В № 61 «Военной Были», в статье «Переход через Байкал», Е. М. Красноусов дал прекрасное описание переживаний при переходе через Байкал наших войск 12-13 февраля 1920 года. В этом описании все же имеются шероховатости с исторической стороны, вследствии неправильно поставленных ударений.
Необходимо устранение этих шероховатостей, мифов былого, так прочно живущих в наших представлениях, въевшихся настолько, что даже через десятки лет они повторяются по привычке и этим нарушают историческую правду. Восстановление же истины только увеличит ценность его прекрасного изложения.
Е. М. Красноусов пишет: «—В тот момент мы еще не знали, что части Атамана Семенова сидели под крылышком японцев в Забайкалье, в районе Читы, но не могли уходить и на сотню верст в сторону Байкала, так как этот район кишел красными партизанами…»
Обратившись к карте, видим, что от Читы до Верхнеудинская 520 верст, а от Верхнеудинка до Мысовой — 150, всего — 670.
Е. М. Красноусов дальше отмечает первые впечатления по приходе в Мысовую: «…чувство полного покоя и безопасности охватило нас, оттаяло промерзшее на морозе тело… Головная колонна… уже вышла из села и разместилась в соседних поселках, освободив для нас столь необходимое тепло и заготовив для нас фураж и продукты питания…».
Тут Е. М. Красноусов ошибается: продукты питания и фураж не были заготовлены в Мысовой. потому что в поселке с 3-4 сотнями дворов все же затруднительно, а вернее — невозможно, было заготовить и фураж и питание, ведь, по наиболее авторитетному исчислению полковника генерального штаба А. Г. Ефимова, Байкал перешло 26.000 человек и было, наверное, не меньше 15.000 лошадей. Разумеется, Е. М. Красноусова в тот момент, да и позже, не занимал вопрос «а откуда взялся фураж и продуты питания»? Этот вопрос не занимал, также, и всех других участников перехода (рядовых) через Байкал, а штабные, пропитанные политиканством, промолчали, поэтому эпопея доставки продуктов на Мысовую требует освещения, хотя бы для исторической правды. Хотя бы для того, чтобы восстановить один фрагмент страшной мозаики бойни 1917-1923 года.
Как только в Чите стало известно о подходе частей Сибирской армии к Байкалу, были приняты меры для ее встречи. Напомним, что попытка Атамана Семенова помочь Иркутску, отстоять его, 28. 12. 1919 по 4. 1. 1920, окончилась неудачей не только потому, что этому противодействовали чехи, но главным образом потому, что стоявшие во главе иркутской обороны генералы Ханжин, Сычев и Потапов проявили странную непредприимчивость, вялость, косность и не имели ни твердого, ясного взгляда на положение, ни сознания своей ответственности. Вина была свалена на чехов, с одной стороны, на одиозность для демократий Атамана Семенова, с другой, который для планов демократий должен был бы исчезнуть, как «деус екс машина».
Для подвоза продовольствия и фуража был составлен эшелон в сорок вагонов. Представителем Атамана Семенова был назначен полковник Крупский, который должен был встретить войска, переходившие через Байкал. В охрану эшелона был назначен подполковник Вельский с 30 молодыми подпоручиками-артиллеристами Читинского военного училища, выпуска 1920 года. До Верхнеудинска, вернее — военного городка Березовки, в 7 верстах на запад, где стоял 31 стрелковый полк, добрались без приключений. В Березовке к эшелону добровольно присоединился капитан Иевлев с 12 солдатами и пулеметом Льюиса.
Теперь предстояло одолеть наиболее тяжелую часть пути до Мысовой, тяжелую потому, что красные партизаны спешно стягивались к пути движения Сибирской армии и их первые отряды вошли в Кабаново, громадный поселок на берегу Селенги у железной дороги; здесь произошел короткий бой и эшелон пошел дальше, взяв в бою пару пленных. Дальше, в опасных местах, эшелон шел шагом, а охрана шла по бокам, цепью, в полной боевой готовности.
