ВОЕННАЯ БЫЛЬ

ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА

(Окончание)

Новороссийская эва­куация. Согласно при­казу на 13-ое марта полк с другими частя­ми своей дивизии дол­жен был к 7 ч. утра выдвинуться к дер. Борисовке и в случае наступления против­ника отойти на глав­ные позиции в 1½ в. от города, которые к 8 ч. утра занимались частями Добровольческого корпуса под командой полковника Туркула.

В исполнение этого полк к 7 ч. утра по­дошел к дер. Борисовке, которая на рассве­те была занята красными. Здесь к полку присоединился 3-й эскадрон. Вскоре было обнаружено наступление противника от Борисовки, отбитое огнем наших частей. В бо­евой линии — лейб — 2-й и 4-й эскадроны; 3-й эскадрон обеспечивал левый фланг, рас­полагаясь уступом вперед. К 10 ч. утра про­тивник значительно усилился в Борисовке и вновь перешел в наступление с обходом на­шего левого фланга двумя полками. Деятель­ную поддержку для отражения этого наступ­ления оказали наши бронепоезда, открывшие с железной дороги фланговый огонь, и осо­бенно артиллерия английского дредноута «Им­ператор Индии»; удачные его попадания на­водили панику в рядах красных. Благодаря огню «Императора Индии» удалось удержать­ся на передовых позициях весь день и это обстоятельство сыграло немаловажную роль: так называемые «главные позиции» полков­ником Туркулом заняты не были; большая часть пехоты Добровольческого корпуса в этот день спешно грузилась на пароходы; за­нятие позиции было лишь обозначено сла­быми частями, не объединенными единым ко­мандованием; достаточных сил в распоряже­нии генерала Барбовича, начальника оборо­ны северного сектора Новороссийска, не бы­ло, — все, что с утра попало в боевую ли­нию, стремилось грузиться, помимо разреше­ния начальства. Так, когда в 11 ч. утра, по настоятельной просьбе генерала Чеснакова генерал Барбович решил поддержать его пол­ком, то в нем, по докладу командира полка (полк. Ковалинского), вместо должных 400 ша­шек оказалось 67.

К чести всех чинов нашего полка необ­ходимо отметить, что, верные своему долгу, они стойко переносили очень тяжелое душев­ное состояние, полное сомнений, как удаст­ся погрузиться, полагаясь исключительно на «слово», данное им старшими начальниками, что все они не будут брошены и что, как пра­вило погрузки, установлено, что каждый начальник будет садиться на пароход после погрузки всей своей части.

В 7 ч. вечера был получен приказ гене­рала Барбовича, чтобы с наступлением тем­ноты, оставив на позициях только слабые разъезды, частями отходить на пристань, где бросить лошадей и грузиться на пароход «Аю-Даг». Когда в исполнение этого полк к 10 ч. вечера прибыл на пристань и, спешив­шись и оставив на набережной весь конский состав, с большим трудом прошел к «Аю-Дагу», то оказалось, что на нем мест нет. Пароход собирался отходить и был перегру­жен частями 1-й кавалерийской дивизии; из Сводной кавалерийской дивизии на него по­пал только штаб дивизии с офицерским эскадроном, — всего около 70 человек и часть чугуевских улан и клястицких гусар. Таким образом, части, фактически прикрывавшие в этот день Новороссийск, бросались на произ­вол судьбы!… Только после настоятельных требований генерала Чеснакова генерал Бар­бович, бывший уже на «Аю-Даге», послал на рейд к английскому командованию офице­ра с просьбой помочь оставшимся без места частям Сводной кавалерийской дивизии пре­доставлением какого-либо транспорта. После долгого, томительного ожидания вернувший­ся офицер сообщил, что англичанами будет подан для погрузки пароход, который разве­зет всех на другие суда. Действительно, око­ло 2 часов ночи подошел пароход, приняв­ший первую партию в 300 человек и обе­щавший сделать сколько надо будет рейсов. По распоряжению генерала Чеснакова, заве­дующего погрузкой, в первую очередь ушли чугуевцы; во второй рейс были погружены конно-артиллеристы и часть клястицких гусар; отходя, командир парохода сообщил, что согласно распоряжению английского коман­дования, он больше не вернется. Оставался непогруженным весь наш полк, около 450 че­ловек, и небольшая часть клястицких гусар. Положение создалось трагическое, все паро­ходы от пристани отошли, начинало светать, и было несомненно, что утром красные вор­вутся в город…

