Статьи из парижского журнала "Военная Быль" (1952-1974). Издавался Обще-Кадетским Объединением под редакцией А.А. Геринга
Thursday December 5th 2024

Номера журнала

Музей Первого Кадетского Корпуса. – А. Антонов



Начало музею Пер­вого кадетского кор­пуса в том виде, в ка­ком он представляется по архивным данным, было положено в уп­равление корпусом Графа Ангальт в звании генерал-дирек­тора.

Музеем, вообще в те времена было принято называть такое поме­щение, где обстановка и род занятий вводили в общение с музами.

Возможно, что еще при основании корпуса первым директором его Графом Минихом было положено ему начало в виде естественно-исто­рического музея при корпусе.

При Ангальте музеем служила обширная за­ла, где кадеты, преимущественно старших воз­растов, в часы досуга могли получать духовное удовлетворение, предаваясь чтению, письму, рисованию и даже личному творчеству. Тогда эта зала носила название «Рекреационной за­лы». Подробное описание ее вошло во 2-ую часть сборника, изданного под названием «La muraille parlante» и «La salle de recréatin.»

Эти книжечки были переплетены в прочный кожаный переплет с золотым тиснением на вер­хней крышке. Каждому выпускному кадету выдавались эти книжки на память с трогатель­ным предисловием от имени и за подписью гра­фа Ангальта.

В первой части собраны все надписи, рисун­ки и гладко оштукатуренные стены, окружав­шие корпусный сад (парк), а вторая заключала описание предметов и надписей на стенах вы­шеупомянутой Рекреационной залы, что явля­лось как бы продолжением «Говорящей стены».

Среди предметов, наполнявших эту залу, прежде всего бросалось в глаза обилие книг, со­державших в себе лучшие произведения древ­них классиков, современных писателей, конеч­но, с произведениями французских энциклопе­дистов ХVІІІ-го века во главе. Огромные фоли­анты этих книг поочередно выкладывались на столы, и особыми цепями прикреплялись к ним. Не забыта была и Библия, но был и Коран. Рус­ские писатели также имелись и среди них бывшие кадеты Первого корпуса: Сумароков, Хе­расков, Озеров. Все книги помещались в боль­ших стенных шкафов. Наверху шкафов и на тумбах были расставлены: земной глобус, глобус звездного неба, бюсты великих людей древ­ности (Цицерон, Сократ и др.) и современных писателей (Вольтер, Руссо и др.). Затем также были расставлены и развешены модели по во­енному искусству (фортификационные, артил­лерийские).

В этой зале кадеты, в часы досуга, занима­лись чтением с выпискою тех мест, которые останавливали их внимание. Затем, занима­лись черчением, рисованием, резьбою и т. п. Лу­чшие работы выставлялись в этой зале, как об­разцы. Некоторые из них сохранились до после­дних дней нашего времени, как интересные ху­дожественные предметы. Все, кто бывал в музее, помнят художественной работы резьбу из сло­новой кости в сочетании с черным деревом (Триумфальная арка, беседка античного стиля, модель языческого храма, фонтан внутри бе­седки и т. п.)

В последние годы ХVІІІ-го столетия и в пер­вые ХІХ-го, когда государственный режим рез­ко повернул в сторону от влияния западных идей, приведших Францию к революции, в кор­пус был назначен директором М. И. Голенищев- Кутузов (будущий герой 1812 года). При нем в корпусе пошли новые порядки, в результате чего все надписи на стенах были тщательно за­крашены, все книги, порождавшие, как тогда выражались, — вольнодумство, были убраны в шкафы и заперты и Рекреационная зала полу­чила иной характер. Она обратилась в музей наглядных учебных пособий. Тут кадеты рабо­тали преимущественно над вычерчиванием то- пографичемких планов, артиллерийских и фор­тификационных чертежей. От этого времени остались огромные папки с образцово исполнен­ными чертежами в акварельной раскраске.

