В номере 114 «ВОЕННОЙ БЫЛИ» был помещен очерк: «Из записной книжки начальника штаба 14-го армейского корпуса. 1914 год». Эта очень интересная краткая хроника действий корпуса, однако, не описывает с достаточной подробностью все его бои, передвижения и тот «Великий Поход» о котором будет написано в дальнейшем. Генерал Милоданович охарактеризовал работу штаба крупного войскового соединения, численностью более 50.000 человек. Мне же, младшему офицеру первой батареи 14-го мортирного дивизиона, который непосредственно подчинялся штабу корпуса, все его действия, а главным образом действия 18-ой дивизии, с которой мы были более всего связаны, проходили перед моими глазами и были занесены на страницы «Журнала военных действий» нашего мортирного дивизиона. Вот поэтому«Записная книжка начальника штаба» побудила меня описать более подробно бои и марши корпуса с первых дней военных действий до конца этого похода. Ввиду потери, во время второй великой войны, моих дневников даты может быть будут не всегда совсем точны, за что прошу меня заранее извинить.
14-ый армейский корпус, под командой генерала Войшин Мурдас Жилинского, начальника штаба генерала Милодановича и начальника артиллерии генерала Вартанова, по мобилизационному плану, входя в состав войск 4-ой армии, имел директивой развертывание южнее и юго-западнее Люблина (Юзефов-Ходель-Быхава) так, чтобы 8 августа занять фронт по линии Вильколаз-Жолкиевка-Избина, продвинувшимися авангардами. Необходимо упомянуть, что состав корпуса уже при развертывании был нарушен, две стрелковые бригады были заменены 45-ой дивизией и Второочередной 80-ой дивизией, которая еще и не подошла. Правый фланг корпуса прикрывали 13-я и 14-я кавалерийские дивизии,, первая на правом, вторая на левом берегах р. Вислы, с придачей им пехотных и артиллерийских частей (2 батареи 18-ой бригады и две гаубицы 2-ой мортирной батареи). Слабость нашего правого фланга дала возможность австро-венгерским войскам прорваться нам в тыл и зайти довольно глубоко за линию фронта, но подоспевшими частями 80-ой дивизии и лихим ударом первой бригады 18-ой дивизии (69-ой Рязанский и 70-й Ряжский пп.) наше положение укрепилось, но создалось опасное положение на левом фланге, где произошел отрыв 4-й армии от пятой. С большим напряжением и этот прорыв противника был ликвидирован. Наш мортирный дивизион 9, 10 и 11 августа вел огонь по резервам противника, не давая им приближаться. 12 августа утром, войдя в деревню Вильколаз, дивизион целый день простоял в ней на дороге. Мы в этот день так никакого участия в бою и не принимали, издали наблюдая, как пролетал аэростат противника. Во время этих боев, не помню точно, 10-го или 11 августа, был ранен шрапнельной пулей в спину и эвакуирован наш адъютант дивизиона поручик Лозовский. Простояв в деревне целый день в боевой готовности, получили приказ, когда начало уже смеркаться, перейти в городок Красник. Темнота наступила поразительная. Движение шло перемешанными частями и без особого порядка. Вдруг в тылах колонны раздались крики: «Конница, конница!» Началась паника, которую остановили крутыми мерами, а командир нашего дивизиона, полковник Красноперов, на крупной рыси, сидя на лафете орудия, вкатил в Красник прямо на глаза командира корпуса, за это и получил жестокий разнос. А наша вторая батарея подполковника Ленчевского отличилась еще лучше — ездовые порубили постромки и бросили два передка с зарядными ящиками. Об этих ящиках я упомяну еще, когда подойдет июнь 1915 года. Около 19-20 августа наш корпус вошел во вновь сформированную 9-ую армию, под командованием генерала Лечицкого, начальника штаба генерала Гулевича и генкварма генерала Головина. Преследование отступающих в большом беспорядке австро-венгерцев шло почти без задержки. Нам достались сотни тысяч пленных и большие трофеи. Произведя необходимые перегруппировки и перейдя 28 августа в общее наступление, мы нанесли противнику большое поражение. Перейдя р. Сан 2 и 3 сентября мы были немного задержаны противником у м. Майдан, на австрийской территории, но благодаря