Статьи из парижского журнала "Военная Быль" (1952-1974). Издавался Обще-Кадетским Объединением под редакцией А.А. Геринга
Thursday November 21st 2024

Номера журнала

Исторический архив (№ 64)



КИРАСИРЫ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА В БОРОДИНСКОМ БОЮ

Выписка из рапорта командира 1-й бригады 1-й Кирасирской дивизии ген. H. М. Бороздина генералу Барклаю де-Толли.

В сражении сего августа под дер. Горки, по болезни дивизионного командира, известно Ва­шему Высокопревосходительству, что я имел честь командовать 1-ою Кирасирскою дивизиею, составленною из полков Кавалергардского, лейб-гвардии Конного, лейб-Кирасирских Его Императорского Величества, Ее Императорско­го Величества и Астраханского кирасирского, равно и лейб-гвардии Конно-Артиллерийской роты, которые с начала сражения были разде­лены, по приказанию господина Командующе­го кирасирскими полками генерал-лейтенанта Князя Голицына: три полка мною переведены на левый фланг, а Кавалергардский и лейб- гвардии Конный, под командою ген. майора Шевича, были в центре…

Лейб-Кирасирские Его Величества и Ее Величества и Астраханский, переведенные мною на левый фланг под командою: первый — Шефа полковника барона Будберхта, второй Шефа полковника барона Розена и послед­ний — полкового командира полковник Кара­таева, поставлены были у прикрытия батарей наших под сильным огнем, где, не взирая на ужасные выстрелы с неприятельских батарей, защищали оные с отличным мужеством. Не­устрашимость их столь . была сильна, что и большая убыль людей и лошадей, убитыми и ранеными, не в состоянии была расстроить их рядов, смыкавшихся каждый раз в порядке….

Лейб-Кирасирский Ее Величества полк, под командою полковника барона Розена, прикры­вая батареи и выдерживая сильный неприя­тельский огонь, не терял нимало присутствия духа: полковник барон Розен, будучи отлично храбр, служил примером своим подчиненным, а когда неприятель покусился атаковать нашу пехоту, правее от нас, и когда он, господин Ро­зен, по приказанию господина ген. лейтен. кня­зя Голицина, послан мною с двумя эскадронами атаковать, что с большим стремлением было ис­полнено, отчего много неприятельская кавале­рия потеряла, особенно тогда, как барон Розен напал на нее с тылу. Одним словом, неприя­тельская колонна была опрокинута и потерпе­ла большой урон. Рекомендуя барона Розена, должен засвидетельствовать и об отличной храбрости эскадронного командира майора Кошенбара, содействовавшего в успехе сей атаки, равно расторопность и мужество майора Вистергольца, получившего контузию, штабс-рот­мистра Шлиппенбаха и Гедеонова, раненого яд­ром в ногу, порутчиков полкового адъютанта Кириллова, Рудковского 2-го и Кошенбара 2-го, из коих два последних ранены контузиею.

О прочих двух эскадронах сего полка барон Розен доносит мне, что майор Соллогуб, остава­ясь с ними на левом фланге, двоекратно атако­вал батареи, поражая каждый раз неприяте­ля, рекомендует об отменной храбрости и му­жестве его и командующего также эскадроном ротмистра Гагина. Сей последний во время с мужеством произведенной, атаки сильно ранен картечью в руку. В сих атаках отличал также себя и порутчик Милевский, получивший кон­тузию в голову…

Равномерно, господин генерал-майор Шевич, полковник барон Розен и Каратаев за отлич­ную храбрость и мужество просят о производ­стве в офицеры… вверенного ему Лейб-Кира­сирского Ее Величества полка вахмистра Рыбаса… причем, барон Розен о Рыбасе пишет, что он, будучи сильно ранен, оставался во фрунте до изнеможения сил… осмеливаюсь рекомендо­вать о их мужестве и храбрости. Справедливо­стью требует засвидетельствовать также и то, что все они, равно и нижние чины, в сие же­стокое сражение столь были мужественны, что казалось решились жертвовать жизнью…

Подписал генерал-майор М. Бороздин.

