Статьи из парижского журнала "Военная Быль" (1952-1974). Издавался Обще-Кадетским Объединением под редакцией А.А. Геринга
Thursday November 21st 2024

Номера журнала

Письма в Редакцию (№ 68)



В № 61 «Военной Были», в статье «Переход через Байкал», Е. М. Красноусов дал прекрас­ное описание переживаний при переходе через Байкал наших войск 12-13 февраля 1920 года. В этом описании все же имеются шероховатости с исторической стороны, вследствии непра­вильно поставленных ударений.

Необходимо устранение этих шероховато­стей, мифов былого, так прочно живущих в на­ших представлениях, въевшихся настолько, что даже через десятки лет они повторяются по привычке и этим нарушают историческую правду. Восстановление же истины только уве­личит ценность его прекрасного изложения.

Е. М. Красноусов пишет: «—В тот момент мы еще не знали, что части Атамана Семенова сидели под крылышком японцев в Забайкалье, в районе Читы, но не могли уходить и на сот­ню верст в сторону Байкала, так как этот ра­йон кишел красными партизанами…»

Обратившись к карте, видим, что от Читы до Верхнеудинская 520 верст, а от Верхнеудинка до Мысовой — 150, всего — 670.

Е. М. Красноусов дальше отмечает первые впечатления по приходе в Мысовую: «…чувст­во полного покоя и безопасности охватило нас, оттаяло промерзшее на морозе тело… Головная колонна… уже вышла из села и разместилась в соседних поселках, освободив для нас столь необходимое тепло и заготовив для нас фураж и продукты питания…».

Тут Е. М. Красноусов ошибается: продукты питания и фураж не были заготовлены в Мы­совой. потому что в поселке с 3-4 сотнями дво­ров все же затруднительно, а вернее — невоз­можно, было заготовить и фураж и питание, ведь, по наиболее авторитетному исчислению полковника генерального штаба А. Г. Ефимо­ва, Байкал перешло 26.000 человек и было, на­верное, не меньше 15.000 лошадей. Разумеется, Е. М. Красноусова в тот момент, да и позже, не занимал вопрос «а откуда взялся фураж и про­дуты питания»? Этот вопрос не занимал, так­же, и всех других участников перехода (рядо­вых) через Байкал, а штабные, пропитанные политиканством, промолчали, поэтому эпопея доставки продуктов на Мысовую требует осве­щения, хотя бы для исторической правды. Хо­тя бы для того, чтобы восстановить один фраг­мент страшной мозаики бойни 1917-1923 года.

Как только в Чите стало известно о подходе частей Сибирской армии к Байкалу, были при­няты меры для ее встречи. Напомним, что по­пытка Атамана Семенова помочь Иркутску, отстоять его, 28. 12. 1919 по 4. 1. 1920, окончи­лась неудачей не только потому, что этому противодействовали чехи, но главным образом потому, что стоявшие во главе иркутской обо­роны генералы Ханжин, Сычев и Потапов про­явили странную непредприимчивость, вялость, косность и не имели ни твердого, ясного взгля­да на положение, ни сознания своей ответственности. Вина была свалена на чехов, с одной стороны, на одиозность для демократий Ата­мана Семенова, с другой, который для планов демократий должен был бы исчезнуть, как «деус екс машина».

Для подвоза продовольствия и фуража был составлен эшелон в сорок вагонов. Представи­телем Атамана Семенова был назначен пол­ковник Крупский, который должен был встре­тить войска, переходившие через Байкал. В охрану эшелона был назначен подполковник Вельский с 30 молодыми подпоручиками-ар­тиллеристами Читинского военного училища, выпуска 1920 года. До Верхнеудинска, вернее — военного городка Березовки, в 7 верстах на запад, где стоял 31 стрелковый полк, добра­лись без приключений. В Березовке к эшелону добровольно присоединился капитан Иевлев с 12 солдатами и пулеметом Льюиса.

Теперь предстояло одолеть наиболее тяже­лую часть пути до Мысовой, тяжелую потому, что красные партизаны спешно стягивались к пути движения Сибирской армии и их первые отряды вошли в Кабаново, громадный поселок на берегу Селенги у железной дороги; здесь произошел короткий бой и эшелон пошел дальше, взяв в бою пару пленных. Дальше, в опасных местах, эшелон шел шагом, а охрана шла по бокам, цепью, в полной боевой готовно­сти.

