ВОЕННАЯ БЫЛЬ

(В октябре 1914 г.).

19 октября 1914 г. Турция объявила войну России. В полночь на 20 октября Закаспийская казачья бригада из города Маку в Персии вы­ступила к границе Турции, находившейся в 20 верстах, у южного подножия Малого Арара­та. С рассветом в бой были брошены две с по­ловиной сотни 1-го Кавказского полка. Бой затянулся. Спешенными сотнями турки к ве­черу были сбиты. Бригада ночевала откры­тым биваком на персидской территории.

21 октября, пройдя 20 верст без боя, полки остановились в курдском селе. Получен был приказ по бригаде: «К полуночи от 1-го Кав­казского полка выдвинуть одну сотню на за­пад, в сторону крепости Баязет на пять верст, там ей остановиться и быть головной заставой бригады. От нее немедленно выслать взвод казаков под командой офицера, которому но­чью же прорваться мимо крепости и вручить секретный пакет начальнику авангарда Эриванского отряда генералу Г у л ы г е, наступа­ющему на Баязет с северо-запада». В охра­нение была назначена 4-я сотня 50-летнего есаула С. Е. Калугина, и в нее, на сутки, был назначен хорунжий Ф. И. Елисеев, которому приказано было доставить этот секретный па­кет. Это было несправедливо, т. к. 4-я сотня с Калугиным вела вчера «первый бой с тур­ками», а Елисеев в нем участвовал с первой полусотней своей третьей сотни.

В 10 часов ночи сотня выступила. Темнота исключительная. Кругом — гробовая тишина. Слева — горный массив темною тучею угрюмо навис над нами. Справа — кваканье лягушек в болотистых зарослях. За болотом — таинст­венная масса Большого Арарата с белою сне­говою вершиною, так ярко видимая и ночью. Сотня, пройдя пять верст, спешилась. Под бурками, при электрическом фонарике, мы, трое офицеров, нагнувшись над картою «деся­тиверсткою» (10 верст в одном дюйме), никак не можем ориентироваться, — где именно находится крепость Баязет?… Как, какою тро­пою дорогою можно будет мне «просколь­знуть» мимо крепости?

Разъезд «оторвался» от сотни и, факти­чески, попал «в безвоздушное пространство», предоставлений абсолютно самому себе в ис­полнении боевой задачи и… случаю.

В ночи мертвая тишина. Вся природа по­гружена в сон. Казаки молча, сосредоточе­но, послушно и «в кулаке» следуют за своим офицером в неизвестность. Прошло два часа времени. Вот и последний отрог кряжа. Здесь разветвление дороги, одна — на юго-запад, к Баязету, а вторая — на северо-запад, к Чингильскому перевалу (граница России с Турци­ей), который, по предположению штаба брига­ды, должен был быть занят 2-й Кубанской пла­стунской бригадой генерала Гулыги. И лишь только головной дозор свернул вправо, как сразу же «хлюпнул» в водяную поляну, про­должение дороги. Стая диких уток, потрево­женных в ночной дремоте, с шумом и крякань­ем вспорхнула вверх, испугав казачьих лоша­дей и, одновременно с этим, справа от нас, со склонов Большого Арарата, раздался по каза­кам недружный залп, сверкнув в ночи огнем.

Разъезд обнаружен. Ну, думаю, — сейчас начнется… Вот сию минуту начнется что-то худшее… И, наверное, с трех сторон. Головным дозорам даю рукою знаки: «Вперед, вперед. Только вперед… Отступления все равно не бу­дет». Пусть половина, пусть четверть разъ­езда дойдет до связи с пластунами, но секрет­ный пакет должен быть доставлен по назначе­нию. Этого требуют наш воинский долг, во­инская честь и доброе имя родного полка.

Мертвая тишина похоронила этот недруж­ный залп противника и — час, другой, третий — разъезд двигается тяжелым шагом по ти­не, по болоту, по зарослям куги и камыша, спугивая новые стаи диких уток, не ведая, — где же кончатся эти водяные заросли и что нас ждет впереди?… Белая шапка хрустально-на­рядного Большого Арарата осталась уже да­леко позади нас. Впереди массив Агри-Дага с Чингильским перевалом, — мрачный и неиз­вестный. Рассекая грудью своего коня водя­ную топь, приблизился начальник дозоров урядник Квасников. Тихо произносит: — «Ва­ше благородие! Село…» «Занять!» — коротко бросаю я, торопясь вслед за ним.

