(Из воспоминаний полковника К. К. Отфиновского)
Окончив в 1886 году Николаевское кавалерийское училище, я был произведен в корнеты в 34-й драгунский Стародубовский полк 12-й кавалерийской дивизии, с годом старшинства в чине.
Штаб полка стоял в гор. Каменец-Подольске, а эскадроны — по окрестным деревням и местечкам. Там же стоял штаб 35-го драгунского Белгородского полка, два эскадрона которого стояли в местечке Ярмолинцах, в 60 верстах от штаба полка.
В 1898 году полк был переведен на стоянку в сел. Жуковцы (72 двора) Волынской губернии, в 40 верстах от железнодорожной станции Волочиск и в 3 верстах от сел. Кусковцы, где находился пост пограничной стражи на австрийской границе.
В Жуковцах было большое имение с господским домом и каменными хозяйственными постройками и флигелями. В это время имение это принадлежало русскому помещику Леонтовичу.
Военная комиссия, которой было приказано подыскать стоянку для полка, проезжая через Жуковцы, остановилась там и была приглашена Леонтовичем в его дом на обед. Леонтович предложил отдать внаймы для полка свои большие дома и постройки, в которых мог бы расположиться штаб полка.
Комиссия согласилась на его предложение, но, к сожалению, в этих флигелях и постройках штаб полка едва смог разместиться, и многим офицерам, состоявшим при штабе, пришлось поселиться в простых крестьянских избах и первое время жить даже вместе с крестьянами-хозяевами.
В 3 верстах от. с. Жуковец было еврейское местечко Вышгородок, в котором была размещена учебная команда, и где располагался дежурный эскадрон, несший караульную службу в штабе полка у штандарта (на квартире командира полка), у денежного ящика и у склада пироксилина.
Сел. Жуковцы было расположено в низине, так что, подъезжая к нему совсем близко, его все же не было видно и, только спустившись вниз, оно открывалось перед вами. В сырое время, когда шли дожди, грязь была всюду невероятная, так что приходилось ходить в высоких резиновых калошах или же в больших смазных сапогах. Чтобы куда-нибудь выехать в отпуск, приходилось ехать 40 верст до станции Волочиск, нанимая для этого крестьянина, и нужно было выбирать сухое время, а иначе можно было и завязнуть по дороге. Офицерам разрешалось, правда, ездить по пограничной дороге, по которой пограничники постоянно обходили границу. В 20 верстах находился пост и деревня Щасновка.
Когда командир полка уезжал в Киев, ему в коляску запрягали четверку обозных лошадей, а перед этим высылали другую четверку в дер. Щасновку для перемены. Случалось, однако, и так, что и по пограничной дороге нельзя было проехать, и тогда командиру полка давали знать, что нужно обождать с отъездом или же с возвращением в полк. Вот в каких условиях находился наш полк.
Командир Кусковского пограничного поста, ротмистр Воронин, был очень милый и гостеприимный человек. У него на посту была устроена для его людей баня, то есть деревянная изба, в которой в котле нагревали воду, и которая, таким образом и отапливалась. Он приглашал нас ею пользоваться, а после бани звал к себе на чай или на ужин.
Не получая еще эскадрона и будучи накануне производства в ротмистра, я собирался в то время жениться, но не имея возможности жить с женой в таких условиях жизни, решил перевестись в 3-й полевой жандармский эскадрон в гор. Киеве. Эскадроном командовал подполковник Вильяшев, бывший офицер Ахтырского драгунского полка, которого я знал очень хорошо, так же как и он меня. У него в то время была вакансия, и 26-го июля 1898 года я был переведен на службу в 3-й полевой жандармский эскадрон.
В первых числах августа этого же года я был вызван в штаб Киевского военного округа, где начальник штаба округа спросил меня, согласен ли я ехать в командировку на остров Крит. Я просил разрешения обдумать этот вопрос, настолько он был для меня неожиданным, но мне ответили, что решать нужно сейчас же, и я согласился.
Предписанием штаба Киевского военного округа за № 10.258, от 12 августа 1898 года я был командирован в распоряжение штаба Одесского военного округа для назначения в состав команды полевых жандармов, отправляемых на остров Крит.