Таким образом, целый эшелон с продукта­ми прошел 150 верст от Березовки до Мысо­вой под охраной только 45 человек, прошел 670 верст совершенно благополучно и прибыл во время для того, чтобы накормить замерзших и голодных людей.

Прибыв в Мысовую 9. 2. 1920, начали бес­покоиться до прибытия первых частей о воз­можных раненых, больных и обмороженных. На станции стояло несколько пустых составов, охраняемых чехами. На просьбу передать один состав для наших нужд, последовал грубый от­каз, с которым пришлось смириться, потому что обострять положение 45 человекам было невыгодно. Однако, когда прошли первые ча­сти и стали подходить главные силы, то чеш­скую охрану вышвырнули из охраняемых ими вагонов и заняли состав для раненых и боль­ных. В этом же составе поместился и генерал Войцеховский, командующий пришедшими ча­стями, к которому, в качестве почетного кара­ула и часовых, стали молодые подпоручики Читинского военного училища, которые и про­были в этом наряде до Читы.

Теперь, 42 года спустя, можно задать во­прос: почему полковник Крупский не выслал разъезда на другой берег Байкала, в Голоустное? Но на этот вопрос можно ответить только зная обстановку того времени и инструкции, данные полковнику Крупскому. Сейчас нет никого, кто мог бы осветить этот вопрос и по­этому он остается открытым.

Здесь, в Сан-Франциско, проживает в на­стоящее время несколько участников доставки этого продовольствия на станцию Мысовую: полковник Вельский, поручики Бентхен, Базанов, Козинцев, Минин, Туровец и другие.

А. Еленевский

ВЫНУЖДЕННЫЕ ПОПРАВКИ

В моей статье «Военные Училища в Сиби­ри» необходимо сделать следующие исправле­ния: 1) Томское военное училище — кадр 3-ей роты дала не Иркутская Школа, а Инструктор­ская Школа на Русском Острове. 2) 1-ое артил­лерийское училище — Ст. Раздольная не в 7, а в 72-х верстах от Владивостока. 3) Корниловское училище — генерал Тучапский( а не Тучанский) в войну 1904-1905 г. водил свою ро­ту в атаку не 2 раза а ДВАДЦАТЬ ОДИН раз.

А. Еленевский

В № 61 «ВОЕННОЙ БЫЛИ», в статье «Во­енные Училища в Сибири» вкралась ошибка — армия Тухачевского, наступавшая на Орен­бург, после сдачи Самары, в конце октября 1918 г. имела не 120 тысяч бойцов, а только 12.000. Однако, положение Оренбургской ар­мии, насчитывавшей 10 тысяч, было тяжелым, потому что на нее с юга, со стороны Актюбинска, давила Туркестанская армия красных, числом в 8 тысяч, из которых 5 тысяч были мадьяры, обеспечивавшие прочную устойчи­вость этого красного фронта. С переводом, поз­же, этих мадьяр в ударные красные дивизии, предназначенные для прорыва в красную Венг­рию, Туркестанский да и Орский фронты у красных потеряли всякую устойчивость и до­статочно было подхода только одного 42 Троиц­кого полка, силой в полторы тысячи штыков, чтобы красные части немедленно же дали тыл.

А. Еленевский

ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ

В № 120 журнала «ПЕРЕКЛИЧКА», изда­ваемого в Нью-Йорке, помещены «Воспомина­ния юнкера 1917 г.» — автор И. Лисенко.

Как строевой офицер Константиновского артиллерийского училища, в период конца 1916 и 1917 г.г., я усмотрел в них много неточ­ностей. Не полагая вступать с автором этих «Воспоминаний» в какую-либо полемику, я считаю полезным только отметить наличие этих неточностей. Для архива «ВОЕННОЙ БЫЛИ», я послал мои подробные суждения по поводу этой статьи, но, если автору будет угод­но знать о каких ошибках и исторических не­точностях я говорю, охотно отвечу ему лично, дабы он сам их исправил, буде этого пожела­ет.

В этом случае, ответ можно послать мне на адрес «ВОЕННОЙ БЫЛИ».

