Из писем генерал-квартирмейстера 3-й Маньчжурской армии генерал-майора М. В. Алексеева к жене, А. Н. Алексеевой.
(Из готовящейся к изданию книги)
6 февраля 1905 г. Ст. Суятунь
Сегодня день воскресный. Бильдерлинг и Мартсон 1) вытребованы к Главнокомандующему вместе с прочими командующими армиями на бесконечные совещания. Все вырабатываем и устанавливаем план действий!
Благо было Артуру, что в начале борьбы в его стенах нашелся Кондратенко, который вырвал львиную долю в управлении. Стессель не противился: работа твоя, а слава моя…
Иная обстановка здесь. Выпустить из своих рук Главнокомандующий ничего не хочет, душит все стремлением руководить даже дивизиями, не желая сознавать крайнего вреда такого управления.
Мартсон здесь новый, свежий человек; раньше он не сталкивался с Куропаткиным. На совещании он был первый раз. Возьми одну эту бесконечную нить совещаний. Одна она указывает, что руководитель ищет от своих подчиненных того, что должно вылиться из его головы единственно. Вот заключение Мартсона: «Нет, он не может окончить войны; он весь под гнетом боязни быть разбитым японцами».
Отсюда вытекают те боязливые задачи, узкие по содержанию, которые ставит себе Главнокомандующий, то мотание войск, которое совершается при первой вести о появлении там или там противника. Полководцу нужны: талант, счастье, решимость. Не говорю про знание, без которого нельзя браться за дело. Оценку таланта делать еще не время. Военного счастья нет, а решимость прямо отсутствует, а между тем на войне нужно дерзать и нельзя все рассчитывать. Стремление к последнему ведет за собою то, что мы никак не выберемся из области взятия той или другой деревни вместо постановки цели ясной, широкой, определенной, и направления для этого сил достаточных. Мы уже богаты и при уменье и смелости могли бы многое сделать.
Будем просить Бога — да смилуется над нашею родиною и просветит ум и дух того, в чьих руках и военная слава и судьба государства; пониже — в конце концов не сдадут и на своих плечах вынесут свое дело.
(В войсках генерал Алексеев не сомневался, не сомневался в их духе, в качестве, а к этому времени и количеством наша армия превышала противника. Не хватало вождя, единой направляющей воли. В. В.).
Продолжая письмо, Михаил Васильевич пишет:
«Я как-то незаметно, но настойчиво возвращаюсь все к одному и тому же. Но мне больно переживать то, что выпало на долю России, я сознаю то, что противник не превосходит нас ни силами, ни качеством массы. Приподнят, у них дух, — правда; ярче выражена, искусственно воспитана идея величия для блага народа ведущейся войны; как азиат — наш противник хитрее. Но победа над ним должна быть нашим уделом, если бы в наше дело было внесено побольше веры, решимости, духа предприимчивости…».
Следующее письмо начато 12 февраля 1905 года.
«Неладно идут и здешние дела. На 12 февраля назначено было начало наступательных действий, первоначально войсками 2-ой армии. Все пришло в бодрое настроение, ощущался подъем духа, верилось, что предварительная подготовка была основательная.
11-го японцы сами начали наступление на противуположном фланге. Решительный, смелый и искусный полководец, сдерживая здесь возможно малыми силами неприятеля, собрал бы грозное количество войск и атаковал бы там, где он приготовился.
Вечером 11-го последовала по повелению нашего Главнокомандующего отмена всех распоряжений во 2-ой армии; часть войск из ее состава и другие, — как угорелые овцы, шарахнулись сегодня к левому флангу. Вызывал к телефону Д. (офицер Оперативного отделения 2-ой армии. В. Б.) и сообщил, что отмена повергла всех в уныние, что последовала она, когда войска уже двигались на исходные пункты; настроение сразу изменилось…».
Письмо от 13 февраля 1905 года:
«… и теперь у нас идет дело только на крайнем левом фланге в 1-ой армии. 3-я армия стоит от противника в расстоянии 130 шагов и не свыше 1.500 шагов. Земля изрыта, везде проволочные заграждения; враги наблюдают друг за другом. Двинуться вперед и тому и другому трудно. Действовать нужно на флангах, где можно маневрировать, найти слабые места.
Так было в январе. Обширная, гладкая, как стол, долина р. Ляохе с отличными в мороз дорогами, со скованными льдом реками и речками представляла отличное поле для деятельности наших войск. Здесь мы могли применить нашу конницу, дать случай развить огонь теперь уже многочисленной артиллерии, не могущей путешествовать в горах, где стоит наш левый фланг…».
16 февраля 1905 года.
