ВОЕННАЯ БЫЛЬ

Многочисленные трофеи разных войн хра­нились, обычно, в соборах Российской Импе­рии и, конечно, несмотря на тщательный уход, от пыли, испарений от горящих свечей и кади­ла постепенно теряли свой первоначальный вид и приходили в ветхость. Многочисленные знамена, значки, флаги и бунчуки, после поч­ти столетнего пребывания в храме, станови­лись ветхими и мало похожими на свой перво­начальный вид регалиями.

В Петропавловском, Казанском и Преобра­женском соборах хранились знамена, отбитые русскими войсками у неприятеля а также и в провинции: в Полтаве, Киеве и, конечно, Мос­кве. Количество их исчислялось тысячами и все эти исторические регалии приходил посте­пенно в ветхость. В скором времени, для исто­рии, не осталось бы от них никаких следов.

По инициативе Военно-Походной Канцеля­рии Его Императорского Величества была сформирована Трофейная комиссия, которой было дано задание собрать реликвии из всех хранилищ и доставить их в Петербург, где в этой Комиссии должна была быть произведе­на полная их регистрация, возможно полная реставрация и составлены на каждый — фор­муляры: описание трофея, его история, проис­хождение и обстоятельство и время отбития его от врага.

Работа это была тяжелая и кропотливая, принимая во внимание, что, от ветхости, мате­риал знамен истлел и краски совершенно выц­вели, так что трудно было разобрать надписи на них. Но, все эти затруднения преодолела Трофейная Комиссия. Технически, это дела­лось так: скажем, из Казанского собора приво­зили, с особой предосторожностью, несколько десятков знамен, взятых во время Отечест­венной войны и также осторожно, полотнища знамен раскладывались на особый помост и булавками расправлялись, так чтобы, по воз­можности, разгладить все складки. Над помо­стом, была построена специальная площадка, с которой фотограф снимал знамя под разными углами. Затем, также осторожно, полотнище снималось с помоста и, осторожно свернутое отправлялось в свое хранилище, обычно, боль­шинство отправлялось в Петропавловский со­бор.

Когда сделанный снимок был проявлен в лаборатории Канцелярии, специалисты, по ра­нее, зарисованным эскизам, делали художест­венный рисунок в красках. Для этого дела, в Канцелярии был особый отдел художников-

баталистов, которым Канцелярия щедро пла­тила за их рисунки. Затем, Отдел Кондукторов составлял формуляры и регистрировал трофей.

Благодаря таким, своевременно принятым мерам, большинство трофеев было спасено от уничтожения беспощадным временем. По за­вершении всей работы и составления форму­ляра и двух рисунков, один экземпляр и того и другого отсылался в полк взявший трофей.

Трофейная Комиссия состояла из немногих сотрудников: председатель — Конвоя Его Ве­личества полковник Петин, его помощник — кап. 2 ранга П. И. Белавенец, офицер для по­ручений — конной Артиллерии капитан С. А. Тулузаков. Члены Комиссии: инж. путей сообщ. К. М. Гейштор — Кондуктор Инженер­ных Курсов, фотографы Михайлов и Никола­ев, регистратор Мамин и художники Янсен, Хансен и Петерсон.

Комиссия состояла в ведении и получала задания от Военно-Походной Канцелярии, на­чальником которой состоял тогда Свиты Е. В. генерал-майор князь Орлов.

К началу войны, почти все трофеи были приведены в порядок, но тут стали поступать новые и комиссия продолжала энергично ра­ботать по регистрации новых поступавших почти беспрерывно трофеев. Много офицеров Канцелярии ушло на фронт, сам князь Орлов часто уезжал с Государем в Ставку и, в таких случаях, его заменял Кавалергардского полка полковник Нарышкин.

По мобилизации, призванные кондукторы Инженерного Курса при Инженерном Замке были назначены на разные должности, соот­ветственно своим специальностям и Военно-Походная Канцелярия потребовала откоманди­рования себе тех Кондукторов, которые при отбывании воинской повинности, работали в Канцелярии. Попав таким образом, снова на работу по регистрации трофеев, я занимался, по приказанию полковника Нарышкина и при­емом всех заявлений, поступивших со сторо­ны.

Предложения поступали самые разнообраз­ные: изобретения, советы, чертежи и прочее и все это, предварительно, проходило через мои руки а я уже после тщательного их рассмотре­ния, докладывал начальнику Канцелярии. Ра­бота была кропотливая и ответственная, при­нимая во внимание что ежедневно поступало 30-40 таких заявлений. Одновременно же стали поступать и трофеи с фронта, ознакомившись с которыми, я направлял их в Трофейную Комиссию капитану Тулузакову.