Б. Николаев, артиллерии капитан строевой офицер К. А. У.

К СТАТЬЕ «РУССКОЕ ХОЛОДНОЕ ОРУЖИЕ ЦАРСТВОВАНИЯ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ ІІ-ГО.

(«Военная Быль» № 65).

К чрезвычайно ценной статье Е. С. Молло, могу добавить, по его же просьбе, следующие данные об особой шашке офицеров л. гв. Преображенского полка.

Поскольку я слышал, шашка эта была вве­дена в полку, для всех офицеров, ко дню 25- летнего юбилея начала действительной служ­бы Государя Императора. 23 июня 1887 г. чис­лившийся в полку со дня своего рождения, Государь, бывший тогда Наследником, прибыл в полк и был назначен младшим офицером в Роту Его Величества. 23 июня 1912 г. торже­ственно праздновался юбилей этого события. К этому дню офицеры обзавелись шашками особого типа. Наружный вид шашки был впол­не тождествен официальному образцу, но на клинке, вдоль его находилось, приблизительно до середины его, чеканное изображение полко­вого шитья (лавровые листья), а перпендику­лярно к нему, сразу под эфесом, славянской вязью чеканная же надпись: на одной стороне: «Знают турки нас и шведы и про нас известен свет», а на другой: «На сражения, на победы, нас всегда сам Царь ведет». Шитье и буквы были позолочены. Шашка была изготовлена фирмой Шаф. Два экземпляра этой шашки на­ходятся сейчас в Париже, у старых офицеров полка.

К статье покойного князя Н. С. Трубецко­го хочется добавить, что в славнейшем полку русской конницы, Нижегородском драгунском, была еще, так называемая «заветная шашка» для нижних чинов. Это были редкие сохранив­шиеся экземпляры шашки данной полку в 1834 г. На клинке ее, надпись: «Златоуст октя­бря 1834 года». Этой шашкой молодцы драгу­ны славно рубили горцев, в Чечне и Дагестане, турок, при Баш-Кадыкларе, в 1853 г., при Кюрук-Дара в 1854 г. и в 1877 г. при Бегли-Ахмете и на Аладжинских высотах, а некоторые и германцев, в бессмертных атаках полка в 1914 году. В каждом эскадроне было несколько та­ких шашек, выдававшихся достойнейшим ниж­ним чинам. В моем собрании есть одна такая шашка, а переданная мне генералом Половцевым. Ножны ее бурой кожи, а на них ложе для штыка.

С. Андоленко

ЕЩЕ ЗАГАДКА

В руки мои попала бронзовая медаль, без ушка, но размера наградных медалей послед­него царствования. Медаль выбита в память вступления в Берлин в 1914 г. (?!). Все надписи по-немецки. На лицевой стороне тонкой рабо­ты профильное изображение головы Госуда­ря, обращенное влево и надпись вокруг: «Nikolaus II Kaiser von Russland», а с другой, надпись в 5 строчках: «Zum Einzug in Berlin 1914».

Что это, немецкая «шутка» или русское «предположение», что впрочем кажется совсем невероятным.

С. Андоленко

К РЕЦЕНЗИИ О КНИГЕ И. МАЦКЕИЧА

Прежде всего, я должен сказать, что все, что пишет Вл. фон-Рихтер на страницах «ВО­ЕННОЙ БЫЛИ», всегда производит на меня впечатление чрезвычайной солидности и чув­ствуется, что все, что он пишет, всегда проду­мано и серьезно. Так и его заметка, посвящен­ная книге Иосифа Мацкевича «Дело полковни­ка Мясоедова», помещенная в № 66 журнала отличается теми же высокими и необходимыми для серьезного военного историка качествами.

Прожив в Польше после первой Мировой войны, в общей сложности, почти что 20 лет и постоянно общаясь с представителями всех сло­ев населения этой страны, позволю себе дать некоторое пояснение по поводу одной из на­зываемых В. фон-Рихтером «оплошностей» И. Мацкевича. Польские интеллигенты средней руки, не служившие офицерами в нашей армии или с ней близко не соприкасавшиеся, под сло­вом «кавалергард» совершенно не имеют в ви­ду именно Кавалергардский полк, как таковой. Эти поляки очень часто под словом «кавалер­гард» имеют в виду всякую вообще гвардию (вероятно в силу созвучия), вплоть даже до та­ковой Папы Римского. С другой же стороны, так называются среди той же категории поля­ков, почему-то, общественные круги, окружа­ющие монарха или стоящие близко к трону.

