ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Осенью 1813 года борьба против разбитого в России, но восстановившего свои силы Напо­леона продолжалась с целью освобождения ев­ропейских государств, — цель возвышенная, достойная Александра Благословенного, и по­литически необходимая для спокойного восста­новления и дальнейшего развития Российской Империи.

К августу 1813 года против Наполеона были выставлены три союзные армии: Север­ная под командой принца Бернадотта, Силезская фельдмаршала Блюхера и Богемская, или Главная, под командой австрийского фельд­маршала князя Шварценберга. При этой по­следней и имели свое пребывание Император Александр I, император Франц I и король Фридрих-Вильгельм III.

Хотя война 1812 года и утвердила факт, что Наполеон не непобедим, однако, он был по- прежнему силен и предприимчив. Это особен­но показала победа, одержанная им под Дре­зденом 14-15 августа, происшедшая, главным образом, из-за недостаточно налаженной свя­зи между крупными соединениями союзников. Но одновременно с этим поражением яркими вспышками сверкнули русские победы, когда 17 августа у Кульма наша гвардия из состава Богемской армии под командой генерала Ермо­лова сломила натиск втрое сильнейшего врага, где прогремело славное имя Лейб-Егерей; а также и 14 августа под Кацбахом, где во встречном бою части Силезской армии, штыком и саблей, разбили французский корпус Макдональда и прославили имена Харьковских улан, Киевских, Черниговских, Александрийских, Мариупольских, Белорусских и Ахтырских гу­сар с Донскими полками группы генерал-майо­ра Карпова 2-го. Двинувшийся было на Берлин маршал Ней был разгромлен 24 августа при Деннвице частями Северной армии. Ярким эпи­зодом этого боя была атака номеров и ездовых одной из русских артиллерийских рот на французскую пехоту, отдавшую им своего «орла».

После сравнительного бездействия в сентяб­ре, во время которого против Наполеона воз- стала союзная Бавария, он, опасаясь за свои коммуникации, отошел к Лейпцигу, куда в конце сентября, охватывая полукругом с юго-востока Лейпцигский плацдарм, стали стягиваться и союзные армии.

Лейпцигская битва, «Битва Народов», 4, 6, и 7 октября была поворотным пунктом не только кампании 1813 года, но и, вообще, судьбы импе­ратора французов, который никогда не решил­ся бы ее дать, будучи простым генералом, ри­скуя уничтожением своей наскоро сколоченной армии в полтора раза сильнейшим противни­ком; теперь же соображения государственного и политического характера настоятельно тре­бовали победы.

В этот дождливый день 4-го октября, фронт союзников занимал около 15 верст, и по их ди­спозиции удар наносился левым флангом Бо­гемской армии.

Наполеон находился на холме Гальгенберг, союзные монархи имели свое местопребывание на холме Вахтберг, а сзади них стоял Лейб- Гвардии Казачий полк под командой ген.-адъют. гр. Орлова-Денисова, — единственная во­инская часть в непосредственной близости и в конвое Императора Александра I. Холм Вахт­берг, в 156 м. высоты, был расположен между боевой линией и резервами под командой Цеса­ревича Константина Павловича, остававшими­ся южнее дефиле Магдеброн, — довольно дале­ко от района столкновения.

2-й прусский корпус ген. ф. Клейста повел наступление на Марк-Клееберг и занял его, не­смотря на упорное сопротивление поляков чи­сленно слабого корпуса князя Понятовского, но в конце-концов должен был его оставить под сильным нажимом корпуса Ожеро. Появивша­яся было конница противника была опрокину­та блестящей атакой генерала Левашова со Стародубовскими и Новгородскими кирасира­ми. Повторные атаки нашего 2-го корпуса принца Евгения Вюртембергского не имели успеха у Вахау так же, как и 1-го корпуса ген. кн. Горчакова, совместно с войсками гр. Кленау атаковавшего Либертвольквиц. Таким образом, еще до полудня все нападения войск Богем­ской армии на протяжении 8 верст от реки Плейса до Либервольквица, были отбиты фран­цузами и Наполеон, ободренный этим успехом, решил вынудить победу над союзниками, про­рвав сокрушительным ударом центр их распо­ложения. К счастью для нас, конфигурация местности не позволила Наполеону видеть, что как-раз в направлении его удара и были сосре­доточены наши резервы, постепенно дебуши­ровавшие дефиле Магдеборн и придвигавшие­ся к линии боев.

