме­сте, дозор, конечно, подъехал бы к копне, и не сносить бы мне головы!..

Говорят, что чудес не бывает, но это бы­ло чудо самое настоящее.

В. Цимбалюк

© ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Голосовать

(1 votes, average: 5.00 out of 5)

 Loading ...

Похожие статьи:

• Мелочи, сюрпризы и курьезы походной и боевой жизни (№115). – В. Цимбалюк
• Мелочи, сюрпризы и курьезы походной и боевой жизни (№111). – В. Цимбалюк
• Мелочи, сюрпризы и курьезы походной и боевой жизни (№112). – В. Цимбалюк
• Верхом из-под Полтавы на Парижскую выставку. – А. Г.
• Прием лошадей в мобилизацию 1914 года. – В. Милоданович
• Конская мобилизация в 1915 г. – Д. Харьков
• Конная атака 14 августа 1915 г. под господским двором «Жмуйдки». – Игорь Черкасский
• Хроника «Военной Были» (№118)
• О мобилизации коня. – М. Залевский