Великий Князь Константин Николаевич, второй сын Императора Николая 1-го (1827-1892). Был генерал-адмиралом. Стоял во главе флота. Сотрудник Императора Александра 2-го по освобождению крестьян и председатель Государственного Совета.
А. В. Головнин познакомил деда с целой плеядой талантливых людей, которые составили блестящий кружок вокруг него. В дальнейшей своей государственной деятельности дед выдвигал их вперед, на помощь себе при разработке реформ. Из этого кружка вышли: М. А. Рейтерн, граф Д. А. Толстой, барон В. Е. Врангель, князь Д. А. Оболенский, князь Н. М. Голицын, П. Н. Глебов, К. С. Варант и другие. Рейтерн был впоследствии министром финансов, а граф Толстой — министром народного просвещения, а затем и внутренних дел.
В области науки дед особенно много сделал для русского Географического общества, основателем которого был его воспитатель, Ф. П. Литке. Дед снабдил хронометрами и универсальными инструментами астрономическую экспедицию Шварца в Сибири. Он принимал самое живое участие в организованных Географическим обществом после Крымской кампании экспедициях, хоросанской и других, в сопредельные азиатские страны. Знаменитые путешествия Пржевальского тоже могли состояться, в значительной степени, благодаря поддержке, сказанной H. М. Пржевальскому моим дедом.
Дед очень интересовался деятельностью Пулковской обсерватории и, как видно из его письма к А. В. Головнину, был в хороших отношениях с директором этой обсерватории Отто Струве.
Дед пишет 30 сентября 1882 года Головнину из Крыма: «У нас теперь видна перед восходом солнца на S. О. громадная комета небывалой яркости. Я про нее спросил по телеграфу Струве. Он ответил, что она принадлежит к новой загадочной группе комет, проходящих через фотосферу солнца, и обещает подробности письменно. В немецкой иллюстрации я видел намек, что это может быть комета 1812 года, для которой Энке вычислил орбиту приблизительно в 70 лет».
Из другого письма: «Пересылаю тебе в этом пакете чрезвычайно интересное письмо нашего пулковского Отто Струве, которое он мне написал в ответ на мой вопрос по телеграфу о неимоверно великолепной комете, что видна у нас под утро на небольшой высоте над горизонтом на юго-восточном небе. Я два раза вставал ночью в 4 часа, чтобы ею любоваться, несмотря на неприятность выхода из теплой постели на холодный утренний воздух. Но зрелище было так великолепно, что оно стоило этой маленькой неприятности, и я оба раза оставался около часа на воздухе, пока не начинала заниматься утренняя бледная заря и комета начинала бледнеть. Это письмо Струве, вероятно, и тебя заинтересует. Прошу тебя моим именем его поблагодарить за его милое письмо, столь интересное и в котором столько нового для меня.
Чрезвычайно замечательно, как при полном нашем неведении комет вообще, наука все-таки сделала и делает постоянно новые открытия. Как странно, например, совершенное изменение химического состава кометы по мере ее приближения к солнцу, обнаруженное спектральными наблюдениями. Как замечательно, что помощнику Струве, Гассельбергу, удалось в лаборатории почти воспроизвести те же явления через пропускание гальванического тока. Какое новое неожиданное поприще открывается этим для исследования науки! Что за загадочные явления, эти кометы! Между прочим, я не могу понять, как это астрономы не предсказали появления этой огромной кометы. Как случилось, что ее увидели вдруг, в непосредственном соседстве солнца, в полном ее величии и блеске, так что во многих местах ее даже днем видели простым глазом? Как же не заметили ее приближения к солнцу, когда теперь очень хорошо видим ее удаление и следим за ним? Как такая громадная комета, а не маленькое телескопическое явление, могла, так сказать, тайком подойти к солнцу, никем не замеченная, и появиться вдруг, совершенно неожиданно, в полном блеске, подле самого солнца? Первое известие об этой комете пришло из Бразилии в начале сентября, когда она уже была в полном блеске.