Село занято. В нем — ни души. В сарай­чиках из булыжников стоят привязанные иша­ки. Во дворике спят до десятка белых гусей. В каменных норах-жилищах «в тандырах» (под­земные кувшинообразные печи) еще не погас­ли кизяки. Явно, село только что покинуто и покинуто спешно. Значит — «наши» близ­ко, — заключаю я.

Уже пять часов утра. Еще темнота ночи.

Куда же двигаться? Решаю до утра остано­виться здесь. Приказываю: — на всех четы­рех углах расставить по два казака; лошадей завести в каменные дворики; если появятся турки — будем отстреливаться до конца; каза­ки и кони утомлены; лошади мокры до те­беньков седел; цепью спешенных казаков за­няв каменные изгороди, с винтовками «на из­готовку», — разрешил отдыхать, вздремнуть; бодрствовать должны только 4 пары часовых, взводный урядник Серкин и я. Лежу, завер­нувшись в бурку. Бинокль на груди. Всмат­риваюсь в ночную темноту, думая, — что она нам даст к утру? Пригревшись среди казаков, помимо своего желания я потерял бодрость. Чувствую, кто-то тормошит меня за плечо и говорит:

«Ваше благородие… Ваше благородие… Кон­ница турок». То будил меня Серкин. Сон как рукой смахнуло. В бинокль вижу: от горно­го хребта, уже на равнине, на юго-восток, мед­ленным шагом двигается человек 30 всадников. В бинокль «Цейса» не могу определить, — свои это иль турки? Стояла еще предутренняя тем­нота. Казаки уже залегли за булыжными завалами с заряженными винтовками. Для выяснения посылаю навстречу 4 конных каза­ков. Увидев их, всадники остановились и вы­слали навстречу также 4 конных. Выяснилось, что то был взвод казаков, высланных генера­лом Гулыга на разведку крепости Баязет, ко­торую мы уже давно прошли. Через час с лишним времени, двигаясь на северо-запад и поднявшись на склоны Агри-Дага, вошли в се­ло. На улицах тучи кубанских пластунов. Они праздно толкутся на улицах, видимо после зав­трака, и с удивлением рассматривают казаков неведомого им отряда. Показали мне домик, где находится главный их начальник. Секрет­ный пакет был адресован на имя начальни­ка авангарда Эриванского отряда генерала Гу­лыги, но когда я вошел в помещение, то уви­дел, что в углу за столом сидел очень круп­ный генерал в черкеске-шубе, а генерал Гулыга, стоя перед ним, что-то докладывал. Поняв, что это и есть начальник всего Эриванского от­ряда, я доложил ему о цели моего прибытия и вручил секретный пакет. Генерал принял меня сухо, словно я прибыл с разъездом из сосед­него села, и не подал руки. Генерал Гулыга, командир 2-й Кубанской пластунской бригады, он же и начальник авангарда, подскочил ко мне, заключил в свои объятия и почти прокри­чал:

«Ваше Превосходительство!… Да ведь это наш родной кавказец!» И не обращая ни на кого внимания, громко продолжает, уже об­ращаясь лично ко мне:

«Как же вы, хорунжий?!… Где же наш слав­ный 1-й Кавказский полк?… Говорите, говорите!» А сам суетится, хлопает обеими руками по полам черкески и ни секунды не стоит на месте.

Генерального штаба генерал-майор Гулыга с 1911 года был атаманом нашего Кавказс­кого отдела Кубанской области. Управление от­дела находилось в нашей, Кавказской станице. С 1911-го и по 1913-й годы включительно, бу­дучи юнкером Оренбургского казачьего воен­ного училища и приезжая в отпуск, я неизмен­но, и обязательно, по уставу, представлялся ему. В мае 1914 г. я был командирован в лаге­ри льготных казаков нашего отдела, начальни­ком которых он был. В общем, генерал Гулыга отлично знал меня. И вот — такая неожидан­ная встреча в Турции и на войне, взвод казаков прибывший из Персидского отряда.