Далеко на пристани, у Цементного завода (Восточный мол), виднелся единственный еще не ушедший пароход, и вот туда к нему дви­нулся полк во главе с командиром. С боль­шим трудом пробираясь через толпу, неся на себе седла, амуницию и пулеметы, подо­шел полк к Восточному молу, где, оказа­лось, заканчивает погрузку транспорт «Ни­колай 119» (Самурский полк и др.), но он пе­регружен и никого больше принять не мо­жет… Наступило утро, с гор, окружающих бухту, начался пулеметный огонь красных. В таких трагических обстоятельствах коман­дир полка решил идти в конец мола, уходя­щего в море, чтобы здесь, имея обеспечен­ный тыл, возможно дольше сопротивляться красными, и по команде «Мариупольцы, за мной!» полк двинулся по молу к морю.

У конца мола некоторые офицеры заме­тили небольшой брошенный катер, наполови­ну залитый водой, но еще с парами в котле. Поручик Векслер, как бывший моряк, опре­делил, что еще около часа пары продержат­ся, и организовал управление катером, на ко­тором генерал Чеснаков решил идти на рейд, где виднелись суда английской и француз­ской эскадр и наши миноносцы. Полку бы­ло приказано оставаться на молу и ожидать возвращения командира. Едва управляясь, катер стал уходить в море, давая тревожные сигналы другим судам. Они были замечены и к катеру подошел эскадренный миноносец «Пылкий», на котором был штаб генерала Кутепова. Когда генерал Чеснаков попал на «Пылкий» и доложил генералу Кутепову о положении брошенного полка, он получил приказание идти походным порядком на Ге­ленджик, куда к вечеру будут поданы ми­ноносцы. Ввиду явной невозможности испол­нить этот приказ генерал Чеснаков отказал­ся и стал доказывать необходимость немед­ленно подать наши миноносцы к молу для спасения брошенных частей. Только после этого с «Пылкого» были даны сигналы на «Капитан Сакен» (штаб генерала Деникина), на миноносец «Беспокойный» и французские канонерские лодки «Дюшафолт» и «Ансень Ру».

Вскоре эскадренный миноносец «Капитан Сакен» с генералом Деникиным подошел к концу Восточного мола и принял группу ма­риупольцев и клястицких гусар, выстроившихся развернутым фронтом, имея перед собой полковой значек, укрепленный на анг­лийской пике. Эскадренный миноносец «Пыл­кий», на котором находился генерал Куте­пов, подошел около 9 ч. к Восточному молу, где принял около 300 человек, в том числе значительную часть непогрузившихся мари­упольцев. Вскоре из города начался пуле­метный, а потом артиллерийский огонь крас­ных по молу, на что «Пылкий» отвечал ог­нем своей судовой артиллерии и, выпустив около 100 снарядов, привел в молчание про­тивника. Принятые пассажиры переводились на «Императора Индии». Во второй рейс «Пылкий» оказал помощь имевшему аварию машины французскому миноносцу «Ансень Ру», выведя его на буксире на рейд. Эскад­ренный миноносец «Беспокойный», на кото­ром был начальник дивизиона миноносцев кап. 1-го ранга Лебедев, вошел утром в порт и, заняв позицию в его середине, обстрели­вал из своих трех 100-мм. орудий красные части, прикрывая своим огнем действия дру­гих кораблей. «Капитан Сакен» вывел на рейд баржу, на которую погрузились остат­ки каких-то пехотных и казачьих частей, и там баржу взял на буксир один из парохо­дов. В это время Восточный мол был обстре­лян с гор над Цементным заводом пулемет­ным огнем. Вошедшая в порт наша подвод­ная лодка «Утка» огнем своих 3 орудий рассеяла противника и дала возможность французской канонерской лодке «Дюшафолт» подойти к Восточному молу. Французы объ­явили, что они могут принять 190 человек, хотя по своему водоизмещению смогли бы принять до 300, то есть все остатки дивизии.

Оказавшийся здесь полковник Белевцов не желал грузиться до окончания погрузки всех чинов полка и, только уступая настоя­нию ротмистра Франка и поручика Ильин­ского, перешел на канонерку за 2-3 минуты до ее отхода. Никаких вещей, кроме вин­товок и шашек, брать с собой французы не разрешали. Канонерская лодка «Дюшафолт» отошла от Восточного мола около 10 ч. утра и прибыла в Феодосию около 17 ч. того же 14 марта. Большинство оставшихся на Восточ­ном молу мариупольцев принадлежало к пу­леметному эскадрону.