Прибыв в Одессу, я явился в распоряжение командира 4-го полевого жандармского эскадрона, при котором формировалась полевая жандармская команда Критского экспедиционного отряда в составе 2-х обер-офицеров и 20 конных полевых жандармов, присланных от 1-го, 2-го, 3-го и 4-го эскадронов, по 5 унтер-офицеров от каждого. Кроме того, от 1-го эскадрона согласился ехать штабс-ротмистр Савинич. (Всего полевых жандармских эскадронов было шесть: 1-й стоял в Вильно, 2-ой в Варшаве, 3-й в Киеве,
4-й в Одессе, 5-й в Тифлисе и 6-й в Гельсингфорсе). Как старший в чине, я был назначен начальником команды на правах командира полевого жандармского эскадрона.
20-го августа мы погрузились на пароход «Николай» Русского Общества пароходства и торговли и отбыли на остров Крит. Пароход этот совершал рейсы Одесса-Александрия и заходил на остров Крит, проходя через Константинополь, Смирну и Пирей. По прибытии парохода на открытый рейд у города Ретимнон, в котором порт мог принимать только самые маленькие пароходы, а город находился в зоне русско-
подполк. К. К. Отфиновский
го экспедиционного отряда, капитан начал выгрузку на подошедший к пароходу баркас. Это было 5-го сентября. Начали с лошадей, но ввиду того, что море было довольно бурное и баркас сильно подбрасывало, то клетка с первой же лошадью так сильно стукалась о борта, что лошадь, кобыла Зарница, околела. В этих условиях я заявил капитану, что дальнейшую выгрузку лошадей прекращаю.
В это время около Ретимнона стояла канонерская лодка Черноморского флота «Донец», на которой находился контр-адмирал Скрыдлов, и я решил обратиться к нему за советом. Для меня спустили с парохода шлюпку, на которой я отправился на «Донец» доложить адмиралу, что не могу продолжать выгрузку моих лошадей. Это было рано утром, и когда шлюпка подошла к «Донцу», трап был еще поднят, и мне спустили веревочную лестницу, по которой я, будучи с шашкой, с трудом поднялся на палубу, где меня и принял адмирал. Я объяснил адмиралу происшедшее, и он отдал капитану моего парохода распоряжение переменить положение и стать около «Донца», где волнение не было столь сильным. Там я благополучно выгрузил на берег людей, лошадей и материальную часть команды.
Здесь я должен напомнить, что в ту эпоху среди греческого населения районов, остававшихся под властью Турции, развилось движение за воссоединение с Грецией. Особенно сильным было это движение на острове Крите, где уже не раз вспыхивали крупные восстания. В 1896 году греческое население острова снова начало вооруженную борьбу против турецкого господства, и в феврале 1897 года повстанцы провозгласили присоединение Крита к Греции. Греческое правительство поддержало восставших присылкой им в помощь отряда регулярных войск, что вызвало войну Греции с Турцией. Через месяц война окончилась победой Турции, но господство над островом Критом Турция фактически утратила.
Четыре европейские державы взяли Крит под свое покровительство и послали туда свои вооруженные силы. Таким образом остров оказался как бы оккупированным англичанами, французами, итальянцами и русскими.
В момент моего прибытия на острове распоряжались адмиралы этих четырех держав, каждый находясь на своем корабле, стоявшем в Судской бухте, в 6 верстах от города Канеи, с которым бухта соединялась хорошей колесной дорогой.
В Судскую бухту, где свободно размещалась английская эскадра в 20 вымпелов и где было спокойно в самую бурную погоду, заходили раз в неделю наши русские пароходы, привозившие почту, которую наш миноносец отвозил в Ретимнон, в штаб русского отряда. Обыкновенно в Судской бухте стояли канонерская лодка Черноморского или Балтийского флота и два миноносца (одно время — канонерская лодка «Храбрый», под командой капитана Петрова-Чернышева, и миноносцы 212-й и 213-й).
Ко времени моего прибытия в Ретимнон, там находился 14-й стрелковый полк, из Одессы, и горная батарея на вьюках, из Севастополя. Все войска находились под командой командира 14-го стрелкового полка, полковника Шостака, к которому я и явился и он помог мне расположить мою команду в городе.
В Ретимнон находились еще и турецкие войска и их паша, занимавшие казармы, а в крепости, на берегу, стояли еще их орудия, защищавшие вход в порт. Население города оставалось исключительно турецкое, так как греческая его часть вся ушла внутрь острова. Кругом города были построены каменные башенки для турецких часовых, ибо критяне постоянно спускались с гор и, притаясь среди камней, этих часовых подстреливали. Все турецкое население было поголовно вооружено различного рода оружием как огнестрельным, так и холодным.