Генерал Абациев передал мой пакет началь­нику своего штаба. Последний задал мне не­сколько вопросов о «Макинском отряде» из Персии, в который входила наша бригада. Вы­слушав все, Абациев сказал:

«Хорошо, хорунжий… Отдохните… Мы при­готовим ответ, и вы с ним вернетесь назад».

Доклад окончен. Генерал Гулыга выходит из комнаты. Я следую за ним. На улице его окружают пластуны, офицеры и казаки, слов­но рой пчел около своей матки. Генерал шу­тит со всеми, смеется, острит и пластуны, с доброю сыновьей улыбкою радости на лицах, глядят на него, слушают все это, словно изре­чения своего пластунского мудреца иль колду­на.

Мой взвод казаков передан в распоряжение командира сотни 3-го Кавказского, льготного, полка подъесаула П. И. Копанева, приданного к пластунской бригаде генерала Гулыги. Ка­заки накормлены и залегли спать после тревож­ной и бессонной ночи. Где-то в сарае, поверх соломы, завернувшись в бурку, неизменную спутницу каждого казака, лег и я… И прова­лился в сон, словно умер. Сколько спал, не знаю. Шумная беготня пластунов и громкие клики «ура» разбудили меня. Прибежал ор­динарец, зовет к генералу Абациеву.

«Почему пластуны кричат ура? — спраши­ваю его.

«Да урядник Малыхин вернулся из Баязета… Крепость в наших руках. За это генерал Абациев поздравил его в зауряд — хорунжие, — ответил он. — Потому и кричат казаки ра­достно «ура».

Я у Абациева. Здесь и генерал Гулыга со многими своими старшими офицерами. Он такой же живой, как ртуть, и радостно повторяет своим громким голосом: «Ну и кавказцы же!… Даже Баязет они взяли!».

В него вошел головным наш 1-й Кавказс­кий полк Закаспийской казачьей бригады.

Турки оставили Баязет без боя на второй же день войны.

***

Под восторженные клики «Ура», под раз­махивания папахами оставшихся пластунов отдохнувший молодецкий взвод казаков «пер­воочередного полка», на нетронутых еще вой­ною лошадях, — с радостной душой стал спускаться легкой поступью своих кабардин­ских коней, вниз по узкой улице армянско­го села Агнот, направляясь в свой полк, в Баязет. Мы шли уже не по болотам, а пря­мой дорогой. И как был непохож этот путь, на путь ночной! И как раздольно теперь во всей этой Баязетской долине! И нет уж ника­кого страха! Вся долина ведь находится в ру­ках победителей казаков!

В дождливый вечер прибыли к Баязету. Вся Закаспийская казачья бригада расположе­на биваком в палатках, у подножия хребта. До Баязета, вверх по ущелью, около 2 верст. Явился к генералу Николаеву и представил ответный секретный пакет от генерала Аба­циева. Николаев, пожилой добрый старик, участник русско-японской войны 1904-1905 гг., посмотрел мне в глаза и поблагодарил за выполненную задачу. Начальник штаба бригады, Генерального штаба капитан Степан Сычев, попросил меня задержаться у него и начал, буквально, «вытягивать» из меня все, до мель­чайших подробностей: что я видел и узнал об Эриванском отряде генерала Абациева? о штабных офицерах? об их боевом пла­не, что говорили и спрашивали они о нашем Макинском отряде?

Это был настоящий допрос, словно бы пе­ребежчика из вражеского стана. С капитаном Сычевым я был знаком еще в Мерве, где он командовал ротой одного из Туркестанс­ких полков для отбытия командного ценза, по окончании Николаевской Академии Гене­рального штаба. Высокий, стройный блондин с красными лампасами на шароварах, он там тогда невольно обращал на себя внимание. Он был казак Донского Войска. Пользуясь этим, я ответил, что «все это не относилось к моей задаче». Он же любезно, с улыбкою, дружески — наставительно сказал:

— А нет, хорунжий. Вы должны были бы, как говорят, даже и все сплетни узнать, ка­кие имеются в других штабах… Вот это, и называется — настоящая и подлинная глубокая боевая разведка.