На Восточном молу против Цементного за­вода остались непогруженными многие части Донской армии, которые получили приказа­ние эвакуироваться через Тамань, где были сосредоточены необходимые плавучие средст­ва, но стихийно ринулись на Новороссийск, где и без них тоннажа не хватало.

При таких обстоятельствах многочислен­ная боевая эскадра бросила на произвол красных большое число воинских чинов.

Так закончилась для полка Новороссийская трагедия.

Высадка и стоянка в Феодосии. К вечеру 16 марта в Феодосии с разных судов высади­лись разбросанные эвакуацией части полка и были размещены в бараках Феодосийско­го элеватора. Всего собралось 40 офицеров и около 370 гусар; недосчитывалось около 100 гусар, по большей части не смогших про­биться на мол. Все полковое имущество, рав­но как почти все собственные вещи офице­ров и гусар, были потеряны; часть седел и пулеметы были брошены на молу за невоз­можностью с ними пробиться через толпу. Вообще материальное положение полка бы­ло катастрофическое.

Но все же полку удалось собрать около 100 чел. пополнений (главным образом из ка­заков), получить немного вооружения и 2 пу­лемета.

23 марта приказом Донского атамана про­изведены были за боевые отличия подполков­ник Яновский — в полковники и ротмистр Яновский в подполковники.

За отличную и доблестную боевую служ­бу на офицерских должностях командиров взводов вольноопределяющиеся Албранд, Великопольский, Шахов Корчинский, Рачинский и Парада были произведены в корнеты.

Все произведенные г. г. офицеры в марте представлялись генерал-лейтенанту Богаевскому, неизменно сердечно расположенному к своим мариупольцам.

25 марта был переведен в полк и зачис­лен в списки полка помощник командира полка по хозяйственной части полковник Милович. Того же 25 марта, приказом Глав­нокомандующего генерал-лейтенанта барона Врангеля, Сводная кавалерийская дивизия была включена в состав 3-го Крымского кор­пуса и подлежала немедленному отправлению на фронт.

Расформировался запасный дивизион, и полковник Новов вернулся в полк и всту­пил во временное командование полком, за­нимая должность помощника командира полка по строевой части.

Отправление полка на фронт к Джанкою. 28 марта, в Страстную субботу, эшелон полка отправился из Феодосии в Джанкой. Празд­ник Пасхи встретили в вагонах. Состав пол­ка: 45 офицеров, 435 штыков, 2 пулемета, ни одной повозки, ни одной лошади. 29 марта в Джанкое генерал Слащев произвел полку смотр и в тот же день полк отправился на ст. Воинку, куда приехал и командир полка (он же начальник дивизии) генерал Чесна­ков, ездивший к Главнокомандующему исхо­датайствовать скорейшее снабжение полка всем необходимым и главным образом хотя бы несколькими лошадьми для разведки и связи. Вести, привезенные командиром полка, были печальные: в снабжении полку было отказано за неприведением в ясность запа­сов, бывших в Крыму и вывезенных из Но­вороссийска, а главное, — что в связи с предстоящей реорганизацией армии полку угрожает потеря своей самостоятельности и включение в состав сводного полка по обще­му плану новой организации регулярной кава­лерии.

31 марта, согласно приказу генерала Сла­щева на фронт был отправлен сводный диви­зион (по одному эскадрону от полка) под командой полковника Яновского, остальные части отводились для реорганизации в рай­он станции Сарабузы. От полка на фронте осталось по 1 взводу от эскадрона под ко­мандой ротмистра Гордеева.