«… Наскучив ждать нашего наступления, японцы сами перешли к решительным действиям. 11 февраля они атаковали части нашей 1-ой армии, расположенные в горах. Общее убеждение, что силы там у японцев скромные, что действия их там, хотя, как всегда, и энергичные, имеют характер демонстративный. Но они знают, по видимому, в совершенстве характер нашего Главнокомандующего: усиленными переходами все, что только было возможно, направлено туда, в эти горы, где и развернуть такие силы трудно. Словом, там, на перевалах, узких путях, собрана половина всех наших сил…
А между тем со вчерашнего числа у р. Ляохе обнаружено наступление значительных японских сил, а весь фронт нашей армии обстреливается усиленно артиллерийским огнем. Японцы выставили даже 11-дюймовые мортиры, бомбы которых дают осколки по 10-40 фунтов чугуна. Положим, — это стрельба по воробьям и вопрос не в этом. То, что в свое время представлялось (советовалось сотрудниками. В. Б.). Куропаткину как необходимое для нас, — именно — смелое, достаточными силами обходное движение (наше. В. Б.) японцев, — было отвергнуто им как опасное; это именно (теперь. В. Б.) и выполняют японцы. При этом они действуют одновременно на обоих флангах, а рвать, быть может, будут в центре.
Снова перерыв… Горе той армии, которая вместо головы имеет кочан капусты, нерешительный, боязливый, гадкий. Что приходится переживать! Я только что получил указания о том, что Главнокомандующий приказал снимать с позиции нашу осадную артиллерию… Ты пойми весь ужасный внутренний смысл этого распоряжения. У него уже нет ни на грош веры и убеждения в том, что армия уничтожит начатый маневр неприятеля. Он не допускает и мысли, что это он (подчеркнуто в подлиннике. В. Б.) неспособен мыслить, действовать, кипеть разумными распоряжениями, проникать в смысл совершающегося и принимать то, что подсказывает ум. Решений много, но самое скверное из них ничего не предпринимать, а стаскивать с места тяжелые пушки, указывая ясно войскам, что фактически убегание назад уже начато… Разве при таких условиях возможно со стороны солдат упорство?!… У японцев на фронте много тяжелых орудий, до 11-дюймовых, включительно. С ними наша полевая артиллерия бороться не может; он это знает. Значит он, в глубине своей несоответствующей для полководца души, уже решил бросить Мукден и бежать, имея 370 батальонов против 240-260!!!
… Со слезами на глазах я объяснял свои мысли, что мы должны и можем сделать для победы, генералу Бильдерлингу. Мартсон был командирован к Сахарову (начальник штаба Главнокомандующего. В. В.), чтобы протестовать против снятия осадной артиллерии с позиций. Спустя некоторое время Бильдерлинг поручил написать письмо Куропаткину, в котором изложить все, что я высказал.
Письмо написано, отправлено. Но разве оно изменит положение дел, когда в душе этого человека нет веры в войска, нет той храбрости, которая нужна полководцу (лично он бесспорно храбр), когда обход страшит его, а не вызывает смелого, искусного маневра. В его глазах есть только один маневр — убегать.
Я не знаю, где будет армия в то время, когда ты получишь это письмо; не знаю, что будет с каждым из нас. Одно скажу, что вся ответственность за участь родины, армии, за славу ее знамен лежит на нашем Главнокомандующем. Деспотически сковывая власть командующих в мелочах, он пасует в том, что должно принадлежать ему: установить общую идею. Распоряжений много, но идеи нет.
Я пишу это письмо, как ты видишь, нервно, в негодовании, в сознании полного бессилия изменить течение дел, в сознании того, что Главнокомандующий не способен вести армию к победе, — измыслить и потребовать усилий от войск…
… Молитесь, чтобы послано нам было свыше мир внутри, смелость и победа в Маньчжурии. Пусть первое родится у Главнокомандующего, второе принесут ему войска.
От редакции: По техническим причинам орфография писем не могла быть сохранена.
Примечания, заключенные в скобки, принадлежат дочери генерала Алексеева, Вере Михайловне Борель.
__________________________
1) Генерал Бильдерлинг — временно исполняющий должность командующего 3-ей Маньчжурской армией. Генерал Мартсон — начальник штаба 3-ей Маньчжурской армии, незадолго перед тем вступивший в должность.
Похожие статьи:
- Весна и лето 1915 года
- В Академии Генерального Штаба. – М.В. Алексеев
- О нашем долге перед родиной. – шт.-кап. А. Борщов
- Лагерный сбор 1907 года (Из писем М.В. Алексеева)
- К справке М. Бугураева «первый Георгиевский кавалер войны 1914-1917 гг.» – Вл. Бастунов
- Смотр российских войск под Вертю 26 и 29 августа 1815 года. – Юрий Солодков
- Боевая деятельность М.Ю.Лермонтова на Кавказе. – Н.С. Трубецкой
- ПИСЬМА В РЕДАКЦИЮ (№107)
- Штурм Гуниба. – Б. М. Кузнецов