2-й русский корпус принца Вюртембергско­го, с 9-й прусской бригадой ген. ф. Клюкса, не выдержали натиска корпуса Макдональда, бы­ли смяты и стали уже довольно беспорядочно отступать, преследуемые французами, угро­жавшими прорвать центр нашего фронта. Но во-время подошедший Гренадерский корпус ген. Раевского остановил дальнейшее продви­жение неприятеля. Благодаря этому, наши вой­ска, оттесненные от Вахау, смогли собраться снова позади Гюльденгоссы и у овчарни Ауенхейм. Видя тяжелое положение нашего центра, Император Александр затребовал подкрепле­ний австрийскими резервами принца Гессе-Гомбург.

Около 2 часов дня, стоявшая за правым флангом французского боевого порядка кон­ница ген. Келлерманна получила приказание Наполеона атаковать левое крыло Богемской армии. В то же время Неаполитанскому коро­лю с его 60 до 80 эскадронами 1-го и 5-го кон­ных корпусов (от 6 до 8 тысяч всадников, источники расходятся) было приказано обру­шиться на центр Богемской армии, т. е. на Ва­хау, и отрезать войска Витгенштейна от осталь­ной массы союзников. Дополнительной задачей было — уничтожить русскую артиллерию, сильно мешавшую французам.

Около 3 часов дня Келлерманн двинулся во главе своих всадников, обходя Вахау с запада. Он опрокинул русских кирасир и пехоту, но в самый критический для нас момент на его фланге появились подходящие на рысях ав­стрийские кирасиры дивизии гр. Ностица. Их три полка бросились на фланг Келлерманна как-раз в тот момент, когда французы, увле­ченные атакой, неслись в полном беспорядке. Австрийцы смяли флаг атакующей француз­ской конницы и отбросили всю их массу на вы­соты Вахау. Отражение конной атаки Келлер­манна дало возможность левому флангу союз­ников оправиться и, впоследствии, перейти в наступление.

Мюрат двинулся почти одновременно с Келлерманном. Ему пришлось огибать Вахау с восточной стороны. Кавалерия Неаполитанско­го короля была построена в две линии восточ­нее Вахау, имея сзади себя гвардейскую конни­цу. 1-й кавалерийский корпус генерала Латур-Мобур, назначенный в атаку, стоял во 2-й ли­нии. Там он еще до начала атаки понес большие потери от огня русской артиллерии; кроме того, из его 30 орудий было выведено из строя 11, а самому ген. Латур-Мобуру ядром оторва­ло ногу. В командовании корпусом его заменил ген. Бордесу. 5-й кавалерийский корпус ген. Мило, тоже предназначенный для атаки, был расположен западнее Либертвольквица.

Стоявший в свите Государя ген. Жомини увидел вдали большую темную массу, до тех пор хорошо скрытую складками местности. Во это время, в 3 час. дня, со стороны французов донеслись звуки труб, игравших сигнал ата­ки… Темная масса решительным шагом двину­лась вперед. Для опытного генерала это был подготовлявшийся удар, который должен был решить участь битвы… Масса эта перешла в рысь, французская артиллерия стала умень­шать огонь, а потом и умолкла совсем… Конная группа Мюрата начала атаку. Неаполитанский король шел впереди, с ним были кирасиры 1-го корпуса Виктора и Лористона, поддержива­вшие и развивавшие атаку Мюрата, и, нако­нец, две дивизии гвардии со 150 орудиями ре­зервной артиллерии ген. Друо. Конница Неа­политанского короля, обойдя Вахау с востока, обрушилась на карре принца Вюртембергского в то время, как Келлерманн уже несся запад­нее этого селения. Удар наносился 1-ой кира­сирской дивизией ген. Бордесу в 2.500 всадни­ков, включавшей бригады: ген. Сопранси (2, 3 и 6 кирасирские полки), ген. Бесьера-младшего (9, 11 и 12 кирасирские полки) и саксонскую кирасирскую ген. Лессинга. Русские и прусса­ки защищались с отличной храбростью, а наша артиллерия удачно встречала противника, на­нося ему большие потери. Падавшие люди и лошади замедляли продвижение французской конницы. Полки Мюрата начали движение в отменном порядке: они шли полным галопом, но потом, оказавшись скученными на не­большом пространстве и в болотистой местно­сти, им пришлось аллюр сократить до рыси. Равнина, на которой происходила атака, была покрыта прудами и канавами, многие всадни­ки, беря невольные препятствия, падали с ло­шадей и этим еще больше ослабляли силу уда­ра французской конницы.