Стоянка в районе ст. Сарабузы. Послед­ние дни полка как самостоятельной части. 1 апреля 1920 г. полк был перевезен на ст. Са­рабузы и разместился: штаб полка, лейб-эскадрон, 3-й, 4-й и пулеметный эскадроны в дер. Софиевке; 2-й эскадрон — Чеюнча. 12 апреля 3-й эскадрон перешел в соседнюю де­ревню. Не допуская возможности расформи­рования части, имеющей прочную спайку, хо­зяйственный аппарат и более 400 штыков, ко­мандир полка с вновь назначенным помощ­ником по строевой части полковником Нововым деятельно занялись приведением эскад­ронов в полную боевую готовность для уча­стия в намеченном на 1-2 мая общем наступ­лении армии. Постепенно получено было не­достающее вооружение и обмундирование, с большими усилиями добились аванса на по­купку лошадей. За эти деньги к 1 мая каж­дый эскадрон получил по 5 лошадей (что со­ставило целое событие в жизни полка); налади­лись хозяйственная часть, довольствие, попол­нили хор трубачей (до 12 чел.), ежедневно про­изводились занятия, и к маю полк был при­веден в хороший порядок. Не хватало лоша­дей, но все сознавали невозможность скорого их получения и горели желанием идти на фронт в пешем строю, чтобы там добыть се­бе коней. Всех волновали только упорные слухи о предстоящем скором расформировании полка как самостоятельной части, но никто не хотел верить возможности этого, — все были твердо убеждены, что Главнокомандующий этого не допустит, узнав об отличном состоя­нии и твердой спайке полка. В свою очередь командир полка принимал все меры для до­клада об этом Главнокомандующему, для че­го несколько раз был в Севастополе у на­чальника штаба генерала Шатилова. Тем вре­менем оставленный на фронте наш эскадрон бессменно нес боевую службу на Чонгарском перешейке, участвуя во всех боевых дейст­виях, и зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. Были ранены ротмистр Гордеев (2 раза), корнет Великопольский и 17 гусар и убито 6 гусар.

9 мая полк справлял свой полковой празд­ник. Полковой священник, о. Николай Афон­ский, рано утром отслужил молебен во 2-м эскадроне, стоявшем сравнительно далеко от Софиевки, а в 11 ч. молебен перед фронтом остальных частей полка; по окончании бого­служения командир полка генерал Чеснаков благословил полк иконой св. Николая Чудо­творца, покровителя полка, и эскадроны ра­зошлись на обед, а офицеры пошли на завтрак в собрании.

В числе немногочисленных гостей была при­ехавшая поздравить родной полк Ольга Сер­геевна Шидловская, прослужившая в старом полку с 15 июня 1915 г. до декабря 1917 г. гусаром-добровольцем под именем Олега Шидловского. Скромен и печален был празднич­ный гусарский завтрак: то, что казалось не­возможным, свершилось, — в этот день стало известно, что официальным приказом полк включается в состав 4-го сводного кавалерий­ского полка 2-й кавалерийской дивизии, что командир полка получает другое назначение, одним словом, что мариупольцы прекращают свое самостоятельное существование…

9 мая, дополнительным приказом Донско­го атамана от 16 марта, за боевую службу были произведены в корнеты полка вольно­определяющиеся 3-го эскадрона Шишков и Дьяков.

На 16 мая было назначено отправление эскадронов в район ст. Воинки для включе­ния в состав новой организации, и последую­щие дни прошли в сборах к выступлению.

16-го в 6 ч. вечера на плацу в д. Спат был отслужен молебен, и командир полка обра­тился к полку с прощальным словом, благо­дарил за службу и напутствовал указаниями беречь традиции мариупольцев и заветы «де­дов».

К 9 ч. вечера полк погрузился в вагоны и от­правился на фронт.

Этим, собственно говоря, заканчивается ис­тория Мариупольского гусарского Императрицы Елисаветы Петровны полка за время граж­данской войны. Дальнейшее есть история пре­бывания мариупольцев, как ячейки, в другой части.

Мариупольцы в составе 4-го сводного кава­лерийского полка. Войдя 5-м и 6-м эскадрона­ми в состав 4-го сводного кавалерийского пол­ка, командиром которого был назначен Алек­сандрийского гусарского полка полковник князь Авалов, тесно сплоченные мариуполь­цы свято сохранили свои полковые традиции, свою форму и впредь продолжали отличаться в боевых действиях.

Общее наступление армии было предпри­нято в конце мая. Оно превзошло все ожи­дания. Наши части, отбросив противника да­леко за Перекоп и Сиваши, после упорных боев овладели местностью, лежавшей на се­вер от Крымского полуострова и ограничен­ной с северо-запада нижним течением Днеп­ра, от устьев его до Каховки. Противник от­ступал за Днепр. На правом фланге, заняв г. Мелитополь, наши дивизии продвигались к границам Екатеринославской губернии. В се­редине июня, севернее Мелитополя, корнилов­цами, поддержанными броневиками, авиацией и 3-й донской дивизией, был окружен и пол­ностью уничтожен сильный конный советс­кий корпус Жлобы, пытавшийся прорваться в Крым. Были захвачены: вся артиллерия этой группы, свыше 40 орудий, до 200 пулеме­тов, около 2.000 пленных и до 3.000 коней.

