Статьи из парижского журнала "Военная Быль" (1952-1974). Издавался Обще-Кадетским Объединением под редакцией А.А. Геринга
Monday December 2nd 2024

Номера журнала

Взятие Ростова 7-го – 8-го февраля 1920 года. – Е. Оношкович-Яцына



Приобрел прекрасно изданную книгу под­полковника В. Е. Павлова «Марковцы в боях за Россию», том 2-ой, и мне, естественно, захоте­лось узнать, как наши боевые товарищи оцени­ли одно из красивейших действий Сводно-Гвардейского кавалерийского полка, который 7-го февраля своей конной атакой обеспечил взя­тие Ростова, захватив 800 пленных, 2 бронепо­езда, уже не говоря о брошенных противником орудиях. Открыл страницу 211-ую и с удивле­нием прочел, что нашему полку уделено ровно четыре слова, в то время, как вся тяжесть боя легла именно на кавалерию, вернее на один Сводно-Гвардейский кавалерийский полк.

Во имя восстановления исторической прав­ды, я пришел к заключению, что надо описать этот бой, исключительный по своей картиннос­ти, но, добавлю, совершенно абсурдный с точки зрения правоверной военной науки.

В то время я командовал 1-ым эскадроном Лейб-Гвардии Кирасирского Его Величества полка. В строю у меня было 3 офицера и 46 ки­расир, плюс 2 пулемета Максима на тачанках. Всего в Сводно-Кавалерийском полку, под ко­мандой генерал-майора М. Ф. Данилова, было 240 шашек.

Стояли мы на восточной окраине Батайска и 6-го февраля в 10 часов вечера полк, подня­тый по тревоге, собрался на сборный пункт у церкви. Вызванные к командиру полка коман­диры эскадронов были поставлены в курс зада­чи. Задача взять Ростов. Впереди идут Корни­ловцы, которым приказано с налету занять ста­ницу Гниловскую. Как только тет-де-пон будет обеспечен, наш полк должен обойти Ростов с западной стороны и войти в город со стороны Темерника.

Погода стояла исключительно тяжелая для операции, но может быть благоприятная для того, чтобы захватить врага врасплох. Мороз в 25 градусов, снежная пурга и сильный север­ный ветер. Одел я на себя все, что мог и в ту минуту не подозревал, что все, что я навьючил на себя, спасет мне жизнь.

Движение через замерзшие плавни и камы­ши было тяжелым. Лошади были кованы толь­ко на передние ноги и скользили на льду. Мы больше вели их в поводу, борясь с неистовым ветром и налеплявшимся снегом. Шли мы мно­го дальше, чем предполагалось и рассвет застал нас на льду в виду Ростова. Полк стал в резерв­ную колонну перед широким рукавом Дона и было странно, что красные молчат и не стреля­ют.

Мертвая тишина была нарушена короткой очередью пулемета впереди нас, и по сигналу мы сели по коням и рысью, посколько позволял грунт, двинулись к Гниловской. Корниловцы сделали великолепную работу — они застигли большевиков спящими и перекололи команд­ный состав в вагонах, захватив пути товарной станции и небольшой плацдарм в первых домах Гниловской.

Тут произошло то, что можно было уже да­вно ожидать, — большевики поняли, что белые пришли, и открыли жестокий огонь по Гнилов­ской и по льду за нами, по которому перебегали Марковцы. Они понесли потери от артиллерий­ского огня по льду, а наш конный полк сбился в кучу за домами, по которым большевики били из пулеметов. Положение казалось очень се­рьезным и я не представлял себе, каким чудом мы сможем выбраться из этой западни, так как нельзя было показать носа из-за пуль, роем свистевшим над нами и между домами.

Генерал Данилов, с совершенно исключительным спокойствием, отдал приказание ки­расирам Ее Величества и моему эскадрону, бли­жайшим к нему, следовать за ним и, в колонне по три, мы двинулись по откосу вверх, пройдя мертвое пространство, пока мы не вышли на ра­внину. Полк вытянулся в колонну и вышел в открытое поле под Темерником. За полком сле­довали мои две пулеметные тачанки и два гор­ных орудия Лейб-Гвардии Конной артиллерии под командой Фитингофа-Шелль. Картина представилась величественной, но далеко не успокоительной. Из Темерника, нам во фланг, двигались цепи большевиков на расстоянии по­лутора верст. Черные точки на снежной равни­не ясно указывали на перевес сил не в нашу пользу. Заметив нашу колонну, идущую рысью фланговым маршем, большевики открыли ру­жейный огонь на предельном расстоянии. Пули сбивали снег и, воя на излете, свистели справа. Начались потери. Ехавший за мной мой весто­вой Омельченко был убит пулей в голову, люди и лошади стали падать, а полк, как на параде, продолжал идти фланговым маршем, пока не поравнялся с правым флангом цепей.

