Трагедия Хабаровского графа Муравьева-Амурского кадетского корпуса
Выдержки из записок ротного командира корпуса полковника Николая Цесаревича Грудзинского
«Дальний Восток был присоединен к России в 1860-61 гг. По границе с Китаем врезались в тайгу, раскинулись казачьи станицы по левому берегу Амура, по правому — Уссури, по узкой и глубокой, утонувшей в своих берегах и притихшей в болотах, извилистой, как змея, Сунгаче, что из озера Ханка вытекает. На другой стороне этого громадного озера вырос поселок Камень-Рыболов, возле широкой, плоской скалы с впадиной, в которую волны забрасывали рыбу. Каменное дно у озера, не очень оно глубоко, и если на пути буря захватит караван груженых барж, они, как орехи, разбиваются об дно. Во всех местах богатого края строились кирпичные казармы и другие военные и казенные здания, прибывали войска, просекались дороги. Хабаровск и Владивосток (около 600 верст связала Уссурийская железная дорога. Край развивался и богател. «Вот здесь, где эта лестница спускается к воде, — говорил мне, малышу, двоюродный дед, брат бабушки со стороны матери, гуляя со мной по высокому берегу Амура и указывая на деревянные ступени крутой, длинной лестницы, — здесь, недалеко от базара и был стан Хабарова. Тут он валы насыпал, пушки поставил, из бревен кедровых стены сложил. По его имени и город назвали Хабаровском».
Двоюродный дед мой, Виктор Федосеевич Сокольников, брат моей бабушки со стороны матери, весь север сибирский исходил и изъездил на оленях и на собаках. Мамонта искал, золотоносные жилы, карты чертил для Географического общества, коллекции собирал для естественников. Один его мамонт стоит в Королевском британском музее. Слышал я маленьким, что мамонтово мясо можно было есть, так хорошо оно сохранилось во льдах тундры. У бабушки, в Хабаровске, в скромной гостиной стоял большой клык мамонта и возле, него лежал причудливый самородок. Дед мой, муж бабушки, в 1880-х годах служил в Якутске в казенной палате, а через Якутск все пути проходили, водные и оленьи, отсюда на перевал к Охотскому морю и Хабаров проходил. Здесь он снаряжался, пушки получал и матерьял военный. В архивах палаты хранились грамоты разные и документы того времени. У нас в Архангельске все знают дом Хабарова. Его жене Царь содержание от казны приказал выдавать, чтобы безбедно жила. Хабаров на Амуре город построил. Царь благодарил, сделал его своим полковником и приказал воеводам всякую помощь ему оказывать».
Так рассказывал уже в Аргентине некто Проня, сын раскулаченного помора, баркасы которого ходили и за промыслом, и по торговым делам в самую Печору. Спасаясь от преследования чекистов, Проня «втерся», благодаря своему сильному тенору, в группу украинских артистов, с ними два раза побывал в городах Дальнего Востока и два раза в Хабаровске. Во время войны Проня удачно «смылся» с немцами.
В 1888 году, распоряжением генерал-губернатора Приамурской области, командующего войсками округа генерала Гродекова, в Хабаровске была основана подготовительная для Омского кадетского корпуса Хабаровская школа для детей военнослужащих. За отсутствием в то время дороги школьников возили в Омск сначала на почтовых и только от Иркутска ехали поездом.
Хабаровская школа фактически зародилась в семье офицера штаба округа Дмитрия Павловича Мартьянова. Жена его, Анна Цезариевна, урожденная Грудзинская, московская институтка, видя безвыходное положение родителей, обремененных заботами о детворе, стала давать уроки у себя на квартире. Детвора собиралась с радостью, родители вздохнули свободнее. «Школа» разрасталась, Анне Цезариевне стала помогать Серафима Ивановна Крузе. имевшая высшее образование. Обе они вошли затем преподавательницами в основанную Хабаровскую школу. Командующий войсками генерал Гродеков, задумав основать школу, обратил внимание на семью Мартьяновых, обменивался своими мыслями с Дмитрием Павловичем, обсуждал детали. В чине подполковника Д.П. Мартьянов был назначен директором Хабаровской школы, из которой и вырос Хабаровский кадетский корпус.