Радостным событием было для нас, что после разгрома конного корпуса Жлобы ста­ла производиться спешная посадка на коней нашей кавалерии, до этого времени действовав­шей в пешем строю. После донских дивизий получили коней почти все наши регулярные кавалерийские части, реорганизованные в но­вые полки и составившие отдельный конный корпус, командиром которого был назначен генерал Барбович. В первых числах июля ме­сяца 2-я конная дивизия, в состав которой входил и наш 4-й сводный кавалерийский полк, перешла в конном строю в район г. Же­ребца, верстах в ста севернее Мелитополя, где и вела удачные бои против наступающих кра­сных. 20 июля кубанцы и дроздовцы овла­дели г. Александровском на Днепре.

Но 25 июля красные под прикрытием силь­ного артиллерийского огня переправились че­рез Днепр под Малой Каховкой и большими си­лами повели наступление на юг.

По распоряжению Главнокомандующего кор­пус генерала Барбовича был спешно двинут в район с. Серагозы.

Наша конная дивизия из Б. Токмака про­шла в течение трех суток почти 150 верст до д. Константиновки, верстах в 30 от Каховки.

Переночевав в этой деревне, мы на рассвете 30 июля на окраине ее нашли не толь­ко нашу дивизию, но и весь конный корпус ге­нерала Барбовича в его полном составе. На сравнительно небольшом пространстве убран­ного поля собрались в конном строю кадры почти всех старых кавалерийских полков. В гвардейском дивизионе мелькали фуражки конногвардейцев, кавалергардов, синих и жел­тых кирасир, дальше ярким пятном выде­лялся эскадрон изюмских гусар, и по всему фронту обеих дивизий весело пестрели цве­та знакомых гусарских, уланских и драгун­ских полков. Эти кадры хранили в себе за­лог будущего возрождения старых полков, и в это прекрасное утро невольно чудилось, что над ними, в золотистых лучах восходящего солнца, на фоне безоблачного неба, в лучезар­ном видении распростер свои крылья русский двуглавый орел…

В тот же день произошла атака конного кор­пуса против окопавшихся под д. Черненькой красных. Под пулеметным и артиллерийским огнем противника корпус в развернутом строю лавой пошел в атаку. Наш мариупольский 5-й эскадрон сводного полка с налета захва­тил неприятельскую полубатарею в полной за­пряжке и с прислугой. Командиры успели за­ранее ускакать.

Особых потерь наши эскадроны не поне­сли, только легко ранен был корнет Албранд и под одним вольноопределяющимся убита бы­ла лошадь. На одном участке атаки гвардей­ских эскадронов была зарублена целая рота ла­тышей, не пожелавших сдаться.

Но все же нашему корпусу, захвативше­му еще одно орудие, пулеметы и пленных, не удалось отрезать противника от Днепра, так как под Черненькой мы атаковали только арьергарды главных сил красных, успевших отойти на укрепленные позиции у Днепра.

В последующие дни Мариупольский диви­зион занимал ряд хуторов в непосредствен­ной близости от красных окопов. Ожидали общей атаки неприятельских позиций. В ожи­дании ее неминуемости нашему 5-му эскадро­ну, в составе двух взводов, приказано было атаковать в конном строю лавой один близле­жащий хутор. Наши два взвода, доскакав до гумна этого хутора, залегли, но были обстре­ляны сильным пулеметным и артиллерий­ским огнем противника, цепи которого око­пались за хутором. За полчаса времени на­ши взводы потеряли большую часть своих коней. Контужен был поручик Никитин. Пред­полагавшейся атаки за этот день так и не произошло, и мы, казалось, бесцельно пожертвовали своим конским составом. Как стало известно поздней, общая атака на этом фрон­те не произошла потому, что на левом флан­ге армии наша пехота оказалась не в состоянии преодолеть упорное сопротивление про­тивника.

Теперь пехота переходила к обороне впредь до будущих решительных действий, а наш корпус должен был отойти в резерв в дер. Нижние Серагозы.