Спроси, пожалуйста, почтенного Струве, чем и как он это объясняет?…»
***
Дед очень любил музыку. Он записал в своем дневнике 19 апреля 1862 года: «… Вечером у меня в кабинете для жинки Шуберт, Венявский и Кюндигер играли два трио Бетховена. Прелесть, и весь вечерок очень хорошо удался».
Кюндигер Рудольф, это — наш милый Рудольф Васильевич, Руди, преподаватель игры на рояле моего отца, дяденьки и очень многих лиц Императорской Фамилии. Он — немецкий пианист и педагог, в 1856 году переселился в Россию и с 1860 года был преподавателем музыки в нашей семье (скончался в 1913 г.).
«25 октября 1862 года. Вечером с жинкой много играл на органе и фортепиано». То же самое и 26 и 28 октября: «У нас было маленькое собрание, и я с Калерджи играл на органе и фортепиано».
Калерджи, Мария Федоровна, — талантливая пианистка-дилетантка, игравшая видную роль в высшем обществе 1840-60 гг., воспетая Теофилом Готье и Генрихом Гейне, друг Альфреда де Мюссе, Листа, Вагнера и Таузига, в 1863 году вышла замуж вторым браком за варшавского обер-полицмейстера С. С. Муханова.
«26 ноября… Вечером маленькое собрание, и Кентский играл на скрипке недурно. Но, по-моему, куда как Венявский лучше».
«30 ноября… Вечером у нас маленькое собрание с музыкой, — фортепиано, орган, скрипка и виолончель. Очень недурно».
«17 декабря… Вечером призывали пианиста Пешке, и я с ним долго играл на фортепиано и органе, сперва «Stabat Mater» — Pergolese, а потом разные другие вещи. Это было невыразимое удовольствие»., «27 декабря: вечером с жинкой играл на органе».
«29 декабря: вечером играл с Пешке».
Из этих записей в дневнике, хотя и кратких, видно, как дед любил музыку. В Петербурге у него собирались по пятницам в Белом зале несколько музыкантов, бывал известный виолончелист Вержбилович. Матушка помнила эти музыкальные собрания.
В 1873 году дед принял звание президента Российского музыкального общества.
Однажды в Мраморном дворце, в Белом зале, был большой концерт. Играл оркестр консерватории. Дед играл в оркестре на виолончели, сидя рядом с Вержбиловичем. Отец играл на рояле, а герцогиня Елена Георгиевна Мекленбург-Стрелицкая пела.
8-20 февраля 1883 года дедушка пишет А. В. Головнину из Парижа: «За завтраком была у нас наша знаменитая пианистка Есипова, которая здесь гостит и приводит своей игрой французов в совершенный восторг. В 2 часа собрались у меня мои прошлогодние артисты, постоянно со мной по пятницам игравшие, и мы музицировали до половины пятого, и с Есиповой. Сыграли мы три вещи: квартет Моцарта, секстет Мендельсона и квинтет Бетховена. Все это, к нашему удивлению, было Есиповой совершенно неизвестно, и ей приходилось играть, что называется с листа, дешифрировать, что она делала, разумеется, мастерски».
Я спрашивал моего отца, хорошо ли дед играл на виолончели. Отец ответил, что неважно. Кажется, поэтому он садился рядом с Вержбиловичем, который ему помогал.
«Посетил я бедного Ивана Сергеевича Тургенева. Операция удалась превосходно, но он опять, бедный, невыразимо страшно страдает своим старым недугом — грудной жабой, болезнью неизлечимой, от которой он может когда-нибудь совершенно неожиданно, вдруг, умереть. Ужасно жаль!».
