ВОЕННАЯ БЫЛЬ

МУМИИ

После успешного наступления из Крыма весною 1920 года наша дивизия довольно бы­стро добралась до Синельникова. Но, увы, на этом, кажется, и закончилось победоносное наступление. Пробыв в Синельникове всего несколько часов, даже не переночевав в этом городе, мы двинулись обратно, взорвав пред­варительно все железнодорожные инсталяции.

Довольно долго дивизия простояла в селе Новогуполовка, откуда время от времени не­большими войсковыми группами совершались набеги — рейды по тылам красных. Вечером отряд выступал, колонна двигалась всю ночь, почти без походного охранения. Пехотинцы, свесив ноги с маджар, спокойно спали с винтов­ками на ремне.

На рассвете — короткий удар, и красные, иногда оставляя даже орудия, бежали в пани­ке. Такие набеги всегда оканчивались удач­но и без больших потерь. Захватив военную добычу и несколько сот пленных, экспеди­ционный отряд немедленно же возвращался по другому пути в Новогуполовку. Большевицкий бронепоезд стрелял с большой дис­танции по нашей колонне, но больших по­терь у нас не бывало. Рейды эти были на­столько однообразны, что иногда казались об­реченными на неуспех, но красные всегда попадались врасплох и бежали, часто — в од­них кальсонах.

Нанеся красным несколько местных уда­ров и тем расстроив их стратегические пла­ны, наша дивизия в полном составе перешла в наступление. Мелькают в памяти названия населенных мест: Янчекрак, Карачекрак, Фридрихсфельд, Хальбштадт, Пришиб, Эристовка, Гейдельберг, Мунталь… Где-то в этом районе шли бои, и мы, сбив красных с по­зиций, на которых они держались довольно стойко, погнали их по направлению, кажется, на Гейдельберг. Бежали большевики бойко, на­ша колонна двигалась по дороге почти все вре­мя рысью.

Уже почти месяц стояла тропическая жа­ра. Пыль, поднимаемая лошадьми и колесами повозок, стояла над нашими головами, как стена. Эта стена была видна невооруженным глазом за десять километров и казалась облач­ным небом. Потные лица, размазанные гряз­ными носовыми платками и рукавами, были похожи на чучела. Только глазные белки ожив­ляли их.

На дорогах валялись еще неубранные тру­пы большевиков, лежал среди них и один тяжело раненный в голову. Опершись на ло­коть правой руки, он поддерживал окровав­ленную голову. Глаза его выражали отчаяние и покорность судьбе. Я остановил нашу сани­тарную двуколку и сказал сестре, чтобы она обмотала марлей голову раненого, хотя бы для защиты раны от пыли и от мух. Потом сани­тарная служба займется им.

По делам службы мне было нужно обо­гнать колонну и добраться до ее головы. Это было делом трудным, так как узкая дорога вся была запружена повозками, а обочины дороги не были удобны для движения всадника. Кро­ме того, пыль слепила глаза и затрудняла дыхание. В каком-то месте дорога делала не­понятный крюк и слева от нее расстилалось кукурузное поле. Вот я и решил пересечь это поле, чтобы сократить путь и удалиться не­много от пыли. Двигаюсь рысцой, ломая кон­ской грудью кукурузные отволы, и вдруг вижу: лежат передо мной две мумии! Я соско­чил с коня, чтобы рассмотреть их поближе, обошел со всех сторон и толкнул одну из них под бок носком сапога, чтобы выяснить, како­ва твердость дошедшего до такого состояния мертвого тела. Нога ощутила прикосновение к картону, и даже звук от толчка был совер­шенно картонный. Обе мумии были темно-коричневого, скорее черного цвета. Конь мой сначала пугливо косился на невиданное зре­лище, но быстро поняв, что опасности нет, успокоился. Было совершенно ясно, что это белые, расстрелянные большевиками уже давно. Будь это красные, большевики, зани­мавшие эту местность долгое время, похоро­нили бы «борцов за свободу» с почестями. Оба трупа были без голов, и осколки их черепов валялись тут же вблизи. Выстрел из винтов­ки с близкого расстояния разрушает череп подобно тому, как удар о камень обращает в черепки глиняный горшок. На трупах не бы­ло никакой одежды, ни фуражек, ни поя­сов, ни обуви (убийцы, может быть, «об одеж­дах меташа жребий»).

Процесс образования этих мумий пред­ставляется мне в таком виде: раздетые лю­ди были убиты и брошены на месте убийства. Погода была жаркая, и процесс разложения начался немедленно же, но процесс высыха­ния мягких частей тела обгонял процесс гние­ния, и трупы, лежавшие целый месяц на солнцепеке, обратились в «вяленое мясо», прежде чем успели сгнить. С грустью сел я на коня и поехал дальше.

Метрах в пятидесяти от мумий я услы­шал треск кукурузных стеблей… Я насторо­жился, прислушался, присмотрелся и увидел бегущего человека. Подтянув карабин в бое­вую позицию, я поскакал за беглецом. Бе­жать в кукурузе ему было трудно, и, поняв невозможность убежать от всадника, он оста­новился. Оружия у него не было.

