Статьи из парижского журнала "Военная Быль" (1952-1974). Издавался Обще-Кадетским Объединением под редакцией А.А. Геринга
Friday March 29th 2024

Номера журнала

Два аршина восемь вершков. – М.Я. Дудышкин



«Майн Оунест Оун» и «Рикордо» были лошадьми, родившимися для того, чтобы прыгать. Они происходили из завода Корнбут-Дашкевича и, как многие потомки «Ловеласа», а между ними и знаменитый «Алькад», косолапили задом и, идя шагом, сильно выворачивали наружу скакательные суставы.

Гнедая «Май Оунест» переменила несколько владельцев. Сперва она принадлежала Кнаану, затем Руммелю и наконец попала к Парфенову, который из-за болезни после перенесенной операции не мог временно ездить и потому дал кобылу мне, на весь сезон конкуров «Общества любителей верхового спорта». «Май Оунест» была лошадь очень нервная и сильно тянула на препятствия, но обладала выдающимися сердцем, феноменальной ловкостью и колоссальной траекторией прыжка.

«Рикордо» был рыжий гигант с богатейшим костяком и атлетической мускулатурой. Он обладал громадными способностями и прыгал очень чисто, зачастую сворачивая в сторону задние ноги, чтобы не задеть препятствия; но его характер заставлял желать лучшего. Он был упрям и для отказов пользовался малейшей оплошностью всадника.

В программе конкурса, назначенного на 29 апреля, я должен был ехать на «Май Оунест» в призе на переходящий кубок Общества. В этот же день должно было состояться и состязание в высоту, для которого у меня не было лошади. На «Рикордо» в этом состязании ехал Гибнер. За неделю до конкурса, придя в манеж Кона, я застал там Гибнера, Руммеля и Парфенова. Кона не было. «Рикордо» под Гибнером ожесточенно закидывался. Ни шпоры и хлыст ездока, ни удары бичем со стороны, не помогали. В этот момент в манеж вошел Кон.

— Что они делают? – спросил он меня вполголоса и приказал Гибнеру слезть. Гибнер – многолетний ученик Кона – тотчас же повиновался.

Кон сел на «Рикордо» и тот прошел весь паркур без малейшего намека на непослушание.

— Вы теряете контакт со ртом лошади. – сказал Гибнеру Кон. – И кроме того, в последнее время у вас ослабел посыл.

И очаровательно улыбнувшись (Гибнер тогда усиленно ухаживал за одной прелестной дамой), Кон продекламировал известное четверостишие:

«Любите, дети, аккуратней.
Чем реже, тем оно приятней.
И Боже вас оборони
От необузданной любви…»

Руммель, Парфенов и я рассмеялись. Гибнер обиделся.

— Я не поеду на этой лошади, — сказал он.

Кон насмешливо улыбнулся:

— В таком случае, я попрошу Михаила Яковлевича ехать на «Рикордо». Надеюсь, что вы не откажетесь?

***

Приз на переходящий кубок Общества выиграл я. По этому поводу в «Конском Спорте» было напечатано: «безукоризненно и с полным пониманием своего дела проехал и заслуженно выиграл первое место корнет Дудышкин на гнедой кобыле «Май Оунест» завода Корнбут-Дашкевича. Надо отметить, что заслуга ездока увеличивается еще и тем, что лошадь несла 4 вершка повышения и для ведения ее в сравнительно небольшом манеже, при ее сильном темпераменте и энергичном темпе галопа, очень трудно».

Пока в манеже шла карусель членов Общества, я стоял в предманежнике, где водили лошадей записанных на состязание в высоту. Их было три: «Дульцинея» под Петербургским уланом, ротмистром Соколовым, которого я помнил еще с его корнетского чина, по конкурам в Москве. «Херод» под Гибнером и «Рикордо» подо мной. Когда конюх, водивший «Рикордо», поравнялся со сной, я приказал ему стать. «Рикордо» косит на меня своим выпуклым глазом и нетерпеливо гребет землю передней ногой. От музыки и топота лошадей, доносившихся из манежа, он волнуется. Его тонкая кожа покрывается сетью кровеносных сосудов, а обрубок его хвоста нервно вздрагивает. Карусель окончилась. Я сажусь в седло и вслед за Соколовым и Гибнером въезжаю в манеж.

***

Первую высоту – 2 вершка – мы все взяли совершенно легко. На 2 арш. 4 верш. отпал Соколов и состязание продолжалось между мною и Гибнером. Отличный и опытный ездок, он был мне очень опасен. «Херод» и «Рикордо» продолжали прыгать чисто и препятствие было поднято на 2 с половиной аршина. Оно казалось огромным. Первым был должен прыгать Гибнер. Чтобы ему не мешать, я стоял в углу манежа, у боковой ложи. Сидевшая в ней какая-то немного полная, но очень красивая брюнетка, кокетливо на меня посмотрела.

«Херод» не смог преодолеть препятствия, и прыгая в третий раз, упал вместе с Гибнером. Наступила моя очередь. Брюнетка мне улыбнулась и тотчач же лукаво опустила глаза вниз. Я поднял «Рикордо» в галоп… В первый раз я опоздал посылом и он стал, как вкопанный. Пошел вторично – снова закидка. В третий раз я сконцентрировал всю свою энергию и внимание.

Я вел лошадь в тугих шенкелях, следя за каждым ее движением. За несколько метров до препятствия, «Рикогдо» замедлил темп и сразу же после этого насторожил оба уха и лег в повод. Это был знак, что он решил прыгнуть. Я уловил момент и сильным посылом швырнул его на препятствие, чувствуя, что идеально иду вместе с лошадью. В эти мгновения для меня ничего не существовало в мире, кроме стремления ничем не помешать коню. «Рикордо» сделал колоссальный прыжок… Раздался гром аплодисментов. Чисто… Я соскочил с «Рикордо» и дал ему сахару. Все меня поздравляли. Кон обнял и поцеловал меня. Павел Родзянко фамильярно ударил меня по плечу.

— Этот мальчишка далеко пойдет, — сказал он Кону.

Этот удар со стороны знаменитого ездока, ученика Пинерольской школы, знавшего лично великого Каприлли, показался мне чем-то вроде древнего удара мечом при посвящении в рыцари.

Многие из публики входили в манеж и приближались к препятствию. Подошла и замеченная мной в ложе красавица.

— Какая страшная высота, — сказала она вслух, ни к кому не обращаясь. Я стоял в трех шагах от нее. Это был несомненный вызов — а она была очаровательна. Кон толкнул меня в бок… Но мне было не до нее… Я весь был в упоении от своей победы и «Рикордо» мне казался лучше и интереснее всех женщин земного шара. Если эта брюнетка назвала меня мысленно форменным дураком, то была совершенно права  позже я раскаивался в своей глупости.

После конкура Кон, Соколов, Парфенов и Чемберс поехали со мной праздновать мою победу. Домой я возвращался на рассвете. В воздухе пахло поздней весной. Воробьи, чирикая, собирали зерна в неубранном еще навозе на Обводном канале… а в моем сердце и пьяной голове все ликовало и пело. 2 аршина 8 вершков! Всего лишь на три вершка ниже рекорда в Михайловском манеже. Какое счастье!..

М.Я. Дудышкин

Добавить отзыв