От Ангальтовской эпохи сохранилось более 350, в большинстве объемистых, томов в проч­ных кожаных переплетах с кадетскими руко­писями, в виде различных выписок, поденных записей, собственных произведений и т. п. Каждая категория этих книг начиналась пре­дисловием, собственноручно вписанным гра­фом Ангальтом. Из этой коллекции наиболь­шее количество (247) и при том наиболее объе­мистых томов представляло собрание под об­щим названием, аналогичным с названием из­вестной сказки «Тысяча и одна ночь» — «Mille et une nuit». Каждый том представлял собой собранние работ за целую неделю. Чтобы осу­ществить намеченную программу, потребова­лось бы около 20 лет, но с неожиданным ухо­дом графа Ангальта ушла душа задуманного им дела и эти занятия прекратились. Томы со­ставлялись таким образом: в Рекреационном зале стояло несколько черных досок. На них кадеты старшего и военного возрастов выпи­сывали все, что при чтении останавливало их внимание или своею художественностью или глубиной мысли, а также и из слышанного в речах и поучениях воспитателей и наставни­ков. Одно и тоже записывалось на трех языках (русском, французском и немецком), конечно, кроме поэтических произведений в стихотвор­ной форме. Эти записи под соответствующей да­той ежедневно переносились в листки одно­образной величины и все собранное за неделю переплеталось в особый том, который озагла­вливался номером очередной недели. На пер­вых страницах первого тома графом Ангальтом были написаны два предисловия: для первого тома и для последнего, то есть, для «Тысячи первой недели». Наряду с накапливанием томов этого сборника, стали возникать все новые и новые томы и томики под различными другими названиями, например: «Годовщины выдаю­щихся мировых событий», «Восточные сказки», «Автобиографии трех кадет», «Письма с Елисейских полей», что по характеру содержания вернее было бы перевести (с французского) «Письма с того света» и друг. Между прочим, была серия «Черных книг» (и внешность они имели сплошь черную). В них заключалось не что иное, как обыкновенное списывание статей ради практики. В предисловии говорилось, что для иных кадет, заслуживших наказание за лень или дурное поведение, полезно часочек- другой посидеть на месте за подобной полезной работой. Каждая работа подписывалась фами­лией кадета, писавшего ее. У многих работ там, где должна быть подпись, оказались утолки оторванными. По-видимому, иным не хотелось увековечивать свое имя в «Черных книгах». В числе сохранившихся подписей очень часто по­вторялись имя и фамилия ПЕРСКОГО. Впо­следствии, в царствование Императора Николая 1-го, этот ПЕРСКИЙ был директором Первого корпуса, отмеченный историей, как выдающий­ся.

Кроме вышеприведенных книг с кадетскими рукописями, был сборник речей графа Ангаль- та под названием «LES DEJEUNERS», то есть «Завтраки». В предисловии автор поясняет, что эти речи таким именем окрестили кадеты, по­тому что они произносились перед завтраком, когда было не до речей, а хотелось есть. Был также сборник поучений законоучителя.

Вся музейная библиотека к началу нынешне­го столетия заключала в себе 15.000 (пятнадцать тысяч томов при 8.000 названий и состояла из трех отделов, русского, французского и немец­кого.

В начале 1900 года полковник Покотило, тот­ час по принятии должности директора, пригла­сил меня на службу в Первый кадетский кор­пус. До этого я с ним служил в Виленскому пе­хотном юнкерском училище, где по его поруче­нию составил краткую историю этого училища. Он не скрывал, что имел намерение использо­вать мою склонность к историческим исследо­ваниям и любовь к старине. И, действительно, тотчас по прибытии моем в корпус он предло­жил мне заняться воссозданием корпусного му­зея, а затем, несколько лет спустя, составить и историю корпуса, хотя бы в виде краткой па­мятки, так как над составлением полной исто­рии корпуса тогда работал Генерал Лузанов (не­сколько лет спустя в печати появился первый выпуск, объемлющий лишь царствование Императрицы Анны Иоановны; на этом писание им полной истории и остановилось).

Музей был, если можно так выразиться, в со­стоянии разгрома. Это можно объяснить, как следствие различных переформирований с пе­редачей музея 1-ой Санкт-Петербургской воен­ной гимназии, Павловскому военному училищу, а затем, девятнадцать лет спустя, обратное воз­вращение уже Первому кадетскому корпусу. Кроме того, ни в училище, ни в корпусе конца прошлого столетия не было проявлено должно­го интереса к историческим памятникам и ре­ликвиям старейшего военно-учебного заведе­ния.