В списках педагогического персонала школы мы находим фамилии Мартьянова, Крузе (преподавательница). Среди офицеров-воспитателей, они же и преподаватели, были Крузе, Плешков, Грудзинский. Законоучителем был протоиерей Аркадий Прозоров, в революцию замученный большевиками в Николаевске на Амуре. Евгений Борисович Крузе, в чине генерал-майора бывший потом начальником штаба Уссурийского казачьего войска, замучен большевиками в 1922 году.
30 апреля 1900 года школа была переименована в Хабаровский кадетский корпус. У нас говорили: «Царь за 10 тысяч верст отсюда о нас думает, нам верит». Корпус просуществовал до 1 мая 1918 года, дав России многих носителей здоровых основ, верных и честных офицеров, чтущих Царя, церковь и родину. После 1 мая 1918 года местный совдеп постановил закрыть корпус окончательно, детей отослать к родителям, а сирот передать в местный приют для беспризорных. Нужно вдуматься в душевную трагедию, которую должны были пережить эти сироты, чьи отцы сложили свои головы в японскую и мировую войны… Царь приказал принять их в корпус, где они воспитывались в здоровой обстановке. Потом, когда атаман Калмыков занял город и приказал возобновить занятия в корпусе, немудрено, что некоторые из наших кадет зачислились в корпус из приюта с приобретенными там недостатками и привычками, недопустимыми в корпусе. Некоторые счастливцы, взятые сердолюбивыми жителями города в свои семьи, были тем самым спасены от дурных влияний приюта. Были и такие, которые бежали и превратились в искателей приключений.
Войска атамана Калмыкова заняли город неожиданно, причем часть его отряда подошла к городу в вагонах, которые остановились в поле, и сибирские лошади (маштаки) прямо из вагонов прыгали на дорогу. Сотник Михайловский с несколькими вагонами подошел к самой станции и открыл пулеметный огонь по стоящим там красным эшелонам. Большевики в панике бежали, а утром жители увидели на улицах города пикеты казаков. Затем подошли японцы. Выдвинув заставы за Амур, атаман Калмыков принялся за устройство дел в городе, и директору корпуса было приказано немедленно собрать воспитанников и приступить к занятиям. Для окончивших корпус атаман Калмыков решил открыть при корпусе военное училище, начальником которого был назначен директор корпуса, а его помощником Н.Ц. Грудзинский. За недостатком места в училище было принято всего 22 человека, и 20 октября 1918 года были начаты занятия. В апреле 1919 г. училище посетил для инспекции генерал Соколов, начальник штаба командующего войсками генерала Хорвата. Осенью 1919 года все юнкера по окончании курса были произведены адмиралом Колчаком в хорунжие, и училище развернулось в сотню.
13 февраля 1920 года, в 4 часа утра, отряд атамана Калмыкова покинул город, идя навстречу своей гибели.
Русский Остров. Эвакуация в Шанхай
В октябре 1920 года все хабаровцы были собраны в казармах 35-го полка, на Русском Острове. 150 человек уже находились там с инспектором классов генералом Корниловым, а полковнику Мартьянову удалось вырваться из Хабаровска с последним эшелоном уходящих японцев. Он привез во Владивосток кадет и некоторое корпусное имущество.
Во Владивостоке корпус замаскировался под «школу». В левом тогдашнем правительстве Владивостока был сначала командующим войсками эс-эр генерал Болдырев. Он помог корпусу. Но вскоре красная Чита назначила на его место матроса Лепехина, и для корпуса начались тяжелые дни.
26 мая 1921 года Каппелевцы произвели переворот, к власти пришло правительство, во главе с Меркуловым, а командующим войсками стал генерал Вержбицкий. Наша «школа 2-й ступени» опять стала корпусом. Для удобства размещения корпус был переведен в бухту, в казармы 36-го полка. Над зданием был поднят национальный флаг.