В середине августа красные опять про­рвали фронт, на этот раз где-то севернее Д. Дмитриевки, к которой мы теперь как раз подходили. В Нижних Серагозах мы получи­ли приказание сдать коней и в тот же вечер, уже в пешем строю, были отправлены навстре­чу противнику. Под Агайманом был ранен ротмистр Пашкевич.

Отступив под натиском красных до с. По­кровское, мы там на вторые сутки узнали, что наш дивизион назначен в ударную груп­пу, которой поручено лобовой атакой во что бы то ни стало отбросить противника обратно к Каховке.

На следующий день мы без боя заняли дер. Санбурин. Затем с помощью других ча­стей заняли дер. Агайман.

20 августа после бессонной ночи, проведен­ной на неудобных повозках, с трудом выво­зимых крестьянскими лошадьми по размы­той дождем дороге, мы на рассвете, продрог­шие и разбитые, очутились неподалеку от дер. Дмитриевки, перед которой красные понарыли окопов.

В пешей атаке на Дмитриевку в первой це­пи шли мариупольцы. За ними в некотором отдалении следовали архангелогородцы, а за их цепью держались пулеметные тачанкии обоз с командой связи. Правее мариупольцев, немного поодаль, двигались черноморцы, а еще дальше виднелась какая-то другая часть, — должно быть корниловцы. Мы оказались на левом фланге цепей, а еще левее нас шел конный взвод мариупольцев под начальством ротмистра Зеновича.

Лихой пешей атакой под ружейным, пу­леметным и шрапнельным огнем красные око­пы были нами взяты. Противник бежал, по­бросав штыки и все, что могло помешать сво­бодному бегству.

От Дмитриевки до Каховки всего каких-нибудь верст двадцать по прямой линии. Те­снимый по всему фронту противник медленно отходил перед нами к Днепру, и уже к ве­черу мы вошли в зону обстрела с Каховских заднепровских позиций.

Ночью 21 августа, соблюдая полную ти­шину, наш дивизион отправился по направ­лению к Днепру, но тут поутру нарвался на окопы противника. Оказалось, что покуда Каховка штурмовалась нашей пехотой, наш дивизион просто ходил в разведку. Отступив, мы окопались неподалеку при помощи тех ручных лопат, которые достались нам под Дмитриевкой. Затем, когда нас сменила дру­гая часть, мы были отведены на ближай­ший хутор. С противоположной стороны Днеп­ра красные посылали нам шестидюймовые снаряды. Но в тот же день 23 августа мы узнали, что наша дивизия отводится на от­дых на южное побережье Крыма и что се­годня же наш дивизион должен быть отправ­лен на соединение с ней.

Всех нас охватило радостное, праздничное настроение. Но наша надежда на отдых в ус­ловиях мирной тыловой обстановки не оправ­далась: здесь, в глубоком тылу, нам неожи­данно пришлось вновь взяться за оружие, на этот раз на внутреннем фронте.

Действительно, банды зеленых скопились в окрестностях курорта Старый Крым и с ча­са на час можно было ожидать их налета и на Феодосию.

Поначалу нас расквартировали именно в этом Старом Крыму. Правда, зеленые при­тихли, но ясно чувствовалось их присутствие. После недельной стоянки полк отбыл на под­водах на Судак, на побережье Черного моря, откуда он должен был наблюдать за дейст­виями зеленых, облюбовавших эту местность. По дороге эскадроны попали в засаду, ус­троенную зелеными. Было убито и ранено не­сколько офицеров и солдат, но мариупольцы, ехавшие сзади, потерь не понесли.

Вскоре в полк доставили партию только что мобилизованных лошадей. Начались хло­поты по доставке фуража в нашу глухую стоянку. За сеном ездили верст за 30, в Карасубазар, а иногда и в горные аулы. Ожи­далась доставка седел и необходимых принад­лежностей. Из Феодосии, в предместьях ко­торой остановились наши хозяйственные час­ти, прислали нам и обмундирование. С до­ставкой нам лошадей, полковая жизнь вновь пошла своим чередом, а в первых числах октября мы были вызваны на фронт.

В день нашего выступления из Судака дошла весть о том, что армия, перешедшая в наступление от Александровска и перепра­вившаяся было на правый берег Днепра, от­ступила с потерями в исходное положение. На левом фланге не удался и штурм Кахов­ских позиций. Тогда же дошли до нас све­дения, что Польша заключила мир с боль­шевиками и что красные стягивают значи­тельные силы к Днепру. Никто не сомневал­ся, что в Северной Таврии нас ожидают же­стокие, решающие бои.

