ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Эта статья является продолже­нием статьи «Мост на Стыри у дер. Новоселки» в № 54 «Военной Бы­ли».

После встречи в глухом и болотистом лесу с 5-м стрелковым полком и короткого разговора с его командиром, мое движение на запад шло беспрепятственно. Примерно через каждые че­тыре версты мы оставляли пост «летучей поч­ты» (четырех улан). Вышли на большую поля­ну, где справа виднелось два-три дома, отве­чавших на моей карте отметке «Хут.». Именно здесь отдыхал этот 5-й полк, числившийся по нашему приказу в «корпусном резерве» и, как и весь корпус, не получивший никаких распо­ряжений из штаба корпуса, но и без этих рас­поряжений выполнявший то, что оказывалось нужным по обстановке.

Не задерживаясь здесь, мы двигались даль­ше до дер. Кукли. От командира 5-го полка я уже знал, что штаб 4-ой Стрелковой дивизии (знаменитые еще по Русско-Турецкой войне «Железные Стрелки») ночует в этой маленькой лесной деревушке.

Начальником этой дивизии был генерально­го штаба генерал-лейтенант Деникин, с которым я до того времени еще никогда не встречался. Он не имел еще всероссийской известности, но среди офицеров генерального штаба на Юго-Западном фронте его имя было хорошо изве­стно, причем молодые офицеры ген- штаба его обыкновенно называли «наш Антон Иванович». Он отвечал нашим молодым военным идеалам*

— всегда «вперед», всегда «маневр» и, зачастую

— борьба со своим старшим, очень часто вялым

*) В Русской армии, с 1907 г., стала происходить смена нашей «школы» военного искусства 19-го века на новую, отвергавшую оборону и требовавшую воз­можно более активных и решительных действий. В сущности, это было возвращением к суворовским взгля­дам 18-го века. Перемена эта, проводимая и в военных уставах, и в преподавании в училищах и в Военной Академии, усваивалась молодежью, но старшие поко­лению офицеров в громадном своем большинстве со­вершенно не поддавались «перевоспитанию». Это каса­лось и представителей «старого» и «молодого» Гене­рального Штаба.

и пассивным начальством. И в штабах начали весьма побаиваться этого энергичного и сурово­го, но и строптивого генерала. Должен здесь прибавить, что и противник наш оценил гене­рала Деникина еще раньше и выше, чем мы. Так, я допрашивал одного взятого в плен ав­стрийского командира роты, который мне ска­зал: «мы знаем этого страшного генерала». Поз­же австрийский генерал писал в своем приказе: — «Будьте бдительны — против нас самый ак­тивный генерал русской армии и он может напасть на нас в любое время». И угадал, ибо и самый приказ этот был захвачен Железными Стрелками!

И вот мне предстояло явиться ему и в какой обстановке!

Штаб корпуса загнал его с железными стрел­ками в глубокий тыл неприятеля, оставил там без связи, не мог обеспечить единственный мост в его тылу, а сам сидел за 60 верст и даже не знал точно, что делалось у него на фронте!… Весь законный гнев генерала обрушится теперь на мою бедную голову…

С такими мыслями я подъезжал к Кукли.

— Стой, кто идет? — раздался от стены пер­вого строения голос невидимого часового­— Офицер из штаба корпуса. Где штаб 4-й Стрелковой?

Подчасок подошел, чтобы убедиться, в рус­ской ли мы форме.

— Направо пятый дом. В окне увидите свет, Ваше Высокоблагородие.

Света в окне я не увидал, но чуть светилось под подворотней скотного двора. Халупа была очень бедная и маленькая: одна комнатка, даже без сеней, вход через скотный двор. Здесь, на лесенке в избу стоял телефонный аппарат и сидел телефонист, что-то писавший при свете жестяной керосиновой лампочки. Узнав, кто я такой, он взял лампу и повел меня в избу. В комнате с одной стороны спали на полатях, ряд­ком, накрывшись бурками, офицеры штаба, г другой — за небольшим крестьянским столом стояла походная койка, на ней лежал, накрыв­шись до пояса буркой, генерал с черной, чуть седеющей бородой. Он был в защитном мундре с орденом Георгия на груди.

— Простите, Ваше Превосходительство, что бужу вас… — начал я­

— Ничего. Я приказываю будить меня каж­дые полчаса, чтобы не избаловаться.

Я начал представляться уставным рапортом.

— Что! — и вдруг загремел генерал, вска­кивая на ноги: — Вы из штаба корпуса? Да что вы там думаете, в вашем штабе?! Мои стрелки не кавалерийская дивизия, чтобы совершать рейды по тылам противника. И почему вы си­дите за рекой, в 80 верстах от нас??!