огню наших батарей, австро-венгры опять поспешно отошли. К 15 сентября 18-я дивизия вышла к верхнему течению Вислоки и форсировала ее у городка Мелец, в котором расположился штаб корпуса. Части 71-го Белевского полка продолжали гнать противника. К сожалению, наше командование не обнаружило своевременно накопления немецких сил генерала Войрша около Островца и Опатова. Немцы этим маневром хотели ударить в тыл нашей 9-ой армии, но под Опатовым их задержали гвардейские стрелки генерала Дельсаля, оказав геройское сопротивление, но сами понесли очень большие потери. Кажется, 18 сентября 9-я армия начала свой отход от Вислоки. В ночь на 19-ое наш мортирный дивизион стал в одну линию на позицию за деревней Залешаны, упоминаемой в своих записках генералом Милодановичем. Было около полуночи, когда нам приказали отходить в большой темноте и начал идти дождь. Часам к трем ночи колонна остановилась под непрерывным осенним дождем. Наконец обстановка выяснилась в очень печальном виде. Мост через р. Сан сорвало, саперы навели легкий настил на бочках, но вода после дождей сильно поднялась и мост поднимал только легкую нагрузку. Командир дивизиона вызвал меня и приказал отправиться вниз по течению реки искать другую переправу. Начало светать, но дождь не прекращался. Проехав верст 10-12 в северном направлении, я увидел мост долговременной постройки, который мог выдержать любую артиллерию, но саперный офицер сообщил мне, что он ждет с минуты на минуту приказа взорвать мост. Переехав с разведчиком на правый берег Сана, пришлось прийти к заключению, что если бы наша осведомленность была более широка, то, идя сразу на эту переправу, мы могли бы перейти на другую сторону реки вполне благополучно, так как противник на нас совершенно не нажимал. Теперь же, приняв в расчет время моего возвращения назад к дивизиону, мост будет уже взорван. Дождь прекратился и через два-три часа я доложил командиру нашего дивизиона в присутствии командира корпуса все, что мне было известно. Командир корпуса, подумав, обратился к нашему дивизионеру и сказал: «Вам, полковник, надо топить ваши гаубицы, я их не могу пустить на эту переправу».. Такое приказание принудило нас спасать свои орудия и свою честь какими-либо другими путями. Так как мы переправились немного севернее городка Радомысль, то тут было легче найти то, что могло спасти наши дивизион. Доложив командиру батареи всю суть нашего положения и с его согласия, мы собрали разведчиков и расторопных солдат, быстро нашли австрийский понтон, еще старой квадратной формы, покрыли его настилом и, перебросив солидный канат через реку и укрепив его концы, начали по одному орудию переправлять батарею на другой берег. Ввиду того, что настил на бочках выдерживал перекатываемое легкое орудие, то, опустошив передки и ящики от лотков со снарядами, их порознь перекатывали по настилу, снаряды переносили на руках, а коней переводили попарно. Наша переправа прошла благополучно, заняв около 5-6 часов. Хорошо еще то, что противник не принимал решительных мер, хотя четвертая батарея 13-ой бригады, став на позицию тут же, около переправы, открыла огонь и этим могла привлечь огонь противника. Но, к счастью, это были австрийцы. Надо добавить еще одно обстоятельство, что мост около городка Ниско (южнее) был также взорван и части, которые собрались там к переправе, должны были спешно перейти к нашей. Однако, несмотря на такое скопление войск, переправа была закончена к утру следующего дня, хотя одиночные люди продолжали перебираться еще пару дней, в темное время. Когда первая батарея мортирного дивизиона перешла полностью на другой берег (наши обозы прошли раньше), она, пройдя на южную окраину Радомысля, стала на позицию и открыла, по приказанию к-ра корпуса, огонь по кирпичному заводу, чтобы сбить его трубу, где по уверению пехотных частей сидел наблюдатель. Командир батареи подполковник Лундышев, найдя вилку, открыл огонь батареей, не изменяя параллельного веера. Молодому офицеру пришлось подсказать, что лучше сузить веер, для большей вероятности попаданий.