Летом 1922 года в правительстве начались нелады Произошел раскол и в военных кругах: генерал Глебов и моряки, то есть вице-адмирал Старк, стояли за Меркулова, вернее — не соглашались на смену власти революционным путем, а Каппелевцы требовали немедленной отставки братьев Меркуловых. Само правительство тоже раскололось: Еремеев, Адерсон и Марков вышли из его состава. Можно было ожидать столкновения обеих белых групп.
Тем временем бои с красными продолжались и в лазарет корпуса были доставлены раненые наши кадеты. Всем им были предоставлены все удобства и обеспечен отличный уход. Все они поправились.
Преобразованное правительство во главе с генералом Дитерихсом, принявшим титул «воеводы», назвало вооруженные силы «народной ратью». Воевода отдал приказ, в котором говорилось, что японцы решили эвакуироваться и что местность от Имана до Никольска-Уссурийска ими уже оставлена и там стоит на страже «народная русская рать», готовая лечь костьми, но не пустить красных в наш цветущий Южно-Уссурийский край.
К концу сентября выяснилось, что «народная рать» не выдержала напора красных и начались разговоры о возможной эвакуации. При штабе существовал тогда отдел, ведавший учебными заведениями, во главе которого стоял генерал Шаловин. Судьба корпусов генералу Шаловину была, по-видимому, безразлична, как и начальнику штаба воеводы, да и самому воеводе. Числа 16-17 октября прибыл в нашу бухту 36-го полка вице-адмирал Старк. Когда все кадеты и служащие были собраны в столовой, он сказал им: «По ходу военных действий и как следствие неожиданной позиции японцев, наша армия должна будет отойти к границе. На Владивосток она не пойдет, но я приму все меры, чтобы эвакуировать на судах все военные учреждения и кадетские корпуса». К сожалению, адмирал Старк решительно отказался взять младшую роту корпуса, которая, как сказал он, будет передана в Омский корпус до разбора детей родителями.
Было указано, что 22 октября мы должны со всем своим имуществом быть на берегу и ждать прихода судна, которое нас заберет. Мы принялись готовиться к отъезду. Генерал Корнилов говорил нам, что возможно мы пойдем на судах в Посьет, а оттуда дальше, походным порядком, в Хунчун, в Китай. Нам сказали, что надо рассчитывать только на свои силы, ибо подвод не будет, а потому рекомендуется брать только ручной багаж. Решили все же брать все, так как выбросить можно будет и в Посьете. Кадетам было роздано по две смены белья, третья на себе, были пригнаны шинели, розданы одеяла, взяты лучшие сапоги. Были взяты и учебники из расчета по две книги на каждого, так чтобы для класса получился бы полный комплект. Вещи из цейхаузов были затюкованы, взяты были и матрасы, и все имущество было свезено, а большей частью перенесено кадетами на берег к указанному сроку.
Оставались во Владивостоке подполковник князь Чегодаев, подполковник Манковецкий, секретарь Снопов, бухгалтер Супранович, преподаватель Городуев, священник Козловский и библиотекарь Карпенко. Оставались все они в силу семейного положения, по старости или по болезни и ожидали всяких ужасов.
Тем временем Владивосток забастовал и связь с ним прервалась. 23 октября 3-я рота была передана в Омский корпус. Остальные все сидели на берегу и ждали. В первую ночь моросил дождь.
24 октября (11-го по старому стилю) отметили храмовой праздник корпуса молебном под открытым небом. Праздник был грустным, с нетерпением ждали обещанных спасительных кораблей. Раннее утро 25-го не принесло ничего нового. Вдруг около 9-10 часов показались верхушки мачт. Громкое «ура» вырвалось из груди кадет.