Уходить турецкие войска не хотели, несмотря на то, что за ними был прислан турецкий корабль; наши войска были все расположены близ порта так, чтобы в случае нападения на них не быть отрезанными от своих судов. Полковник Шостак делал даже ночные тревоги, чтобы показать туркам нашу постоянную бдительность. В конце концов, турецкие войска решили мирно уйти, и наши солдаты даже помогали им сносить для погрузки на пароход их имущество и грузить орудия.
Во время их пребывания в городе, заведующий их полицией, здоровый, черномазый турок приходил ко мне с докладом о положении в городе, и я всегда угощал его коньяком, который он очень любил. Выпив коньяк, он громко рыгал, выражая этим свое удовольствие.
После ухода турецких войск критяне стали постепенно возвращаться в город и занимать свои, временно покинутые дома. Но и турецкое население оставалось в городе, и нужно было как то обеспечить порядок и спокойствие в городе. Для этого, в первую голову, был отдан приказ о немедленной сдаче всего имеющегося на руках оружия. Оружие сдавалось под расписку.
Сразу же было приступлено к формированию полиции. Было объявлено, что желающие поступить на службу должны сделать об этом заявление, причем были назначены два начальники полиции из известных местных жителей, один для городской полиции, а другой — для деревень этого округа. Полицейским было установлено месячное жалованье, отличия на обыкновенной одежде и, как вооружение, простые дубинки.
Для выработки общего плана формирования полиции и поддержания порядка на острове все жандармские офицеры собирались в гор. Канее, у французского жандармского капитана, как старшего. Кроме жандармских частей четырех держав, на остров был прислан отряд черногорцев из 40 человек при двух офицерах, капитане Божовиче и поручике Бечира. Отряд этот был сформирован на средства русского правительства и служил для охраны четырех консульств, находившихся в Халепо (предместье Канеи), куда я приехал из Ретимнона и где этот отряд был мне представлен. Бравые черногорцы были все, как один, большого роста, сильные молодцы.
Когда все успокоилось, и жизнь на острове наладилась, семьям женатых офицеров было разрешено приехать на Крит. С разрешения начальника русского отряда я поехал в Одессу, но в Константинополе на пароход явился секретарь нашего посольства и объявил мне, что получена телеграмма, требующая моего немедленного возвращения на Крит. Мне пришлось переночевать в Константинополе, а на следующий день взять быстроходный румынский пароход, совершавший рейсы Константинополь-Пирей, а оттуда — небольшой греческий пароход, шедший на Крит. Оказалось, что адмирал Скрыдлов пожелал проехать внутрь острова, что можно было сделать только верхом, на лошади, на муле или на осле. Я выбрал подходящую для адмирала лошадь и, вместе с начальником отряда, лично сопровождал адмирала в его поездке. С нами были также несколько жандармов и чины местной полиции. На ночлег мы остановились в одном монастыре, местопребывании епископа ретимнонского, где нас угостили трапезой и где мы провели две ночи. На третий день мы вернулись в Ретимнон, где были встречены музыкой 14-го стрелкового полка.
После сложных переговоров между четырьмя державами-покровительницами, Верховным Комиссаром острова Крита был назначен греческий Королевич Георгий, адмирал флота, сын Короля Георгия и его супруги, Королевы Ольги Константиновны. Все греческое население острова было в восторге от этого назначения и с нетерпением ожидало прибытия Королевича.
В Халепо Королевичу был приготовлен хороший дом, напротив которого, в маленьком домике, помещался караул, выставлявший посты: перед домом Королевича — парные часовые, а внутри, во дворе, одиночный часовой. Караул сменялся каждый день и назначался по очереди — от англичан, французов, итальянцев и русских.
Советом адмиралов я был назначен начальником международного эскорта Королевича, который прибыл на греческом военном корабле в сопровождении двух адъютантов, майора Корпунис и капитана Ламбесся, и начальника канцелярии.
В первый же день приезда Королевич торжественно въехал в коляске в Канею, где был восторженно встречен жителями, буквально забросавшими его цветами. Командуя конвоем, я сопровождал Королевича с правой стороны коляски, слева же ехал французский офицер. Таким порядком Королевич проехал по городу до Конака (бывшего турецкого дворца), где собрались разные должностные лица и консула. До этого была остановка перед канейским собором, где Королевича встретило духовенство. После представления всех властей и после речи Королевича, он таким же образом вернулся в свой дом и с этого дня вступил в исполнение обязанностей Верховного Комиссара острова.