— Куда бежишь? — спросил я его. — Ведь так тебя легко и пристрелить могут, кому охота за тобой гоняться! Иди спокойно вон туда, на село Эристовку, встретишь кого-ни­будь, спроси, как найти коменданта. А спро­сят тебя, кто ты такой, отвечай: мобилизо­ванный в Красную армию, сегодня нашел способ бежать и вот бегу. Так скажешь и коменданту, и башка твоя уцелеет, а будешь бежать, возьмут на мушку и каюк тебе!

Он послушался моего совета, и покуда я мог его видеть, шел спокойно и беды с ним никакой не приключилось.

Поехал я дальше по кукурузе. Гляжу, лежит на земле чистая походная брезентовая сумка. Я поднял ее и, сидя на коне, рассмо­трел ее содержимое. Там была смена чисто­го, выглаженного белья, большой кусок све­жего белого хлеба, несколько пачек винтовоч­ных патронов и еще не вскрытая фунтовая жестяная коробка охотничьего селитро-угольного пороха. Еду дальше. Вдали от меня, в кукурузном поле раздались отдельные ружей­ные выстрелы, и мне показалось, что в воз­духе просвистала пуля. Тут-то я догадался, наконец, что кукуруза для разбитых большевицких банд является «джунглями», где они скрываются. На одного я уже наткнулся и выгнал его из кукурузы, и, к счастью для меня, он оказался невооруженным. Но я могу наткнуться и на вооруженных, и тогда при­дется мне лечь третьей мумией в этом куку­рузном поле. И я сразу же взял направление на сближение с колонной.

Добрался я до головы колонны уже в ко­лонии Гейдельберг. Первой моей мыслью бы­ло утолить жажду и напоить моего бедного, безропотного коня. Я увидел кучку людей, стоявших вокруг колодца. Все сосредоточен­но смотрели в глубину спасительного источ­ника, а один солдат шевелил журавлем, ста­раясь зачерпнуть ведром побольше воды. Я спешился и, протолкавшись сквозь толпу, за­глянул в колодец: увы, воды в нем не было, и лишь на дне стояла маленькая лужица жел­той грязи. Поехал искать другой колодец и нашел целых два, но и там была та же кар­тина: воды не было, всю ее выпили больше­вики. Так я и двинулся в дальнейший путь, томимый жаждой, а бедный конь, весь в мы­ле, едва волочил ноги.

Колонна двигалась дальше, враг бежал без оглядки, нигде ему не удавалось остано­виться, задержать наше наступление. День клонился к вечеру, на горизонте появились черные тучи, послышались раскаты грома, надвигалась гроза. В воздухе почувствова­лась прохлада, первые крупные капли нача­ли барабанить по нашим головам, а вслед за ними «разверзлись хляби небесные» и хлы­нул дождь. Шинели при мне не было, вода потоком текла с головы по гимнастерке, по бриджам, прямо за голенища сапог. Я продрог, но выхода не было, и молодой организм вы­держал и это испытание. Гроза пролетела бы­стро, но по канавам еще долго текла мутная вода. Когда в маленьких лужах вода отстоя­лась немного, люди, став на четвереньки, ос­торожно, чтобы не замутить воду, пили ее без всякой посуды, пользуясь своими губами. Поить лошадей было трудно, лошадь — дели­катное животное, ей подавай воду абсолютно чистую.

Дальше события пошли своим чередом, мы с боями медленно отступали к Чонгару. Большевики тревожили нас беспрестанно, стараясь уничтожить нашу армию еще до от­хода в Крым, но это им так и не удалось, несмотря на численный перевес и подавляющее превосходство в артиллерии и в боеприпа­сах. Незадолго до похода к Чонгарскому мосту нам случилось почти целый день дви­гаться параллельно дороге, по которой дви­галась конница Буденного. Расстояние меж­ду нашими колоннами было версты в три, и за движением противника можно было сле­дить невооруженным глазом. Пули нас не тревожили, а снарядами мы обменивались це­лый день. Недалеко от моста буденновцы пе­ререзали нам путь, но мы легко пробились к мосту. После жаркого лета наступила ранняя зима, уже в начале октября, но снега еще не было, хотя мороз донимал нас изряд­но. После нашего прохода Чонгарский мост был взорван, и мы через Таганаш двинулись к Перекопу.

После тяжелых боев на Перекопе, под Армянском, под Юшунью, понеся большие по­тери, наши войска потянулись к портам. Бро­сали пушки, лошадей, повозки и все имуще­ство. Голодные люди погрузились на парохо­ды и оставили родину.

В. Цимбалюк

© ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Голосовать

(1 votes, average: 5.00 out of 5)

 Loading ...

Похожие статьи:

• Мелочи, сюрпризы и курьезы походной и боевой жизни (№117). – В. Цимбалюк
• Мелочи, сюрпризы и курьезы походной и боевой жизни (№112). – В. Цимбалюк
• Мелочи, сюрпризы и курьезы походной и боевой жизни (№111). – В. Цимбалюк
• Вооружение и обмундирование. – Старый русский солдат
• Из боевой жизни Митавских гусар. – Николай Рерберг
• Лана-Орлау. – В. П.
• Воспоминания о Великом Сибирском походе и о борьбе с красными в Забайкалье. – С. Марков
• Из флотских воспоминаний (№115). – Н. Р. Гутан
• Долгий путь Донского Императора Александра 3-го Кадетского Корпуса. – В. Милоданович