Однажды, произошел следующий случай: дежурный вахмистр, войдя в мой кабинет, до­ложил, что какая-то сестра милосердия желает говорить с Начальников Канцелярии. Я велел ей передать, чтобы она подала прошение де­журному чиновнику. Вахмистр ушел и тот же час возвратился и доложил, что сестра мило­сердия имеет особо важное заявление и просит ее принять.

Приказав ввести ее, я увидел перед собой молодую, лет 20-22 блондинку, слегка полную, в солдатской шинели и с косынкой на голове, а в правой руке — костыль. Слегка прихрамы­вая, она подошла к столу и, по моему пригла­шению, села. Я спросил ее фамилию и часть, а также откуда она приехала в Петербург?

С легким иностранные акцентом, она отве­тила, что она сестра милосердия из Передово­го Госпиталя Генриета Сорокина и что она бы­ла ранена в боях армии генерала Реннекампфа. На мой вопрос — что ей угодно, она ответила, что может сказать это только Начальнику Кан­целярии. Протелефонировав ротмистру Кноррингу, я просил его придти в приемную. Кнорринг тотчас же пришел и я представил ему се­стру и сказал о ее просьбе. «В чем дело? О чем вы хотите говорить с Начальником Канцеля­рии? Он сейчас в отъезде».

Подумав с минуту, сестра сказала: «Отвер­нитесь на минутку», и когда она нас позвала, мы увидели на нашем большом круглом столе развернутое замечательно красивое знамя. На нем значились юбилейные даты и даты осно­вания 6 пехот. Либавского полка. Это было его юбилейное знамя, голубое с белым и золотыми кистями.

В первую минуту, мы оба опешили и затем Кнорринг спросил: «Скажите нам, как вам до­сталось это знамя и прошу вас говорить толь­ко правду — вы должны знать, что потеря зна­мени частью — это смерть ее…»

Сестра стала рассказывать, что во время боя при Сольдау, при работе на перевязочном пункте, она была легко ранена в ногу. Знамен­щик Либавского полка, тяжело раненый в живот, сорвал с древка знамя, свернул его и тихо сказал: «Сестра спаси знамя…» и с этими сло­вами, умер на ее руках. Этот простой рассказ, сделанный тихим ровным голосом, с легким иностранным акцентом, произвел на нас силь­ное впечатление и Кнорринг сказал: «Ваш под­виг, сестра, согласно статуту, награждается Орденом Св. Георгия, но эта награда вам может быть пожалована только непосредственно Го­сударем Императором». «Этого-то мне бы и хотелось», ответила сестра.

На вопрос Кнорринга как она сохранила знамя в целости, она сказала, что была подо­брана немецкими санитарами и положена в го­спиталь, где ей вынули пулю из ступни. Там она и пролежала пока, на основании Женев­ской конвенции, ее не признали подлежащей эвакуации в Россию. На вопрос Кнорринга «а немцы вас осматривали и где же тогда было знамя?», сестра ответила, что она знамя забин­товала вокруг бюста, чем и объяснялась ее пол­нота, на которую мы, вероятно, обратили вни­мание.

Кнорринг ушел с докладом к Нарышкину и вернувшись, сказал, что сестру просят прид­ти в Канцелярию завтра. Знамя свернули и от­несли в кабинет Нарышкина.

Когда я помогал сестре одевать ее тяжелую солдатскую шинель, я нащупал в кармане большой револьвер. Ничего я ей не сказал и проводил из приемной к выходу.

После ее ухода, полковник Нарышкин по­звал Кнорринга и меня и еще раз выслушав наш рассказ, сказал: «Подвиг сестры налицо. Либавский полк понес под Сольдау большие потери и был почти полностью уничтожен. Не­сомненно, это его юбилейное знамя, но… есть и но… как она сумела сохранить знамя в плену при, известной всем, немецкой бдительности? Раз вы обратили внимание на ее неестествен­ную полноту, как же не сделали этого немец­кие доктора, да еще при медицинских осмот­рах и операциях? Наконец, во время переезда через границы Норвегии и Швеции, она тоже должна была подвергнуться таможенному ос­мотру? Ее рассказ о том, что умиравший зна­менщик передал ей знамя, правдоподобен, но может быть дело было проще — она нашла брошенное знамя и сорвав его с древка, спря­тала. Может быть еще и иная версия — спас­ший знамя раненый и умиравший офицер или солдат передал ей уже в госпитале знамя, про­ся доставить его в Россию. Заметьте, что она непременно хочет иметь аудиенцию у Госуда­ря». В это время, я вспомнил и сказал о револь­вере, который я нащупал в кармане ее шине­ли. «Тем более. Мы должны быть очень осто­рожны, сказал Нарышкин, я сейчас же сообщу обо всем князю Орлову и он уже сумеет доло­жить обо всем Государю. Сообщать жандарм­ским властям или в контр-разведку не следо­вало, ибо наша Канцелярия была вне контро­ля других учреждений. Кроме того, если Госу­дарь захочет наградить сестру лично, то, пред­варительно, она, конечно, будет обыскана. Мое мнение, что в общем она говорит правду, но че­го-то не договаривает и скрывает. Я прошу ин­женера посещать сестру в гостиннице, позна­комиться с ней поближе, пригласить на ужин в Европейскую гостинницу и постараться уз­нать — почему она носит тяжелое оружие, совсем сестре милосердия неприсвоенное?» «Конечно, все расходы инженера Канцелярия оплатит», прибавил он улыбаясь, а нужно сказать, что мы его никогда не видели ни смею­щимся, ни улыбающимся.