Несмотря на неожиданные затруднения, Мюрат, во главе 1-й легкой кавалерийской диви­зии ген. Бертхайма устремился на 26-орудийную группу 2-го русского корпуса (Батарей­ная рота № 5 и легкая артиллерийская рота № 27), на позиции со стороны Либертвольквица. Большинство ее орудий было уже подбито; французы изрубили всю прислугу, овладели орудиями и бросились на стоявший невдалеке доблестный Кременчугский пехотный полк. Вместе с 20-м и 21-м егерскими полк этот был продвинут западнее в помощь пруссакам Клейста, которые были вынуждены оставить свои позиции. Часть 2-го батальона Кременчугского полка была истреблена, другая с командиром батальона подполковником Киселевским попа­ла в плен, но знамя разбитого батальона было спасено одним портупей-юнкером и передано потом, через прусского кавалериста, командиру 1-го батальона Кременчугцев подполковнику Чаадаеву. В свою очередь, саксонский гвардей­ский кирасирский полк бригады Лессинга ата­ковал гвардейскую батарейную роту № 3 графа Аракчеева, занимавшую позицию приблизи­тельно в полуверсте перед прудами западнее Гюльденгоссы. Кирасиры перебили прислугу и захватили орудия. Однако, Мюрат не задержи­вался: он стремился к Гюлденгоссе и намечав­шейся бреши западнее этой деревни; туда же отходили и наши разрозненные батальоны.

Император Александр приказал 2-й бригаде 1-й гренадерской дивизии (полки С. Петербург­ский и Таврический) под командой полк. Охта, и 10-ой прусской бригаде ген. ф. Пирха 1-го придвинуться к Гюльденгоссе, 2-ой же грена­дерской дивизии ген. Чоглокова (полки Киев­ский, Московский, Астраханский, Фанагорийский, Сибирский и Малороссийский) двигаться к Ауенхейму для поддержки нашего 2-го кор­пуса, чье расположение, особенно левый фланг, были смяты конной атакой и на пороге бегства. Но пехота французов не успевала за атакую­щей кавалерией и, поэтому, не смогла закре­пить и развить успех их атаки. Несмотря на сокрушительный натиск французов, 3-я рус­ская пехотная дивизия ген. кн. Шаховского (полки Муромский, Ревельский, Черниговский и Селенгинский) равно как и 9-я прусская бри­гада ген. ф. Клюкса, успели сомкнуться в ба­тальонные карре и продолжали держаться, неся огромные потери, даже тогда, когда часть конной группы французов продвинулась до Гюльденгоссы и проникла в нее.

Ген. Бордесу с 3-й бригадой ген. Бесьера-младшего (9, 11 и 12 кирасирские полки), сле­довавшей на некотором отдалении уступом за бригадой Сопранси, взял направление на вы­ход из дер. Гюльденгосса. У союзного командо­вания на холме Вахтберг наметилось некото­рое беспокойство… Государь приказал тогда вызвать из резерва кирасирскую бригаду ген. Гудовича (полки Военного Ордена и Малорос­сийский). В это время показалась легкая гвар­дейская кавалерийская дивизия ген.-лейт. Шевича 1-го. Она подходила на помощь батальо­нам принца Вюртембергского после утоми­тельного перехода из Герен на Греберн. Слу­чайно оказавшийся неподалеку подпоручик л. гв. Батарейной роты Его Величества Ярошевицкий, увидя нашу кавалерию, поскакал к ней и указал командиру л. гв. Драгунского (впо­следствии Конно-Гренадерского) полка полков­нику Хилкову место, где находились пленные батареи 2-го корпуса. Тот немедленно бро­сился туда со своим полком (502 человека). Вслед за лейб-драгунами в том же направле­нии понеслись лейб-уланы (495 чел.) и лейб-гу­сары (477 чел.-. Генерал Шевич был убит на­повал в первые же минуты атаки, а команди­ру лейб-гусар ген. м. Давыдову разрывом гра­наты оторвало обе ноги. Несмотря на потерю старших начальников, гвардейская кавалерия храбро бросилась на врага и только тогда по­вернула тыл, когда была атакована 3-й брига­дой Бесьера из резерва Бордесу. Бесьер же, пользуясь замешательством русских и заме­тив подставленный ему фланг, опрокинул на­шу легкую гвардейскую кавалерию и рассеял ее по лугам западнее Гюльденгоссы в сторону Гёрен. Тогда, поворачивая к югу, Бесьер взял снова направление прямо на Гюльденгоссу. Ка­залось, что теперь уже больше ничто не сможет задержать порыва французской конницы…