— Ваше Превосходительство, у нас нет про­вода, а командующий армией ген. Брусилов за­претил нам отрываться от него, но мы отлично понимаем всю нелепость нашего поведения…

— Еще того лучше! — кричал генерал, — вы еще оправдываетесь! Да кто вас после этого будет слушаться?!

Я замолчал, окончательно сбитый с толку. К тому же я теперь только сообразил, что внеш­ний мой вид более, чем странный: мой резино­вый плащ был сплошь залит грязью, так же как и моя борода и лицо; все это замерзло и те­перь, в теплой избе, тает и стекает мутными ручьями..-

Наконец я доложил генералу обстановку в его тылах. Он глядел на меня пристально сво­ими красивыми глазами, и мне казалось, что глаза эти блестят гневом.

— Какое же распоряжение вы мне привез­ли?

— Командир корпуса предполагает, что вве­ренная Вашему Превосходительству дивизия могла бы завтра (то есть теперь уже сегодня) ударить на юг, овладеть переправой у Колков и выйти в тыл противнику, находящемуся пе­ред фронтом 30-го корпуса…

Я отлично помнил, что командир корпуса, отправляя меня за мост у дер. Новоселки, ни­чего подобного мне не говорил. Наоборот, он сказал: «Я не могу давать начальникам диви­зий указаний, не зная их обстановки», но он, однако, дал мне превышающее закон право, отдавать приказания его именем 2) и, учитывая такое полномочие, я излагал свой собственный план: ген. Деникин уже научил меня «прика­зывать»!

Но генерал опять зашумел.

— Ваш командир корпуса положительно считает нас кавалерией. Да разве возможно пе­хоте делать такие прыжки?!

В эту минуту появился телефонист и доло­жил, что штаб 2-й Стрелковой дивизии, имею­щий телефон с Чарторийском, дал это местеч­ко на-прямую и что там на телефоне командир корпуса. Я бросился на скотный двор. У телефо­на в Чарторийске оказался начальник штаба корпуса ген. Скобельцын. Я доложил ему об­становку и все, мною виденное, а также и пред­ложенный мною ген. Деникину план действий.

— Что же ген. Деникин?

— Он возражает.

— Немедленно доложите ему, что командир корпуса отменяет свое предложение. Пусть Де­никин делает так, как находит лучшим: он, а не мы, под угрозой окружения.

Я вернулся в избу. Антон Иванович ходил из угла в угол и что-то говорил сам себе — весь его штаб по-прежнему спал мертвым сном, на полатях.

— Командир корпуса отменяет свое реше­ние. Он просит вас действовать так, как вы счи­таете нужным в данной обстановке, — доло­жил я.

— Да вы там все с ума сошли! — закричал Деникин. — То приказываете, то сейчас же от­меняете свои приказания. Это же разврат!! — И он вдруг бросился ко мне, схватил за плечи и стал меня трясти, выкрикивая: «Да вы пой­мите, капитан, что это же будет конфетка, а не наступление! Мы же их всех там заберем!!».

Я поспешил обратно к телефону. Но слыш­но было уже очень плохо- Ген. Скобельцын не мог меня расслышать, и я кричал в трубку, все повышая голос:

— Надо на Колки! Вы слышите — на Кол­ки! На Колки!!

Наконец Скобельцын расслышал и ответил, что командир корпуса согласен.

Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся. За мной стоял ген. Деникин и смеялся.

— Побойтесь Бога, капитан: нельзя же так кричать на начальство! — Мы вернулись в избу…

— Уговорили? — спросил он.

— Так точно, Ваше Превосходительство.

— Ну и хорошо. А теперь, капитан, для по­рядка и отчетности, изложите мне все это пись­менно, чтобы мой штабоначальник, когда про­снется, мог подшить это к делу № 13.

Я вынул из сумки книжку бланков «При­каз… 40-му армейскому корпусу» и, исправив «приказ» на «приказание», стал писать:

«Командир корпуса приказал… и подписал­ся: «За начальника штаба капитан…» 3).

Тем временем генерал приказал телефонисту вызвать к нему командира бригады генера-

2) По уставу, отдавать приказание именем коман­дира имеет право только начальник его штаба (то есть в данном случае — ген. Скобельцын, а не другие офицеры штаба).

3) Я не помню теперь (через 47 лет), что именно я написал в этом «приказании», но предполагаю, что, ве­роятно, оно звучало, примерно, так: «командир корпу­са приказал: имея в виду, что переправа у Новосел­ки обеспечена корпусным резервом (5-м Стрелковым полком), 4-й Стрелковой дивизии овладеть перепра­вой у Колков и нанести удар в тыл противника, на­ходящегося перед фронтом 30-го армейского корпуса».