Таким образом, целый эшелон с продуктами прошел 150 верст от Березовки до Мысовой под охраной только 45 человек, прошел 670 верст совершенно благополучно и прибыл во время для того, чтобы накормить замерзших и голодных людей.
Прибыв в Мысовую 9. 2. 1920, начали беспокоиться до прибытия первых частей о возможных раненых, больных и обмороженных. На станции стояло несколько пустых составов, охраняемых чехами. На просьбу передать один состав для наших нужд, последовал грубый отказ, с которым пришлось смириться, потому что обострять положение 45 человекам было невыгодно. Однако, когда прошли первые части и стали подходить главные силы, то чешскую охрану вышвырнули из охраняемых ими вагонов и заняли состав для раненых и больных. В этом же составе поместился и генерал Войцеховский, командующий пришедшими частями, к которому, в качестве почетного караула и часовых, стали молодые подпоручики Читинского военного училища, которые и пробыли в этом наряде до Читы.
Теперь, 42 года спустя, можно задать вопрос: почему полковник Крупский не выслал разъезда на другой берег Байкала, в Голоустное? Но на этот вопрос можно ответить только зная обстановку того времени и инструкции, данные полковнику Крупскому. Сейчас нет никого, кто мог бы осветить этот вопрос и поэтому он остается открытым.
Здесь, в Сан-Франциско, проживает в настоящее время несколько участников доставки этого продовольствия на станцию Мысовую: полковник Вельский, поручики Бентхен, Базанов, Козинцев, Минин, Туровец и другие.
А. Еленевский
ВЫНУЖДЕННЫЕ ПОПРАВКИ
В моей статье «Военные Училища в Сибири» необходимо сделать следующие исправления: 1) Томское военное училище — кадр 3-ей роты дала не Иркутская Школа, а Инструкторская Школа на Русском Острове. 2) 1-ое артиллерийское училище — Ст. Раздольная не в 7, а в 72-х верстах от Владивостока. 3) Корниловское училище — генерал Тучапский( а не Тучанский) в войну 1904-1905 г. водил свою роту в атаку не 2 раза а ДВАДЦАТЬ ОДИН раз.
А. Еленевский
В № 61 «ВОЕННОЙ БЫЛИ», в статье «Военные Училища в Сибири» вкралась ошибка — армия Тухачевского, наступавшая на Оренбург, после сдачи Самары, в конце октября 1918 г. имела не 120 тысяч бойцов, а только 12.000. Однако, положение Оренбургской армии, насчитывавшей 10 тысяч, было тяжелым, потому что на нее с юга, со стороны Актюбинска, давила Туркестанская армия красных, числом в 8 тысяч, из которых 5 тысяч были мадьяры, обеспечивавшие прочную устойчивость этого красного фронта. С переводом, позже, этих мадьяр в ударные красные дивизии, предназначенные для прорыва в красную Венгрию, Туркестанский да и Орский фронты у красных потеряли всякую устойчивость и достаточно было подхода только одного 42 Троицкого полка, силой в полторы тысячи штыков, чтобы красные части немедленно же дали тыл.
А. Еленевский
ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ
В № 120 журнала «ПЕРЕКЛИЧКА», издаваемого в Нью-Йорке, помещены «Воспоминания юнкера 1917 г.» — автор И. Лисенко.
Как строевой офицер Константиновского артиллерийского училища, в период конца 1916 и 1917 г.г., я усмотрел в них много неточностей. Не полагая вступать с автором этих «Воспоминаний» в какую-либо полемику, я считаю полезным только отметить наличие этих неточностей. Для архива «ВОЕННОЙ БЫЛИ», я послал мои подробные суждения по поводу этой статьи, но, если автору будет угодно знать о каких ошибках и исторических неточностях я говорю, охотно отвечу ему лично, дабы он сам их исправил, буде этого пожелает.
В этом случае, ответ можно послать мне на адрес «ВОЕННОЙ БЫЛИ».
Б. Николаев, артиллерии капитан строевой офицер К. А. У.