Положение становилось очень серьезным: части одного из наших корпусов поспешно от­ступали вправо от Госсы, части другого в бес­порядке отходили через это село, а французы уже в него врывались. Русские батареи посте­пенно умолкали и снимались с позиции. Толь­ко Гренадерский корпус стоял на месте, по­строив карре. Ген. Раевский, командир корпу­са, упал раненым среди своих гренадер: пуля ему раздробила плечо. Французская пехота устремилась на овчарню Ауенхейм и ею овла­дела. Над монархами нависала большая опас­ность: на Вахтберг уже долетали ядра, а кон­ница Бесьера подходила к прудам Гюльденгос­сы. Кн. Шварценберг, только что прибывший из Конневица, стал умолять Государя отодви­нуться назад, указывая, что некоторые не­приятельские эскадроны могут пройти между прудами западнее Гюльденгоссы и появиться на самом Вахтберге. Но Император Александр не обращал внимания на уговоры и приближа­ющуюся опасность. Он, с невозмутимым спо­койствием, присущим ему в важных случаях жизни, продолжал отдавать распоряжения и осведомляться о войсках. Он приказал резер­вам Цесаревича поспешить на выручку грена­дер к Госсе и, подозвав к себе из свиты коман­дира л. гв. Казачьего полка ген. адъют. гр. Ор­лова-Денисова, повелел ему привести сюда на помощь тяжелую кавалерию Барклая (1-я и 2-я кирасирские дивизии, полки Кавалергард­ский, Конная Гвардия, Лейб-кирасирские Его и Ее Величества, Псковский, Глуховский, Екатеринославский и Астраханский). Граф Орлов-Денисов карьером бросился выполнять пору­чение. После этого Государь приказал находив­шимся неподалеку 10-й и 23-й конно-артиллерийским ротам полк. Маркова выдвинуться вперед и сдерживать своим огнем натиск французских кирасир до подхода нашей кон­ницы. Отдав эти приказания, Император Алек­сандр призвал командовавшего всей артилле­рией Русской армии ген. Сухозанета и, ука­зывая ему на поле перед Вахтбергом, сказал: «Вот видишь, теперь тот будет лучше, кто прежде всех сюда поспеет; далеко ли твоя ре­зервная артиллерия?». «Она будет здесь через две минуты», ответил Сухозанет. Генерал, за­метив, что Наполеон неспроста сосредоточил свои войска между Либертвольквицем и Вахау, еще заблаговременно распорядился подтянуть резервную артиллерию поближе к месту боя у Госсы. В данный момент артиллерия на рысях подходила к Вахтбергу, а за нею был виден подтягивающийся Гвардейский корпус ген. Ер­молова. Наблюдая, как головные батареи выно­сились карьером на позиции, Государь задум­чиво улыбнулся и произнес: «Хорошо!» Потом он сел на лошадь и, с Прусским королем, отъ­ехал несколько назад…

Французы заметили пеструю группу всад­ников на вершине Вахтберга.

Бесьер, продолжая свою блестящую атаку, на плечах сбитой им нашей легкой гвардейской кавалерии, ворвался в проход между двумя прудами западнее Гюльденгоссы, соединенны­ми отводным рвом. Император Александр, бледный, но спокойный, продолжал следить за боем в подзорную трубу…

Французские кирасиры дошли метров на 300 до Вахтберга. Отдельные группы всадников пронеслись через болотистый луг, но главная масса атакующей конницы повернула несколь­ко вправо, нацеливаясь на появившихся вдали Орденских и Малороссийских кирасир. Ров между прудами сразу замедлил продвижение французов, уже утомленных схватками и дли­тельной скачкой по мягкой и топкой почве. Всадники, желая переправиться через ров, па­дали в него; другие, не успев развернуться по­сле этой задержки, двинулись в обход через село. Часть французских кирасир продолжала рваться вперед и появилась недалеко от монар­хов. В свите началось большое волнение… На­ступил критический момент… Главнокоманду­ющий князь Шварценберг вынул шпагу и бро­сился на линию боя. Под рукой у союзных мо­нархов был все тот же один конвой Русского Императора, — четырех-эскадронный Лейб- Гвардии Казачий полк…