ла Станкевича и командиров полков. Беря из моих рук «приказание», он сказал, улыбаясь:

— Спасибо. Теперь я буду знать, как у вас корпусом командуют…

Должен сказать, что в дальнейшем, почти годовом, пребывании генерала Деникина в со­ставе 40-го армейского корпуса, у нас, в штабе корпуса, ни разу не выходило с ним ни малей­шего недоразумения — наш корпус управлял­ся «по-новому»: всегда «вперед», всегда «ма­невр» и никогда — вмешательства в компетен­цию подчиненных (т. е. дивизий). Сам ген. Де­никин потом отмечал это.

Вскоре телефонист доложил, что «коман­диры» собрались. Было очевидно, что вся ди­визия ночевала «в кулаке» вокруг Куклей. Ген. Деникин предложил мне прослушать те распоряжения, которые он отдает полкам, что­бы я мог доложить это командиру корпуса.

Вошли: ген. Станкевич (герой Таку и Пеки­на в 1900 году), 4 командира полков (13-го — полк. С. Л. Марков, впоследствии легендарный герой Первого похода Добровольческой Армии; 14-го — полк. Н. К. Келлер; 15-го — флигель- адъютант, полк. Сухих; 16-го — полк. Н- П. Бирюков) и артиллеристы.

Генерал меня им представил, а затем громко и отчетливо прочел им мое «приказание»…, не огласив, впрочем, подписи.

Затем он расстелил на столе карту, пригла­сил собравшихся подойти к столу и начал го­ворить резким, суровым, отрывистым голосом:

— Приказываю!

— Первое. Полковник Марков!

— Я, Ваше Превосходительство!

— 13-ый Стрелковый полк, 4 орудия. Смо­трите на карту: отсюда и досюда. (Палец гене­рала сделал на карте полукруг от середины фронта дивизии до стыка с полосой 2-й Стрел­ковой дивизии). — Десять верст. Умереть! Но удержать! Вы меня поняли, полковник?

— Так точно, Ваше Превосходительство.

— Второе. Полковник Бирюков­— Я, Ваше Превосходительство.

— 16-ый Стрелковый полк, 4 орудия. В 6 ч. утра начнете наступать от отметки 90.0 на Комарово (под этим «наступать» таким образом подразумевалось движение назад на 15-20 верст для очищения своего тыла от проникших туда австрийцев). Всех, кого вы там встретите, вы отправите в штаб корпуса. К 18 часам вы вер­нетесь к отметке 90.0 и поддержите действия ген. Станкевича. Вы меня поняли, полковник?

— Так точно, Ваше Превосходительство.

— Третье. Генерал Станкевич..

— Я, Ваше Превосходительство.

— 14-ый и 15-ый Стрелковые полки, 4-й Стрелковый артиллерийский дивизион, дивизи­он 84-й артиллерийской бригады 4), Отдельная Донская казачья бригада, Донской конно-артиллерийский дивизион, 3-й Сибирский горный ар­тиллерийский дивизион.

— Смотрите карту! Сюда — дроздов! (Па­лец Деникина перечертил зигзагообразно леса к западу от Куклей). Сюда — жука! Рука генера­ла сделала резкое движение на юго-запад, за рамку карты. А сюда (Деникин указал на глав­ное направление, на Колки) — это вы сами зна­ете, генерал: мне вас учить не приходится!

«Вы свободны, господа!»

Командиры защелкали шпорами и двину­лись к двери…

— Постойте!! — Вдруг, точно что-то вспом­нив, остановил их Деникин. Командиры обер­нулись. Деникин, сильно возвысив голос, вы­крикнул:

— Знамена к полкам! Идите!!

Командиры, не произнеся ни слова, быстро

исчезли за дверью. Через две минуты откла­нялся и я.

Описанная сцена, понятная офицеру гене­рального штаба, требует пояснений для рядо­вого читателя. Я был потрясен и понял, что слушал приказ вождя «милостью Божией». Это — боевой приказ, а не совещание и угова­ривание. Только наступление (даже при движе­нии в тыл). Задачи подчиненных ясны и крат­ки до предела- Полное доверие к подчиненным. На фланговых участках только по одному пол­ку и 4 орудия, а на главном (на Колки) — пер­воначально половина пехоты, почти 7/8 артил­лерии и вся конница, но к концу или в разгар боя к ген. Станкевичу подойдут части Бирю­кова, и тогда у него окажется 3/4 пехоты, 10/11 артиллерии и вся конница.

Правда, генералу Санкевичу поставлены и второстепенные задачи: «дрозды» и «жук» (эти неуставные термины Железным Стрелкам бы­ли, очевидно, понятны); эти задачи, по суще­ству своему, не усложняют задачу Станкеви­ча, а сводят ее на одни только Колки, эти за­дачи обеспечения его северного фланга уже осу­ществлены начальником дивизии, но только си­лы, которые для этого уже указаны, подчине­ны Станкевичу.