Мне, как бывшему кавалергарду, в начале моего пребывания в Польше пришлось пере­жить не один весьма неприятный момент, пока я не стал понимать, что речь идет не о моем Кавалергардском полке, а о чем-то совершен­но постороннем и ничего общего с этим полком не имеющем.

С другой стороны, хотя, насколько мне из­вестно, Мацкевич в нашей армии и не служил, я далек от мысли причислить его к вышеупомя­нутой среде «интеллигентных поляков средней руки». В виду же того, что В. фон-Рихтер под­черкивает, что понятие «кавалергардский ин­теллектуализм» Мацкевич приводит, «повторяя чужие слова», мне кажется, что мое допол­нение к прекрасной рецензии В. фон-Рихтера совершенно объясняет этот вопрос и в дальней­ших комментариях не будет нуждаться.

В. Кочубей

В ИНТЕРЕСАХ ИСТОРИЧЕСКОЙ ТОЧНОСТИ

В прошлом году на книжный рынок посту­пила книга — И. Г. Спасский: «Иностранные и русские ордена до 1917 г.». Издания Госуд. Эрмитажа 1963 г.

Книга среди коллекционеров русских и иностранных имела исключительный успех. Несмотря на такой большой научно-историче­ский труд, в этой книге имеются неточности. На странице 120-й сказано: «На ордене Стани­слава закончилось формирование системы рус­ских высших государственных наград, оста­вавшейся неизменной до 1917 г. Не полу­чили осуществления проэкты орденов, об­суждавшиеся в царствование Императоров Александра II и Николая II — высшего ордена Императорского Дома по об­разцу «фамильных» орденов некоторых цар­ствовавших Домов Запада, ордена Ни­колая для награждения артистов и худож­ников (1911-1914 г.г.), орденов Николая Чудотворца и Ольги (1915 г.).

Лично я не допускаю, чтобы научным ра­ботникам Эрмитажа не было известно о суще­ствовании Знака отличия Святой Ольги и на­граждении этим знаком.

Передо мною книга «Награды чинам военного ведомства». Составлено на основании за­коноположений, объявленных по 15 июня 1916 г. В этой книге, на страницах 144, 145 и 146-й указывается полностью «Статут Знака Отличия Святыя Равноапостольный Княгини Ольги».

Об этом знаке отличия Святой Ольги и на­граждении писалось в газете «Новое Время» 30-4 1915 г. № 14138, и 6-4 1916 г. № 14397.

Государь Император остановился на одном случае и обратился к военному министру со следующим Высочайшим рескриптом: «В ны­нешнюю великую войну наша армия явила не­скончаемый ряд примеров высокой доблести, неустрашимости и геройских подвигов как це­лых частей, так и отдельных лиц. Особое Мое внимание привлекла геройская смерть трех братьев Панаевых, — офицеров 12-го гусар­ского Ахтырского ген. Дениса Давыдова, — ны­не Ее Имп. Высоч. Вел. Кн. Ольги Александ­ровны полка — ротмистров Бориса и Льва и штаб-ротмистра Гурия, — доблестно павших на поле брани. Братья Панаевы, проникнутые глубоким сознанием святости данной ими при­сяги, бесстрашно исполнили долг свой до конца и отдали жизнь за Родину. Все три брата на­граждены орденом Св. Георгия 4-й степени, и их смерть в открытом бою является завидным уделом воинов, ставших грудью на защиту Меня и Отечества. Такое правильное понима­ние своего долга братьями Панаевыми всецело отношу к их матери, воспитавшей своих сыно­вей в духе беззаветной любви и преданности Престолу и Родине. Сознание, что дети ее че­стно и мужественно исполнили долг свой, — да наполнит гордостью материнское сердце и поможет ей стойко перенести ниспосланное свыше испытание. Признавая за благо отме­тить заслуги передо Мною и Отечеством вдо­вы полковника Веры Николаевны Панаевой, воспитавшей героев сыновей, жалую ее, в со­ответствии со ст. 8-й Статута знака отличия Св. Равноапостольной Княгини Ольги, сим зна­ком 2-й степ, и пожизненной ежегодной пенси­ей в 3.000 рублей.