На другой день мне приказали с телефонистом найти более выгодный наблюдательный пункт. Удалось найти большой холм, близко к берегу реки с двумя-тремя одиночными большими деревьями, но видимость была сильно ограничена лесами, где противник хорошо маскировался. Дивизион получил приказ по корпусу, где нам выражалась благодарность за спасение своих гаубиц и приказ представить кого следует к наградам. Укрепив стереотрубу, без треноги, за большим деревом, я убедился в том, что противник совершенно пассивен. Вдруг вижу, как ко мне подходит командир второй батареи, упомянутый раньше подполковник Ленчевский, с малой трубой и тоже с телефонистом. Он сразу же приказал выкопать ровик для укрытия, но ввиду тишины наблюдал стоя около него, сзади и левее меня. Наше спокойствие прервал звук орудийного выстрела со стороны противника и шипящий шум снаряда. Сразу почувствовалось, что стреляет гаубица, потому что пушечный выстрел и разрыв снаряда идут почти одновременно. Действительно, слева от нас разорвалась бомба легкой австрийской 10-сантиметровой гаубицы. Разрыв был шагах в двадцати, и я лично никаких осколков не заметил, да это и не удивительно, ибо граната ударилась в болотистый грунт, но Ленчевский, прыгая в ровик, зацепил носом за сучек дерева. Результат: год старшинства за ранение с оставлением в строю. Подошел к нам еще один командир батареи 80-ой бригады подполковник Бицютко. Он устроился с трубой за другим деревом и часто повторял: «Никто как Бог!» На другой день он был ранен и благополучно эвакуировался. Простояли мы с 18-ой дивизией на этой позиции до 24 сентября, когда командир дивизиона приказал мне с двумя разведчиками разведать дорогу и найти стоянку третьего тяжелого дивизиона, который мы должны были сменить. На другое утро мы и сменили его, а при взаимных приветствиях были поражены адъютантом дивизиона, который всем своим видом был вылитым портретом Императора Александра Третьего, просто поразительно. Простояли мы на этой позиции до 27 сентября, а на другой день нам предстояло рано утром выступить самостоятельно всем дивизионом по маршруту Уржендов-Ходель-Вонвольница-Ново-Александрия. В это время как раз шли бои на подступах к Варшаве и Ивангороду. Да и стоя на последней позиции, нам пришлось наблюдать движение многих колонн противника на север, очевидно под Варшаву, но они, к сожалению, были вне дальности нашего огня. Переход мы прошли совершенно спокойно, если не считать одной бомбы, сброшенной с самолета на Вонвольницу, по которой шла донская сотня, бросившаяся врассыпную. К счастью, эта первая бомба с самолета была очень маленькая и никакого урона нам не причинила. Подошли мы к Новой-Александрии 10 октября, и на другой день, после сильной артиллерийской подготовки, наши части перешли по отличному мосту на левый берег Вислы. В этих боях особенно отличились гренадеры 3-го кавказского корпуса и 18-я дивизия, прорвав фронт противника как раз на стыке австро-германских войск; 9-я армия продолжала энергичное наступление, на юг вдоль левого берега Вислы и западнее. Противник отходил крайне поспешно, и нас очень удивляло отсутствие нашей конницы, а ведь при корпусе было две дивизии, которые могли бы совершенно разгромить австрийские войска. Только на второй день нашего движения, когда части 18-ой дивизии становились на ночлег, при заходе солнца нас догнали Владимирские уланы 13-ой кавалерийской дивизии; они нас спрашивали о том, где противник, а казалось бы, что нам надо было их спрашивать об этом. Командовал этой дивизией генерал кн. Туманов, почему ее и прозвали «туманной», немного несправедливо, так как полки были хорошие.