Я прибыл в корпус летом. Музейную залу на­шел заставленную посередине массою комнат­ных цветов (как в оранжерее). Это разъезжав­шиеся на лето служащие сдавали их на хране­ние сторожу при этой зале (Василий Егоров. По­том, до самой смерти, он был музейным сторо­жем. Сменивший его Антон Евтигнеев и по сей, день*) состоит сторожем при музее). Вдоль стен, до половины их высоты, тянулись шкафы с книгами музейной библиотеки, а в конце залы, против входа в лазарет, была установлена сце­на для домашних спектаклей. Меншиковские покои были в полном порядке.

С началом учебного года, взяв к себе в помощ­ники нескольких кадет своего отделения (VІ-2), я немедленно приступил к отыскиванию, соби­ранию и водворению в музейную залу всех предметов, которые значились по книге описи и, по мере поступления, стал приводить их в по­рядок и размещать на первых порах, как и где придется. Многие предметы нуждались в небо­льшом исправлении и чистке, а иные и в капи­тальном ремонте. Все делалось домашними сред­ствами, так как корпус, переживая денежный кризис, на устройство музея мог давать лишь небольшие суммы, только на покупку таких предметов, как гвозди, винты, проволока, краски

*) 1925 год.

и т. п. По приведению в порядок библиотеки и предметов музея особое усердие проявили каде­ты: Алферов, Богатов, Болышев 2-ой, Гильбих, Паго, Шнеур, Федосьев. Из сотрудников не мо­его отделения запомнились фамилии, как осо­бенно ревностных — Шишипторова, Шликера, Крутецкого 2-го.

Первым делом было извлечение из кладовых трех старинных люстр, очень богато украшен­ных хрустальными подвесками. Люстры были разобраны, тщательно вымыты, вычищены, а затем приспособлены к электрическому осве­щению. Их повесили на месте бывших трех фо­нарей дугового освещения. Далее, различные портреты были перенесены в музей из фунда­ментальной библиотеки, ротных зал и других помещений. Но были и такие, которые отыска­лись в помещениях, совершенно неподходящих для хранения художественных исторических ценностей. Так, портрет Первого Августейшего Кадета, Наследника Цесаревича Александра Николаевича в форме кадета гренадерской ро­ты, во весь рост, писаный масляными красками к столетнему юбилею корпуса (1832 год), был найден в кладовой, за уложенными вдоль сте­ны дровами, почему оказался с полотном, про­битым в нескольких местах. Иные портреты были найдены в других кладовых и, даже, на чердаках.

По мере приведения в порядок, собираемые предметы распределялись по музею, то есть, развешивались по стенам, раскладывались на столах, размещались на тумбах, стойках, в ви­тринах и т. п., не придерживаясь какой-либо системы. Когда же более или мене все было со­брано и приумножено новыми вкладами и по­жертвованиями, была учреждена Музейная ко­миссия под председательством полковника За­белина и четырех членов (кроме меня были: подполковник Петровский, капитан Андреев 1-ый и поручик Крутецкий). Комиссия вырабо­тала план размещения предметов по эпохам царствований и постановила освободить музей от излишков предметов, не имевших прямого исторического значения для корпуса. Например, избавились от излишка (дупликатов) учебных пособий, от черезчур загромождавших музей образцов и различных моделей (артиллерий­ских и фортификационных) и целой серии артиллерийских снарядов (в натуральную ве­личину) старинной гладкострельной артилле­рии, затем — от образцов кузнечного, слесар­ного и других инструментов и т. п. Кое-что бы­ло передано в корпусные мастерские, а что и продано. За вырученные деньги заказывались различные приспособления, оборудования и украшения (рамы, витрины, стекла, колпаки, этажерки и т. п.).