Сообщил И. Рубец.


Обзор военно-исторической печати

М. КАРАТЕЕВ — Карач-Мурза (Тверь против Москвы). Буэнос-Айрес 1962 г.

Существует музыкальный темп, именуемый «Larg». Обозначает он какое-то величествен­ное, широкое, могучее и плавно-торжественное движение куда-то вдаль, не ввысь, не отрыва­ясь от земли, всегда на ней.

Дворжак, в своей симфонии «Новый мир», частью Larg, дает картину необозримых сте­пей Северной Америки, до боли, напоминающую наши, оторванные от нас, просторы Русских по­лей и в таком же тоне, М. Каратеев написал свою исключительную повесть о прошлом Зем­ли Русской, об ее горе, славе, величии духа и души народа, населяющего эту страну.

Удивляться — откуда у русского эмигран­та, живущего за рубежом, могли появить­ся такие редкие материалы, такая исключи­тельная документация, такие глубокие знания России — не приходится тому, кто знает что та­ксе Родина, кто искренне и беззаветно любит ее, кто верит в Русь, кто не отворачивается от своей матери в горькие минуты тяжких испы­таний, посланных ей какими-то темными злы­ми силами, неизвестно за какие грехи.

Любовью и несокрушимой верой в Россию, в ее звезду веет от «Карач-Мурзы» М. Каратеева. Любовью и, главное, верой по Священному Писанию, можно «горами двигать» и уж, конеч­но, возможно написать даже и такой редкий труд, как «Карач-Мурза». Не приходится гово­рить и о том, что М. Каратееву «удалась» эта вещь. Автор просто духовцо перенесся в опи­сываемую им эпоху и жил жизнью каждого, изображаемого им лица.

Вот почему, когда читаешь его книгу, ясно видишь, слышишь, почти осязаешь и строго мудрую, отнюдь не аскетическую а человече­скую, фигуру Митрополита Алексея, своими со­ветами помогающего великому национальному герою Дмитрию Донскому, и самого Великого Князя, будущего победителя на Куликовом По­ле и спесивого, властолюбивого Князя Михаила Тверского, интригана и захватчика но все же русского в душе человека, пожалевшего «доб­рого воина» воеводу Добрынского, убитого бо­ярским сыном Коробовым, во время попытки его захватить князя Михаила в плен живым.

А сам Карач-Мурза? Да это просто живое лицо. Вы не читаете что-то о каком-то искус­ственно созданном историческом персонаже, вы находитесь в обществе живого человека, упи­ваетесь его речью, благородством, удалью, если хотите, его страстями. Вы видите татарина, да! но и, в том же теле, Великого Руссака, стара­ющегося помочь родине своего отца, а не попи­рающего ее татарским каблуком. Не знаю, мо­жет быть, в создании такого образа Карач-Мур­зы сыграла роль некая наследственность, ведь автор потомок Карач-Мурзы, но знаю, что ниче­го подобного по такой живости и человечности, как это описание, я не встречал в русской исто­рической литературе.

Из частностей, понравилось мне и то, что М. Каратеев нашел нужным подчеркнуть физи­ческую чистоту русского народа, упоминая на­ши бани и их значение в жизни, в противопо­ложность словам наших самых известных исто­риков, говорящих о природной грязи русского человека, часто называвших его «Русью воню­чей».

В заключение, могу сказать, что М. Карате­ев, своей повестью, создал себе памятник, со­творенный любовью к Родине, который будет стоять нерушимо до тех пор, пока будут жить народы, говорящие по-русски. А Русскому на­роду М. Каратеев подтвердил его историческое право на великое бытие в семье народов, отня­тое от него какими-то политическими прохо­димцами, превратившими его, мы знаем что на время, в какого-то Ивана, славного прошлого своей Родины непомнящего.