Наше продвижение шло безостановочно до 18 октября, когда армия подошла к реке Опатовке и городку Опатову своим левым флангом. Тут противник, пользуясь естественной преградой, задержался, но, благодаря сильному артиллерийскому огню, наши части 18-й дивизии быстро заняли г. Опатов, и противник снова обратился в паническое бегство. Наша первая батарея обстреливала во время боя монастырскую ограду на левой, видимой стороне Опатова, которая служила хорошим опорным пунктом австрийцам, а вторая батарея разбила сахарный завод. Корпус снова пошел дальше, едва успевая не терять противника из вида; 25 октября мы заночевали в Сташове, а 27 октября нам была дана дневка в местечке Стопница, где нас нагнал штаб корпуса и 29 октября 18-я и 75-я дивизия продолжали свое движение на Краков. Нашему 14-му корпусу надо было обтекать этот город с востока (75-я дивизия) и юга (18-я дивизия), а севернее его обходил гвардейский корпус. Нас начали донимать снег и морозы, но несмотря на это, 16 ноября части 18-й дивизии заняли городок Мысленицы, что южнее Кракова верст на 30. В это время севернее Кракова подошедшие на помощь австрийцам немецкие части потеснили нашу 75-ю дивизию и атаковали во фланг наш гвардейский корпус; положение спас л.-гв. Финляндский полк решительным ударом под Янгродом. Нажим противника заставил наше командование передвинуть 14-й корпус а затем и 17-й на поддержку гвардии. Бои затихли, и к тому же наступили сильные морозы. Около 19-20 ноября нашему корпусу было приказано в два перехода ускоренным маршем прибыть в Пршедборж. Поход был достаточно труден: снег, мороз, а главное — все пути были забиты обозами наших частей, отходящих с западных участков фронта. Корпус вышел из состава 9-й армии и оказался резервом главнокомандующего фронтом. Из Пршедборжа, куда мы прибыли вечером, с трудом найдя места для ночлега, на другой день, еще до рассвета, нам было приказано занять позиции перед Сулеевым для выручки 7-й дивизии. Как раз шли жестокие бои вокруг Петрокова, который переходил два раза из рук в руки. Бои под Петроковым окончились для нас неудачно, и корпус отошел к местечку Опочно; наш отход прикрывали: бригада 45-й дивизии и 1-ая гвардейская кавалерийская дивизия.
В Опочно корпус за более чем трехмесячную тяжелую боевую и походную службу получил короткий отдых и пополнение как людьми, так и всеми видами довольствия. Простояли мы спокойно 4 дня, а 5 декабря корпусу было приказано выступить к местечку Иновлодзь, на р. Пилице, где атаковать переправившихся немцев. Наш корпус теперь входил в состав 4-й армии, которую принял генерал Эверт, в нее входили 14-й и 16-й корпуса и 2-я стрелковая бригада. Для атаки была первая линия из 69-го Рязанского и 70-го Ряжского полков и в поддержку им 71-й Белевский и 72-й Тульский полки. После короткой, но сильной артиллерийской подготовки, первая бригада сбила немцев и на их плечах Ряжский полк перешел полузамерзшую Пилицу, закрепившись на занятой позиции. Немцы открыли интенсивный артиллерийский огонь по нашим частям, которым пришлось снова отойти на правый берег реки, но противник не пытался преследовать их через реку. На этом маневренная война затихла и началась оборонительная, или окопная. Наш корпус, имея в своем составе только 18-ю и 45-ю дивизии, занял позиции по реке Пилице, от м. Иновлодзь до м. Нове-Място. В период декабрьских боев у Иновлозди был убит мой командир батареи подполковник Павел Александрович Лундышев, очень робкий и пугающийся человек, и погиб он в халупе на кровати, с которой вел по телефону огонь в ночное время. Немцы засекли нашу батарею и пустили несколько тяжелых бомб, из которых одна попала в дымовую трубу хаты, где он и два телефониста только и были. Малюсенький осколочек попал ему в сонную артерию, а телефонисты отделались испугом. Нас, двух младших офицеров, хранил Бог, а старший офицер, в то время не был на батарее. В нашем дивизионе произошли большие перемены в связи со смертью командира первой батареи: батарею принял старший офицер второй батареи капитан Михаил Михайлович Коржец, старший офицер моей батареи капитан Владимир Федорович Громыка был переведен в 45-ю бригаду на должность командира батареи, а в средине января 1915 года в строй вернулся, уже штабс-капитаном, после выздоровления Лозовский, который и стал старшим офицером моей батареи. Наш дивизион занял позицию почти вплотную и западнее деревни Елы-Брудзевицы, первая батарея левее, а вторая правее, и фронтом на запад. На нашем участке было совершенно спокойно и ружейной стрельбы почти, кроме ночного времени, мы не слышали. Во второй половине января нам пришлось слышать сильный артиллерийский огонь северо-западнее нашего участка, а надо сказать, что наш дивизион был как раз на изгибе фронта, когда он переходил из западного направления круто в юго-юго-западное, эта канонада была вызвана боями под Болимовым и Боржимовым. Лично ведя наблюдение с высокого дерева на холме, я увидел немецкую легкую батарею, которая вела огонь в северном направлении. Должен добавить, что нами был уже получен приказ о том, что открывать огонь мы можем только с разрешения штаба корпуса, сообщаю о замеченном и прошу у командира дивизиона разрешения открыть огонь. Ответ меня поразил: «Огня не открывать, батарея противника не на нашем участке, снаряды беречь!» Было очень обидно дать возможность врагу стрелять по нашим войскам, не отомстив ему. Очевидно, уже начал сказываться пробел нашего генштаба в числе выстрелов, положенных на орудие. Как оказалось впоследствии, была принята норма русско-японской войны, увеличенная на 15 %, тогда как ее надо было удвоить, а то и утроить. Примером может служить 6-я батарея 33-й бригады подполковника Смысловского, она в боях под Джибулкой (Томашев) за один день боя выпустила более 2000 снарядов, от такой стрельбы закипело масло в компрессорах, шесть орудий перестали работать и отбивались только две пушки.