От Джанкоя, миновав Сальково, эшелон остановился на ст. Рыково. Отсюда после ко­роткого привала полк должен был в конном строю идти на соединение с дивизией.

Вскоре за этим, под Нижними Серагозами, дивизион ходил в бой. Обстрелянные жестоким артиллерийским огнем, атакованные ши­рокими лавами конницы корпуса Буденного, недавно прибывшего с польского фронта, пол­ки были смяты и отступили. Во время боя пропал без вести раненый новый полковой адъ­ютант, — мариуполец штабс-ротмистр Кондубович. Дивизия, с трудом сдерживая буденовцев, отступила на юг, по направлению к Рыково.

События стали развертываться с крайней быстротой. Красные заняли Мелитополь, в котором остались невывезенными неисчисли­мые запасы хлеба, а также большая часть интендантского имущества, бронепоезда и ору­дия. Часть буденновский конницы прорвалась было к Салькову. Положение получилось угрожающее. К тому же настали сильные мо­розы, исключительные для Крыма.

Теперь вся кавалерия отводилась в Крым через Чонгарский мост, тогда как пехотные части, отбившие авангарды противника, заня­ли Сальковские позиции.

Вскоре стало известно, что красные, за­няв Сальково, прорвались на Чонгар. Под Пе­рекопом за последние дни происходил на­стоящий ад; но хуже того, — красные ночью переправились через замерзшие Сиваши и прорвались в Крым. Таганашская позиция па­ла, и Джанкой спешно эвакуировался. Един­ственным спасением для армии являлась те­перь только посадка на суда.

По приказу Главнокомандующего регуляр­ная конница должна была идти на погруз­ку в Ялту, а донцы — в Феодосию.

В ночь с 31 октября на 1 ноября дивизион мариупольцев в составе 4-го кавалерийского полка погрузился в Ялте на пароход «Русь». 1 ноября «Русь» снимается с якоря и мариупольцы покидают родину. 8 ноября они при­бывают в Галлиполи и располагаются в ла­гере кавалерийской дивизии в долине «Роз и смерти». 1 ноября приказом начальника ка­валерийской дивизии генерал-лейтенанта Бар­бовича дивизион переформировывается в 5-й эскадрон 3-го кав. полка с сохранением сво­его имени. Летом 1921 г. эскадрон мариуполь­цев грузится на пароход «Керасунд» и при­бывает через Салоники Гевгели в Сербию, где отправляется на пограничную стражу (итальянская граница — Адриатическое побе­режье).

10 июня 1932 г. приказом генерала Миллера было учреждено «Единение 4-го гусарского Мариупольского Императрицы Елисаветы Пет­ровны полка», а 2 июля того же года прика­зом начальника кавалерии и конной артил­лерии Русского Обще-Воинского Союза, гене­рал-лейтенанта Барбовича полковое Единение зачисляется в состав кавалерии Р. О. В. С.

Это полковое объединение существует и по сие время в Сан-Франциско, Калифорния, США. В Сербии мариупольская полковая се­мья была пополнена произведенными в кор­неты юнкерами Николаевского кавалерийско­го училища в Белой Церкви. Это были: А. Белевич, Е. Дмитриев, Н. Кастелянов, В. Петичинский, Я. Прозоров, Е. Слободчиков, Е. Щелканов, Н. Лошунов., М. Подоляко, Г. Стацевич, А. Стацевич, В. Беланицкий-Бируля, М. Занфиров, И. Лошунов, С. Мясников и В. Стацевич, (сдал экзамен при училище). Позд­нее были произведены в офицеры вольнооп­ределяющиеся — мариупольцы: И. Рубах, Г. Хижняков, П. Гаттенбергер и А. Пустовойтенко, окончившие Военно-училищные курсы в предвоенное время в Югославии и во время 2-й мировой войны.

В обстановке рассеяния мариупольцы про­должают сохранять полковую семью, сохра­няя свои полковые традиции и заветы сво­их предков.

Насколько сплочена и жизнеспособна бы­ла всегда полковая семья мариупольцев под­тверждается количеством кадровых офице­ров, прибывших на Дон в Добровольческую армию и принимавших участие в возрожде­нии родного полка, — в процентном отноше­нии оно было выше чем во всех других полках кавалерии!