Генерал Данилов завернул левое плечо впе­ред и раздалась команда «Полк, строй фронт!» и мой эскадрон вышел вправо, тогда как все ос­тальные понеслись влево, и развернутый строй начал заходить левым плечом, чтобы охватить правый фланг врага. В эту минуту я получил такой удар в грудь, что не схватись я за гриву лошади, я вылетел бы из седла. Ко мне подъе­хали два наших унтер-офицера и поддержали за локти. «Шашки вон, пики-на бедро!» и при­жимая мою рану, я повел эскадрон на совет­ские цепи.

Генерал Данилов скакал впереди полка и делал мне знаки уменьшить аллюр, чтобы дать левофланговым эскадронам заскакать во фланг. Было нелегко сдерживать лошадей и людей, так как оставаться мишенью, когда в лицо не­сется рой пуль, частью рикошетировавших на мерзлой пашне, казалось невыносимым. Мое личное состояние было необычным, я прими­рился с мыслью, что я смертельно ранен и ис­текаю кровью, но хотелось знать, чем все кон­чится. Наконец раздалось громкогласное «ура!» и настал последний акт, когда мы налетели на сбегающуюся в кучу пехоту. Моральный пере­лом произошел, когда мы дошли на 200 шагов — большевики воткнули штыки в снег и подня­ли руки.

Сейчас же повели 800 пленных под кон­воем Лейб-Драгун в Гниловскую, чтобы сдать их Корниловцам. Но из-за разницы уровня на­ша атака не была видна Корниловцам и, увидя надвигающуюся густую колонну пехоты, они ее приняли за врагов и покрыли пулеметной оче­редью. Пленные разбежались по полю и послан был еще один эскадрон, чтобы их собрать снова.

Как только боевая задача кончилась, меня сняли с лошади, так как боль заставила меня согнуться к луке. Начали меня раздевать, а часть моих кирасир вернулась назад подбирать раненых. Убитых, к сожалению, мы должны были оставить на поле за неимением средств перевозки. Пока на 25-тиградусном морозе с меня снимали, одну за одной, две шинели, ко­жаную куртку, козью душегрейку, все оказа­лось пробитым пулей, но она разбила эмаль на моем георгиевском кресте и на груди был боль­шой кровоподтек, а раны никакой.

Пока я одевался с помощью моих кирасир, обстановка снова изменилась. Нужно сказать, что Ростовский железнодорожный узел имеет круговую ветвь, соединяющую главный путь через Дон и железнодорожную линию вдоль Дона. На этой круговой ветви вдруг показался идущий задним ходом бронепоезд с морскими орудиями и салон-вагонами. Поезд дымил и на малом ходу приближался к пункту сосредото­чения полка на окраине Темерника. В этот мо­мент подоспел взвод Лейб-Гвардии Конной Ар­тиллерии и барон Фитингоф-Шелль снял свои две горные пушки с передков и приготовился встретить бронепоезд (а их оказалось фактиче­ски два — «Вся власть советам» и «Советская Россия)», которые медленно подходили и рас­стояние до пути было 300 шагов. Наши две пу­шки открыли огонь прямой наводкой гранатой по паровозу, откуда поднялось облако пара и «Вся власть советам» продефилировал перед нами, не открыв огня.

Поезд остановился, но тут мы поняли, что под его прикрытием, матросы в черных бушла­тах бросили свой поезд и спасались в сторону скакового круга. Тут произошло нечто совер­шенно неожиданное, повиновение было забыто и наши солдаты взяли инициативу в свои руки. Как только первый бронепоезд остановился, наши молодцы кинулись через железнодорож­ное полотно вдогонку убегавшим матросам. Их примеру последовала команда второго броне­поезда «Советская Россия» и равнина сделалась свидетелем одиночных поединков между на­шими кавалеристами и матросами. Когда гене­рал Данилов приказал трубить сбор, на снеж­ной равнине были лишь неподвижные черные точки зарубленных или заколотых матросов.

Наш командир был очень недоволен этим самоуправством, но когда эскадроны вернулись в строй, нахмуренный генерал только сказал «Без приказания из строя не отлучаться, пом­нить дисциплину!»

Наш командир передал по эскадронам при­казание стать на квартиры в крайних домах Темерника, не расседлывать и половина соста­ва в усиленном сторожевом охранении.

Мы, офицеры, собравшись вокруг команди­ра, выражали наше удивление тем, что мы не входим в Ростов, который мы могли взять го­лыми руками. Я забыл сказать, что пока мы за­хватывали в плен бригаду, вышедшую из Темерника, Корниловцы и Марковцы отбили ог­нем атаку другой советской бригады, атаковав­шей Гниловскую по берегу и частично по льду. У красных деморализация была полная и ни о каком сопротивлении не могло быть и речи. Од­нако приказ был приказом и надо было подчи­ниться. Дело в том, что казаки, наступавшие от Аксая, задержались в продвижении, и высшее командование хотело замкнуть кольцо, так как путь к отступлению лежал больше к востоку, то есть — из Нахичевани.