Так мы простояли на этой позиции до мая месяца, пока не стряслась наша беда в Карпатах. Наша 3-я армия, понеся большие потери, уже не могла сдерживать противника и безостановочно отходила на северо-восток. Ни в чем не виноватого командующего армией генерала Радко-Дмитриева заменили генералом Леш, но как увидим дальше, это не спасло положения. Ставка Верховного начала переброску войск на помощь отходящим частям 3-ей армии. В числе этих войск был и 14-й корпус. В силу этого 27 апреля сняли 45-ую дивизию, с которой мы больше и не встретились, затем 18-ю дивизию по-бригадно, походным порядком, 29 апреля направили в Островец, а там она погрузилась в вагоны и отправилась на юг. Нашему дивизиону было приказано к 8 мая прибыть на станцию Едльня (севернее Радома) где спешно погрузиться в эшелоны и ожидать дальнейшего приказания. Собственно говоря, мы-то знали, что идем на юг, но это как бы скрывалось. Как только мы погрузились, наши три эшелона, с промежутком в 20 минут, отправились через Радом, Ивангород, Люблин в Розвадов, где и выгрузились. Весь путь мы прошли за одну ночь. На станции Розвадов нас встретили генерал Леш и командир корпуса, который приказал накормить людей и лошадей и через три часа после разгрузки, которую окончили в семь часов утра, дивизион, по порядку батарей, двинулся на переправу через р. Сан. В наш корпус была придана 70-я дивизия генерала Будберга с отличной 70-й артиллерийской бригадой во главе с генералом Гореловым. Перейдя Сан при прекрасной погоде, дивизион двинулся вдоль левого берега реки на юг, к местечку Ниско, которое было занято нашими частями без боя. Следуя далее на местечко Рудник, 69-й и 70-й полки, а затем и вся 18-я дивизия, а также и 70-я дивизия завязали бой с австрийской армией. После короткого удара 14-й корпус разбил наголову лучшие австрийские дивизии тирольских стрелков, отбросив их в район Чарни Лес (Чернолесье) с большими для них потерями. В местечке Рудник была фабрика плетеной мебели из лозы, и части, проходившие через него, натаскали себе стульев, столов, диванов, которые, правда, пригодились, когда мы почти с неделю стояли на одном и том же месте среди леса. Запомнились некоторые случаи этой стоянки. В лесу было очень много небольших змей, по-видимому не ядовитых, так как жалоб на укусы не было; при прекрасной погоде, расположившись на правом фланге батареи, шагах в пятидесяти от опушки леса, мы, двое младших офицеров, и командир батареи — порядком позади и глубже в лесу, мирно попивали чаек, наблюдая, как поднялся очень далеко австрийский привязной аэростат. Немного погодя слышим свист и шипение летящего, как чувствовалось, крупного снаряда; он и в самом деле упал и разорвался как раз перед серединой фронта батареи, а второй снаряд упал на самую батарею, между 4-м и 5-м орудиями, но, к счастью, никто не был ни ранен, ни убит. Мы и солдаты батареи, как были, так и остались в своих положениях, и видим, как командир батареи, в белых подштанниках и розовой рубахе, бежит в глубь леса с криком: «Уведите людей! Уводите людей!» Картинка была очень веселая. Еще запомнилось, как второй дивизион 18-ой бригады, став в одну линию, с наступлением темноты открыл огонь орудиями с минутным интервалом и изводил нас этим часа полтора, после чего мы и заснули.