Три судна прошли мимо нас в бухту 35-го полка. Директор корпуса генерал Корнилов поплыл туда на лодке. Оказалось, что контр-адмирал Безуар был смущен количеством людей и вещей. Он считал, что суда его и так уже перегружены, и поэтому отказался взять всех. Возмущенный генерал Корнилов крикнул ему: «Корпус ожидает выполнения обещаний адмирала Старка!» «Здесь я распоряжаюсь, а не вы! Я не могу взять всех!» в рупор отвечал Безуар. «Берите всех или никого! Если вы не возьмете нас, в истории будут записаны позорные строки: «Адмирал Безуар бросил хабаровских кадет на растерзание красным бандам». Это проняло. Безуар крикнул, что он пришлет катер «Воеводу» и что не позже, чем через полчаса, все должны погрузиться на корабли.
Это было выполнено. Сначала перевезли кадет и служащих, потом часть вещей. Многое было брошено. Через полчаса, последним рейсом, «Воевода» подошел к кораблям, но оттуда последовало распоряжение: «Не выгружать ни пассажиров, ни вещей!» На «Воеводе» оказались директор с женой и сыном, подполковник Яковлев с женой, доктор Цеханович с тремя ранеными юнкерами, священник Никольский, полковник Грудзинский с женой и несколько оставшихся кадет, деятельно помогавших при погрузке.
С кораблей с нами разговаривали неприветливо, грубо начальственно, с криками и бранью. Особенно выделялся мичман Михайлов, перешедший впоследствии к большевикам. Суда были действительно перегружены, а наш ничтожный «Воевода» казался простой лодкой в сравнении с другими кораблями. Обогнув остров, мы увидели всю эскадру, шедшую вместе. Погода нам благоприятствовала, и мы благополучно пришли в Посьет, где должны были ждать дальнейших распоряжений относительно эвакуации.
Размещены мы были на судах плохо. 2-я рота попала на «Взрыватель», 1-я тоже на военный корабль. Отношение к нам было до удивления грубое. На «Воеводе» команда морской пехоты и конвой заняли все диваны в каюте, и нашим раненым было предоставлено только сидеть в каюте на палубе. Каждый устраивался как мог. Толстый доктор Цеханович забирался спать под стол. В Посьете начальствовавший над войсками отряда генерал Молчанов запретил какие-либо высадки, но пользуясь стоянкой мы все же снабдили роты провиантом.
Затем последовало распоряжение: «Всем судам следовать за кораблем адмирала!» и мы тронулись. Вскоре выяснилось, что суда имеют различную скорость хода и поэтому было приказано идти самостоятельно в бухту Гашкевича. Как только мы пришли в эту бухту, как около нас появились два японских миноносца и прибывшие с них офицеры сказали нам, что бухта эта — военная, для иностранных кораблей она закрыта и что нам нужно отсюда уйти. Японцы все же снабдили нас пресной водой, и утром мы пошли в Гензан.
В Гензане японцы отправили 2-ю роту в Мукден. Здесь выяснилась и другая неприятность: пришедшие ранее нас воинские части держали себя на берегу, мягко выражаясь, «не в рамках приличия», и японская полиция отдала распоряжение не пускать вновь прибывающих на берег. Мы стояли далеко от берега, томясь от духоты и жары. Чтобы держать пары, тратили уголь, за который японцы драли с нас немилосердно.
В конце концов был организован комитет Красного Креста, в который вошли: уполномоченный Красного Креста, санитарный инспектор армии Петников, оба директора корпусов и представитель от Сибирского казачьего войска. Японцы пошли на соглашение. Для частных лиц дали бараки, но войскам съехать на берег не разрешали. Наше начальство приступило к разделению эскадры на две части, так как все военные корабли уходили в Шанхай, намереваясь потом идти на Филиппины. Так как японцы не позволяли высадить на берег кадетские корпуса, причисляя их к составу армии, надо было разместить кадет на военных судах. Весь гражданский элемент высадился на берег, сухопутные войска переместили на транспорты, а кадет распределили по военным судам в качестве матросов, кочегаров и т. д. Директор корпуса и другие офицеры были также устроены на военных судах, а полковника Грудзинского оставили с группой кадет, служивших на транспортах, в надежде, что японцы согласятся отправить нас в Мукден, ко 2-й роте. Оставили им некоторый запас муки, бобового масла, соли…
Военные корабли ушли. Переход их был очень тяжел, и в налетевшем тайфуне погиб старенький «Дыдымов» со всем своим экипажем. На нем погибли лучшие наши кадеты, чьи имена и фамилии были занесены в синодик. К сожалению, синодик этот с именами всех умерших с основания школы погиб впоследствии в Югославии.