К СТАТЬЕ «РУССКОЕ ХОЛОДНОЕ ОРУЖИЕ ЦАРСТВОВАНИЯ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ ІІ-ГО.
(«Военная Быль» № 65).
К чрезвычайно ценной статье Е. С. Молло, могу добавить, по его же просьбе, следующие данные об особой шашке офицеров л. гв. Преображенского полка.
Поскольку я слышал, шашка эта была введена в полку, для всех офицеров, ко дню 25- летнего юбилея начала действительной службы Государя Императора. 23 июня 1887 г. числившийся в полку со дня своего рождения, Государь, бывший тогда Наследником, прибыл в полк и был назначен младшим офицером в Роту Его Величества. 23 июня 1912 г. торжественно праздновался юбилей этого события. К этому дню офицеры обзавелись шашками особого типа. Наружный вид шашки был вполне тождествен официальному образцу, но на клинке, вдоль его находилось, приблизительно до середины его, чеканное изображение полкового шитья (лавровые листья), а перпендикулярно к нему, сразу под эфесом, славянской вязью чеканная же надпись: на одной стороне: «Знают турки нас и шведы и про нас известен свет», а на другой: «На сражения, на победы, нас всегда сам Царь ведет». Шитье и буквы были позолочены. Шашка была изготовлена фирмой Шаф. Два экземпляра этой шашки находятся сейчас в Париже, у старых офицеров полка.
К статье покойного князя Н. С. Трубецкого хочется добавить, что в славнейшем полку русской конницы, Нижегородском драгунском, была еще, так называемая «заветная шашка» для нижних чинов. Это были редкие сохранившиеся экземпляры шашки данной полку в 1834 г. На клинке ее, надпись: «Златоуст октября 1834 года». Этой шашкой молодцы драгуны славно рубили горцев, в Чечне и Дагестане, турок, при Баш-Кадыкларе, в 1853 г., при Кюрук-Дара в 1854 г. и в 1877 г. при Бегли-Ахмете и на Аладжинских высотах, а некоторые и германцев, в бессмертных атаках полка в 1914 году. В каждом эскадроне было несколько таких шашек, выдававшихся достойнейшим нижним чинам. В моем собрании есть одна такая шашка, а переданная мне генералом Половцевым. Ножны ее бурой кожи, а на них ложе для штыка.
С. Андоленко
ЕЩЕ ЗАГАДКА
В руки мои попала бронзовая медаль, без ушка, но размера наградных медалей последнего царствования. Медаль выбита в память вступления в Берлин в 1914 г. (?!). Все надписи по-немецки. На лицевой стороне тонкой работы профильное изображение головы Государя, обращенное влево и надпись вокруг: «Nikolaus II Kaiser von Russland», а с другой, надпись в 5 строчках: «Zum Einzug in Berlin 1914».
Что это, немецкая «шутка» или русское «предположение», что впрочем кажется совсем невероятным.
С. Андоленко
К РЕЦЕНЗИИ О КНИГЕ И. МАЦКЕИЧА
Прежде всего, я должен сказать, что все, что пишет Вл. фон-Рихтер на страницах «ВОЕННОЙ БЫЛИ», всегда производит на меня впечатление чрезвычайной солидности и чувствуется, что все, что он пишет, всегда продумано и серьезно. Так и его заметка, посвященная книге Иосифа Мацкевича «Дело полковника Мясоедова», помещенная в № 66 журнала отличается теми же высокими и необходимыми для серьезного военного историка качествами.
Прожив в Польше после первой Мировой войны, в общей сложности, почти что 20 лет и постоянно общаясь с представителями всех слоев населения этой страны, позволю себе дать некоторое пояснение по поводу одной из называемых В. фон-Рихтером «оплошностей» И. Мацкевича. Польские интеллигенты средней руки, не служившие офицерами в нашей армии или с ней близко не соприкасавшиеся, под словом «кавалергард» совершенно не имеют в виду именно Кавалергардский полк, как таковой. Эти поляки очень часто под словом «кавалергард» имеют в виду всякую вообще гвардию (вероятно в силу созвучия), вплоть даже до таковой Папы Римского. С другой же стороны, так называются среди той же категории поляков, почему-то, общественные круги, окружающие монарха или стоящие близко к трону.
