Из боевой жизни 40-го пехотного Колыванского полка
В последних числах сентября 1914 года я был вызван в штаб полка. Явившись туда, я увидел командира полка, который сидел на барабане перед помещением, в то время как штабное имущество уже грузилось на двуколки и подводы. Поздоровавшись, командир полка спросил )меня:
— Вы готовы?
— Так точно, господин полковник!
— Тогда разверните карту и найдите фольварк Мациевичи, в 3 верстах от нас по дороге на Красник. Нашли?
— Так точно, нашел.
— Идите с командой на этот фольварк и там явитесь полковнику Хвощинскому, командиру 5-го тяжелого артиллерийского дивизиона. Вы будете сегодня в прикрытии к этому дивизиону. Полковник Хвощинский желал, ссылаясь на устав, получить в прикрытие целый батальон, а я не дам ему и роты… По сведениям штаба дивизии впереди нас, до самого Красника, нет больших группировок австрийцев, а если и есть, то силою не больше батальона и которые спешно уходят от нас. Мы идем в голове дивизии и вместо вас я пошлю сотню донцов сотника Клочкова. Левее нас, по параллельному шоссе идет в 11 верстах от нас наша 7-я дивизия, а артиллерийский дивизион будет идти по лесной дороге посередине. Да имейте в виду, что артиллеристы, если у них застрянет где-нибудь орудие или зарядный ящик, всегда просят, чтобы их вытягивали солдаты из прикрытия, а сами даже и с передков не слезают. Так вот, я запрещаю вам помогать им своими людьми до тех пор, пока они не поставят на это всех своих. Поняли?
— Так точно, понял!
— Ну, доброго пути! К ночи будем в Краснике. Там разыщите нас, а я прикажу отвести и указать вам квартиры.
Я откозырял и пошел к команде. «Сегодня у нас отдых, — думалось мне, — идти по лесу не жарко, двигаться будем потихоньку и в Красник, за 26 верст, доберемся в свежем виде.
Но человек предполагает, а Бог располагает!… Приведя команду на фольварк Мациевичи и явившись командиру дивизиона полковнику Хвощинскому (кстати сказать, милейшему человеку), я сначала выслушал его сетования на то, что ему дают чуть ли не взвод пехоты вместо батальона, который положен по уставу для прикрытия, и т. д. Затем полковник Хвощинский сказал, что ввиду нашего прибытия, он снимает своих конных разведчиков, высланных вперед.
Через несколько минут моя команда выдвинулась на указанные ей места и весь отряд двинулся к Краснику. Идти по лесу было действительно не тяжело, двигались мы не спеша и в порядке. Только раз одно 6-дм. орудие завалилось в придорожную канаву и его долго оттуда вытаскивали. Так прошли мы верст десять, когда я получил из головного дозора донесение, что на поляне, верстах в трех впереди, окапывается на трех буграх австрийский батальон. Я приказал никому об этом не говорить, взял лошадь и поскакал вперед.
У опушки леса я привязал лошадь к дереву и пошел посмотреть, что делают австрийцы. Донесение было точным. Отыскав свой головной дозор, я приказал старшему послать людей в боковые дозоры, собрать их всех к головному и следить за противником, но самим не показываться. Затем я поскакал к полковнику Хвощинскому доложить ему обстановку.
Выслушав мой доклад, полковник Хвощинский явно растерялся, да и было отчего: глубокие канавы по обеим сторонам лесной дороги позволяли идти по ней только в одно орудие, лес к опушке зарос густым кустарником и о движении без дороги, вперед или назад, нечего было и думать. Между тем дивизион уже подошел на расстояние одной версты от поляны с окапывающимися австрийцами.