Наконец разбросанные по морю суда добрались кое-как до Шанхая. Но китайские власти остановили корабли в Вузунге и в Шанхай не пускали, а европейцы не хотели пустить кадет на свои концессии. Консул наш, г. Гроссе, отмахивался от корпусов руками и ногами. Адмиралу удалось спустить частями «морскую пехоту», а некоторые предприниматели и купцы выдали кадетам 25 удостоверений, что берут их на работу или на службу и что они таким образом не будут обременять общество.. С этими двадцатью пятью удостоверениями все и съехали на берег: первая сошедшая на берег партия сейчас же вернула удостоверения обратно на корабль, с ними сошла вторая партия и так сошли все.
Оба корпуса оказались в городе и расположились на вилле отсутствовавшего иностранца. Суда ушли на Маниллу. Иностранцы же оказались перед совершившимся фактом. Всего выгрузилось около 350 кадет и до 70 человек служащих. В городе был образован международный комитет, взявший корпуса на свое иждивение. Разместились корпуса на вилле, как говорилось выше, одного отсутствовавшего иностранца, как оказалось — португальца, на Джесфильд. На довольствие международный комитет отпускал ежедневно по 20 центов на человека. Кухней заведовал капитан Косенко, и кормили кадет сносно. Но износилась одежда, а средств на обновление ее не было. Спали на голых нарах и хорошо еще, что была баня.
Группа кадет в Мукдене попала в более тяжелые условия. Всех поместили в общем бараке, вместе с другими беженцами, в тесноте. Кормили плохо, бани не было, а умывались во дворе, под краном, в любую погоду. В кадетах принял участие наш военный агент в Китае полковник Блонский. Там тоже был организован комитет помощи, вместе с японцами снабжавший кадет провизией. Кадетам отвели потом отдельный барак. Но было все же плохо, и шанхайцы, в сравнении с мукденцами и гензанцами, жили в роскоши.
Еще перед эвакуацией из Владивостока некоторые старшие кадеты устроились матросами и кочегарами на военных судах, а некоторые на частных. И вот в Гензане выяснилось, что кадет, служивших на частных судах, безжалостно эксплуатируют. Кадеты обратились за помощью к остававшемуся в Гензане полковнику Грудзинскому, которому удалось снять их с кораблей и поместить в бараке вместе с остальными кадетами. Вскоре японцы заявили, что они начнут вывозить русских из Гензана и что первый эшелон двинется в Шанхай. Кадеты обоих корпусов и служащие, остававшиеся в Гензане, получили от генерала Лебедева, являвшегося русским представителем в Гензане, приказание отправиться всем в Шанхай. Японцы оплатили проезд и, кроме того, выдали на человека по 10 иен, которые должны были быть выданы на руки лишь по прибытии в Шанхай. Все отправились на пассажирском пароходе, где кадет очень хорошо кормили и относились к ним весьма вежливо.
Когда пароход пришел в Симоносеки, явились японские власти, смотрели документы, долго переговаривались между собой и в конце концов заявили, что пароход, идущий в Шанхай, придет дня через три и в ожидании его нам следует отправиться в Моджи, где о нас позаботятся. Нас перегрузили на баржу, и катер перетащил ее на другую сторону пролива, в Моджи. Мы высадились и стали ждать появления властей. Но никто не приходил, а время подходило к 12 часам дня, все были голодны. Среди нас были и дети. Тогда старший группы полковник Грудзинский пошел разыскивать властей. У первого встречного он спросил, где помещается полиция. С обычной для японцев вежливостью и приветливостью тот довел полковника Грудзинского до самого дома, где находилось полицейское управление. Там приняли полковника вежливо и внимательно выслушали. Выслушав, засуетились: оказывается, нас не ждали, мы должны были оставаться в Симоносеки. Теперь же нас надо было устраивать здесь, дать спешно помещение и накормить. Какой-то японец, хорошо одетый по-европейски, молча вынул бумажник и передал секретарю полиции сто иен, прося его немедленно заказать для нас обед.