Мне, как бывшему кавалергарду, в начале моего пребывания в Польше пришлось пережить не один весьма неприятный момент, пока я не стал понимать, что речь идет не о моем Кавалергардском полке, а о чем-то совершенно постороннем и ничего общего с этим полком не имеющем.
С другой стороны, хотя, насколько мне известно, Мацкевич в нашей армии и не служил, я далек от мысли причислить его к вышеупомянутой среде «интеллигентных поляков средней руки». В виду же того, что В. фон-Рихтер подчеркивает, что понятие «кавалергардский интеллектуализм» Мацкевич приводит, «повторяя чужие слова», мне кажется, что мое дополнение к прекрасной рецензии В. фон-Рихтера совершенно объясняет этот вопрос и в дальнейших комментариях не будет нуждаться.
В. Кочубей
В ИНТЕРЕСАХ ИСТОРИЧЕСКОЙ ТОЧНОСТИ
В прошлом году на книжный рынок поступила книга — И. Г. Спасский: «Иностранные и русские ордена до 1917 г.». Издания Госуд. Эрмитажа 1963 г.
Книга среди коллекционеров русских и иностранных имела исключительный успех. Несмотря на такой большой научно-исторический труд, в этой книге имеются неточности. На странице 120-й сказано: «На ордене Станислава закончилось формирование системы русских высших государственных наград, остававшейся неизменной до 1917 г. Не получили осуществления проэкты орденов, обсуждавшиеся в царствование Императоров Александра II и Николая II — высшего ордена Императорского Дома по образцу «фамильных» орденов некоторых царствовавших Домов Запада, ордена Николая для награждения артистов и художников (1911-1914 г.г.), орденов Николая Чудотворца и Ольги (1915 г.).
Лично я не допускаю, чтобы научным работникам Эрмитажа не было известно о существовании Знака отличия Святой Ольги и награждении этим знаком.
Передо мною книга «Награды чинам военного ведомства». Составлено на основании законоположений, объявленных по 15 июня 1916 г. В этой книге, на страницах 144, 145 и 146-й указывается полностью «Статут Знака Отличия Святыя Равноапостольный Княгини Ольги».
Об этом знаке отличия Святой Ольги и награждении писалось в газете «Новое Время» 30-4 1915 г. № 14138, и 6-4 1916 г. № 14397.
Государь Император остановился на одном случае и обратился к военному министру со следующим Высочайшим рескриптом: «В нынешнюю великую войну наша армия явила нескончаемый ряд примеров высокой доблести, неустрашимости и геройских подвигов как целых частей, так и отдельных лиц. Особое Мое внимание привлекла геройская смерть трех братьев Панаевых, — офицеров 12-го гусарского Ахтырского ген. Дениса Давыдова, — ныне Ее Имп. Высоч. Вел. Кн. Ольги Александровны полка — ротмистров Бориса и Льва и штаб-ротмистра Гурия, — доблестно павших на поле брани. Братья Панаевы, проникнутые глубоким сознанием святости данной ими присяги, бесстрашно исполнили долг свой до конца и отдали жизнь за Родину. Все три брата награждены орденом Св. Георгия 4-й степени, и их смерть в открытом бою является завидным уделом воинов, ставших грудью на защиту Меня и Отечества. Такое правильное понимание своего долга братьями Панаевыми всецело отношу к их матери, воспитавшей своих сыновей в духе беззаветной любви и преданности Престолу и Родине. Сознание, что дети ее честно и мужественно исполнили долг свой, — да наполнит гордостью материнское сердце и поможет ей стойко перенести ниспосланное свыше испытание. Признавая за благо отметить заслуги передо Мною и Отечеством вдовы полковника Веры Николаевны Панаевой, воспитавшей героев сыновей, жалую ее, в соответствии со ст. 8-й Статута знака отличия Св. Равноапостольной Княгини Ольги, сим знаком 2-й степ, и пожизненной ежегодной пенсией в 3.000 рублей.