Но не только офицеры, но и гусары горя­чо любили свой полк. Вот для примера один трогательный эпизод. В 20-х годах кавале­рийская дивизия находилась на работах по постройке стратегического шоссе в Югославии. В расположении 3 офицерского эскадрона Ник. Кав. У-ща была построена деревянная баня, и сторожем ее был назначен наш гусар-мариуполец Столбов. Про него говорили, что он — бывший каторжник, освобожденный во время революции, и вид его соответствовал этому, — он был рябой и действительно по­хож на арестанта. В одно утро, при выходе на работу было обнаружено, что баня ночью сгорела. На камне около места, где она бы­ла, сидел Столбов и плакал. Командир эскад­рона хотел ободрить его, увидев, как он уби­вается, и сказал ему: «Ничего, Столбов, не плачь, — построим новую баню». Ответ был: «Что мне баня, — сгорели мои мариупольские погоны!», — как раз те, что он получил в Стрельцовке и которые сделаны были тогда заботами штабс-ротмистра Соцевича.

Мало осталось теперь кадровых офицеров-мариупольцев. В 1970 году скончался старей­ший мариуполец, полковник В. К. Данич. Ста­рейшиstrongм мариупольцем является теперь полк. А. В. Золотухин. Из кадровых офицеров ста­рого полка остались еще полковники Я. Э. Бокщанин и Зенович.

Мало осталось и мариупольцев, принимав­ших в офицерском чине участие в граждан­ской войне: штабс-ротистр Векслер, поручики Шахов-Корчинский, Назаров, Великопольский, корнеты: Марков Албранд, Мазаев и Шишков.

Корнет Л. Шишков.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Редактору журнала «Военная Быль» А. А.ГЕРИНГУ.

Глубокоуважаемый Алексей Алексеевич, Объединение 4-го гусарского Мариупольского Императрицы Елисаветы Петровны полка при­носит Вам свою глубокую благодарность за Ваше любезное содействие, благодаря которо­му смогли появиться на страницах журнала материалы по истории нашего полка, как со дня его основания, так и за период граждан­ской войны.

Секретарь Объединения корнет А. Стацевич

***

Чины Объединения 4-го гусарского Мариу­польского Императрицы Елисаветы Петров­ны полка приносят глубочайшую благодар­ность своим однополчанам корнетам И. Рубах, А. Стацевичу и Л. Шишкову за понесенные ими труды по изданию материалов для истории родного полка.

Корнету И. Рубах за то что он, жертвуя своим свободным временем, собрал по библио­текам и книгохранилищам Нью-Йорка много дополнительного материала. Корнету А. Ста­цевичу, секретарю полкового Объединения за то что он, задавшись целью издать материалы по истории полка, находившиеся пятьдесят лет без движения в архиве Объединения, своей не­утомимой энергией добился этой цели, прило­жив поистине огромный труд по сбору материа­лов и средств для издания, вступив, по всем этим вопросам в переписку с издательством журнала «Военная Быль» и проведя до кон­ца дело издания. Корнету Л. Шишкову, авто­ру напечатанных двух статей, за то что он блестяще справился с поставленной ему пол­ковым Объединением задачей. Он разобрал все имевшиеся материалы, привел их в по­рядок, классифицировал и, добавив своими со­бственными воспоминаниями, отлично соста­вил статьи и подготовил их к печатанию. Все трое своей жертвенной работой доказали свою преданность и любовь к родному полку. Такая же благодарность относится и ко всем одно­полчанам, так или иначе способствовавшим и содействовавшим успеху нашего общего дела.

Глубокая благодарность приносится Петру Александровичу Варнек, одному из самых компетентных моряков в вопросе морских действий во время гражданской войны, за любезно сообщенные дополнительные детали о Новороссийской эвакуации.

Мысль наша обращается и к светлой памя­ти нашего покойного бывшего председателя Объединения полковника В. К. Данича, при ко­тором начался наш труд, в который он так­же вложил много сил и энергии, до последних дней своей жизни.

Появление в печати этого труда наполняет души всех Мариупольцев радостью и чувством глубокого удовлетворения от сознания, выпол­ненного, перед памятью родного полка, долга.

Объединение 4 гусарского Мариупольского Императрицы Елисаветы Петровны полка.

© ВОЕННАЯ БЫЛЬ