Пребываю к Вам благосклонный».

На подлинном Собственною Его Император­ского Величества рукою написано: «НИКО­ЛАЙ». В Царской Ставке, 2-го апреля 1916 г.

«Собиратель осколочков русской военной старины» М. А. Литвизин

ПО ПОВОДУ ПИСЬМА В РЕДАКЦИЮ КНЯЗЯ Н. ДЕВЛЕТ-КИЛЬДЕЕВА

«Справочная книжка кавалериста, конево­да, спортсмена и любителя лошади» Далматова — заглавие витиеватое. И только одно в нем и верно — что Далматов был кавалеристом, но никем более.

Зачислен он был в Постоянный состав офи­церской Кавалерийской Школы за свои спо­собности фотографа. Его так и не допустили стать инструктором Переменного Состава Шко­лы и, в бытность мою в Школе, он состоял в эскадроне Школы. Генерал Химец о нем и о шт. ротм. М., однажды, заметил, что оба были бы более пригодны для Пожарной команды. И напрасно князь Н. Девлет-Кильдеев серьезно отнесся к, изданному Далматовым, справочни­ку.

Кстати, у меня тоже есть фотография, на которой снят кап. Каприелли, думаю, что такая же как и у Далматова «de tris quarts», по ней трудно различить отделяется-ли он от седла, на прыжке, или нет. Другая фотогра­фия того же времени — прыжок по новой си­стеме езды поручика Болла ярко оттеняет по­садку на прыжке, — отделившись от седла и с большим наклоном корпуса, посадку, харак­терную для италиянской школы и для всех мировых спортсменов.

Наша Школа, действительно, робко подхо­дила к этой манере — всадники ездили на длинных стременах, но она давно оторвалась от старых навыков, когда лошадь прыгала «пе­тухом», а рекомендуемый Далматовым способ всаднику оставаться отвесным к горизонту яв­ляется своего рода фокусом.

Очень короткие стремена непрактичны на походе и во время дальних пробегов. Послед­нее отметил в своей книге и М. Плешков. Что­бы создать унитарную посадку, должно быть принято какое-то среднее решение и, пред­ставьте себе, к нему близко подошли ездоки из Советской России, на долю которых выпало много-много призов на международных состя­заниях в Париже. Мне удалось поговорить с одним из русских ездоков, участников между­народных состязаний. Первое, что я его спро­сил — «какой породы ваши лошади?» Полу­чил ответ — «Буденовской», на что я ему ска­зал, что когда дед Буденного еще не родился, известные донские коневоды стали культиви­ровать эту породу (англо-донцы), а на мой во­прос о системе выездки в СССР, он ответил «система Филлиса».

Заслуга этой системы перед старой русской конницей велика уже по одному тому, что по­явилась вообще какая-то система, после того как прежняя была сдана в архив. Система эта была встречена «рогато» даже со стороны та­кого известного спортсмена как А. А. Павлов. Уже в эмиграции ее пропагандистом стал А. А. Губин бывший инструктор Офицерской Кава­лерийской Школы, получивший все наивыс­шие призы за выездку, установленные во Франции.

Я был свидетелем спора между поклонни­ком прежней системы выездки «на развязке» и поклонником непозволительного новшества система Филлиса. Прекрасный ездок генерал Раутсман в 1903 году в манеже Школы пока­зал лошадь, выезжанную им по старой систе­ме. Ничего не скажешь — движения были точ­ны, но нельзя, на этом только основании, вер­нуться к «развязке». Можно только вывести заключение, что каждая система раньше всего требует грамотного ездока. Не будь Каприлли — не было бы итальянской системы, но ничего путного не вышло, когда стали «итальянить» бездарные ездоки. Подвергали критике «работу в руках» по системе Филли­са те, кто не умели ею пользоваться, как под­собным упражнением для выездки лошади. А вообще говоря требования спорта и строя не всегда совпадают.

Этим я намеревался только дополнить очень интересное письмо князя Н. Девлет-Кильдеева.

А. Левицкий

Добавить отзыв