Обед обещали подать через час и сейчас же пошли устраивать для нас помещение. Одиноких взрослых поместили на барже, приспособленной для жилья, а остальным отвели хоры в помещении местного музыкального общества. Были быстро поданы тележки для перевозки багажа, и в сопровождении приветливо нам улыбавшихся жителей города мы направились в отведенное нам помещение. Появились сотрудники газет, которым полковник Грудзинский объяснил, кто мы, и просил выразить нашу благодарность господину, давшему деньги на обед, и администрации города за теплый прием. На другой день в газетах появились статьи о нашем прибытии и к нам стали приходить люди самого различного общественного положения и все они несли подарки: деньги, вещи, фрукты, сласти… Видя печальное состояние нашей обуви, одна фирма прислала кадетам 40 пар обуви на резиновой подошве. Детям присылали игрушки. Вечером все это было строго учтено и роздано поровну, а деньги были выданы при высадке в Шанхае.
На другой день дамы и дети высшего общества устроили музыкально-вокальное утро, а вечером дал концерт симфонический оркестр. После концерта, обращаясь к публике, распорядитель произнес речь, сказав о тяжелом положении людей, вынужденных революцией оставить свое отечество под давлением насильников и убийц. После речи он прошел в публику с подносом, на который посыпались деньги.
В кратком слове полковник Грудзинский благодарил японцев за отзывчивость, а на следующий день поместил в местной газете на английском языке нашу общую благодарность всему городу.
Шанхай
В Шанхай мы прибыли в скверный, дождливый день. Высадка наша, производившаяся под японским флагом, прошла беспрепятственно, никто нас не задерживал. На грузовике кадет перевезли в корпус.
Вскоре двумя партиями прибыли мукденцы и уже совершенно неожиданно — юнкера Корниловского училища и их офицеры. Их надо было занять каким-то делом, так как кадеты, несмотря на тяжелые условия, учились и занятия были уже налажены. 7-й класс закончил курс и был произведен выпуск. Какая громадная работа была проделана педагогическим персоналом, может оценить только тот, кто знал, в каких тяжелых условиях она производилась.
Международный комитет сокращал между тем паек и настаивал на отъезде корпусов из Шанхая. Была послана просьба о разрешении на отъезд в Сербию. Члены международного комитета во главе с его председателем генералом Вольтером торопились развязаться с корпусами и были готовы распылить их. Но тут судьба корпусов перешла в руки другого комитета, председателем которого был директор французской гимназии г. Гробуа, человек энергичный, с широким кругозором и, главное, сердечный. При нем был получен ответ из
Сербии, куда разрешалось ввезти 500 человек. Ответ определенно указывал на невозможность сохранения корпусов в их целом, но говорил, что кадеты будут обеспечены и смогут продолжать образование. Часть педагогического персонала могла рассчитывать на получение службы, но указывалось также, что сербское правительство слагает с себя всякую заботу о лицах, не состоящих в корпусах.
Телеграмма эта была получена французским консулом, которому предлагалось снабдить нас вещами. Французы рьяно взялись за мысль отправить корпуса в Сербию и стали изыскивать средства. От китайцев было получено разрешение на устройство выигрышной лотереи, и на полученные таким путем средства корпуса и были отправлены.
Г. Гробуа обратился к обоим директорам с запросом, сколько человек поедет в Сербию. Так подошло время к нашему корпусному празднику (II октября по ст. ст.). Состоялся парад и производство кадет 7 класса в вице-унтер-офицеры. В 8 часов вечера начался бал в Полицейском клубе. Танцевали до 3 часов ночи, а на следующий день встали только к обеду.