Стоя в непосредственной близости у холма лейб-казаки наблюдали за продвижением фран­цузской конницы и недоумевали, почему их не посылают в атаку. Старый ветеран Першиков, тогда унтер-офицером стоявший перед 2-м взводом лейб-эскадрона, рассказывает: «Досад­но стало нам, стоим да и думаем: ах, Батюшка- царь, не держи ты нас на месте без всякого де­ла, дай волю своим Донским казакам, пусть-ка померяется сила вражья с силою твоей Донской земли… А кровь, знаешь, так и кипит в жилах…». «Вдруг слышим крик: Полковника Ефремова к Государю!».

За отсутствием командира полковник Иван Ефремович Ефремов стоял перед полком. Он поскакал на холм и остановился перед Госуда­рем. Император указал ему на атакующих французских кирасир. «Полковник Ефремов», рассказывает участник атаки лейб-казак пору­чик Емельян Антонович Коньков, «пере­крестился большим крестом и, обращаясь к ка­закам, крикнул: братцы, умрем, а дальше не допустим; полк, за мной!». И, не ожидая пока тронется полк, Ефремов поскакал в сторону неприятеля. В эти мгновения не более 80 ша­гов отделяли французов от Вахтберга. По сло­вам Конькова и офицеры и вахмистры воору­жились пиками. «Не отставай от командира!» крикнул кто-то в рядах, «и мы пустились за ним во всю конскую силу».

Вихрем налетели лейб-казаки на передовые группы французских кирасир, скакавших уже к возвышенности, и, словно вихрем дунуло латников, — мгновенно опрокинули их казаки к пруду, затем в пруд, и овладели узкою плоти­ной. «Дальше», продолжает Першиков, — «путь наш пересекал топкий болотистый ручей, который обскакать было нельзя. Вот тут-то и пошла у нас суматоха: плотина узкая, вдвоем проскакать нельзя, а по-одному, — когда пере­скачем! Эскадроны рассыпались по берегу, точ­но табун лошадей, пригнанный к водопою в на­ших Задонских степях. Вдруг, опять кто-то крикнул: «что стали? пошел!» И казаки, кто где стоял, так и ринулись напрямки перед со­бою: кто пробирается плотиною, кто плывет, где поглубже, а кто, забравшись в тину, барах­тается в ней по самое брюхо лошади. Но вот, лейб-эскадрон уже на том берегу; видим идет общая свалка, — наших тонят; какой-то фран­цузский кирасирский полк перерезал нам до­рогу, впереди его генерал. Времени терять бы­ло нельзя. «Эскадрон!», крикнул громовым го­лосом Ефремов. Мы все повернули головы. «Эскадрон», повторил он, — «благословляю!» Он высоко поднял обнаженную саблю и сде­лал ею в воздухе крестное знамение. Мы опу­стили на перевес свои длинные пики, гикнули и ринулись на латников». «Неожиданным на­шим появлением», рассказывает Коньков, «на фланге неприятель был настолько озадачен, что как будто на минуту остановился и завол­новался, как вода в корыте. А мы, со страшным гиком, уже неслись на него».

В это время, исполнив поручение Государя, подоспел к полку граф Орлов-Денисов.

Лейб-казаки пронеслись через обстрелива­емую артиллерией равнину. Тут случилось, что шальным ядром казаку оторвало голову, а те­ло его, оставаясь в седле, продолжало мчаться на французов с эскадроном грозно ощетинив­шихся пик. Страшны казачьи пики при друж­ном ударе!