Нашему стоянию на этой позиции наконец пришел срок, и около 4 июня наш корпус, а вернее — армия, оказавшись обойденной на обоих флангах, принуждена была начать отход. С этого времени и надо считать начало того похода, о котором упоминает название этой статьи-хроники. 5 июня мы перешли Сан, опять около Розвадова, и пошли на Янов; боев никаких не было и двигались мы совершенно спокойно. Меня выслали с разведчиками квартирьером; не помню, около какой деревушки я наткнулся на два передка и к ним ящики, на которых было написано «2-я батарея 14-го мортирного дивизиона», те самые, о которых упоминалось раньше. Когда дивизион прибыл на ночлег, я доложил командиру дивизиона, тогдашнему командиру батареи Ленчевскому, о том, что установил место его ящиков, и спросил, не прикажет ли он их забрать? Он обозлился и ничего не сказал. Передки и ящики остались, а я нажил себе врага. Из Янова мы пришли в Туробин 8 июня, в котором простояли два дня и получили приказ занять позицию перед местечком Избица, кроме нашего дивизиона ввиду недостатка снарядов. Кроме того, сообщалось, что 14-ый корпус с 11 на 12 июня переходит в состав Северо-Западного фронта со всей 3-ой армией. Было очень тягостно наблюдать, как 16 июня Тульский полк, без артиллерийской подготовки, стройными рядами повел атаку на противника, а мы стояли с болью в сердцах, не имея возможности помочь своим Тулякам. Корпус задержал противника, и мы два дня простояли в м. Избица. Следующий переход был до деревни Вишенка, где наш дивизион опять стоял, не принимая участия в бою. На другой день мне приказали взять двух телефонистов, пройти на горку, которая была на опушке леса, и осмотреть, что происходит на стороне противника. Телефонисты установили связь с дивизионом, и я начал докладывать, что вижу, как немцы в версте от меня поодиночке проходят по гати через болотистый ручей, и в это же время почти над нами разорвались две шрапнели, обсыпав пулями лес позади нас. Связь с дивизионом прервалась. Я приказал сматывать провод, и мы быстро пошли обратно в Вишенки. На нашем биваке было пусто. Немедленно пошли по орудийным следам догонять дивизион, шли между отходящей пехотой и догнали дивизион только часам к четырем. Я заявил командиру батареи претензию в том, что никто не позаботился выслать за нами разведчика, но он оправдывался и уверял, что выслал, но разведчик, мол, натолкнулся на немцев и удрал. Я же уверен, что со страху он просто забыл; это мне подтвердили и разведчики, с которыми у меня была дружная, тесная связь.
Наш дивизион стал на позицию за деревней Сенницей (были еще Сенница Надольня и Сенница Крулевска, близко одна от другой), и, ведя наблюдение, я вдруг увидел розово-белые разрывы: а, значит — австрияки, тогда будет легче! Действительно было легче, эти чудаки почти целый день палили по снопам, приняв их за людей и выпустив уйму снарядов. Хотя мы и были в боевой линии, но огня не открывали, ведя лишь беспрерывное наблюдение за противником. Около 24 июня мы вошли в деревню Чулчице и нам было приказано стать на позицию, которую мы и заняли обеими батареями с небольшим интервалом, за довольно большой горой, высота 307, по прозвищу жителей — «Лысой», да она и была такой, кроме небольших, редких кустиков. Около этой горы разыгрались очень сильные бои, и при этом оказалось, что перед нами снова немцы, которым удалось занять гору, но их выбил оттуда сперва Тульский полк, а вторично — Рязанский, но удержаться он не смог, и дивизия окопалась перед деревней, позади горы. В ту же ночь меня с разведчиком выслали на поиски новой позиции на подступах к городу Красноставу. Не доезжая верст 20 до Красностава, я увидел заграждение колючей проволоки в два-три ряда кольев, а за заграждением окопы полной профили. Решил искать позиции для батарей верстах в двух-трех сзади этих окопов. На другой день мы эту позицию и заняли, а окопы впереди заняла 18-я дивизия. Интересно отметить, что левее нас был 24-ый корпус, слабо дерущийся, а правее наш гвардейский корпус против 1-ой гвардейской немецкой дивизии, но перевес был у них в артиллерии.