Ночь была тревожная, а для меня — мучи­тельная из-за боли в груди, и мы с облегчением вздохнули, когда на рассвете полк снова соб­рался в резервные колонны и двинулся к ска­ковому кругу. В виде особой чести генерал Да­нилов приказал эскадрону Его Величества ки­расир итти в голове полка.

Полк двинулся в колонне по Нахичеванскому проспекту к центру. Тут произошло послед­нее приключение, окончившееся по счастью благополучно. Я вел мой эскадрон за команди­ром полка, по ветру развевались наши значки на пиках, на значке нашего эскадрона был дву­главый орел. Я не представлял собой никакого декоративного элемента, грудь ныла от боли и я был согнут в дугу. Вдруг, прямо на нас несет­ся советский броневик с красными звездами, двумя пулеметами и ясно видна красная над­пись «Мефистофель». Что делать? Почему он не стреляет? Броневик несется прямо на нашу колонну и может смести нас! Генерал Данилов командует «стой!», но тут происходит нечто не­вероятное: броневик направляется влево и въезжает в огромный сугроб, где его колеса беспомощно буксуют. Открывается задняя дверь и из машины вылезла тройка: какой-то комиссар в шубе с хорошим воротником, деви­ца в косынке сестры милосердия и шофер. Тут мы поняли, почему броневик не стрелял. Вну­три был ящик табака и мешки с сахаром, не позволявшие добраться до пулеметов. Эта тро­йка была арестована, у броневика поставлен караул, а позже добыча была роздана по эска­дронам.

После этого последнего инцидента все про­шло гладко. Полк в полном порядке, под ова­ции населения, прошел по Нахичеванскому проспекту и стал на квартиры в центре города. Население не знало как нас ублажить. Прино­сили еду, папиросы, вино, словом полное тор­жество победителей. Пешие части вошли в Рос­тов с юга, а кавалерия с севера.

Заключение.

Во всяком бою элемент неожиданности яв­ляется часто решающим и заменяет собой соотношение сил. Так было 7-го февраля 1920 года, когда численно малая единица, — Сводно-Гвардейский кавалерийский полк, сильная ду­хом, дисциплиной и главное, под коман­дой исключительно одаренного, беззавет­но храброго и хладнокровного командира, генерал-майора М. Ф. Данилова, Лейб-Гвар­дии Кирасирского Ее Величества Госуда­рыни Императрицы Марии Федоровны пол­ка, кадета Орловского Бахтина кадетско­го корпуса и юнкера Николаевского ка­валерийского училища, совершила одно из са­мых блестящих, по своим результатам, кавале­рийских дел.

Выход под сильным обстрелом превосход­ных сил наступающей пехоты из тет-де-пона Гниловской, фланговый марш во фланг и тыл противника, не помышляя о собственном тыле, конная атака на нерасстроенную пехоту на ров­ной местности, начатая за полторы версты, с уверенностью в победе, это дело рук незауряд­ного командира, которому верили и за которым шли, Выход полка в тыл Темерника и инцидент с двумя бронепоездами свидетельствует о том, что противник был застигнут врасплох.

В этом деле не было свидетелей, а через 10 дней был новый кровавый бой под Егорлыкской, в котором погибло 10 офицеров, так что живыми свидетелями боев 7-го и 8-го февраля остались только кавалергард Г. Г. Раух и автор этой статьи.

Цель ее — не восхваление своих заслуг, а желание отдать должное нашим офицерам и сроднившимся с ними солдатам, которые, не щадя жизни, честно выполняли свой долг.

Книга, написанная Марковнами, показыва­ет, что пешим частям Добровольческой Армии действия конницы, то есть — Сводно-Гвардейского полка, остались неизвестными, а они бы­ли решающими, так как полк прошел по тылам противника, окончательно его деморализо­вав и уничтожив его боеспособность.

Не могу не вспомнить наших кирасир, ун­тер-офицеров и взводных, бывших кадет, соз­давших спайку, благодаря которой все чудеса оказались выполнимыми. Борис Николаевич Кейгерист, 2-го кадетского корпуса, Лев Нико­лаевич Вентцель, Первого кадетского корпуса, Сергей Богданович Богдасаров, Сумского кадет­ского корпуса, Матусевич, Марсалий Марсальевич, 2-го кадетского корпуса, Иванов, Кирилл Владимирович, Первого кадетского корпуса и Николаевского кавалерийского училища. Не могу не вспомнить и правоведа Сташевского, Михаила Арсеньевича, произведенного в кор­неты и убитого под Карповой Балкой в Крыму, на Сиваше, 27-го октября 1920 года. Все они че­стно легли за честь полка и за Россию.

Ротмистр Е. Оношкович-Яцына

Добавить отзыв