Ввиду отсутствия на острове каких-либо развлечений, единственным удовольствием для Королевича было совершение прогулок верхом в горы, для чего у него была критская лошадь, подкованная на специальные турецкие подковы, закрывавшие всю подошву, с дырой посередине. Вообще, Королевич, хотя и морской офицер, был большим любителем верховой езды и, желая приобрести себе верховую лошадь, обратился с этим пожеланием ко мне. Я выбрал ему одну из лучших лошадей команды, белого коня Азова, и подал по этому поводу рапорт по начальству, на что получил приказание уступить Королевичу эту лошадь безвозмездно, мне же будет выслана взамен другая лошадь. Впоследствии этот конь пал, и мой кузнец сделал из его копыта пепельницу, внутри отделанную медью и посеребренную. Пепельницу эту преподнесли Королевичу на память о его коне.
Другим развлечением была игра в теннис. У английского консула Гревса был в Халепо свой теннис, и там часто играл Королевич. У русских моряков был свой теннис, поблизости от Судской бухты.
В Халепо было русское консульство. Консул Гире был большой музыкант, он играл на рояле, а жена его хорошо пела. Секретарем консульства был Протопопов; отец его был священником собора в Ницце. После Гирса консулом стал Эттер, один из братьев которого был начальником походной канцелярии Государя. Другой его брат был командиром Лейб-Гвардии Семеновского полка. Позже Эттер был переведен в Мадрид, а на его место назначен Броневский.
В Канее, около порта, было укрепление и казармы «Фирка». В этих казармах было устроено собрание французских войск, так как в Канее стоял французский батальон, который сменялся каждые два года. Это был батальон морской пехоты, а последнее время — батальон пехотного полка из гор. Монпелье.
Там же заседал международный военный суд, в который поступали дела, возникавшие вследствие какого-либо преступления, совершенного местными жителями по отношению к оккупационным отрядам. В состав суда входили: председатель суда и по одному члену суда — офицеру от каждой из четырех наций-покровительниц. Первым председателем был французский полковник, а затем на эту должность был назначен я. От французов были, кроме того, офицер-обвинитель и унтер-офицер, исполнявший обязанности «регистратора» и секретаря. Судили по законам той страны, к которой принадлежал председатель суда, то есть сначала — по французским, а позже по русским. От консульства назначался на время суда переводчик, а от войск, по очереди, караул из 5-6 нижних чинов, которые и присутствовали на заседаниях. Решение суда и приговор препровождались затем критскому министру юстиции, которым был известный впоследствии министр Венизелос.
Возвращаясь к жизни нашего международного общества, нужно сказать, что Королевич, очень хорошо обставивший свой дом в Халепо, устраивал у себя иногда завтраки и обеды, на которые рассылались официальные приглашения с соблюдением придворного этикета. Я был однажды приглашен на такой завтрак, после которого Королевич пригласил меня в свой кабинет и там вручил мне греческий офицерский крест ордена Спасителя. Позже я был приглашен с женой два раза на обед; когда все приглашенные бывали в сборе, адъютант докладывал королевичу, тот выходил к приглашенным и все шли в столовую, где рассаживались на заранее предназначенные места. 
В Халепо было организовано интернациональное собрание, в которое желающие могли записываться его членами; был выбран председатель собрания, генеральный консул Италии, граф Негри, и комитет из пяти членов. Был установлен ежемесячный взнос для уплаты за нанятое помещение, его оборудование, на покупку бильярда, пианино и сервировки для буфета, а также кухонных принадлежностей и оплаты повара. Казначеем был избран англичанин, мистер Лейгтон, заведующий английским телеграфом на Крите. После графа Негри председателем клуба выбрали меня, и я оставался им до самого конца оккупации. Устраивались иногда танцевальные вечера, для чего нанимался пианист-итальянец. На приходившие военные суда посылались приглашения офицерам. В клубе выписывались много иностранных газет и журналов.
Итальянские карабинеры организовали критскую милицию и жандармерию под начальством итальянского капитана Монако и его помощников. Были установлены жандармские посты и патрули, из двух жандармов каждый.
Королевич Георгий занимался организацией внутреннего управления острова и назначением министров. Министром юстиции, как я уже сказал выше, был Венизелос, родом критянин. Его собственный дом был в Халепо, рядом с домом Королевича. Между прочим, в этом его доме я и жил в верхнем этаже, нижний же этаж занимал он сам с двумя своими сыновьями. Сыновья были совсем еще мальчики, а Венизелос был вдовцом.