Я предложил командиру дивизиона такой план: подтянуть к опушке леса всех артиллеристов — конных разведчиков, вооруженных карабинами, и обозных, у которых были австрийские винтовки, подобранные ими в пути. Я же со своей командой обойду австрийцев справа по лесу и выйду им в тыл. Если там нет других австрийских частей, то я атакую пехоту на буграх и мы будем оттягивать их на себя, отходя к Краснику, в то время как артиллеристы — разведчики и обозные рассыпятся по опушке леса и откроют по австрийцам огонь одновременно с нашей командой, перебегая с места на место и растягивая цепь влево. Связь будем держать по телефонной линии, для чего я прошу дать мне два телефонных аппарата. Орудия же и зарядные ящики немедленно начать поворачивать, начиная с задних, и оттягивать колонну. Полковник Хвощинский поволновался немного, походил по дороге взад и вперед… и согласился.
Мы разошлись для отдачи распоряжений. Я оставил на опушке леса один из телефонных аппаратов, а второй аппарат потянул провод за мной по лесу. Выйдя незамеченной в тыл австрийцам, команда рассыпалась в цепь во всю длину фронта окапывающихся австрийцев (одна их рота, третья, сидела за средним бугром, в резерве). Я вызвал полковника Хвощинского по телефону и просил дать один выстрел из 6-дм. орудия по резервной австрийской роте, объяснив ее расположение. Выстрел будет сигналом начала нашей атаки, а для конных разведчиков и обозных — открытия частого ружейного огня.
Через пять минут раздался орудийный выстрел и над лесом в воздухе как будто загудел товарный поезд. Я взмахнул шашкой, и по этому знаку из леса на полянку с винтовками наперевес выскочила вся моя команда. Тяжелая 6-дм. бомба разорвалась как раз посередине австрийской роты, и австрийцы, бросая оружие, стали разбегаться во все стороны. Окрики офицеров не могли их остановить.
Но вот команда моя добежала до бугров. Несколько одиночных выстрелов, наших и австрийских, и все стихло. Подошли австрийские офицеры и сдали оружие, я взял у них лишь револьверы, оставив им их сабельки. Мы стали выстраивать австрийский батальон. Моя команда и подошедшие конные разведчики вынимали из австрийских винтовок затворы, оставляя винтовки австрийцам, чтобы они сами несли их к нам в тыл. Успевшие убежать стали выходить из леса и пристраиваться к своим ротам.
Подошел сияющий командир дивизиона и радостно сказал мне:
— Обычно пехота берет в плен артиллерию, но чтобы артиллерия брала в плен пехоту, я еще никогда не слышал о таких случаях. Поздравляю вас и себя. Много ли у вас потерь?
Оказалось, что у меня в команде ранен в мякоть ноги один солдат.
— Представьте его к Георгиевскому кресту, — сказал полковник Хвощинский, — я видел, как он одним из первых подбежал к австрийским окопам.
Я попросил разрешения представить к Георгиевскому кресту еще одного солдата и пять других — к Георгиевским медалям. Радостный полковник Хвощинский согласился.
За этим делом мы потеряли часа два времени, а затем, построившись в колонну, опять Двинулись к Краснику.
Полковник Хвощинский спросил у командира австрийского батальона майора Гавронека, почему его батальон так легко, без боя сдался нам. Майор ответил так:
— Мы видели ваш дивизион еще в то время, когда одно ваше орудие свалилось в канаву, но прикрытия вашего, кроме одного взвода, никак рассмотреть не могли и думали, что оно идет сзади. Мы знали, что по уставу у вас в прикрытии должен был быть батальон, то есть 1.000 штыков, а у меня в трех ротах было всего лишь 623 человека. Поэтому я еще заранее приказал — в случае, если нас атакуют, до штыков дело не допускать и сдаться… Если бы мы знали, что у вас почти не было прикрытия, теперь не мы, а ваши пушки и весь ваш дивизион были бы у нас в плену!
***
Через два дня после Любачева наш полк пришел в большое галицийское село X., где за день до нашего прихода стояли отступившие на Ярослав австрийские части.