Всякий посетитель музея с особенным вни­манием и интересом рассматривал, кроме порт­ретов большого исторического значения и вы­сокой художественности, как например, порт­рет Наследника Цесаревича Николая Александ­ровича (старший брат Императора Александра 3-го, умерший в ранней молодости) в кадетской форме на часах внутреннего дворцового карау­ла, написанный известным художником Зарянко, еще и нижеследующие предметы:

  • 1) Шесть больших серебряных ваз художест­венной чеканки с крышками, увенчанными кра­сивым орнаментом,
  • 2) Ранее упомянутые акварели времен Ека­терины и той же эпохи изделия из черного де­рева в сочетании со слоновой костью (работы кадет).
  • 3) Двенадцать знамен и один штандарт (под огромным стеклянным колпаком).
  • 4) Мраморный бюст Петра Великого, работы Фальконета.
  • 5) Рельефный план Бородинского поля сра­жения с обозначением расположения войск обе­их сторон перед сражением.
  • 6) Образ Воздвижения Креста (резьба по ко­сти), собственноручная работа Петра Великого

и, конечно, изразцовую облицовку стен и по­толков в Меншиковских покоях.

— О —

После празднования 175-летнего юбилея му­зей украсился еще целым рядом манекенов, оде­тых в те блестящие исторические формы, кото­рые были специально изготовлены ко дню что- го юбилея. Их внешний вид с годами не терял от выгорания ни блеска золотых приборов и об­шивок, ни цвета сукна. Все это благодаря тому, что Великий Князь Константин Константино­вич, давая разрешение на осуществление про­екта обмундирования офицера и нескольких кадет в формы всех царствований от основания корпуса, поставил непременным условием от­сутствие чего-либо бутафорского. Так и посту­пили. Хотя эта затея и обошлась очень дорого, но все было сделано у лучших портных, из на­стоящих хороших сукон, с галунными обшив­ками чистого золоченого серебра. Все приборы, кивера, каски, треугольники, сумки, шпаги и т. п. были заказаны в лучших магазинах офицер­ских вещей. Так и все, кончая ботфортами и всякою иною обувью.

— О —

В начале революции (1917 г.), после пятилет­него отсутствия из Петербурга, мне вновь уда­лось побывать в музее. Чем-то дорогим и род­ным от него повеяло. И немудрено: почти две­надцатилетняя работа в нем не могла не оста­вить глубокого следа в моей душе. Но с другой стороны, больно сжалось сердце при виде снесенных со всего корпуса и сваленных в бесфор­менную кучу Царских портретов. Невольно возникал в голове вопрос, какую участь гото­вит грядущее этому историческому хранилищу? И нам, давно оторванным от Петербурга, а затем и от России, при невозможности получать ка­кие-либо сведения при посредстве почты, каза­лось, что музей наш или упразднен или разгра­блен, вернее — разгромлен, потому что грабить-то нечего. Ведь в нем, кроме серебряных ваз да большой золотой медали среди коллекции мо­нет и медалей, никаких драгоценностей не бы­ло. Но вот, в моих руках небольшая книжечка К. Ползиковой-Рубец — «Дворец Меньшикова». Из нее мы узнаем, что «старое, сильно обвет­шавшее здание стоит на углу Съездовской ули­цы и Университетской набережной». Значит, Кадетской линии уже не существует. Что зда­ние старое, — это мы знаем, но что оно сильно обветшало, это — ново. Ведь совсем недавно оно нам обветшавшим не казалось, оно выглядело даже нарядным, потому что его всегда своевре­менно ремонтировали и окрашивали в традици­онный кирпично-красный цвет. Затем, я узнаю, что преемник мой, с тем же званием храните­ля музея, А. А. Крутецкий, и после революции долго оставался на своем месте (книжка издана в 1923 году в России). А главное, что музей су­ществует и госпожа Рубец упоминает не толь­ко о многих предметах, мне хорошо знакомых, но и о нахождении их на тех же местах, где они были и раньше. Из этой же книжки знаем, что за большевицкое время музейная коллекция пополнена передачею некоторых предметов из закрытой корпусной церкви. Так там теперь на­ходится: 1) Чаша для Святых Даров, 2) Еванге­лие, принадлежавшее гетману Мазепе. 3) Крест гетмана Сагайдачного. Обе последние вещи бы­ли захвачены Меньшиковым при взятии Бату­рина.

Попутно узнаем, что знаменитый и достопа­мятный наш парк с аллеями вековых лип вы­рублен, так как за отсутствием топлива остат­ки его рубились зимою 1921-22 гг. на дрова.

А. Антонов

Добавить отзыв