«Эх, страшна она, страшна наша дончиха», рассказывал Першиков. «Да и как ей не быть страшною-то, когда на ней все донское: и древ­ко и железка… Скачу это я, да и думаю: на ко­го мне напасть? Дай, ссажу французского ге­нерала. Что-ж, бой один-на-один, бой честный, а там уж кому Господь поможет. Я его и на­метил. Вырвался я это из фронта и несусь. Ге­нерал тоже увидел меня и повернул навстречу. Весь он закован в латы, так и сверкает весь медью и сталью, а в руках громадный палашаще. Смекнул я, что противник-то мой — не новичек в нашем деле: ведет коня прямо в раз­рез, да так и норовит ударить грудью в бок мо­его мерина. Ну, а ударь он, так я бы со своим маштаком-то раза три перевернулся бы куба­рем. Вижу, так будет не ладно. Надо слукавить. Дай, думаю, опростоволошу генерала. Мерин-то был у меня добрый, из отцовского дома, го­лоса моего слушал. Чуть только поровнялся я с французом, метнул коня в сторону, да как крикну: тпру! Он и уперся всеми четырьмя но­гами. Отнес я пику в сторону, да как махну ею наотмашь, — прямо угодил в генеральское брю­хо, так и просадил его насквозь. Упал он, схва­тился обеими руками за мое ратовище, да чуть-чуть не стянул меня с лошади. Уперся я в стремя левою ногою, встряхнул его на пике, что было мочи, да и в сторону. Он тут и умер. Все это случилось, как глазом моргнуть. Гляжу, а наши эскадроны уже врезались в ряды фран­цузских латников и я за ними. Ну, хорошо, врезаться-то мы врезались, а справиться не мо­жем. Стоит вот, ровно, медная стена перед то­бой, — что с ней поделаешь? Только слышим как кричит Ефремов: коли их подмышки, да в пузо! Ну, мы и пошли. Я ткнул своей дончихой французскую лошадь в морду, та взвилась на дыбы, поддала задом, — и француз грох­нулся о-земь, как куль, только звякнули латы. Пошли мы тогда шпырять лошадей их: кто в морду, кто в ноздри, кто в ухо, — они и взбе­сились. Как пошли они прядать одна за дру­гою, дак стали качать задом и передом, фран­цузу не до того, чтобы рубить, — дай Бог в сед­ле усидеть. И такая пошла у них каша, что сказать нельзя! друг на дружку лезут, друг дружку топчат, — вот точь-в-точь на Дону у нас бараньи отары».

В этот момент на нашем левом фланге от­крыли огонь прискакавшие конно-артиллерийские роты, а вслед за этим атаковали францу­зов присланные графом Паленом на усиление центра два прусские полка: Неймарктские дра­гуны и Силезские уланы. Полки нашей легкой гвардейской кавалерийской дивизии, освобож­денные от напора французов, успели построиться и, в свою очередь, под командой ген. Чи­черина ринулись в атаку. Французы оконча­тельно не выдержали, дрогнули и повернули назад.

«Вот тут-то и пригодились нам наши род­ные пики, которые не раз выручали нас в бо­ях», рассказывает поручик Коньков.

А Першиков: «Как погнали мы их, вот тут-то и разгулялась наша дончиха, знай машет на­право и налево; командиры наши тоже пошли в чернорабочие и на руку охулки не клали. Собьешь это с какого-нибудь француза каску, испужается он, да и спрячет голову в гриву, голову-то спрячет, а зад выставит, а на заду­-то лат у него нету, вот как ткнешь его пикой, так дончиха-то и проедет сквозь тело по самые плечи. Много мы тогда таким манером пик переломали! Гнали мы латников долго, до самой ихней пехоты, пока по нас не ударили кар­течью. Тут уж мы скомандовали себе — напра­во кругом и пустились назад. Никто нас не пре­следовал. Выбрались мы из-под картечного огня и пошли шагом».

Полком были отбиты 24 русских пушки из 26-ти 2-го корпуса, взятых французами ранее.

Офицерские потери бригады Бесьера выра­зились в 2-х убитых и 34 раненых.

Шли казаки с песнями. Вот прошли уже пло­тину и замолкли: перед казаками на высоком холме ясно обрисовалась впереди огромной сви­ты величавая конная фигура Императора Але­ксандра. Донцы сознавали свою заслугу, — они оберегли Царя и, гордые этим сознанием, про­шли мимо него чем-то вроде церемониального марша.

«Мы возвращались», говорит поручик Конь­ков, «буквально растерзанные: кто без кивера, кто в разорванном мундире и с окровавленны­ми лицами и руками; но на лице у каждого можно было прочесть, что он честно исполнил свой долг». Полковник Ефремов ехал без киве­ра, который у него был сбит в бою. А когда стали подъезжать к Государю, то Император громко произнес: «Ефремов, ко Мне». Ефремов, остановив полк, поскакал на холм к Государю. Эскадроны между тем развернулись в длинную линию. Смотрят казаки на холм и видят, как Государь принял рапорт от их командира, как поднял Он высокое чело Свое к небу и поло­жил на груди Своей два раза крестное знаме­ние. Казаки поняли, что то была благодарст­венная молитва Царя к Богу, и сотни рук под­нялись в строю, творя крестное знамение. За­тем Государь своеручно надел на Ефремова крест св. Георгия 3-ей степени и поцеловал Ефремова, а также и Орлова-Денисова. В этот момент у лейб-казаков грянуло несмолкаемое «ура».