Мне, молодому хорунжему, воспитанному на долге, чести и чистоте, все это совершен­но не понравилось, что я ему и высказал.

— Это, хорунжий, надо понимать не буквально, но всякий офицер, попав в другой от­ряд, должен во все вникнуть, даже и сверх своей задачи. Но я вами очень доволен: вы свою задачу выполнили отлично и своевре­менно, — закончил он.

В правдивости его слов наша Отдельная Закаспийская казачья бригада убедилась ров­но через два дня: ее «оттерли» от участия в боевых операциях, как прибывшую из да­лекого Туркестана сюда на Турецкий фронт, и боевую славу предоставили стяжать пол­кам 2-й Кавказской казачьей дивизии, под начальством молодого генерала Генерального штаба Певнева, Кубанского Войска.

Командир полка полковник Мигузов, на удивление, был очень любезен со мною и зло говорил «о заболевшем офицере», вме­сто которого я был назначен в этот ночной разъезд прорваться мимо Баязета и с каза­ками другой сотни. Но я уже забыл «о страш­ной ночи».

Наша 3-я сотня была в сторожевом охра­нении и вернулась на бивак поздно, с тем­нотою ночи, и мокрая от дождя. В палатке своего командира сотни, умного и благородно­го подъесаула Г. К. Маневского, — ему и хо­рунжему Коле Леурда я дружески рассказы­ваю всею «одиссею» разъезда, встречу с ге­нералами Абациевым и Гулыгою и своими пластунами «второй очереди». Они слуша­ют внимательно. Мы едим горячий борщ из казачьего котла, пьем потом горячий чай, дождь стучит по палатке, и нам тепло, тепло на душе.

По книге бывшего генерал-квартирмейстера штаба Кавказской армии Генерального шта­ба генерала Е. В. Масловского, под заглавием «Мировая война на Кавказском фронте 1914­1917 гг.», выпущенной в Париже (год не ука­зан), в конце книги, в «Приложении» № 6, на странице 436-437, автор поместил «Группи­ровку Кавказской армии к началу войны с Тур­цией. В ней, под определением «Эриванское направление», т. е. против крепости Баязет, указаны следующие войсковые части:

• 1. 2-я Кубанская пластунская бригада — 6 батальонов.
• 2. 2-я Кавказская казачья дивизия.. — 24 сотни и 12 орудий.
• 3. 1-я бригада 66-й пехотной дивизии.. — 8 батал. и 40 орудий,
• 4. 26 и 27-я бригада Пограничной стражи, саперная и инженерная роты, и пять сотен кон­ных пограничников.

Со стороны Персии наступала на Баязет на­ша Закаспийская отдельная казачья бригада —

и конная батарея в 6 орудий. В книге есть ошибка: — во 2-й Кавказской казачьей диви­зии было пять казачьих полков, следовательно в ней было 30 сотен, а не 24.

Итого, для взятия крепости Баязет было со­средоточено 16 батальонов, 41 конная сотня и 58 орудий. Но на третий день войны выясни­лось, что турки оставили Баязет уже на второй день войны и отошли к югу, за хребет Ала-Даг, в неизвестном направлении. Наши войска по­теряли с ними соприкосновение.

Крепость Баязет занималась русскими вой­сками в течение трех войн. В «Военной Энцик­лопедии» том 9-й, изданной в Петербурге в 1911 году, указан состав Эриванских отрядов этих войн против Турции.

• 1. В войне 1828-29 годов — 1.400 пехоты. 600 всадников и 6 орудий,
• 2. В войне 1854-55 годов — 2.000 пехоты, 1.500 конницы и 12 орудий,
• 3. В войне 1877-78 годов — весь отряд ука­зан в 10.000 человек, 32 орудия.

Возможно, что под впечатлением прежних трех войн против Турции перед войной 1914 г. и был сосредоточен вновь сильный Эриванский отряд. Это оказалось «впустую». На этом участке у турок были только пограничные вой­ска, которые после первого же боя отошли к Баязету и скрылись на юг, через Топаризский перевал в неизвестном направлении, о чем упо­мянул и генерал Масловский.