Венизелос пользовался среди населения Крита особым уважением и считался очень умным и способным человеком. Впоследствии он был премьер-министром Греции и стал известен всему свету, как потом и сыновья его.
Вскоре, между Королевичем и Венизелосом возникли большие разногласия и недоразумения и Венизелос уехал в горы, в почти неприступную деревню Терисо. Чтобы попасть туда, нужно было проезжать по горной тропинке, пролегавшей вдоль отвесной скалы, над обрывом, и доступной только мулам и ослам. Укрепившись в этой деревне, Венизелос организовал там новое критское правительство.
За несколько времени до этого, в связи с разногласиями, о которых я упоминал, у английского консула состоялось совещание, где было решено арестовать Венизелоса. Я был вызван к английскому консулу и мне было поручено привести это решение в исполнение. В мое распоряжение было дано несколько английских солдат из состава караула, несшего в этот день охрану Королевича. С солдатами я обошел нижний этаж дома Венизелоса, но его там уже не было, он успел уехать в Терисо.
Подполк. Отфиновский, француз. и итальян. офицеры.
Таким образом, положение на острове опять осложнилось: с одной стороны — Королевич со своими жандармами и полицией, а с другой — Венизелос с его приверженцами и вооруженными бандами. Ежедневные столкновения с ранеными и убитыми с обеих сторон, и также нападения на жандармские посты на острове. Время от времени повстанцы спускались с гор и обстреливали Халепо. Однажды была даже вызвана одна русская рота, рассыпавшаяся цепью и открывшая в свою очередь огонь по повстанцам. Один солдат был ранен в ногу.
В находившемся на открытом месте доме русского консульства, консул Броневский подошел к окну, чтобы посмотреть что происходит, и с ним подошел и его кавас (кавасами на Востоке называют служащих и своего рода телохранителей консула). Вдруг пуля пробила оконное стекло и попала кавасу прямо в лоб. Кавас был убит наповал. Так как он был грек, то наш консул потребовал от критского правительства обеспечить семью покойного. Хоронили его в сопровождении консула и роты русских войск.
Такое положение на острове не могло дальше продолжаться, и были приняты меры, чтобы воспрепятствовать повстанцам Венизелоса спускаться с гор и обстреливать город. Итальянские войска охраняли вход в Канею со стороны Судской бухты, а две французские роты были расположены со стороны гор. Две русские роты находились в полной боевой готовности, чтобы выступить против инсургентов в случае необходимости.
Кроме этих мер, генеральные консула четырех держав обратились к греческому правительству с предложением заменить Королевича на посту Верховного Комисара острова другим лицом.
Вскоре был прислан греческий военный корабль, шлюпка с которого подошла, как можно ближе, к дому Королевича, и он со своими двумя адъютантами незаметно покинул остров. Корабль сейчас же взял курс на Пирей. Через некоторое время, так же незаметно, прибыл из Афин вновь назначенный Верховным Комиссаром острова гражданский чиновник Заимис со своими помощниками и вступил в исполнение своих обязанностей.
На острове наступило затишье и державы-покровительницы решили убрать с острова свои войска.
19-го июля 1909 года, после десятилетнего пребывания на этом полном следов культуры древнего мира острове, я вместе со своими жандармами и с отрядом русских войск, бывших на Крите, тем же путем вернулся в Одессу. Там я ликвидировал все дела полевой жандармской команды Критского экспедиционного отряда и поехал в Киев, где был прикомандирован к штабу Киевского военного округа, выполняя некоторые поручения.
Несколько позже я был назначен в 10-й драгунский Новгородский Его Величества Короля Вюртембергского полк, в гор. Сумы, Харьковской губернии, но об этом, может быть, в другой раз.
К. К. Отфиновский
(5 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading ...Похожие статьи:
- Кадетский корпус в Сараево. – А. Г. Невзоров
- Следы старой катастрофы. – П.А. Варнек
- Моя служба в офицерских чинах (Окончание). – К. К. Отфиновский
- Памятник русским воинам в Голландии. – П. А. Варнек
- Первые офицеры Российского Императорского флота русского происхождения. – Г. фон Гельмерсен
- «Крейсерок» (Из далекого прошлого). – Леонид Павлов
- Моя служба в офицерских чинах (Продолжение, №115). – К. К. Отфиновский
- Действия флота в северо-западном районе Черного моря в 1920 году (окончание, №109) – П. А. Варнек
- Родословная и биография Ермака. – И. Ф. Рубец
Loading ...