Исполать М. Каратееву за его труд.

Н. К.

ШВЕЙЦАРСКИЙ МАРКО ПОЛО.

«Любопытное списание путешествий Христо­фора Гассмана, каменотеса из Альбис Риден.

Швейцарский Робинзон». Цюрих, 1725.*).

Несмотря на быстрое развитие исторической науки, которое замечается с конца XVIII века, библиотеки и архивы старой Европы далеко еще не открыли всех своих секретов, и усид­чивый исследователь всегда должен быть го­тов сделать открытие, если не сенсационное, то, во всяком случае, имеющее значительный на­учный интерес.

Среди таких документов, забытых в тече­ние веков, находится маленький томик в сто страниц, изданный в Цюрихе, в 1725 году под названием «Швейцарский Робинзон».

*) Бюллетень исторического отдела Женевского Национального Института. Октябрь 1958.

Это название, которое прежде всего совер­шенно не соответствует содержанию книги, ве­роятно, и явилось причиной того, что это чре­звычайно интересное повествование не привлекло к себе внимания историков и даже отдель­ных читателей, так как все издание в течение двух последних веков исчезло совершенно бес­следно. Книга эта никогда не была ни переиз­дана, ни переведена на какой-либо иностранный язык и библиографам известен, если мы не ошибаемся, только один ее экземпляр. Действи­тельно, выйдя из печати вскоре после первого издания бессмертного труда Даниэля Дэфо, это произведение, по всей вероятности, рассматри­валось как имитация или детская книга и, та­ким образом, не привлекло к себе внимания ни ученого мира, ни широкого круга читателей.

На самом же деле, тут никакой имитации нет, и судьба автора не имеет решительно ни­чего общего с классическим Робинзоном, так как это не роман, а подлинные пережитые ав­тором приключения, имеющие, кроме того, зна­чительный научный интерес.

Дело заключается в воспоминания” скром­ного цюрихского каменотеса после многих при­ключений ставшего драгуном на службе Карла XII короля Швеции и проделавшего с королем- рыцарем кампанию Саксонии, Польши, Север­ную войну и поход на Украйну. Он сражался в знаменитой битве под Полтавой, которую неко­торые историки считают одной из семи великих битв, определивших судьбу мира, сопровождал короля и гетмана Мазепу в их драматическом бегстве в Турцию (эпизод, воспетый Байроном) и был взят в плен русскими, прикрывая с по­следним карэ верных драбантов посадку ране­ного короля и Мазепы с их свитой и сокровища­ми на генуэзский корабль.

Христофор Гассман, таково имя автора этих воспоминаний, провел затем, в качестве плен­ного, 17 лет в России, то в составе армии, то на­значаемый на различные работы и был осво­божден только в 1723 году по личному повеле­нию Царя Петра I. Вернувшись на родину, он, следуя примеру Марко Поло, не писал лично свои воспоминания, а диктовал их пастору Бе­ату Вердмюллеру, известному цюрихскому уче­ному и эрудиту, который в своем предисловии подчеркивает интерес этих воспоминаний, до­стоверность которых он проверял по источ­никам того времени, сравнивая факты, сооб­щенные Гассманом, с известными учеными тру­дами. В большинстве случаев он их находил со­вершенно точными.

Сообразно со стилем эпохи, ученый теолог просит извинения у читателей за то, что он по­зволил представить им автора столь мало обра­зованного, но, читая его работу, мы получаем впечатление, что его щепетильность мало обо­снована.

В противоположность Марко Поло (или его секретарю), который любил «округлять« циф­ры и преувеличивать чудеса, виденные им в тогдашнем Китае, наш автор, скорее, сдержан в своих рассказах и не стремится поразить чи­тателя. Он рассказывает свои приключения и описывает вещи самые необыкновенные с про­стотой и спокойствием хорошего христианина и простого швейцарского рабочего.