К нашему удивлению, в первый раз с начала войны мы нашли почти все колодцы в селе забросанными всякими нечистотами, вплоть до трупов кошек, собак и пр. Только три или четыре колодца показались чистыми, и солдаты устремились к ним напиться холодной воды и наполнить свои баклаги. Но уже часа через два у всех, кто пил эту воду, началась рвота и колики. Полковые врачи сделали анализ воды, в которой обнаружили бациллы европейской холеры (холерины). С некоторым запозданием были приняты меры предосторожности: ко всем колодцам поставили часовых, а воду стали возить из реки, что протекала в 1½ верстах от села, и эту воду было запрещено пить в сыром виде. К счастью, никаких смертных случаев в полку не было.
Простояв в этом селе сутки, ушли и мы по дороге на Ярослав. Догнать австрийцев мы уже не могли, так как они, по-видимому, очень спешили к Ярославу. Через три дня подошли к этому старому славянскому городу и мы.
Ярослав расположен на возвышенном берегу реки Сан и виден издалека. Подойти к городу вплотную мы не могли: он был окружен кольцом сильных фортов, оплетенных проволочными заграждениями, поставленными во рвах на цементированном полу. Промежутки между фортами защищались междуфортовыми батареями, и уже после взятия Ярослава мы нашли на них совершенно исправными около 50 орудий разных калибров, до 8-дм. включительно. Оборона была усилена еще и артиллерией полевых войск, оборонявших Ярослав. Снарядов австрийцы тоже имели в изобилии.
Наш полк занял позицию против фортов Пиводы и Вязовница, а другие полки нашей дивизии — правее нас. Так мы стояли трое суток, ведя разведку и беспокоя противника. Нервничая, австрийцы поднимали каждую ночь такую артиллерийскую канонаду, как будто мы уже шли на их форты приступом. В первую же ночь были отправлены в разведку четыре дозора по 6 человек каждый. Я взял с собой трех солдат и отправился с пятым дозором, решив пройти между фортом Пиводы и батареей правее его. Только мы подошли к стоявшей в поле веялке, как в нескольких шагах от нас разорвался австрийский снаряд, отбивший мне осколком каблук сапога. За этим снарядом посыпались и следующие, и вскоре ни в чем неповинная веялка была совершенно разбита. Мы укрылись в недалекой канаве, а затем перебежками по одному отошли назад, в кусты.
Вернувшись к штабу полка, я получил от командира полка приказание провести кухни 2-го и 3-го батальонов к их ротам. Уже стемнело, и поэтому мы подошли к окапывающимся цепям рот спокойно. Только с кухней 8-й роты случилось маленькое происшествие: кашевар отказался от сопровождения кухни разведчиком, сказав, что он знает, где стоит рота, и сам доведет кухню. Внезапно в ночной тишине раздался грохот скачущей кухни. Шум стал приближаться к окопу 5-й роты, откуда провожатые разводили кухни и куда все они должны были вернуться после раздачи пищи. Кто-то кричал: «Митька, да ведь это австрийцы!». Затем послышался звон металла и надрывный вопль: «Паняй, Митька, паняй дужей!».
Навстречу скачущей кухне выбежал солдат нашей команды и стал кричать: «Стойте, стойте, в окоп ввалитесь! Да стойте же, дурачье!». В ответ раздался голос: «Стой, Митька, это ж наши! Слышь по-нашему гутарят!».
Кухня стала. Оказалось, что артельщик, правивший лошадьми, ошибся в направлении и привел кухню прямо к австрийским окопам. Услышав, что подъехала кухня и вкусно запахло едой, сонные и полусонные австрийцы, которым еще не доставили их ужин, стали вылезать из своих временных одиночных окопчиков и идти к кухне. Прибежал австрийский фельдфебель и начал орать на них, конечно, по-немецки. Услышав немецкую речь, кашевар хлестнул по лошадям. «Слава Богу, спаслись от плена!» закончил свой доклад кашевар.
Кухню провели к 8-й роте, и через несколько минут оттуда уже доносился голос командира роты, который громким басом распекал кашевара за его самостоятельную поездку к австрийцам. К ним в это время тоже подъехали кухни, и поэтому стрельбы не было с обеих сторон.