На 4-й день войны семь казачих конных полков с тремя своими конными батареями в 18 орудий, не видя перед собою противника, пе­ременным аллюром двинулись на запад по Баязетской долине. Была уверенность, что всю эту массу казачьей конницы, около 7.000 ша­шек, ничто не может остановить в их побед­ном стремлении. 2-я Кубанская пластунская бригада генерала Гулыги, около 6.000 казаков, шла вслед за конницей на один переход позади, а 1-я бригада 66-й пехотной дивизии — на два перехода позади конницы. Были короткие бои только с иррегулярной конницей курдов. Ско­ро пластунская бригада была переброшена дальше на запад, через Кара-Дербенский про­ход у селения Даяр, в Пассинскую долину, так как турки все свои силы сосредоточили в на­правлении на Сарыкамыш, где и произошли сильные бои в конце 1914 года, окончившиеся победой русских войск. Остальные части Эриванского отряда, заняв в Турции Баязетскую, Диадинскую и Алашкертскую долины, от Бая­зета до Каракилисы, и войдя в живую связь с войсками 1-го Кавказского корпуса, действо­вавшими на главном направлении против Эрзерума, в Пассинской долине, — «выиграли пространство и тем самым лучше обеспечили своими малыми силами нашу границу на двух­сотверстном участке» — так написал генерал Масловский в своем труде, на странице 64-й.

Не вдаваясь в критику надо сказать, что штаб Кавказской армии был мало осведомлен о турецких силах, находившихся в Баязетском районе, и удар столь сильного Эриванского от­ ряда, с многочисленной казачьей конницей и шестью пластунскими батальонами бывшими в авангарде, пришелся впустую.

полковник Ф. И. Елисеев

***

По случаю 50-летия со дня основания русских кадетских корпусов за­границей, Объединение кадет Княжеконстантиновцев в Бельгии, кро­ме юбилейного погончи­ка с датой (1920-1970), от­лило 100 медалей из тем­ной бронзы. На одной стороне наверху — «1920-1970» и под датой — знак корпуса. Кругом — надпись: «По­мните, чье имя носите!». На другой сторо­не посредине — значек юбилея, утвержден­ный в Каракасе на 2-м съезде кадет (об­ще-кадетский знак с датой 1920-1970), во­круг надпись: «50-летие зарубежных ка­детских корпусов». Медаль носится на ма­линовой ленте.

Кроме того, Объединение выпустило от­крытки, на которых с одной стороны изо­бражены в натуральную величину и в кра­сках знак корпуса, обе стороны юбилейной медали и юбилейный значек. Посередине — дата «1920-1970». На обратной стороне — описание по-русски и по-английски.

Открытки можно выписывать через Объ­единение в Брюсселе по цене 5 штук — 50 бельг. франков или 2 долл. Там же и по той же цене можно иметь открытки с изо­бражением памятника в Белграде русским воинам, погибшим на Македонском фронте в войну 1914-17 гг.

Юбилейная медаль — 200 бельг. франков или 4 доллара.

Через Объединение можно выписывать погончики корпусов: Киевского, Одесско­го, 1-го Русского (с юбил. датой), Крымского и Донского. Цена — 100 б. ф. или 2 дол..

© ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Голосовать

(1 votes, average: 5.00 out of 5)

 Loading ...

Похожие статьи:

• Евфратская и Ванская операции и отступление. – Ф. И. Елисеев
• П А М Я Т И ПОЛКОВНИКА ПРИХОДКИНА (из его артиллерийских рассказов)
• Совпадение ли? – И.И. Бобарыков
• Артиллерийский эпизод Башкадыклярского сражения. – А. Кульгачев
• Хроника «Военной Были» ИЗВЕСТИЯ О ВОЕННЫХ ДОБРОДЕТЕЛЯХ РОССИЯН
• Письма в редакцию (№121)
• Действия конницы под Кюрюк-Дара. – Н.С. Трубецкой
• Боевая деятельность М.Ю.Лермонтова на Кавказе. – Н.С. Трубецкой
• Книгоиздательство «Военный Вестник». – Б. М. Кузнецов