В самом деле, Христофор Гассман выявля­ет себя вдумчивым и неутомимым исследовате­лем и, кроме того, человеком, имевшим солид­ные, для его эпохи, познания в политике, тео­логии, этнографии и т. п. дисциплинам. Его за­мечания всегда разумны и обоснованы,, а его наблюдения могут быть полезны даже ученым нашей эпохи.

Так например, во время экспедиции Петра I против Персии в 1722 году, наш автор интере­суется религиями тюркских народов, чрез тер­риторию которых проходила армия. Особый ин­терес он проявляет к секте «почитателей дья­вола», которых он встретил на берегах Каспий­ского моря. Удивленный существованием такой религии, он расспрашивал ее адептов и отме­тил ответ: «К чему поклоняться Богу, который добр по своей натуре и желает нам только доб­ра? Нужно, наоборот, хорошенько задабривать дьявола, который очень зол по природе».

Во время той же экспедиции он сделал лю­бопытное наблюдение, что выходцы из Запад­ной Европы физически отличаются от «моско­витов», так как из 82 иностранцев, которые при­няли участие в экспедиции, ни один не заболел, тогда как 8000 солдат Петра погибли от зараз­ных болезней.

Семь лет провел он в ссылке в калмыцких степях и набросал замечательную картину нра­вов этого народа. Особое внимание он обратил на факт, неизвестный этнографам, что калмы­ки имели в эту эпоху четыре рода похорон, со­ответственно четырем временам года: зимой — трупы- зарывали в землю, их бросали в воду весной, сжигали летом, а осенью оставляли на воздухе, на специальных высоких платформах, выставляя их на съедение хищным птицам. Таким образом, умершие калмыки отдавались во власть четырем элементам природы.

Христофор Гассман, следовавший за Царем Петром в его странствиях военных и админи­стративных, имел много случаев видеть его вблизи и с ним разговаривать. Он дает один из самых интересных портретов этого, как он вы­ражается, замечательного самодержца, совер­шенно соответствующий современным научным исследованиям. Нужно отметить, что отдавая должное высоким военным и административ­ным достоинствам Петра Великого, как насто­ящий швейцарский наемник, он сохранил не­поколебимую верность несчастному Карлу XII.

В виду знания западных языков, кроме во­енных походов, он часто назначался в дипломатические миссии и оставил нам очень любо­пытную и живописную картину Персии того времени и нравов ее обитателей. Редко находят у путешественников столь ясное и детальное описание Тегерана начала XVIII столетия, в котором он провел целый год на службе в охра­не русского посольства. Он также был назна­чен на работы по разрушению крепости Азов и участвовал в постройке Петербурга. Он по­дробно описывает нам его первые строения. Во время своих путешествий он неоднократно про­езжал через Москву, о жизни которой он также оставил много почти неизвестных деталей: он отмечает, между прочим, что москвичи, уже в ту отдаленную эпоху, продавали на рынке за­ранее построенные дома (maisons préfabriquées), которые могли быть разобраны на части и со­браны на любом месте. Цена таких домов была от 8 до 15 рублей, что составляет приблизитель­но 5-8 тысяч золотых франков.

Как человек честный и вдумчивый, твердо привязанный к своей стране и протестантской религии, Христофор Гассман рассказывает то, что он видел или слышал, без преувелечений, свойственных путешественникам всех времен и народов, и рассказывает с такой точностью и богатством деталей, что невозможно сомневать­ся в их правдивости.

Таким образом, знаток русского быта и ис­тории не найдет в этом маленьком томике тех неточностей и преувеличений, которыми обыч­но изобилуют книги, писанные иностранцами, в особенности современными учеными и полити­ками, но, наоборот, он найдет в нем верную кар­тину истории и нравов разных стран, которые этот простой швейцарский каменотес имел воз­можность посетить.

М.Е.

Добавить отзыв