Проводя в Париже зиму 1882 года, дед как-то пригласил к себе на обед, кроме ежедневных гостей (адъютанта, доктора и управляющего Павловском), еще Ивана Сергеевича Тургенева, художника Боголюбова, вице-адмирала Лихачева и других и очень ярко описывает этот обед в своем письме к А. В. Головнину от 4-16 февраля:
«Вечером состоялся обед, который вышел гораздо более парадным, чем я воображал. Я тебе уже писал, как скромно устроена здесь моя жизнь и как домашняя стряпня обходится дешево (обед в пять блюд по 5 фр. с персоны). Я давно замечал, что это не нравится моему фактотуму, лакею Жаку, который прежде служил у дипломатов, привык к train de grand maison и поэтому на мою вполне буржуазную и экономическую жизнь смотрел свысока, даже с неким презрением. Вот я ему и поручил soigner le diner et la table на этот раз. В его руках моя простая обстановка вдруг преобразилась, как бы у некоего колдуна в волшебной сказке. Войдя в столовую, я чуть не ахнул. Она вдруг преобразилась, приняв самый аристократический и комильфотный вид. Стол был сервирован просто роскошно, цветы и масса серебра и кругом лакеи во фраках и в белых галстуках, с вытянутыми шеями от крепко накрахмаленных воротничков, с серьезными физиономиями истых дипломатов. Невольно я улыбнулся и чуть не расхохотался, так это мне показалось смешно по сравнению с обыденной жизнью, к которой я привык. И обед он нам заказал что называется un diner fin, которого и покойный Vatel не постыдился бы. Чего уж тут не было! И filets de sole à la Join ville et asperges je ne sais quoi et dinde truffée и какие-то вина jonair, и фрукты и мороженое, и пр. и пр. Monsieur Jacques всем этим заведовал avec une mine dimportance, будто исполнял важное государственное дело. Оно было в его глазах так важно, и каждая подробность исполнения для него была так важна, что он серьезно обиделся тем, что я приказал подавать ликеры в кувшинах, в которых они были куплены, а не переливать их в графины, как он полагал. Вследствие этого я, вероятно, потерял 60 процентов в его глазах, и он смотрит на меня с соболезнованием за то, что я предпочел кувшины графинам. Итак, вот какой был обед — tout a fait grand genre, — знайте наших!».
«Тургеневу, кажется, у меня понравилось, потому что он уехал в двенадцатом часу. Все время разговор был такой оживленный, что о каком-либо чтении не приходилось даже и заикаться. Как было бы променять на оное наш разговор! И разговор был в высшей степени приятный, натуральный, не то, чтобы один только Тургенев все время парадировал и был бы как на сцене, эксплоатированный нами. Нет, разговор был совершенно общий, все в нем принимали участие, и Тургенев, никем не эксплоатированный, играл в нем совершенно натурально преобладающую и главную роль. Много интересного он рассказывал из своей жизни, из своих наблюдений. Особенно интересны были его рассказы, как в 1852 году его засадили на месяц в Казанскую часть за письмо о смерти Гоголя, и как ему здесь (в Париже) на днях пришлось таскаться по разным мытарствам канцелярским, чтобы добиться разрешения для выставки наших художников. Все это он рассказывал так умно, так живо, как будто в лицах, так что видишь все в живой картине перед собой. Время прошло прелестно и совсем незаметно и оставило у всех неизгладимое воспоминание».
Великий Князь Гавриил Константинович
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading ...Похожие статьи:
- Из записок во время похода в Персию. – А. А. Столыпин
- ИМЕНА КОТОРЫХ НЕЛЬЗЯ ЗАБЫВАТЬ.
- МУЗЫКАНТЫ. Из «Общей тетради.» – С.Двигубский
- Из флотских воспоминаний (№116). – Н. Р. Гутан
- Верхом из-под Полтавы на Парижскую выставку. – А. Г.
- Обзор военной печати (№109)
- «Щипонос». – П.В. Шиловский
- Из боевой жизни Митавских гусар. – Николай Рерберг
- В 1903 ГОДУ (Из воспоминаний о І-м Московском Корпусе)
Loading ...