Пребываю к Вам благосклонный».
На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою написано: «НИКОЛАЙ». В Царской Ставке, 2-го апреля 1916 г.
«Собиратель осколочков русской военной старины» М. А. Литвизин
ПО ПОВОДУ ПИСЬМА В РЕДАКЦИЮ КНЯЗЯ Н. ДЕВЛЕТ-КИЛЬДЕЕВА
«Справочная книжка кавалериста, коневода, спортсмена и любителя лошади» Далматова — заглавие витиеватое. И только одно в нем и верно — что Далматов был кавалеристом, но никем более.
Зачислен он был в Постоянный состав офицерской Кавалерийской Школы за свои способности фотографа. Его так и не допустили стать инструктором Переменного Состава Школы и, в бытность мою в Школе, он состоял в эскадроне Школы. Генерал Химец о нем и о шт. ротм. М., однажды, заметил, что оба были бы более пригодны для Пожарной команды. И напрасно князь Н. Девлет-Кильдеев серьезно отнесся к, изданному Далматовым, справочнику.
Кстати, у меня тоже есть фотография, на которой снят кап. Каприелли, думаю, что такая же как и у Далматова «de tris quarts», по ней трудно различить отделяется-ли он от седла, на прыжке, или нет. Другая фотография того же времени — прыжок по новой системе езды поручика Болла ярко оттеняет посадку на прыжке, — отделившись от седла и с большим наклоном корпуса, посадку, характерную для италиянской школы и для всех мировых спортсменов.
Наша Школа, действительно, робко подходила к этой манере — всадники ездили на длинных стременах, но она давно оторвалась от старых навыков, когда лошадь прыгала «петухом», а рекомендуемый Далматовым способ всаднику оставаться отвесным к горизонту является своего рода фокусом.
Очень короткие стремена непрактичны на походе и во время дальних пробегов. Последнее отметил в своей книге и М. Плешков. Чтобы создать унитарную посадку, должно быть принято какое-то среднее решение и, представьте себе, к нему близко подошли ездоки из Советской России, на долю которых выпало много-много призов на международных состязаниях в Париже. Мне удалось поговорить с одним из русских ездоков, участников международных состязаний. Первое, что я его спросил — «какой породы ваши лошади?» Получил ответ — «Буденовской», на что я ему сказал, что когда дед Буденного еще не родился, известные донские коневоды стали культивировать эту породу (англо-донцы), а на мой вопрос о системе выездки в СССР, он ответил «система Филлиса».
Заслуга этой системы перед старой русской конницей велика уже по одному тому, что появилась вообще какая-то система, после того как прежняя была сдана в архив. Система эта была встречена «рогато» даже со стороны такого известного спортсмена как А. А. Павлов. Уже в эмиграции ее пропагандистом стал А. А. Губин бывший инструктор Офицерской Кавалерийской Школы, получивший все наивысшие призы за выездку, установленные во Франции.
Я был свидетелем спора между поклонником прежней системы выездки «на развязке» и поклонником непозволительного новшества система Филлиса. Прекрасный ездок генерал Раутсман в 1903 году в манеже Школы показал лошадь, выезжанную им по старой системе. Ничего не скажешь — движения были точны, но нельзя, на этом только основании, вернуться к «развязке». Можно только вывести заключение, что каждая система раньше всего требует грамотного ездока. Не будь Каприлли — не было бы итальянской системы, но ничего путного не вышло, когда стали «итальянить» бездарные ездоки. Подвергали критике «работу в руках» по системе Филлиса те, кто не умели ею пользоваться, как подсобным упражнением для выездки лошади. А вообще говоря требования спорта и строя не всегда совпадают.
Этим я намеревался только дополнить очень интересное письмо князя Н. Девлет-Кильдеева.
А. Левицкий
Похожие статьи: