Посвящается славной памяти 3-го Восточно-Сибирского стрелкового полка
На рассвете, в утренних сумерках начинавшегося дня, подошел батальон к . Ташичао и остановился, пропуская идущий из города на встречу казачий полк.
Одна за другой шли казачьи сотни, а сзади полка, погромыхивая металлом, рысью следовала конная батарея. Пропустив конный отряд, батальон пошел дальше, и в это время пришло приказание командира полка 7-ой роте занять деревню, став на левом фланге, и наблюдать, чтобы японцы не обошли наш левый фланг. Никаких указаний, где позиция полка, кто рядом, что предвидится ровно ничего, стой и только.
Дорогой через ручей прошли полем мимо рощи с китайскими могилами и заняли деревню, выставив влево наблюдательный пост, нечто вроде полевого караула. О том, чтобы осветить местность дозорами, не было и речи.
Расположились на улице, привалившись спинами к стенкам фанз. Задымились неизбежные костры, и стрелки, преимущественно-коренные сибиряки, принялись за чаепитие. Местное население возбужденно суетилось: собирались группами, о чем-то галдели, размахивая руками, некоторые запрягали свои арбы и грузили их имуществом, женщинами и детьми; другие, забравшись на крыши фанз и на деревья, что-то высматривали в стороне японцев.
Мы тоже устроили наблюдательные пункты. Денщики принесли котелки с кипятком, кое- какую снедь и мы закусили и выпили чаю. Время шло. Впереди нас, не так далеко, прогремело несколько орудийных выстрелов и опять все затихло, только солнце начинало жечь все сильнее.
Справа и сзади Дашичао поднялись столбы дыма, это — интенданты, зачастую отказывавшие в выдаче требуемых частями тех или иных нужных вещей или продуктов, придираясь с формальной стороны к требованиям, теперь жгли свои склады. История, всегда с ними повторяющаяся.
Время перевалило за полдень, а все нет приказания присоединиться к полку.
С крыши фанзы, куда мы вместе с поручиком Гирлей забрались, видно, что верстах в полутора, на гребне отрожка появились фигуры людей что-то роющих. Вглядевшись пристально, можно было приметить, что землю бросают в нашем направлении: значит — роют японцы. То же самое заметили и стрелки, бывшие также на крышах. Доложили ротному командиру капитану Казимиру Альбертовичу Малишевскому. Вот о нем надо сказать несколько слов, как о типе вполне исчезнувшем.
С трудом попав в одно из юнкерских училищ и с еще большим трудом его окончив, вышел он подпрапорщиком на восток, в один из дальневосточных стрелковых батальонов. Несколько лет проходил с «громоотводом» на рукаве и толь ко развертывание батальонов в 2-х батальонные полки, наконец-то, доставило ему чин подпоручика. Так рассказывали мне коренные офицеры, прослужившие в полку по несколько лет, бывшие юнкера военных училищ — Павловского и Александровского. Достаточно протрубил он в полку, пока добрался до роты. Во время боксерского движения 19901901 гг. он уже командовал ротой и во время его усмирения был, в одном из боев, ранен в живот. Это был ярко выраженный тип бурбона старых времен, тип, который только и мог сохраниться в такой глуши, какой была тогда Восточная Сибирь и Приморский Край. С солдатами он был груб, с младшими офицерами — хамоват, но начальство, начиная с командира батальона, приводило его в трепет. И чем выше начальство, тем больше трепета вносило оно в его капитанскую Душу.
На мой доклад он стал доказывать, что это наши казаки и что окоп роют для наших пушек. Напрасно было возражать и доказывать ему противное, он упрямо стоял на своем и твердил: «Это наши.»
Но вот почти карьером подскакивает конно- охотник, лошадь его тяжело дышет. «Ваше Высокоблагородие, идите скорей, я едва нашел Вас, за Вами сколько раз посылали, да найти не смогли. Японские разъезды подошли к Ташичао, а за ними пехота. На этих горах, показал он рукой на близкую гряду, давно видны японцы. Идите скорей, а то пробиваться придется».
Послали за высланным влево наблюдательным постом и, собравшись, не теряя ни минуты, рота скорым шагом пошла за конно-охотником, который повел роту сокращенным путем, мимо города, к станции железной дороги на дорогу, по которой прошел полк.
На станционной площади толпа китайцев, везде разбросанные вещи. Железнодорожные кирпичные домики, но окна и двери все настежь, везде груды бумаги, листы газет, письма, отношения, предписания, переписки, отписки, весь канцелярско-штабной хлам. Не сожжены, как требовалось, а просто выброшены для сведения и руководства японцам. Запомнился мне почему-то винчестер, валявшийся в пыли на дороге около одного из таких домиков. Справа и слева, и за железной дорогой горели и догорали и дымились интендантские склады. И тоже везде кучи казенной, теперь никому, кроме разве японцам, ненужной казенной переписки.
Прошли это печальное место, спустились к реченке и пошли через нее. Местами вода доходила до брюха лошади и, чтобы не замочить ног пришлось их поджимать к передней луке.
Перебрались на другой берег и начали подниматься на возвышенность. Справа и слева отдельные пустые фанзы, китайцев нигде не видно. Очевидно или попрятались или разбежались.
Поднялись. Дорога шла к видневшейся в версте или полуторы деревне; слева — густой, высокий гаолян, справа, по склону в долину, судя по пикам, казачьи разъезды, а в версте за ними — японские силой каждый около отделения. За ними редкие цепочки японской пехоты.
Конно-охотник говорил, что и по другую сторону гряды, по гребню которой мы идем, тоже идет японская кавалерия и пехотные цепи. Таким образом, мы в последнюю минуту, можно сказать, выбрались из бутылки.
Два резкие удара, невольно заставившие вздрогнуть, затем короткий свист и две шрапнели разорвались над растянувшейся ротой. Все сразу с дороги бросились влево, в гаолян. Последовали еще удары и, когда я обернулся, то увидел, что за долиною, на полугоре, сверкали молнии выстрелов двух горных пушек.
Рота, прикрываясь гаоляном, побежала от рвущихся над ней шрапнелей.
Одна лопнула рядом, так что обдало струей воздуха. Этого не смог вынести мой конь: он рванулся в сторону и я полетел на землю. Одно мгновение я видел его круп и свернувшееся седло на боку. Проклятые китайские сыромятые подпруги размокли при переходе речки и не выдержав резкого движения лошади, не удержали седла.
Потеряв цель, японцы прекратили огонь. Когда я свалился, ко мне подбежали два стрелка. «Вы ранены, Ваше Благородие? Мы Вас понесем». Вскочив на ноги, я побежал вместе с ними.
Убитых в роте не было, но несколько человек было ранено, к счастью — легко, и они также бежали, обливаясь кровью. Из гаоляна вышли уже перевалив вершину, на спуске.
Навстречу по дороге ехал командир полка. Увидев роту и узнав подробности запоздания, сказал, что еще счастливо отделались. Он хотел идти нас выручать и, действительно, наш II-й батальон шел нам навстречу, а еще немного дальше стояла, снявшись с передков, полубатарея, готовая открыть огонь.
Шли мы до вечера. Когда остановились на дороге, подвезли кухню, накормили проголодавшихся людей, раненых отправили в лазаретных линейках дальше.
Появились костры, заварили стрелки чай в котелках и, напившись, тут же на дороге расположились спать.
А. Редькин
Похожие статьи:
- Об изображении св. Георгия на орденских крестах. – Евгений Молло
- Исторический архив (№105)
- ИСТОРИЧЕСКИЙ АРХИВ ВЫСОЧАЙШАЯ ГРАМОТА
- МЕДАЛИ КАДЕТСКИХ КОРПУСОВ В ЦАРСТВОВАНИЕ ИМПЕРАТРИЦЫ ЕКАТЕРИНЫ II – Владимир фон-Рихтер.
- Названия некоторых воинских частей… Добровольческой армии. – Анд. Алекс. Власов
- Моряки у Ивангорода. – А. Лукин
- 24-пехотный Симбирский генерала Неверовского полк (Продолжение, №109). – В. Павлов
- 19 декабря 1928 года в Русском отряде Шанхайского волонтерского корпуса. – В.А. Соколов
- ЗАПИСКИ ПОЛКОВНИКА ПЕРВЫШИНА О 269 ПЕХОТНОМ НОВОРЖЕВСКОМ ПОЛКУ