Сестра стояла в гостиннице «Эрмитаж» против Николаевского вокзала и мне легко бы­ло ее найти.

На другой день, переодевшись в свою ин­женерскую форму, я поехал в гостинницу, на­шел ее номер и постучался. Открыла сестра, сперва удивленная незнакомому визитеру, но потом сказала: «Я не знала, что вы инженер и служите в военном учреждении». Усадив ме­ня, она стала распрашивать, получено ли рас­поряжение о дальнейшей судьбе знамени и узнав, что надо ждать ответа из Ставки, ска­зала: «Я много пережила и несколько дней разницы для меня не составят». Узнав, что она первый раз в столице, я предложил ей пока­зать достопримечательности и город, так как времени у нас много а я свободен от занятий. Мы поехали на острова, потом пообедали в Европейской гостиннице и вернулись в «Эрми­таж», где за поданным официантом чаем и раз­говорились.

По ее рассказам, она была по матери швед­ка и до смерти матери все детство говорила по шведски, почему у нее и остался такой акцент. Отец тоже рано умер и она воспитывалась у сестры матери, которая жила в Херсоне. Рано вышла замуж. Муж врач, тоже пропал без ве­сти в первых же боях в Восточной Пруссии. Она провела все эти бои в санитарном отряде при 1-й армии, а потом, потеряла связь со сво­им Отрядом, блуждала и помогала в разных частях. Все перемешалось и найти свою часть было невозможно. Я спросил ее — почему она носит оружие? Она слегка смутилась и вынув из шинели тяжелый браунинг 12 калибра, по­дала его мне. Открыв магазин, я увидел семь пуль а восьмая — была в стволе. На обойме было мелко написано «Берлин». Она сказала, что браунинг нашла на поле сражения и спря­тала. «Вместе со знаменем?» спросил я. «Да, вместе». «А для чего вам теперь это оружие?» Она ответила, что пока была у немцев, храни­ла его как оружие против посягателей и, вооб­ще, когда она была на ускоренных курсах се­стер милосердия, то доктора ей говорили, что сестры могут подвернуться насилию и, для сво­его спокойствия, нужно иметь с собой циани­стый калий в ампулке. Она вынула ампулку и мне показала. «Полагаю, что вам теперь ниче­го не грозит и вы можете жить спокойно». «Нет, я снова поеду на фронт. Здесь мне нече­го делать, а близких у меня нет», ответила се­стра.

На другой день, я доложил полковнику На­рышкину о моем разговоре. Тот подумал и сказал — «независимо от ответа Ставки, к ау­диенции ее допускать нельзя». Через несколь­ко дней пришел ответ князя Орлова, что по его докладу, о спасении знамени, Государь награ­дил сестру Сорокину Георгиевскими Крестами 1-й и 2-й степ. Пришедшая в канцелярию, се­стра была торжественно встречена и награж­дена Орденами. Особой радости я у нее не за­метил, и она даже спросила Нарышкина будет ли принята Государем, на что тот ответил, что ввиду важных событий, Государь отбыл в Действующую Армию.

Когда в 1917 г. я был на фронте, то, слу­чайно, в журнале «Огонек» увидел фотогра­фию сестры Сорокиной, в солдатской шинели с костылем в руках и полным Георгиевским бантом на груди.

Разобраться в этом запутанном случае — дело будущего историка.

К. Гейштор

Голосовать

(Не оценивали)

 Loading ...

Похожие статьи:

• СКЕЛЬКА . 15 октября 1920 года. – Л. Пеньков
• Бутырское знамя в Брюсселе. – С. Андоленко
• Германский шпионаж в северной России. – И.И. Бобарыков
• КАДЕТУ – А.ГЕНКИН.
• Военно-историческая комиссия при Гвардейском Объединении. – В.А. Каменский
• Письма в Редакцию (№ 126)
• Находка зарытого в 1914 г. в Восточной Пруссии русского знамени. – С. Андоленко
• «Полтавский бой» 27 ноября 1918 года. – В. Милоданович
• К статье в Хронике «Военной Были» № 121, стр 46 и 47. – Ф.Р.