Император Александр подъехал ближе и, проезжая по фронту, благодарил всех. У Го­сударя заметны были слезы на глазах. Когда Государь отъехал, Ефремов обратился к полку со следующими словами: «Казаки, Государь благодарит всех вас за ваш нынешний слав­ный подвиг. Сказал Он мне, что вами всеми до­волен в душе Своей и сердце. Благодарит Он Бога, что вы из страшного смертельного боя возвратились с маловажною потерею; молит, чтобы вы и в будущих ваших подвигах были так же счастливы, как и сегодня». Новое «ура».

И затем полковник продолжал: «Господа офицеры, Государь, довольный вами за сего­дняшний бой, приказал наградить всех вас по вашему желанию и выбору. К вечеру прошу пожаловать ко мне и на особом листе собственноручно написать, кто что желает, — чин или орден».

Так совершилась историческая атака Лейб- Гвардии Казачьего полка, поразившая францу­зов своею смелостью и стремительностью. Про­рыв не удался: беззаветное мужество Лейб-ка­заков спасло Государя, а пики казачьи, напере­кор всем расчетам, вырвали победу из рук Наполеона. Его пехотные колонны, двинутые быстро вперед, должны были поправить дело, но было уже поздно: с противоположных бере­гов озера и ручья, у деревни Гюльденгоссы, гремели по ним теперь 112 орудий Сухозанета, сопровождаемые огнем прусских и австрий­ских батарей, а л. гв. Финляндский полк приба­вил новые лавры к своим победам, стремитель­ным порывом выбив противника из деревни.

Успешное вначале наступление француз­ской кавалерии привело Наполеона к уверен­ности в конечной победе, он в ней настолько не сомневался, что даже послал королю Сак­сонскому в Лейпциг поздравление с победой и приказал в окрестных деревнях звонить в ко­локола… И вдруг молодецкая фланговая контр­атака Лейб-Гвардии Казачьего полка способ­ствует восстановлению прорванных было ли­ний центра Богемской армии, подходят наши доблестные гвардейские полки: Литовцы, лейб-гренадеры, Финляндцы и Павловцы, вместе с прочими частями резерва Цесаревича. Обста­новка меняется, но не по замыслу Наполеона, который однажды сказал, что между битвой выигранной и проигранной находятся империи. Так оно и случилось…

Смеркалось, гром орудий, потрясавших воз­дух, становился все тише и тише, ружейная трескотня замолкала… Вся боевая линия фран­цузских войск отходила назад на свои старые квартиры…

Уже спускалась ночь, когда Император Але­ксандр съехал с холма и направился к дерев­не Рота на ночлег в сопровождении своего неизменного в заграничной кампании конвоя, Лейб-казаков. Весело затрещали казачьи кост­ры и у их приветливых огней грелись промокшие казаки, делясь впечатлениями минувшего дня…

«Упорное сопротивление войск принца Вюртембергского и Клейста, отважная атака Лейб-казачьего полка, удачное действие русской ар­тиллерии и своевременное прибытие резервов к решительному пункту поля сражения исторгли победу из рук гениального полководца и при­уготовили торжество Европы, ополчившейся в защиту своей независимости», — так очерчива­ет наш военный историк Михаил Иванович Богданович последствия этого замечательного эпизода в Лейпцигской битве.

Г. Гринев

Голосовать

(Не оценивали)

 Loading ...

Похожие статьи:

• СТO ЛЕТ НАЗАД. – Р. СПОРЭ
• ИСТОРИЧЕСКИЙ АРХИВ ВЫСОЧАЙШАЯ ГРАМОТА
• Уланы Цесаревича под Красным. – Юрий Солодков.
• Смотр российских войск под Вертю 26 и 29 августа 1815 года. – Юрий Солодков
• №110 Май 1971 г.
• № 107 1970 г.
• Орден св. Великомученика и Победоносца Георгия в царствование Павла I – Евгений Молло
• Письма в Редакцию (№ 124)
• Бутырское знамя в Брюсселе. – С. Андоленко