4) 84-я артиллерийская бригада (ген. м. Новицкий Игн. Валент., бывший в 1901-1904 гг. моим курсовым офицером в Константиновском артиллерийском учили­ще) была вооружена японскими пушками системы Арисака, с которыми Япония вела с нами войну 1904­1905 гг. и которые в 1915 г. были ею уступлены России вместе с значительным боевым комплектом для, хотя бы частичного, облегчения русского снарядного «голо­да». Наша горная артиллерия также имела больше снарядов, нежели полевая, которая с января 1915 г. почти не имела снарядов (в декабре 1914 г. было се­кретно указано делать в среднем не более одного!! вы­стрела на батарею в сутки). Новые заказы из-за гра­ницы могли начать поступать только с осени 1915 г.

А резерв? То есть то, что оставляется вне боя, «на всякий случай»? А его нет вовсе! «Идешь в бой», учил Суворов, «снимай посты, опорожняй коммуникации». Он под Кинбурном даже денщиков и хлебопеков бросил в послед­нюю атаку и… победил!

А вспомним, что, например, при 3-м штур­ме Плевны (30 августа 1877 г.) в резерве было оставлено 50 процентов всех сил, там бывших… и, кроме безумных потерь, — никакого успеха…

Наконец, «командирам» надо дать понять, что дивизия, несмотря на необычайную дерзость предстоящей операции, находится сама под угрозой окружения- Но это лучше всего сде­лать очень коротко и иносказательно. И вот:

«Знамена к полкам» (а они в этой войне уже держались в тылу — при обозе первого разря­да) — и «Идите», то есть — «ни слова больше»!

Я вышел с остатком своих улан и их пору­чиком в обратный путь широкой рысью «спра­ва по три». Еще был полный мрак, только впе­реди, на востоке, начинало едва сереть небо. Мы шли среди редких, невысоких кустарников, по торной, подмерзшей дороге. Прошли с версту. Вдруг мне показалось, что чуть обрисовывав­шийся на фоне сереющего неба куст, из которо­го вверх подымается тонкое деревцо, движется нам навстречу… Вот мы с ним равняемся… И тут я понял, что это за почти невидимый куст, и, поняв, инстинктивно скомандовал:

— Смирно! Равнение налево! Господа офи­церы!,

А из темной массы «куста», как эхо, отве­тил солдатский голос:

-— Смирно! Равнение налево!

— Чье знамя?

— 15-го Стрелкового Короля Черногорско­го Николая 1-го полка, Ваше Высокоблагоро­дие!

Прошли еще с полверсты..- Опять куст с тонким деревцом… Те же команды…

— Чье знамя?

— 13-го Стрелкового Генерал-Фельдмарша­ла Великого Князя Николая Николаевича пол­ка, Ваше Высокоблагородие!

И я понял, что приказы генерала Деникина исполняются его стрелками с молниеносной бы­стротой.

Взошло солнце 7-го октября и леса запад­нее Куклей ожили. Хотя никакого противни­ка там не оказалось, но «дрозды» (команды разведчиков) играли там в войну: быстро пере­ходили с места на место, кричали ура и неожи­данно открывали ружейный огонь… «Жук» действовал изумительно решительно: Отдельная Донская бригада под командой старшего из ко­мандиров полков, полковника Зветинцева (на­чальник бригады генерал Жерар-де-Сукантон за старостью и простудой остался «дома»), уже до полудня заняла Копыли, в следующей излу­чине Стыри, верстах в 7-ми юго-западней Кол­ков, и оттуда ее артиллерия на предельной дальности огня обстреливала тылы Колков, а ее сильные разъезды после полудня взрывали мосты на железной дороге Ровно-Ковель (у Рожища и на Стоходе) то есть в 40-50 верстах от Куклей-

Полковнику Маркову не пришлось умирать: на его фронте неприятель не показывался. Полковник Бирюков к полудню занял Комаро- во и тех, кого он там встретил, то есть батальо­на два австрийцев, отогнанных туда ночью Ми- келадзе от моста у Новоселок, а теперь без осо­бого сопротивления положивших свое оружие, отправил под конвоем своих стрелков через тот же мост «в штаб корпуса».

Но на главном направлении, у Колков, ока­залось труднее: на северном берегу Стыри, впе­реди Колков, оказалась укрепленная позиция — даже с применением бетона. Брать такие укрепления с налета, да еще при условии, что эти укрепления оборонялись, по-видимому, гер­манскими, а не австрийскими войсками, было невозможно. Генерал Станкевич должен был вести детальную разведку и постепенно сбли­жаться с противником для предстоящего штур­ма. Генерал Деникин отложил этот штурм на предрассветные часы следующего дня…

Но ночью на 8-ое октября произошли новые, хотя и предвиденные им, события.

Но это уже новая тема…

Б. Н. Сергеевский, Генер. штаба полковник.