Ночная разведка дозоров больших результатов не дала, если не считать захваченного спящим австрийского секрета. На следующую ночь выслали опять три дозора. Я с одним солдатом прошел до реки Сан левее форта Пиводы, где горел еще австрийский винокуренный завод, зажженный дневной бомбардировкой. Здесь, идя по берегу над самой рекой, мы внезапно попали под обстрел австрийского секрета. Бросились на выстрелы и захватили двух австрийцев. При них оказались боевые патроны только в подсумках, а рядом с ними целый мешок холостых патронов, которые они так щедро и расходовали. Обоих захваченных пленных я отправил в штаб полка, и они же понесли мешки с их холостыми патронами.
Я продолжал идти дальше по берегу реки. Подойдя к заранее намеченному пункту, я прилег на землю и стал ожидать возвращения солдата, которого послал с австрийцами в штаб полка. Кругом стояла тишина, изредка нарушаемая какими-то шорохами. Внезапно справа от меня, совсем близко, раздался сильный взрыв, пламя осветило на мгновение форт Пиводы и батарею правее его. Затем пламя погасло, сверху сыпалась земля и какие-то обломки и чей-то знакомый голос сказал: «Не надо было назад заворачивать, был бы я теперь без хлопот в раю!»
— Это ты, Горохов? — спросил я. — Ты не ранен, не разбился?
— Никак нет, Ваше Благородие, штаны вот только на коленках лопнули, да руки ободрал.
В этот момент с форта Пиводы затрещало не менее десятка пулеметов и я на четвереньках вкатился в воронку от взрыва мины, в которой уже лежал рядовой Горохов. Через несколько минут к нам подполз и другой солдат. Оказалось, что, возвращаясь назад из дозора, Горохов зацепился за что-то ногой, отчего и взлетел на воздух. Видя, что он с трудом ходит, я отослал его в расположение команды, а сам задержался еще на час и затем вернулся в полк.
Утром я увидел полкового адъютанта поручика Т. и узнал от него результаты опроса пленных австрийцев. Настроение у них паническое, сказал поручик, много дезертиров, «самострелов», и боятся они нашего наступления как огня. В Ярославе, со дня нашего подхода к городу, идет погрузка и отправка ценного имущества и интендантских складов. Вчера в городе прошел слух, что русские где-то уже переправились через Сан и тогда было будто бы приказано все бросать и уходить к Перемышлю.
Как только хорошо рассвело, мы услышали орудийный выстрел 5-го тяжелого дивизиона полковника Хвощинского, подошедшего ночью. Первый выстрел был дан из 42-лн. орудия по австрийскому флагу на цитадели. Вероятно, попадание было хорошим, так как флаг немедленно спустился. Затем шестидюймовки начали бить по фортам, но почему-то не стреляли по батареям между фортами. Постреляли редким огнем до обеда и остановили стрельбу. Так было до 4 часов. Затем дали три залпа по цитадели и опять прекратили стрельбу.
Вечером я снова выслал четыре дозора, с одним из которых пошел сам. На австрийской стороне была полная тишина, ни выстрела. Мимо нас проехали на форт два конных и через пять минут выехали обратно. Еще минут через десять с форта выехала повозка с вещами и двумя солдатами. Я с фельдфебелем вышел к ней навстречу и, вынув наган, приказал свернуть и ехать к нашим окопам. Мы спросили солдат, что говорили на форту приезжавшие конные и почему у них такая тишина. Один из солдат, хорват, ответил, что город приказано утром сдать, а с фортов уйти потихоньку. Я отправил пленных с фельдфебелем в штаб полка. Вскоре к нам присоединился другой дозор, чей старший доложил, что австрийские офицеры и солдаты уходят с батарей по шоссе на Ярослав.
Возвратившийся фельдфебель доложил, что командир полка говорил по телефону с начальником дивизии и сообщил ему все, что сказали опрошенные австрийцы. Затем командир полка приказал 2-му и 4-му батальонам выходить на шоссе и идти по направлению к Ярославу, а мне — выслать всех свободных от дозоров людей вперед. Фельдфебель доложил также, что в распоряжение командира полка прибыл саперный офицер подрывать, где окажутся, мины (фугасы).