Бои у Красностава шли довольно долго, начавшись 3 июля, и окончились его оставлением 7-8 июля. Мы отошли через станцию Рейовец на Холм. Проходили этот город вечером, во многих местах он горел, грусть была на душе и сомнение в правильности нашего военного управления, оставившего армию без должного снабжения. Шли всю ночь, окруженные заревами пожаров, было приказано сжигать хлеба на корню, запах гари и копоть сопровождали нашу колонну, среди которой двигались беженцы, между ними попадались и помещичьи коляски. Холм был нами оставлен 19 июля, из своей резиденции отбыл и митрополит Анастасий, известный нам в зарубежье. Следующей нашей позицией были окопы перед местечком Савин; по дороге мы впервые встретили броневик «Добрыня Никитич», который на шоссе много раз разгонял немецкие колонны, но, к сожалению, помогал только там, где дорога была твердого грунта; кроме того, ему надо было часто уходить для пополнения горючего и снаряжения. Тут же мы увидели две мортиры японского изделия, которые они нам прислали после занятия ими Циндао. К сожалению, сложность их установки не позволяла им принимать участия в боях, требующих постоянного передвижения. Сделав очень мало выстрелов, эти 8-дюймовые мортиры снялись, и мы их больше не встречали. Нашему дивизиону было приказано, а если не ошибаюсь, то и всему корпусу, с 22 июля отходить через Влодаву в Брест-Литовск, куда мы и прибыли 5 августа, расположившись в районе южной, а затем западной центральной обороны. Никаких боевых действий мы не имели и 25-го в ночь начали отходить из крепости, всем корпусом, на Кобрин, Картуз-Березу, Слоним, Новогрудок, Молодечно. Оставляли Брест-Литовск в темноте, среди пожаров и взрывов, которыми уничтожались огромные склады невывезенных интендантских запасов, а так же и форты. Противник занял крепость 26 августа.
Наш 500-верстный поход до Молодечно мы прошли за 15 дней и, прибыв к месту назначения, были очень обрадованы встречей с командиром 27-го корпуса, который, после Галицийской победы, сдал нашу 18-ю дивизию. Это был всеми уважаемый и любимый генерал Баланин. Обойдя части корпуса, он сказал: «Мы ждали вас раньше, теперь же мы сами справились с прорывом у Свенцян и хорошо одержали победу над немцами». Подошли мы к Молодечно 9 сентября и, пробыв два дня в резерве, на случай контр-удара немцев, корпус двинулся дальше на Долгинов, Поставы, Глубокое, Опсу и, подойдя в район Мурмишки, сделав еще до 300 верст, числа 24 сентября вошел в состав 1-ой армии, закончив свой «великий поход», пройдя извилистыми путями, около 1800 верст за 112 дней. Не приходилось ни слышать, ни читать о том, чтобы какой-либо другой корпус проделал такой поход. Ведь мы прошли из Галиции до Двинска не просто походом, но и ведя часто бои, выручая наши части из опасных положений, составляя резерв главнокомандующего, что взяло не менее 32 дней, таким образом на чисто походный срок надо считать дней 80 и в среднем корпус шел по 25-30 верст, а это было близко к форсированному маршу. Говорят, что в Ставке корпус назвали «железным», но лично мне приходилось наблюдать не только доблесть войск корпуса, но и честное, воинское отношение к службе «За Веру. Царя и Отечество». Как было тяжело, больно, непонятно и ужасно разочароваться в 1917 году в русском, простом, доверчивом, добродушном солдате, сделавшемся тогда зверем.
Заканчивая эту, далеко не полную, хронику славных дел 14-го армейского корпуса, дополню ее тем, что корпус в том же составе из 18-й, 70-ой дивизий, двух их артиллерийских бригад, нашего мортирного дивизиона, 14-ой саперной роты, 14-ой воздухоплавательной роты, 15-го корпусного авиационного отряда и всех прочих частей простоял на этих позициях все время до своего печального конца, иногда передвигаясь к югу и обратно для выполнения боевых заданий.
Штабс-капитан Стефановский
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading ...Похожие статьи:
- ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ (№107)
- Письма в Редакцию (№114)
- Бронепоезда Донской армии. – Максим Бугураев
- 13-я и 34-я пехотные дивизии. – И. Н. Горяйнов
- По поводу статьи «4-й гусарский Мариупольский полк» в №103 «Военной Были». – А. Левицкий
- Исторический архив (№105)
- Служба в Донской артиллерии (Окончание) – М.Т. Чернявский
- О нашем долге перед родиной. – шт.-кап. А. Борщов
- Арьергардный бой. – В. Милоданович
Loading ...