Директор корпуса и часть педагогического персонала хотели ехать в США, хотя на въезд туда и не было разрешения, но они предлагали хлопотать о таком разрешении. Другая часть педагогов склонялась к переезду в Сербию, на въезд куда разрешение уже было получено. Тут поднялся вопрос, как поступить с имуществом корпуса и, в частности, с музыкальными инструментами, которые музыканты хотели оставить себе, в личную собственность, мотивируя это тем, что трубы покупались на деньги, заработанные игрой. Тогда директор приказал создать два оркестра и инструменты поделить между ними.
Остающиеся в Шанхае пришли проститься с отъезжающими. Они смотрели на все сборы холодно, не веря в лучшее будущее. Плыли кадеты на французском пароходе «Портос», где условия были отвратительными: по неосмотрительности и доверию к бывшим союзникам не взяли копии заключенного с компанией контракта, и французы делали, что хотели. Кормили плохо и давали хлеб с червями.
Дунай
Высадившись на сербский берег в Сплите, генерал Корнилов отправил телеграммы королю Александру, нашему посланнику Штрандману, для Великого Князя Николая Николаевича, и генералу Врангелю. Все прибывшие поступили в распоряжение Державной Комиссии в лице ее представителя г. Охотина. Кадет и семьи корпусных служащих разместили в казарме пехотного полка, зачислили на солдатский паек и накормили. Помню, что обед мы едва смогли есть, так как все было с перцем, а мы еще не привыкли к такой острой приправе. Лица, не состоявшие в списках корпуса, были отправлены в Белград, откуда разъехались по разным местам. Выбор воспитателей для продолжения службы в корпусах был предоставлен директору корпуса.
Первую партию кадет повез в Донской кадетский корпус подполковник Магденко, вторую — подполковник Никифоров.
Все кадеты были распределены по следующим корпусам: большая часть — в Донской Императора Александра Третьего кадетский корпус, потом — в Первый русский кадетский корпус и меньше всего — в Крымский кадетский корпус. Многие наши кадеты были во всех этих корпусах в числе лучших учеников. Пройдя тяжелые испытания и оставшись без родины, все они стремились лучше учиться, чтобы потом, окончив университеты или поступив на военную службу, поскорее встать на ноги. Никто из нас не думал никогда, что нам придется покинуть родные места. Путь с Амура на Дунай был долог и полон приключений, но директор наш, генерал Корнилов, был для всех нас настоящим отцом, всегда думал и заботился о нас. Он навещал нас и в Донском корпусе и находил небольшие средства, чтобы побаловать своих бывших воспитанников. Мы, хабаровцы, всегда будем с благодарностью вспоминать генерала Корнилова, так же как и весь персонал корпуса, не оставивший нас в тяжелые дни.
Но кадетские сердца с благодарностью вспоминают и короля Александра, протянувшего нам руку помощи и давшего нам приют в своей стране. Пройдут года, эти воспоминания о былом прочтут наши дети и внуки, и нет сомнения в том, что у нас, на нашей многострадальной родине будет в будущем поставлен памятник кадету-королю от всех, когда-то проживавших в Югославии.
П. Гаттенбергер
(Не оценивали)
Loading ...Похожие статьи:
- Рота Его Высочества Морского Наследника Цесаревича кадетского корпуса. – Б. А. Щепинский
- КАДЕТУ – А.ГЕНКИН.
- Письма в Редакцию. (№111)
- ХРОНИКА ЖИЗНИ ОБЪЕДИНЕНИЯ.
- Н А Ш С Т Я Г
- КАДЕТСКИЕ КОРПУСА
- Рота Его Высочества Морского Е. И. В. Наследника Цесаревича Кадетского корпуса (Продолжение). – Б. А. Щепинский
- ВОСПОМИНАНИЯ ВОСПИТАТЕЛЯ О ПЕРВОМ КАДЕТСКОМ КОРПУСЕ – Н.ДОННЕР
- Письма в Редакцию (№118)
Loading ...