Я приказал стянуть все дозоры к форту Пиводы. Взяв свой сильный морской бинокль, я долго всматривался в предрассветную темноту до тех пор, пока не обнаружил на цитадели Ярослава и на некоторых из городских зданий большие белые флаги, о чем послал доложить командиру полка.
Было уже около 6 часов утра и белые флаги в Ярославе можно было видеть и в обычный бинокль. Из форта Пиводы стали выходить, группами и без строя, австрийцы без оружия. Часть их разбежалась, другие сдались. Их было человек 70. Я поднялся на форт и бегло осмотрел его. На брустверах стояли еще 3 малых и один большой прожектора, было много брошенного оружия, патронов и пулеметов. Всюду валялись банки из-под консервов и бутылки от рома и пива. К этому времени к форту уже шли наши 11-я и 12-я роты.
Я пошел со своими людьми к штабу полка.
Доложив командиру полка об обстановке и получив дальнейшие инструкции, я приказал одному из унтер-офицеров вести людей в команду, а денщику своему сказал, чтобы он собирал вещи на подводу и двигался бы со штабом полка.
Командир полка спросил меня, как я мог увидеть белые флаги на цитадели и на домах Ярослава, когда он и теперь еще их не видит. Вместо ответа я протянул ему мой морской бинокль и он лично убедился, что это так.
Когда я подходил к форту Вязовницы, белые флаги на ярославских домах были видны и простым глазом. У села Вязовницы, за фортом, мы увидели заколотых мадьярами овец, свиней, коров и т. д. Там же были найдены и тела трех жителей…
Когда команда приблизилась к Ярославу, австрийская пехота, переходившая через реку, бросилась бежать по мосту. Мост провалился, и несколько человек упали в воду. Австрийцы подъехали на лодке и подорвали несколько свай моста, а самый мост зажгли. Это не позволило по меньшей мере тысяче австрийцев попасть на другой берег Сана, и они сдались в плен. Подошли понтоны 23-го саперного батальона. Наша команда переправилась первой, осмотрела город и берег реки, а еще через 1½ часа наша пехота уже шла по понтонному мосту. Впереди шел знаменный взвод с развернутым знаменем и музыкой, игравшей наш старый Егерский марш. Так прошли через весь город по главной улице, а затем полки стали по квартирам…
Так, после трехдневного сопротивления, при поддержке подошедшей тяжелой артиллерии, пал сначала форт Пиводы (2-й батальон Колыванцев), а затем, после короткого сопротивления, австрийцы сдали и Вязовницу вместе с промежуточными батареями, ибо 3-й Кавказский корпус переправился у Сенявы, и австрийцы боялись быть отрезанными.
Мы взяли здесь богатую военную добычу: до 40 орудий, 4 прожектора, много пулеметов и винтовок.
Пройдя галицийскую столицу, мы двинулись на Перемышль, забирая в плен сотни австрийцев, но, не дойдя верст двадцати до этой крепости, повернули на Пшедворск, прошли его и пошли на Люблин для переброски в район Варшавы.
Колыванец
Www.amedisin.ru Сушильные шкафы медицинские 40: шкаф сушильный шс 40 02 спу www.amedisin.ru. www.amedisin.ru |
Похожие статьи:
- Бой на Злотой Липе Тоустобабы-Хорожанка. – Полк. Архипов
- Арьергардный бой. – В. Милоданович
- Бунт роты 5-го саперного батальона в Киеве в ноябре 1906 года. – К. Сазонов
- 13-й пехотный Белозерский Генерал-фельдмаршала кн. Волконского полк в гражданскую войну. – И. Горяйнов
- Лейб-гвардии Гренадерский полк в войну 1914-1917 гг. Бой у деревни Крупе. – С. П. Андоленко.
- ГЕРОИ И ЗАБАВНИКИ – Анатолий МАРКОВ
- Братские могилы Симбирцев. – В.Н. Лукин
- Российские солдаты. – Полковник Попов
- 14-й Конный Пограничный полк в 1914 году (Продолжение, №105). – П. Маковой